Глава одиннадцатая Слишком тонко для цирка

Глава одиннадцатая

Слишком тонко для цирка

Как говорит одна моя подружка, если бы дети представляли, через что прошли мамы, чтобы их родить, они бы любили их сильно-сильно. Ира с Леонидом готовились рожать дома. Леонид убеждал Ирину, что он опытный папа (у него есть ребенок от другого брака). И хотя Ира сторонница того, чтобы таинство родов оберегалось от мужских глаз, здесь Леня настоял, будем вместе. Все шло неплохо. Будущие родители упаковали домашнюю аптечку. Ира виртуозно научилась правильно дышать, сжимать странный надувной мяч и знала все секреты мам, рожающих дома. И тут на сцене появляется «Мосгаз». В соседнем подъезде начинают менять газовые трубы, и в 20-х числах мая работы перемещаются в их подъезд. Так что, дорогие родители, срочно подыскивайте роддом. Ира хотела рожать максимально естественно, без обезболивания и стимуляторов. И вот нашелся соответствующий роддом и час пробил. История для журнала «Счастливые родители».

Ирина: Бог спас меня от верной смерти, потому что родила я легко и быстро, всего за 3 часа, но потом у меня началось жуткое кровотечение. Хороша бы я была с ним в теплой ванне! Несмотря на все старания врачей, самые современные лекарства и технические достижения, я потеряла больше литра крови. Как мне потом объяснили, в домашних условиях такое кровотечение — верный путь на небеса. У акушерки просто нет с собой нужных препаратов, капельницы тоже нормальные люди дома не держат, а пока «Скорая помощь» до дома из больницы добирается, женщина теряет столько крови, что спасти ее почти невозможно. Поэтому спасибо ангелу-хранителю и Ирине Викторовне Бахаревой — врачу, которая принимала у меня роды.

Как она говорит, была совсем плохая. После это было какое-то неприятное хирургическое вмешательство. Ей дали общий наркоз, и под этим общим наркозом произошла странная история.

Ирина: Я видела матрицу, говорят, что это обычный кетаминовый бред, я путешествовала по сосудам мозга, видела, как устроена материя, видела, что там есть атомы и пустота, у жизни одни атомы, а у смерти — другие. Еще чуть-чуть, и я бы перекинулась, было ощущение, что я умираю, еще чуть-чуть, и там уже коридоры какие-то, вот оно. Прихожу в себя и начинаю слышать голоса врачей, и один голос говорит: почему она все время поет-лежит? А другой голос отвечает: ну она же певица. И я возвращаюсь в этот мир с сознанием того, что я певица. ПЕ-ВИ-ЦА. И все наладилось. И у меня вся эта штука, связанная с рекорд-бизнесом, крутостью-некрутостью, популярностью-непопулярностью, весь этот пласт оценок просто смыло. Прихожу я в себя — и я певица, и так классно.

А вот если бы Ира под наркозом цитировала Шопенгауэра и врачи бы, склоняясь над ней, обсуждали: что, мол, она всю дорогу Шопенгауэра цитирует? — Так ведь она же философ, — быть бы Ире философом.

И как мы уже знаем, Ире захотелось петь. И пока не выходило, ребеночек крепко держал ее при себе. Данька был непростой младенец.

Он не спал, он просыпался каждые полтора-два часа. Иногда у его бедных родителей бывали ночевки, в течение которых он будил их раз по восемь.

Ира просыпалась и думала: даже тибетские монахи раз в четыре часа молятся, это просто лафа по сравнению с моей жизнью. Она прожила так полгода и была в состоянии просто зомби, пока в семействе наконец не появились няни. Когда Даньке было уже месяцев 6–7, позвонила Ирин директор Марина и сказала, слушай, нам работу предлагают.

Я: Не было такого ощущения, что люди, пока ты не пела — не играла, все ушли, не дождались?

Ирина: Нет, мое сознание очистилось от этого всего…

Я решила, что следующую пластинку буду записывать вообще, как хочу, пошли они все, вся эта шоу-форматность. Такой пост-панк. Панк — это протест, когда ты на вручении премий всем попу показываешь — вот, мол, как мне всё равно! а у меня пост-панк, где-то есть эта индустрия, ну и пусть. Чарты, скачки, как на ипподроме, а я сижу в кустах рядом, пью пиво, мне хорошо.

Я: А почему, ты думаешь, все-таки они тебя не берут?

Ирина: Кто?

Я: Радио.

Ирина: Я хочу сделать серию интервью с программными директорами радиостанций, я сама хочу узнать ответ на это вопрос. Они говорят «неформат» и все. Или говорят, что это слишком тонко для цирка. Анекдот такой есть, типа, палкой по голове — это слишком тонко для цирка. Меня вот не интересуют стадионы. Хотя кто знает, Сезария же Эвора играла в Олимпийском… нет, его озвучить моим голосом сложно, у меня же тонкий.

Целиком анекдот звучит так.

Очень-очень много лет назад в один цирк пришли два молодых клоуна, и их смотрел старый клоун. Они показали репризу. Потом подошли к старому клоуну. Он их поцеловал, сказал: «Вы очень талантливые. Но я должен сделать вам замечание. В конце клоунады ты, Бим, ударил Бома по голове палкой. Никогда этого больше не делай». — «Почему?» — удивились клоуны. — «Для цирка это слишком тонко».