ЯКУТСК ГОТОВИТСЯ К ОТПОРУ

ЯКУТСК ГОТОВИТСЯ К ОТПОРУ

А в это время красные войска готовились к встрече непрошеного гостя. Как только стало известно о выступлении белогвардейцев, Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров Якутской Автономной Советской Социалистической Республики широко оповестили население Якутии о надвигавшейся опасности и призвали трудящихся выступить на защиту родной Советской власти. Они выпустили специальную декларацию и обращение к народу.

В декларации по поводу вступления на территорию ЯАССР пепеляевских войск сообщалось:

«Наша молодая Якутская Автономная Советская Социалистическая Республика пережила неслыханно тяжелый по своим последствиям год развития в крае повстанческого движения, нанесшего республике неисчислимые разрушения народного хозяйства и истощившего лучшие как культурные, так и экономические силы края.

В настоящее время повстанчество как таковое ликвидировано. Сохранились лишь жалкие остатки повстанческих отрядов, которые вырождаются в обыкновенные уголовно-бандитские шайки и занимаются грабежами и вырезыванием мирных жителей… Основная масса бывших повстанцев бросила белогвардейский командный состав и разошлась по домам. Таким образом, повстанчество в целом, со средневековыми зверствами, ужасами и непосильными для населения поборами, потеряв всякую почву, разложилось на свои основные части и к 1 октября считается ликвидированным во всех частях ЯАССР, за исключением самых отдаленных и глухих северных округов.

Революционный комитет ЯАССР в ознаменование провозглашения автономии и в целях сохранения культурных сил края своим манифестом от 22 апреля 1922 года и постановлением Ревкома, Совнаркома и военкомандования от 18 августа 1922 года полностью амнистировал всех повстанцев, сдавшихся Советской власти.

Этот шаг революционных органов власти встретил радостный отклик во всех слоях населения…

За последнее время достигнуто полное единение власти и населения. Якутский трудовой народ на своих съездах и совещаниях с полным удовлетворением отмечает военную, политическую и хозяйственную работу Революционного комитета и Совета Народных Комиссаров ЯАССР и высокогуманное отношение к населению Красной Армии.

Однако заклятые враги якутского народа, отбросы российской контрреволюции, при косвенной поддержке империалистов Дальнего Востока снова пытаются протянуть свои окровавленные лапы к молодой, еще не окрепшей Якутской республике. Враг уже вступил на территорию ЯАССР.

Войска генерала Пепеляева и его присных не имеют никакого отношения к повстанческому движению и к населению. Войска генерала Пепеляева представляют собой выгнанные из Приморья силами народно-революционной армии ДВР разбитые остатки прежней колчаковской армии, теперь меркуловской, и всей приморской контрреволюции. Они — заклятые враги всех трудящихся масс и якутской нации.

Цели и задачи их ясны: они идут разгромить и уничтожить Якутскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, поработить якутский народ и разграбить богатства нашего края.

Борьба, которая предстоит с ними, есть борьба за жизнь или смерть якутской нации, борьба за существование автономной Якутии…

Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР обращаются с призывом ко всему населению ЯАССР — сплотиться вокруг знамени Советской власти и единым фронтом выступить против наступающего врага якутской нации.

Ко всей якутской национальной интеллигенции: проявить особую энергию и силу в обороне ЯАССР и призвать свой народ на защиту автономной Якутии.

Ко всем амнистированным повстанцам, обманом вовлеченным в борьбу с Советской властью: встать на защиту ЯАССР, вооружиться и вместе с Красной Армией повести беспощадную борьбу с разбойничьими бандами генерала Пепеляева.

Братья якуты, тунгусы, крестьяне и все трудящиеся! Наша Красная Армия, которая проливает кровь, ограждая интересы Якутской республики, нуждается в братской помощи обмундированием, продовольствием и в транспорте и ждет вашей поддержки. Придите на помощь красным войскам.

Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР со своей стороны заявляют всему населению Якутии, что, несмотря на начатую жестокую борьбу с зарвавшимися врагами якутского народа, они со всей твердостью и последовательностью будут проводить ту политическую линию, которая выражена в манифесте Ревкома ЯАССР от 22 апреля 1922 года.

Принимая во внимание, что и в рядах пепеляевских войск имеется немало искренне раскаивающихся, Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР объявляют, что всем казакам, офицерам и солдатам, сложившим оружие и сдавшимся на милость Советской власти, в соответствии с постановлением ВЦИК от 7 августа с. г. гарантирована личная неприкосновенность».

Одновременно Революционный комитет ЯАССР выступил с Обращением к населению Якутии. Он призвал вступать в ряды Якутских народно-революционных добровольческих отрядов (Якнарревдот) и начать сбор добровольных пожертвований.

«Существованию автономной Якутии и ее хозяйственному возрождению от разрушительных последствий гражданской войны грозит смертельная опасность, — говорилось в обращении. — На юго-восточной окраине обширной Якутской республики, на побережье Охотского моря, в порту Аян 8 сентября высадились белогвардейские банды генерала Пепеляева.

Рабоче-Крестьянская Красная Армия не раз разбивала контрреволюционные полчища монархических генералов. Она не раз своей сплоченностью, идейной спайкой и политической сознательностью опрокидывала их. Без сомнения, она и на этот раз сумеет разделаться с наглым врагом.

Но наша якутская Красная Армия, будучи занята на фронтах серьезными и крупными боевыми операциями, нуждается в помощи малых подвижных отрядов, знакомых с местными условиями и языком, обеспечивающих наши фланги, разрушающих тыл противника и занимающих на важных направлениях местные пункты, улусы и наслеги (улусы — волости, наслеги — сельские общества. — И. С.).

Такие отряды может дать сама Якутия, выделив на укомплектование их своих лучших и смелых сынов.

Революционный комитет ЯАССР решил сформировать ряд таких народно-добровольческих отрядов (Якнарревдот)…

…Приказом комвойсками ЯАССР назначен особый штаб Якнарревдота в гор. Якутске. По всем улусам и наслегам открывается запись добровольцев. В Якнарревдот могут вступать и бывшие повстанцы…

Семьи бойцов Якнарревдота будут пользоваться всеми правами семей красноармейцев…

Якутская республика, переживающая тяжелые годы хозяйственной разрухи и вынужденная содержать значительные красноармейские силы для борьбы с зарвавшимися врагами, нуждается в посильной помощи и поддержке самого населения в деле содержания вновь организованных якутских отрядов.

Революционный комитет ЯАССР призывает население всей Якутии путем добровольных пожертвований оказать посильную помощь организации Якнарревдотов.

Все, кому дорога жизнь и свобода автономной Якутии, в ряды Якнарревдота!»…

Декларация и Обращение якутского советского правительства встретили самое широкое сочувствие населения. Якутский народ ответил на них активным вступлением в Якнарревдот. Уже вскоре запись добровольцев ввиду большого их наплыва пришлось приостановить. Основу добровольческих отрядов составили бывшие повстанцы. Из Вилюйского и Олекминского округов в ревком поступили телеграммы с просьбой разрешить формирование добровольческих отрядов на месте. Но ввиду отдаленности этих районов от их помощи пришлось отказаться. Широкий размах принял сбор пожертвований. Население сдавало лошадей с седлами, рогатый скот, меховую одежду, рукавицы, шапки, обувь и продукты.

Якутия готовилась к встрече Пепеляева. Красноармейских частей в городе было мало. Как только наступил решительный перелом в ходе борьбы с Коробейниковым и началась ликвидация белогвардейского мятежа, прибывшие из Иркутска два красноармейских полка были отправлены обратно. Второй северный отряд имени Каландарашвили был демобилизован. В Якутске остался только один батальон. Город в случае новой опасности мог поставить под ружье, включая рабочих города и парторганизацию, до 1200—1300 человек. Из огневых средств имелось четыре орудия и до двух десятков пулеметов.

До получения сведений об авантюристическом походе Пепеляева советское командование в Якутии разрабатывало оперативный план окончательного разгрома белогвардейщины. Опорными пунктами ее были города на Охотском море — Охотск и Аян.

Нам было известно, что особенно крупные силы белогвардейцев находились в Охотске. Здесь сосредоточились несколько банд, вожаком которых был сподвижник атаманов Семенова и Калмыкова есаул Бочкарев. Он прибыл в Охотск осенью 1921 года по указанию японских интервентов, желавших распространить власть марионеточного приморского правительства на северо-восточное побережье России. Объединившись с местными контрреволюционными бандами, белогвардейцы разгромили Советскую власть и установили свою кровавую диктатуру на всем побережье Охотского моря и на северо-востоке Якутии.

После разгрома мятежников под Якутском так называемое «Временное якутское областное народное управление» в сопровождении отряда в 250 человек тоже перебралось в Охотск.

В Аяне войск было меньше. Сюда бежал из-под Якутска корнет Коробейников и с ним около 300 мятежников.

Чтобы покончить с белогвардейщиной, нужно было очистить эти два ее опорных пункта. Выполнить это предстояло двум отрядам красноармейцев по 250 человек. В Якутии шла подготовка экспедиций, когда из Владивостока поступили сведения о подготовляемой Пепеляевым авантюре. Это резко изменяло обстановку и требовало перестроить планы.

Командующий войсками Байкалов поставил вопрос о том, чтобы красноармейские отряды на восток не посылать, выдвинув достаточно серьезные доводы. Однако командование корпуса настаивало на выполнении ранее поставленных оперативных задач. Байкалову пришлось согласиться.

29 июля 1922 года на якутской пароходной пристани царило большое оживление. Добрая половина населения города вышла провожать красных бойцов. На охотское побережье выезжали два отряда по 250 человек в каждом. Один из них под командованием Лепягова направлялся в Охотск, другой — под командованием Карпеля — в порт Аян. Пароходы «Соболь», «Диктатор» и «Революционный», стоявшие у причалов, выбрасывали из труб клубы иссиня-черного дыма.

Посадка уже закончена. Красноармейцы, не думая о том, что ждет их впереди, грянули песню. Лучи солнца играли на стали винтовок и пулеметов, сверкали в окнах опустевших домов.

Пароходы дали прощальные гудки и, шлепая плицами колес, разбрасывая сверкающие брызги, поплыли вниз по течению реки. Над ними, высоко на мачтах, призывно реяли красные флаги…

Оба отряда шли вместе только до Охотского перевоза. Здесь, отсалютовав друг другу несколькими винтовочными залпами, они расстались. Отряд Карпеля продолжал путь на пароходах, а отряд Лепягова высадился на берег.

До Охотска оставалось еще около 600 верст. Летом двигаться в этих местах можно лишь по узкой тропе, все время тайгой. Поскольку достаточного количества лошадей собрать не удалось, весь груз взять с собой не могли. Пришлось отбирать самое необходимое — оружие, боеприпасы. Продовольствия пришлось взять гораздо меньше, чем требовалось.

Близкая осень и заморозки заставляли торопиться. И 23 августа отряд Лепягова без зимней одежды, без достаточного запаса продуктов питания все же выступил на Охотск. В первые дни похода шли довольно быстро — «шоссе в проекте», как шутили бойцы, было сравнительно сносным. Но на третий или четвертый день стали попадаться болота, в которых ноги вязли по колено, и идти было очень тяжело. И люди, и лошади сильно утомлялись.

А дорога становилась все хуже. Теперь попадались болота протяженностью верст по двадцать. В таких местах красноармейцы снимали с застрявших лошадей вьюки и сами несли их, шагая с кочки на кочку. Но досаждали не только болота, там, где их не было, тропа все чаще оказывалась заваленной буреломом. Тогда приходилось пускать в ход топоры, пилы, растаскивать валежник. В довершение пошли дожди, и отряду каждый день приходилось преодолевать по нескольку шумных горных речек.

Настал сентябрь. От утренних заморозков трава начала желтеть. Лошади из-за плохого корма и тяжелой дороги быстро худели и теряли силы. Некоторые из них еле передвигали ноги.

От постоянной сырости обувь красноармейцев начала расползаться. Одежда также растрепалась. Но никто не жаловался, не падал духом. Всех поддерживала революционная сознательность. Оборванные, разутые, изнуренные красноармейцы шли и шли. После четырнадцати дней невероятно тяжелого пути, 6 сентября, подошли к станции Аллах-Юньской. Позади осталось около двухсот пятидесяти верст.

Красноармейцы радовались, предвкушая отдых под крышей, в тепле. Здесь предстояло ожидать установления зимней дороги и подвоза по ней теплой одежды. Приближаясь к станции, напрягали последние силы, чтобы прибыть засветло и устроиться поудобнее. Непролазные топи и болота, речки, ночевки у костров под мелким осенним дождем, на пропитанной сыростью земле, — все это осталось позади. И природа, как бы чувствуя настроение уставших людей, оживилась. Сквозь хмурые тучи проглянуло солнце и осветило позолоченную осенью тайгу. А вот и Аллах-Юньская! Но что это? Здесь всего два дома.

— Черт возьми! А еще станцией называется, — разочарованно воскликнул один из красноармейцев.

— А ты думал, тут для тебя город выстроили? Это, брат, не железнодорожная станция, не вокзал с буфетом, тут поезда не ходят, — пояснил боец, как видно, хорошо знавший тайгу. — От Якутска до Охотска, на расстоянии тысячи с лишним верст, таких станций десятка два будет. При некоторых из них имеются телеграфные отделения. Почту и пассажиров зимой на оленях возят, поэтому такие пункты станциями и называются. Люди, правда, ездят редко, но почту зимой и летом отправляют еженедельно.

Еще в Якутске бойцы слышали рассказы об аллах-юньской трагедии. Она произошла в декабре 1921 года. Дело было так. Еще в начале 1921 года по договору РСФСР с Дальневосточной республикой Охотский район отошел от ДВР к России и был передан в административное подчинение Якутской губернии. Но управляющий районом эсер Сентяпов не подчинился приказу своего правительства и, объединившись с белой бандой И. Яныгина, повел борьбу против Советской власти.

На помощь охотским товарищам из Якутска было послано два экспедиционных отряда. Первый из них в конце мая прибыл в Охотск, но второй, когда до города оставалось всего пять километров, по приказу своего командира — предателя Пыжьянова — повернул обратно в Якутск.

Теперь силы оказались неравными. Защитники красного Охотска еще два месяца героически сопротивлялись хорошо вооруженному объединенному отряду белобандитов Сентяпова и Яныгина. Но в начале декабря положение их стало критическим, и они приняли отчаянное решение — прорваться в Якутск. На этом пути их и постигла страшная участь. На станции Аллах-Юньская банда Яныгина захватила и зверски замучила 40 полуживых от голода и холода красноармейцев.

По-видимому, после этого трагического события на станции никто не бывал, во всяком случае, глазам бойцов предстала страшная картина.

Дом, в котором размещалась телеграфная контора, был превращен осажденными красноармейцами в оборонительный пункт. В простреленных пулями стенах и в крыше темнели бойницы. Во дворе валялись поломанные сани, куски кожи, обгорелые поленья дров, лошадиные скелеты, обрывки телеграфных лент, перепутанная проволока.

Внутри дома была еще более мрачная картина. Пол, покрытый засохшей кровью, имел цвет ржавого железа. В комнате валялись старая обувь, лохмотья одежды, клочья шерсти, обглоданные ребра животных, кости и череп человека. На стенах висели прикрепленные к гвоздям покрытые плесенью и пылью длинные нити высохших кишок.

По всему увиденному здесь бойцы легко представили общую картину происшедшего злодейства. А через несколько дней заехал якут, проживавший в пятнадцати километрах от станции, и рассказал подробности дикой расправы, учиненной бандой белогвардейского капитана Ивана Яныгина над обессилевшими советскими людьми из Охотска.

Белобандиты избивали свои жертвы прикладами, резали ножами. Членам революционного комитета вспороли животы и, еще когда они были живы, кишки их развесили по стенам. Затем всех, мертвых и живых, изуверы затащили в амбар и сожгли.

Возвращаясь в Охотск, они остановились у якута и со смехом рассказали ему об этой жестокой расправе…

Наш отряд стал готовиться к наступающим холодам. Очистили и отремонтировали полуразрушенные жилые здания и старую баню. Напилили сажен сто дров.

В трудах и заботах прошел сентябрь. Продовольствие было на исходе. Второго октября прекратили выдачу сухарей — оставшиеся четыре пуда предназначались для больных. Перешли на одно конское мясо. Красноармейцы, не привыкшие быть без хлеба, стали слабеть; появилась масса желудочных заболеваний. А транспорт из Якутска можно было ждать после установления зимней дороги, не раньше ноября. Скоро пришлось сократить и порцию конины. Стали выдавать по одному фунту в день на человека, а в дальнейшем пришлось уменьшить и этот паек.

Костлявая рука голода протянулась над отрядом. Бойцы осунулись, похудели, пропала их прежняя веселость. Замолкли бойкие разговоры, замер смех. Доедали последних лошадей.

Тринадцатого октября впервые съели мясо павшей лошади, — оказалось ничего, есть можно. Но вот доедены и больше десятка павших лошадей. Пришлось есть конские кожи, затем уздечки, подпруги, всю сбрую из сыромятной кожи.

Взамен табака курили лиственничную и тополевую кору. Голодные красноармейцы знали, что из Якутска должно прийти продовольствие, и эта надежда ободряла и поддерживала их.

В ноябре бойцы окончательно обессилели, еле передвигали ноги. Но, несмотря на все невзгоды, отряд твердо стоял на боевом посту. По ночам выставлялось несколько полевых караулов, назначалась дежурная часть. По тревоге почти все бойцы в течение трех минут были готовы к бою, и только самые слабые приползали в цепь несколько позже.

В сторону Охотска высылались разведчики. Однажды в восьми верстах от Аллах-Юньской, под деревом, разведка нашла письмо, адресованное белым и подписанное каким-то «доброжелателем». В нем сообщалось:

«10 октября 1922 года старого стиля. Братьям из Охотска. С 20 августа сего года старого стиля в Аллах-Юне проживает красный отряд. Жили они до 3 октября, а в настоящее время живут или вернулись в Якутск — неизвестно. Количество их узнать не пришлось. Усадьба Захарова почти разрушена. Красные живут в отделении, в станционном домике, во всяком случае, не свыше пятидесяти человек. Кони у них томские, сами носят длинные плащи. Остерегайтесь или уничтожьте их. Нас не ищите. Живем в надежной крепости. С высоты видим далеко, увидев что-нибудь, мигом ускачем на оленях.

Всяких проезжающих прошу оставить около письма, под лесиной, табаку и муки. Живем на одном мясе. Цену уплатим промышленными шкурами. Письмецо пишу до разведки. Отсюда еду в Аллах и домой в «логовище».

Доброжелатель».

Письмо заставило людей отряда стать еще более бдительными. Опасность крепче спаяла всех в одну боевую семью.

По-видимому, где-то поблизости, в какой-нибудь трущобе, скрывалось несколько белобандитов, оставленных прошедшим на Охотск отрядом для наблюдения за дорогой и для предупреждения о появлении красных.

5 ноября утром приехал нарочный из Якутска. Он сообщил, что продовольствие и обмундирование из Охотского перевоза уже направлено в Аллах-Юньскую. Эта весть как будто накормила всех голодных. Все воспрянули духом. На бледных лицах красноармейцев появились радостные улыбки.

Но прошло еще несколько мучительных голодных дней, а обоз все не появлялся. Отчаяние вновь охватило людей. Целыми часами красноармейцы неподвижно лежали вповалку. Таяли, подобно огарку свечи, последние силы.

В белый саван окуталась тайга. Целыми днями не переставая шел густой снег. Скрылось солнце, отчего на душе становилось еще тоскливее.

Минуло более двух месяцев после прибытия отряда в Аллах-Юньскую. Настал вечер тринадцатого ноября. Никто не спал, стояла жуткая тишина, казалось, в доме все вымерло. И вдруг во дворе послышался крик. Уж не белые ли? Собрав последние силы, красноармейцы, волоча за собой винтовки, выползли из помещений. Тревога была напрасной — на станцию въезжал обоз с продовольствием и обмундированием.

— Да здравствуют лепешки! Да здравствует наше спасение! — раздались возгласы изголодавшихся людей.

Бурная радость охватила всех. Даже те из бойцов, которые несколько дней не вставали, теперь поднялись на ноги.

Начальник передвижения Бородин, прибывший с обозом, сообщил, что в порту Аян высадился отряд генерала Пепеляева и готовится к походу на Якутск. В связи с этим Лепягову предстояло отойти на Чурапчу и соединиться с находящимся там гарнизоном.

Спустя несколько дней отряд оставил памятную станцию. Красноармейцы с обнаженными головами прошли мимо братской могилы замученных охотчан и скоро исчезли в молчаливой, загадочной тайге. Им предстоял тяжелый обратный путь — около пятисот верст по глубокому снегу. Некоторое время еще слышен был скрип полозьев да отдельные голоса красноармейцев, но скоро и они затихли. Сиротливо выглядели два опустевших домика на Аллах-Юньской.

Отряд под командой Исая Карпеля мы оставили, как помнит читатель, у Охотского перевоза. Он проплыл еще около трехсот верст вверх по Алдану, а затем пустился по притоку Алдана — реке Мае. До Нелькана оставалось еще около шестисот верст.

Пароходы «Соболь» и «Республиканец» с баржами «Селенга» и «Лена» на буксире медленно преодолевали быстрое течение мутной Маи. Разбегаясь в стороны, пенистые волны с шумом бились о скалистые берега.

Река была мелкой. На носу переднего парохода стоял матрос и то и дело опускал в воду раскрашенный, в белый и красный цвет длинный шест, мерил глубину и протяжно выкрикивал:

— Пять! Четыре с половиной! Четыре с половиной!

Отряд спешил. Караван судов прекращал движение только по ночам и во время густых туманов. На перекатах баржи часто садились на мель. На одном перекате баржа с лошадьми получила пробоину, и исправление аварии отняло много времени. Чтобы облегчить баржи, пришлось часть продовольствия оставить на берегу.

26 августа, сбив несколько мелких засад противника, отряд, не доходя трех верст до Нелькана, высадил на левый берег Маи часть своих сил. Они атаковали цепи белых численностью до двухсот пятидесяти человек.

Как только красноармейцы грянули «ура», белые бросились наутек. А раньше всех побежал главарь белогвардейской банды Коробейников, находившийся позади своих цепей на Аянском тракте. Не устоял и отборный белогвардейский отряд под командой полковника Дуганова, известного по Иркутску и Забайкалью палача и бандита. Население называло его банду «дугановские волки». Но и эти головорезы с криками «Нас обходят! Нас перебьют!..» обратились в бегство. Дезорганизованные остатки белобандитов бежали в Аян.

Так был освобожден поселок Нелькан. Поселок этот, расположенный на правом берегу Маи, невелик — он насчитывал всего 25 домов. Здесь была перевалочная станция для грузов, следовавших между портом Аян и Якутском.

Во время боевых действий жители разбежались и в поселке оставалась только одна семья, приютившая нескольких соседских детей.

С приходом отряда красноармейцев в Нелькане был создан временный ревком, по ближайшим юртам разосланы газеты и воззвания о восстановлении Советской власти.

Население хорошо встретило бойцов. Но обстановка в районе оставалась тревожной. Жители боялись возвращения белых во главе с генералом Пепеляевым. За несколько дней до прихода отряда Карпеля в Нелькан из Аяна приезжали два пепеляевских квартирьера. По приказу белогвардейцев все лошади были отправлены в Аян для командного состава отряда Пепеляева. Вместе с лошадьми в Аян было отправлено и все наличное оружие.

Отряд Карпеля, не имея теплой одежды, согласно директиве командующего задержался в Нелькане. Между тем вода в реке Мае быстро пошла на убыль. Для флотилии возникла угроза остаться на мели. В связи с этим пароходы и баржи пришлось отправить верст на триста вниз по течению, до устья реки Юдомы. Таким образом, отряд невольно лишился своих единственных перевозочных средств и оказался запертым в Нелькане. Другие пароходы, высланные из Якутска с необходимым снаряжением для отряда, тоже застряли в пути, не дойдя до Нелькана верст четыреста.

Обстановка сложилась крайне неблагоприятная. С Якутском связь отсутствовала. Продовольствие было на исходе, а то, что пришлось оставить во время аварии баржи, сейчас стало для отряда недосягаемым. Запасы хлеба кончились, красноармейцы ели тощую конину и получали всего лишь полфунта муки в сутки.

В конце сентября явились как раз те два перебежчика — подпоручик Наха и чиновник Вычужанин, о которых я упоминал вначале. Кроме других ценных сведений, они сообщили, что 8 сентября Пепеляев высадился в порту Аян. У Пепеляева была дружина в семьсот с лишним человек, имелось шесть пулеметов, но совсем не было артиллерии.

Уже 10 сентября первая колонна белых в триста человек выступила из Аяна в Нелькан, намереваясь предварительно отрезать Карпелю единственный путь отступления.

Для уничтожения заставы отряда, находившейся на реке Мае, в пятидесяти верстах западнее Нелькана, и для захвата пароходов пепеляевцы выделили специальный отряд, который, по расчету перебежчиков, должен был выйти к намеченному пункту вечером на следующий день.

Нашим угрожала явная опасность быть уничтоженными превосходящими силами противника. Нелькан как оборонительный пункт в тактическом отношении был невыгоден, все преимущества в случае боевых действий находились бы на стороне наступающего. К тому же оторванность от своего центра угнетающе действовала на красноармейцев.

Выход из создавшегося положения мог быть только один: не теряя времени, отступить к Петропавловскому, к своим резервам. Но как это осуществить, если не на чем двигаться? Пароходов нет. Весь речной «флот», имевшийся в распоряжении отряда, состоял из единственной лодки и одной «ветки», или «душегубки», как называли ее красноармейцы.

Бойцы и командиры подходили к берегу, ломая голову над тем, как быть. Воды Маи быстро неслись на запад, к Петропавловскому, и как бы дразнили красноармейцев, унося сорванные при разливе ветки тальника, вырванные с корнем стволы пихт и лиственниц.

— Давайте плоты делать, — предложил кто-то.

— Не успеем, — возразили ему. — Перебежчики сказывали, что завтра к вечеру белые могут Семь Протоков занять, тогда пиши пропало. Место там узкое, по обеим сторонам скалы. Мы на плоту будем, как на тарелочке, всех перебьют. Вот если бы плоты готовые были, тогда, может, и успели бы, а то на их поделку много времени уйдет, опоздаем.

Но вот внимание людей привлекла старая брандвахта — небольшая деревянная баржа, брошенная за непригодностью. Наполовину засыпанная песком, она стояла в ближайшей протоке. Брандвахту тщательно осмотрели, как во время консилиума больного, и решили: хотя и с риском, но плыть на ней можно.

Немедленно приступили к ремонту. Наверное, люди никогда так усердно не работали. Застучали топоры. Лопатами, кайлами и просто руками отгребали песок. Ведрами и котелками вычерпывали воду. Тряпками и мхом заделывали дыры. Весь день и всю ночь кипела дружная работа.

Когда зарумянился восток и глянули первые лучи солнца, брандвахта уже была готова. Но нужно было снять ее с мели. Больше часа ушло, пока, наконец, брандвахта со скрежетом оторвалась от речного дна и вышла на глубокое место.

Началась погрузка имущества, а потом плотно, как сельди в бочке, в брандвахту набились красноармейцы. Поставили шесть пар неуклюжих, грубо вытесанных из целых бревен весел. На каждую пару село по шесть человек. Несколько местных жителей, хорошо знавших фарватер реки, охотно согласились быть лоцманами.

В десять тридцать утра 26 сентября, выслав вперед разведку на лодке и имея «душегубку» для связи, отряд под веселый гомон и песни красноармейцев оставил Нелькан.

— Поднимай паруса, держи нос по ветру, — кричали радостно настроенные бойцы.

С протяжным скрипом мерно поднимались и падали, разрезая воду, двенадцать деревянных весел. Благодаря быстрому течению двигались хорошо, со скоростью до десяти верст в час. Один за другим оставались позади уже посыпанные золотом ранней северной осени островки.

В четыре часа дня благополучно миновали Семь Протоков. Пепеляевцы опоздали на несколько часов.

Дальше плыли уже медленнее, не так торопились. Несколько раз садились на мель. Иногда удавалось оттолкнуться при помощи шестов, но частенько приходилось залезать в воду. Один раз лоцман ошибся и направил брандвахту в несудоходный проток. На этот раз сели особенно крепко.

— Заякорились надежно, язви тебя в душу! — шумел боец-волжанин. — Да и какая это река — ручей, и только! Вот по Волге плыть — то настоящая река…

— А ты не ругайся. Языком не сдвинешь, — урезонивали волжанина, — раздевайся да в воду — лучше будет.

— Внимание! — крикнул вдруг какой-то весельчак. — Да здравствует река Май! Все разом штаны снимай!

— Мы-то снимем, а вот тебе не стоит — утонешь.

— Он бы и захотел, так не утонет — у него голова пустая.

Так, под шутки и смех, командиры и красноармейцы залезли в ледяную воду, и хоть с большим трудом, но столкнули судно с мели.

Спустившись вниз по течению верст на триста, отряд добрался до своих пароходов и на них без всяких задержек 2 октября прибыл в деревню Петропавловское. Здесь находилась 8-я рота Петроградского полка.

Исай Карпель выехал в Якутск, командование же над объединенным подразделением, которое переименовано было в батальон, принял Дмитриев.

Постепенно все разбросанные красноармейские отряды стягивались ближе к своему центру — Якутску. Обе стороны готовились к неизбежным решающим боям.