52

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

52

Всё-таки человек — существо внушаемое.

Никогда не относился с доверием к государственной пропаганде. Но видимо какая-то благостная муть, незаметно для меня самого, потихоньку осела в мозгу, под влиянием многочисленных слащавых публикаций, на тему: жить стало лучше, жить стало веселее. Наверное именно этим объясняется тот факт, что, получив паспорт на руки, решил я попытаться где-то устроиться на работу. Только сменить маленько тактику. Как раз перед этим было особо жаркое лето, когда над Москвой стоял дым от горящих торфяников и лесных пожаров. И не только, кстати, над Москвой — пожары бушевали вплоть до Полярного круга. Руководители лесхозов и районные власти на местах, хором горько жаловались на отсутствие рабочих рук. Не хотят, дескать, люди идти работать в лес, в глушь, за мизерные деньги — ну хоть ты плачь!.. Поневоле начали мысли в голову лезть: а ведь и вправду — у них там в лесу сторожки всякие имеются, в глухомани, куда действительно не каждый человек из города, или крупного посёлка работать поедет. Может быть в самом деле, на лесном кордоне найдётся для меня свободный угол?..

Но, куда бы я ни заглядывал, от ближнего Подмосковья до самых глухих его уголков, где бы ни был — в Шаховской, Румянцеве, Талдоме, Туголесье, Истре — всюду слышал решительно-категорическое: "Рабочие не нужны, жилья нет, директор уехал в Москву, когда приедет — не знаем". Причём, обычно отказывали, даже не заглянув в паспорт, не поинтересовавшись толком, кто я и откуда.

В Волоколамске была интересная картина. Контора лесхоза там представляет собой пустое двухэтажное здание. Никаких посетителей. Слышно как муха летает. И на входе в это сонное царство — вахта. С обязательной проверкой документов. А как же! Это вам не хухры-мухры. Это — лесхоз!

Но, может быть стоит попытаться обратиться в какую-нибудь центральную контору, "заведующую" лесом?.. Что ж, телефонно-адресный справочник в зубы — и вперёд. Где наша не пропадала!

Итак: Федеральное Агентство Лесного Хозяйства, или попросту Лесхоз — на улице Пятницкой. Тут-то уж, наверное — не мелкая шарашка?

Приехал. Поглядел. Да — не мелкая. Народ прёт туда на работу — как на демонстрацию. Здание солидное. Прихожая помпезная. Само собой — вахта на входе. На вахте — телефон.

Звоню. Интересуюсь: мол, не нужны ли где люди, на работу в лесу? Готов был поехать куда угодно — только бы гарантировали трудоустройство и жильё, хоть какую-нибудь избушку на курьих ножках, в любых дебрях.

— "Ой, вы знаете — мы этим не занимаемся…"

"А где этим занимаются?"

Посоветовали съездить "на места", в какое-нибудь лесничество. Круг замкнулся.

Вышел я на улицу, оглянулся на это хреново заведение. Впечатляет конечно. Бедный лес! Тех кто им заведует, пожалуй не намного меньше, чем в том самом лесу дубов…

Помню, наведался как-то в райцентр Петушки, Владимирской области. Может быть здесь, за пределами Подмосковья, хоть немного попроще?

Какое там! В несчастных Петушках, аж две компании сразу (государственная и коммерческая) рулят недорубленным ещё лесом. Как услыхали, что нет местной прописки — руками замахали: "Что вы, что вы — как можно!.."

Потом-то умные люди мне объяснили, не дали дураком помереть: ну куда, дескать, ты прёшься? Лес — это же живые деньги! На лесе сейчас бабки зашибаются немеряные, пока он, лес этот, ещё существует. А ты, простота, захотел за просто так на работу в лес попасть!..

Но, может за последние годы что-то изменилось на "колхозном фронте"? Вон ведь как власть имущие уверяют, что Россия развивается не по дням а по часам, что нефтедоллары просто некуда уже пристраивать, что экономике грозит перегрев…

Не совсем, правда, понятно, почему не сгорают синим пламенем куда более богатые Соединённые Штаты, почему до сих пор не превратилась в кучку пепла набитая деньгами со всего света крохотная Швейцария, или почему не превратились в обугленные головёшки некоторые "россиянские" олигархи. Впрочем, разумеется я понимаю (не вчера родился), что: бывает просто враньё, бывает враньё наглое, и бывает — статистика (по сути — одна из разновидностей пропаганды).

Но всё же — отчего и впрямь не попытаться?

В Москве, на Ярославской улице (не путать с Ярославским шоссе), разыскал "Отделение Федеральной Государственной Службы Занятости Населения по Московской Области". Вон названьице-то какое пышное! И на входе, разумеется — вахта. Ну я могу ещё понять, когда на каком-нибудь военном заводе отгораживаются от "чужих". Но здесь-то само заведение существует, вроде как для приёма именно "посторонних" с их проблемами… Ладно, пошли мне навстречу (могли ведь и не пойти) — выдали распечатку из банка данных о вакансиях. Я глянул — и не по себе стало. Боже мой! Там такие зарплаты по колхозам перечислялись — на сборе бутылок больше заработаешь. Если бы, при российских ценах, неграм в Африке предложили зарплаты российских же колхозников — сыны Зимбабве и Бурунди просто взбунтовались бы. Причём, в основном упоминались колхозы Тверской области — которую, по сути дела, можно считать Подмосковьем. Эта область расположена между двумя такими мегаполисами, как Москва и Петербург. Одной только продажей сельхозпродукции в эти города, она могла бы поднять свою экономику. Это не считая промышленности и сельского хозяйства. А ведь здесь ещё и уникальный Селигер — комплекс озёр, который мог бы оттянуть на себя львиную долю туристов, оставляющих миллиарды долларов за рубежом (в том числе в таких странах как Швейцария и Финляндия, климат которых ничуть не лучше Тверского). Такое богатство — и такая нищета!

Не обделил конечно вниманием и Московскую область. Есть например, в Шаховском районе, Судисловский колхоз. Там вполне готовы принять на работу, хоть таджика, хоть бомжа. Но работать нужно, почему-то обязательно в две смены. И самое интересное, что председатель откровенно и даже весело рассказывает о том, что провинившихся в чём-либо работяг, он сдаёт в милицию — и заработанных денег они не получают. С участковым у него всё тип-топ, жаловаться куда-либо — бесполезно…

Пробовал и на предприятия соваться. Но на любом московском заводе отвечали примерно одинаково: "Мы тебя взять не имеем права — у тебя ведь нет прописки". Эти слова произносились не в северокорейском Пхеньяне. Это супер-пупер-демократическая Россия. Москва.

Честное слово — есть у меня шальная мечта: собрать в одном не очень прекрасном месте (которого не жалко) всех тех, кто ратует за сохранение паспортной системы, всяких прописок-регистраций, трудовых книжек, военных билетов, а также всевозможных погранзон, систем надзора за освободившимися из мест лишения свободы, "закрытых" городов (например, Норильск "закрыли" — в котором нет ни одного военного завода и который расположен за тридевять земель от любой границы) и прочих атрибутов рабства.

Огородить это место высоким забором — создав таким образом, нечто вроде обширного дурдома (а желание закабалять, запрещать, держать и не пущать — есть несомненный признак особого рода паранойи). Дуракам можно раздать бумагу и карандаши (мы должны быть гуманными по отношению к ущербным) — пусть рисуют друг другу (а также тараканам) всевозможные справки, печати, разрешения. Пусть штрафуют друг друга, за отсутствие той или иной справки (на право дышать, или ходить в туалет). Только денег на руки идиотам не выдавать (гуманность должна иметь свои разумные пределы) — пусть в качестве штрафов, шелбаны друг другу бьют (у тараканов могут отрывать лапки).

А чтобы заведение сие было рентабельным, можно туда экскурсии посетителей пускать — как в зоопарк. В зверинцах над клеткой каждого животного висит обычно табличка, с пояснениями — что это за тварь, где водится, чем питается. Вот по такому же принципу, над клеткой-жилищем каждого дурака, следует повесить таблички с пояснениями: дескать, вот этот параноик требовал введения во всей стране паспортной системы — а вон та шизофреничка говорит, что необходимо ввести такую дурь, как трудовые книжки… И пусть люди, за умеренную плату, приходят, смотрят на идиотов, смеются, ужасаются…

Но пока что, увы, ужасаться приходится нам — обычным людям, оказавшимся под игом дураков.

Надо признать, у олигофренов, как бы в качестве компенсации за отсутствие любых иных талантов, очень развита способность цепляться за власть. Раз уцепившись, они держатся за неё руками, ногами и зубами — прочнее чем репей на собаке. Поэтому есть что-то рациональное, в самой идее существования наследственного дворянства, "благородного" сословия, которое преграждает путь к власти разным хитрожопым ничтожествам. Другое дело, что это самое дворянство (условно назовём его так) должно служить культурным локомотивом нации, "подтягивая" основную массу населения до своего уровня. Именно так и происходило где-нибудь в Швеции или Дании. Но российское дворянство предпочло наглухо отгородиться от своего народа, словно от другой нации. Даже лепетать предпочитали по-французски, либо по-немецки. Русско-дворянский "локомотив", отцепился от вагонов с русским народом — и понёсся по рельсам в одиночку. Вот как ему легко и хорошо — шпарить одному, никого за собой не тяня! Однако закон жизни в том и заключается, что не только вагоны неподвижны без локомотива — но и локомотив, который не хочет тащить вагоны, просто-напросто никому не нужен. Не только стаду плохо без пастуха, но и пастух без стада — ноль. Об этом не мешало бы помнить и сегодняшним новорусским господам, метящим на роль всероссийских пастухов.

Кстати — однажды господин Починок, заведовавший тогда социалкой, рассказал журналисту одной из газет, сказку о том, что нищие, дескать, сами не хотят ничего менять в своей жизни; им, мол, так жить нравится. Мы, говорит, приглашаем их, обещаем помочь с решением проблем, но они почему-то не приходят — предпочитают попрошайничать.

Я, конечно, цену подобным россказням знаю. Но как-то в свободное время решил пойти посмотреть — как хотя бы выглядит та контора, в которую Починок нищих приглашал?

Итак — "Федеральная Служба по Труду и Занятости" (Роструд); Биржевая площадь, дом 1.

Зашёл, огляделся. Как всегда, в фойе — проходная. Там сразу два амбала-секьюрити. Стоят, почёсываются, оглядывая посетителей с выражением проголодавшихся людоедов. В вестибюле — телефон. Только почему-то ни на один мой звонок, не ответил ни один из набранных мной номеров, список коих висел тут же на стене. Чего, собственно, и следовало ожидать. Москва большая, мало ли кто с улицы припрётся — что ж, всем отвечать что ли?!..

Пытался вторично заглянуть в Президентскую приёмную. Всё-таки у нас теперь другой Президент — может быть что-то изменилось?

Действительно — изменилось. Теперь в эту самую приёмную просто так не попадёшь. Кончились времена ельцинской вольницы, нынче в таком заведении никто с бомжом разговаривать не станет.

А ведь проститутки из телеящика без конца твердят о том, что в Москве, и вообще в России, сильно не хватает рабочих рук. Гастарбайтеров приглашать приходится. О том, что в этой же стране загибается от голода пять с половиной миллионов бездомных русских людей и не меньшее количество нищих колхозников, готовых взяться за любую работу — никто особо не заикается. Это — в порядке вещей. Русские должны подыхать, освобождая место под солнцем другим народам…

Слишком далеко отрываться от Москвы я уже не решался. Да и какой смысл? Чем глуше какой-нибудь занюханный медвежий угол, тем больше склонны выкаблучиваться перед приезжими его обитатели — и, особенно, местное вшивое начальство.

Но страстно хотелось высказаться, чтоб прорвался мой голос через общий хор щенячьего восторга платных подхалимов, чтобы хоть как-то докричаться, достучаться до сознания всего нашего общества: смотрите — вот сейчас, сегодня, в России царит голодомор и террор, не хуже чем при Сталине в тридцатые годы! Вот сейчас, в век глобализации и интернета, когда миллионы вполне благополучных российских граждан ездят на Канары и Сейшелы — миллионы других, российских же граждан, замерзают ночами на асфальте улиц!.. Наверное от моих слов несёт наивностью. Ну и хрен с ним! Лучше оставаться наивным посмешищем с непроданной душой, чем превратиться в продуманную, циничную, всеми уважаемую мразь.

Был предпринят тотальный поход по редакциям "толстых" журналов. Но увы, со мной, как правило, не хотели даже разговаривать, узнав что у меня — рукописи. Всем подавай отпечатанное. В двенадцать дня к ним придёшь — ещё рано, никого на работе нет. В два дня приходишь — уже поздно, все ушли. Чтобы к священному телу редактора пробиться — нужно сначала уборщице понравиться, потом — секретарше, потом — другой секретарше… Элементарное нежелание работать — буквально на лбу у всей этой братии выписывается. При этом принято считать, что многие журналы находятся в сложном финансовом положении. Постоянно у государства деньги клянчат, на жизнь жалуются. Так почему бы не уменьшить чуть-чуть гонор?

Заходил и к жириновцам — потом долго над собой смеялся…

Хотя, быстро наладился контакт с газетой "Правда России". Люди, управлявшие выпуском этой газеты, проявляли чисто американскую деловитость и энергию. Приходишь раз в неделю (газета была еженедельной), отдаёшь рукопись — и тут же получаешь на руки гонорар за опубликованное ранее. Всё быстро и чётко. Если бы все коммунисты обладали такой мобильностью — они давно были бы уже у власти.

К сожалению, сейчас эта газета не выходит. Мне этого не понять — у компартии и так нет своего телевидения, нет ни одной ежедневной общегосударственной газеты. При таком положении вещей, прекращать выпуск одной из центральных газет — смерти подобно. Но — не мне конечно решать такие вопросы.

Как-то обратился в редакцию "Политического журнала". Они вроде обрадовались, пригласили к себе и говорят: "Вы слышали о том, что в Бутове организованы акции протеста, против переселения жителей? Это мы раскопали и организовали. Давайте, мы ваше жилище в лесу сфотографируем, в журнале это фото поместим — и акции протеста организуем!"

Я отвечаю: "Ребята — вы что?! Я — бомж, бесправный и абсолютно уязвимый человек. Меня менты просто вышвырнут из того леса — или даже посадят за незаконную порубку деревьев. Или — натравят шпану окрестную. Вы же не будете меня там и ночью охранять!.."

В общем — не поняли друг друга. Просто на разных языках разговаривали. Они как будто с луны свалились, или из Австралии приехали — это ж надо так плохо знать реалии жизни в своём государстве!..

Очень разочаровала "Советская Россия", ни разу не напечатав то, что я им передавал. Сильно упала в моих глазах "Новая газета", в которой просто потеряли два моих письма с рукописями, переданных из рук в руки, непосредственно в редакции. В "Российскую газету", по старой памяти, звонил не один раз, спрашивал: "Вы что — боитесь мои материалы публиковать? Так скажите об этом прямо!"

— "Ну что вы, что вы! Мы — независимая газета, мы ничего не боимся, просто вот так получилось, понимаете, места не хватило. Но — когда-нибудь непременно напечатаем…"

А пока они там собирались (да так и не отелились), многое из того, что я принёс в первую очередь в "Российскую газету" (и другие "демократические" издания), спокойно и в достаточно жёстком стиле, с минимальными правками, напечатала "Правда". Можно по-разному относиться к КПРФ, но, справедливости ради, следует признать — коллектив в "Правде" подобрался дружный и сердечный, сплоченный, как одна семья. Какие-то недостатки Зюганова в частности, или компартии в целом — не на совести этих людей. Бедными и обездоленными они не брезговали, за описаниями недостатков и произвола в далёкую Чечню не мотались — хорошо замечали и те беды, которых в самой Москве полным-полно.

Редакция предприняла отчаянные усилия, чтобы устроить меня на работу во Владимирскую область. Доходило до того, что во Владимире просто отключали телефон, по которому на них наседала "Правда". Тогда в редакции седлали другой телефон. Правившим на Владимирщине коммунистам, потребовалась изрядная изощрённость и твердолобость, чтобы отбить этот натиск. Отбили всё же, паскуды…

Мне постоянно предлагали одежду, обувь (хотя работают в "Правде" люди небогатые). Но я всегда отказывался — у меня к тому времени запас одежды уже был. К тому же, эксплуатировать хорошо относящихся ко мне людей — не в моих привычках.

Плохое впечатление осталось о "Московском Комсомольце" и "Комсомольской Правде", о "Труде" и о "Сельской жизни" — большего говорить не хочу, обойдусь без жалоб и хныканья.

Пыталась трудоустроить меня и "Россия", пробившая мне паспорт. Правда безуспешно — но не по вине редакции.

Напечатала один материал газета "Губерния". Но второй (взяв сначала) печатать не стали — видимо кому-то из тех, кто над ними стоял, что-то не понравилось…

Было немало иных огорчений и разочарований — в общении с редакциями других изданий.

Практически случайно набрёл на редакцию "Собеседника". Первоначально, статью свою хотел отдать в совершенно другую газету. Но там и говорить со мной не стали. Пешком (не желая тратиться на метро) шёл от центра, к железнодорожной платформе Дмитровская, Рижского направления — через Долгоруковскую, Новослободскую, Бутырскую… Жара стояла страшенная. Весь взмокший, увидел вывеску, оповещавшую, что прохожу мимо редакции "Собеседника". Больше от усталости, желая чуть-чуть отдышаться в тени, чем на что-то всерьёз надеясь, зашёл. Созвонился. Ко мне спустилась миловидная девушка — Рита Болотская, руководившая отделом "Общество" этой газеты. Она пришла в ужас от величины моей рукописи, написанной к тому же мелким почерком — но тем не менее, взяла её и пообещала до завтра рассмотреть. Честно говоря — не очень-то я ей поверил. Обычно, в других редакциях, такой материал рассматривался, хорошо если за неделю. Но, к моему искреннему удивлению, статья действительно была рассмотрена именно за сутки. С такой пунктуальностью и обязательностью, я столкнулся впервые. Это может быть и мелочь, но мелочь запоминающаяся — тем более, что к тому времени в редакции "Литературной газеты" без следа затерялась большая моя рукопись, претендующая на звание книги. Там, правда, всё было слишком сыро и эмоционально — что однако не оправдывает раздолбайство людей, работающих в "Литературке".

Чуть позже, в редакции "Собеседника" состоялось моё знакомство с Олегом Кудриным, "курировавшим" отдел политики. Кудрин и Болотская здорово помогли мне — и с опубликованием статьи в "Собеседнике", и кое-что подсказав, кое в чём подправив, как (если можно так выразиться) начинающего автора.

Но сегодня, в октябре 2007 года, читая при свете свечи Хайяма в своём лесном убежище и прислушиваясь к шуму дождя, хлещущего вперемешку со снегом на улице, я ещё не знаю, что главная помощь со стороны Кудрина и связанный с ней резкий поворот в моей жизни — впереди…