ПОРАЖЕНИЯ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ
ПОРАЖЕНИЯ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ
Наш осажденный отряд приковал к Сасыл-сысы значительные силы белогвардейцев. Тем не менее пепеляевцы попытались осуществить и некоторые другие операции.
В середине октября 1922 года генерал-майор Ракитин, сформировав отряд в составе сорока пяти русских и семидесяти пяти солдат-якутов, пешим порядком вышел из Охотска на Якутск. Через десять суток, дойдя до станции Аркинской, задержался и около двух месяцев ожидал оленьего транспорта.
Чтобы создать себе базы на подступах к Якутску и организовать антисоветские отряды вблизи города, 15 ноября Ракитин командировал в Чурапчинский район полковника Хутоярова с восемью офицерами.
Имея хороших проводников, Хутояров обходил наши заставы и гарнизоны, иногда сворачивая для этого с дороги и идя целиной. 4 января он пришел в Крест-Хольджай, где застал прибывший из Оймякона белогвардейский отряд Петра Оросина из шестидесяти якутов.
С таким подкреплением Хутояров вышел на фронт Чурапча — Нижняя Амга. Осуществив неожиданный налет на деревню Татту, он захватил там одного телеграфиста и восемь телефонистов. От них он узнал, что в семидесяти верстах от Татты, в Нижней Амге, стоит красноармейский отряд Самсонова, и решил пойти на провокацию. Полковник вызвал Самсонова, который еще не знал о падении Татты, к прямому проводу. Между ними произошел такой разговор:
— Здравствуйте, товарищ Самсонов. Штабу срочно нужны некоторые сведения. Сообщите, сколько в отряде человек, сколько пулеметов, как обстоит дело со снабжением отряда и каково моральное состояние бойцов.
— Кто со мной говорит? — спросил Самсонов. Не получив ответа, он продолжал: — Во-первых, просимые вами данные о численности и вооружении отряда штабу хорошо известны. Во-вторых, если вы из штаба, то должны знать, что сведений открытым текстом не передают. Сообщите свою фамилию, и я передам вам все необходимое шифром.
На другом конце провода молчали. Самсонов стал догадываться, что разговаривает с чужим человеком. Вряд ли работник штаба мог позволить себе такую вольность.
— Что касается боевого духа красноармейцев, — продолжал он после небольшого раздумья, — то он очень высок, отряд горит желанием скорее встретиться с пепеляевцами. Кстати, скажите-ка, сколько лет вашей бабушке?
— Прошу без шуток. Вам приказано, и немедленно дайте запрошенные сведения. Нечего обезьянничать, не то будете преданы суду.
— Товарищ командир, — обращается к Самсонову телеграфист, — это говорят не из Чурапчи, я свои аппараты по линии знаю и телеграфистов тоже. Тут что-то неладное. Это говорят из Татты, а кто — черт его знает.
— Пожалуй, ты прав. А ну-ка вызови по телефону Татту.
Загудел аппарат:
— Есть!
Самсонов взял трубку:
— Товарищ, кто у вас там дурака валяет? Разве не понимаете — обстановка военная, и за это влетит по первое число? Скажите, кто говорил со мной по проводу и кто у телефона?
— Говорит Татта, у телефона сотрудник штаба, только что прибывший из Чурапчи. Фамилию мою вы не знаете, так как несколько человек нас прибыло из Иркутска для укомплектования штабов в Якутске и Чурапче. Меня Байкалов откомандировал в Чурапчу. Вам идет подкрепление. Сейчас же сообщите запрошенные сведения.
Самсонов понял, что в Татте случилось что-то неладное и у него обманным путем хотят выведать данные об отряде.
— В подкреплении я не нуждаюсь, сил у меня достаточно. Пока не ответите на мой вопрос, никаких сведений от меня не получите. Не треплите по-пустому языком.
— Я не треплю. Выеду к вам в гости. Скажите, есть ли у вас спирт и за какое время я сумею до вас добраться?
— Довольно гавкать! Я вижу, что ты просто бандюк.
— Я не бандюк, а полковник Хутояров. Банда — это вы, большевики.
— Ага, так бы сразу и говорил! Здравия желаю, ваше высоко не достанешь благородие. Откуда прибыли? Куда и зачем путь держите? Пожалуйте к нам в гости, угостим хорошо, кухня у нас замечательная. Меню лучше харбинских ресторанов, обед из четырех блюд: на первое — суп из винтовочных пуль, на второе — жаркое из пулеметных, на третье — пудинг «гранат», четвертое по выбору — штык или приклад.
— Насчет угощения увидим — кто кого лучше попотчует. Я не один, нас пришли тысячи русских офицеров и солдат. За нами вся Якутия. Вы сидите и ничего не знаете: Чурапча в наших руках, скоро будем в Якутске. Предлагаю вам сложить оружие, иначе вас постигнет жестокая расправа. Мы умеем драться, у нас все старые фронтовики, участники мировой войны.
— Не напугаешь, не таких видали! Если не хочешь получить паспорт на тот свет, скорее сдавайся и получай пропуск в тюрьму.
После этого разговора Хутояров снял телеграфный и телефонный аппараты, обезоружил телефонистов и ушел в тайгу. Связь по проводу Чурапча — Татта — Нижняя Амга была нарушена.
Узнав месторасположение отряда Хутоярова, штаб восточно-боевого участка решил ликвидировать его. В самой Чурапче свободных сил для этой операции не было: отряды стояли гарнизонами в разных местах. К командирам отрядов Озолю и Моторину полетели гонцы с приказанием немедленно выступить против Хутоярова. А пока, чтобы не потерять из виду отряд белых, для наблюдения за ним из Чурапчи 10 января выслали конную разведку в тридцать пять сабель под командой Вихорева. Сутки спустя наша разведка вошла в соприкосновение с белыми.
Хутояров установил, что перед ним слабый конный отряд красных, и решил уничтожить его. Собрав все свои силы, он окружил Вихорева в месте ночлега в местности Итык-Кель.
Отчаянно дрались наши разведчики, целый день отбивая атаки белых. У бойцов осталось по пять — десять патронов. Еще одно наступление противника — и поражение неизбежно. Решили пойти на рискованный шаг.
Ночь как раз спускала на землю свой черный покров. Молчит темная тайга. Изредка раздаются выстрелы из цепи противника, расположившейся кольцом вдоль опушки леса. В одном месте тайга расступилась, прорезанная длинной узкой поляной. Вихорев уже на коне. Без шума садятся в седла бойцы отряда.
Отдохнувшие лошади резво рванули вперед, понесли в проход, отмеченный белеющим снегом. Враг не сразу заметил маневр красных. Потом спохватился. Затрещали выстрелы, засвистели пули, но уже поздно. Всадники проскочили через огненное кольцо.
Вихорев отошел на двадцать верст к западу. Там встретил роту Озоля в девяносто девять штыков, шедшую к нему на подкрепление. Вместе двинулись к лагерю Хутоярова. Но, придя на место боя, белых не застали. У жителей узнали, куда они ушли, двинулись следом.
К вечеру наткнулись на сильно укрепленную позицию Хутоярова в Олбе. Пытались наступать, но сильный огонь белых, хорошо защищенных толстым валом из балбах, остановил атаку, потом вторую.
Что делать? Сил для атаки мало. Послали донесение в Чурапчу. Через два дня подошла рота Моторина в пятьдесят штыков, привезла с собой скорострельную малокалиберную пушку.
Наутро снова перешли в наступление, и опять безрезультатно. Пушка не пробивала почти двухаршинные белогвардейские укрытия.
Снова в Чурапчу полетело донесение о результатах вторичного наступления и с просьбой выслать трехдюймовое орудие. Но такого орудия в Чурапче не оказалось.
Начальник восточно-боевого участка приказал Вихореву отойти в Татту. Не станут же белые вечно сидеть в окопах, пусть выйдут в поле.
Красный отряд отступил. Полковник Хутояров торжествовал. Чувство победителя окрылило его. По всему району он разослал агитаторов вербовать добровольцев, но запись шла туго. За все время в отряд вступило всего десять человек.
Чувствуя, что в народе сильно влияние большевиков, Хутояров издал и распространил среди населения такой приказ:
«Принимая во внимание, что государственным и политическим управлениям ЯАССР по Якутской области организована сеть осведомителей (шпионов), и находя такое явление очень вредным в деле освобождения края от Советской власти (коммунистической диктатуры) и установления правовых устоев общественно-государственной жизни, и что шпионами являются люди, потерявшие свою общественную совесть и очень вредные для общества, приказываю:
1. Осведомителям-шпионам (список коих имеется у нас, который будет опубликован в следующем приказе) Советской власти в однодневный срок со дня опубликования настоящего приказа выехать из районов, освобожденных от большевиков, в г. Якутск.
2. За неисполнение настоящего приказа виновные будут арестованы и преданы военно-полевому суду.
3. Всем воинским частям и органам местной народной власти вменяется в обязанность неуклонно наблюдать за точным исполнением.
Начальник якутского летучего отряда полковник Хутояров».
Наверное, полковник рассчитывал, что после такого приказа советские подпольные работники выпучат глаза и с ужасом разбегутся кто куда. А в душе они останутся даже благодарными Хутоярову за предупреждение. Смотрите, какой, мол, добряк этот полковник: знает всех, имеет на руках список и никого не трогает, разрешает спокойно выехать в Якутск. Не догадался только предоставить перевозочные средства!
Приказ полковника Хутоярова остался взмахом картонного меча. Нашими помощниками в деле ликвидации белых авантюристов являлось все трудовое население Якутии. Оно никуда не уехало, оно не имело никакого желания бросать свое хозяйство на разграбление, зная, что все полковники и генералы скоро сами будут улепетывать восвояси.
Нерадостная обстановка сложилась и у генерала Ракитина. Его отряд в двести пятьдесят человек во второй половине февраля прибыл в Баягантайский наслег, в двадцати верстах восточнее Чурапчи.
Якутское советское правительство предложило генералу прекратить борьбу и гарантировало всем добровольно сдавшимся неприкосновенность личности. Обращение Якутского советского правительства было передано Ракитину товарищами Жарных и Байкаловым (первый являлся братом, а второй — сыном командующего. — И. С.).
Генерал Ракитин сложить оружие отказался, а парламентеров арестовал. Но потом, отобрав у них оружие и документы, отпустил в Якутск. Таким образом, и на эту попытку Советской власти мирным путем разрешить авантюру Пепеляева белогвардейцы не реагировали.
Больше того, вскоре генерал Ракитин открыл военные действия, решив занять селение Мягинская управа и тем самым прервать связь красных отрядов, находящихся в Чурапче, с Якутском. Незаметно подобравшись к самой околице селения, отряд генерала бросился в атаку. Но гарнизон селения не растерялся и встретил атакующих убийственным огнем. При первых же выстрелах красных якуты-отрядники залегли на открытом месте, стали нести большие потери. Никакие приказания и личный пример офицеров не могли поднять их на продолжение атаки.
Потеряв до сорока человек убитыми и ранеными, Ракитин вынужден был снова возвратиться к Чурапче.
После этой неудачи среди якутов стало наблюдаться недоверчивое отношение к русским командирам. Привыкшие действовать только из засад, они считали мягинскую атаку бессмысленной затеей русских офицеров, которым, дескать, не жалко якутов.
Скоро генерал Ракитин совершил нападение на Чурапчу. Но и этот налет оказался неудачным. Здесь белогвардейцы потеряли около тридцати человек убитыми и ранеными.
А вскоре чурапчинский отряд, которым командовал опытный боевой красный командир Е. И. Курашов, получил от командующего Байкалова приказ выступить на выручку осажденного в Сасыл-сысы нашего отряда.
Одновременно туда же должен был выступить из Якутска и сам Байкалов.
Чтобы ввести Ракитина в заблуждение, «дед» сделал хитрый ход. Он подготовил два приказа по гарнизону. Первый был фиктивным и предлагал гарнизону отойти на Якутск. Второй же, настоящий, ставил чурапчинскому гарнизону задачу выступить на Амгу и соединиться с осажденным в Сасыл-сысы отрядом.
Курашов сделал так, что нарочный, посланный из Чурапчи в Якутск с донесением и ложным приказом, был захвачен белыми. Радуясь возможности одним ударом уничтожить подразделение красных и поднять уверенность якутов и свой престиж, Ракитин, долго не раздумывая, в ту же ночь обошел Чурапчу с запада, вышел на якутский тракт и верстах в тридцати пяти сделал засаду.
Таким образом, Курашов избавился от генерала Ракитина и, оставив в хорошо укрепленной Чурапче небольшой гарнизон, выступил на Амгу. Теперь на его пути был только отряд белых полковника Варгасова.
История этого отряда невелика. Еще после занятия Пепеляевым Амги к нему явились три представителя тойонства — Д. И. Слепцов, Протасов и А. И. Слепцов. Они уверяли, что в северных областях имеется до девятисот повстанцев, но нет руководителей.
Пепеляев внял заявлению «представителей» и отправил с ними в район Чурапчи полковника Варгасова. Но вместо ожидаемых девятисот, полковник набрал там всего восемьдесят два человека и с этим отрядом перехватил дорогу Чурапча — Амга, чтобы отрезать Курашова от Сасыл-сысы. Сейчас при подходе «деда» отряд белых разбежался и открыл ему путь.
Варгасов тут же послал Пепеляеву донесение. Оно характерно, так как показывает настроение в белогвардейских отрядах, и я приведу его.
«По моем приезде численность всех партизанских[7] отрядов оказалась в 82 человека, — писал полковник.
На следующий день я занял тракт Чурапча — Амга. Два часа с Д. И. Следовым уговаривали Протасова, который ни за что не хотел перебросить отряд из своего наслега. Тогда я собрал весь отряд, сказал, кто я, кем и для чего сюда послан, что под Амгой идут бои и что нам надо готовиться к выступлению.
Обвешанные патронами, молодцеватого вида партизаны дали мне полную уверенность в том, что с ними можно дело сделать. Но как только они узнали о переброске отряда, то сразу начали ходить с кислыми минами и совершенно неожиданно для меня начали просить уволить их, мотивируя усталостью и домашними обстоятельствами. Егор Аммосов заявил, что поступал в отряд как наслежный милиционер, и воевать не желает.
Только после моего категорического заявления, что увольнения генералом запрещены, я смог отправиться на фронт. Отряд уже не имел никакой силы, а по внешнему виду представлял толпу.
В это время везде и всюду якуты только и говорили о событиях в Сасыл-сысы и что из Якутска движутся на Амгу крупные силы противника. Кем-то распространялся слух, что красных около тысячи человек.
Принятые мною меры к опровержению этих слухов цели не достигали, так как Д. И. и А. И. Слепцовы заблаговременно убрались — первый еще 16 февраля к Ракитину, а второй 20 февраля удрал к красным. Остался один Протасов.
22 февраля, на рассвете, красные — 250 человек при одном орудии — выступили из Чурапчи на Амгу. Моя застава очистила дорогу, и только пять человек дрались до последнего, и все погибли.
Я послал с донесением генералу Ракитину поручика Токарева, который был захвачен красными.
После этого заявления об увольнении стали более настойчивыми. Тот же Егор Аммосов в присутствии партизан и Протасова бросил мне винтовку и патроны и заявил, что больше служить не будет.
Я его арестовал, но пример его оказался заразительным, на другой день из 2-й роты ушли около 25 человек.
23 февраля, около 10 часов утра, мне сообщили, что показалась колонна всадников около 50 человек, которые спешиваются.
Обливаясь потом, таща каждого буквально за рукав, я разместил партизан на позиции и с пятисот шагов открыл огонь по наступавшему противнику, который в свою очередь открыл огонь из кольта и шоша.
Чтобы ликвидировать угрозу с правого фланга, я решил отвести вправо, на очень хорошую позицию имевшийся у меня резерв в 14 человек. Скомандовал: «За мной, бегом!» — и под пулеметным огнем мы перебрались и залегли за балбахами.
Только тогда я увидел, что со мной только один переводчик, а все остальные якуты садятся на коней.
Мне с переводчиком путь отступления уже был отрезан уничтожающим огнем, а лошади мне мои подчиненные не соблаговолили оставить. Однако красные дальше не пошли, и я пролежал до вечера в снегу, потом пришел в юрту и хотел догнать свой отряд, но не знал, где он, да и якуты стали совсем другими; нарочным никто ехать не желает, лошадей, говорят, нет и о положении на фронте никто ничего не знает».
Так рассыпался отряд полковника Варгасова. Сам он только случайно узнал о близости отряда генерала Ракитина и примкнул к нему.
А генерал Ракитин, прождав безрезультатно более суток в засаде, понял, что красные его надули. Сгоряча он хотел броситься вдогонку за Курашовым, но среди бойцов его отряда тоже началось брожение. Стали ползти слухи, что якуты вообще не желают воевать с красными и что они намереваются при первом удобном случае обезоружить белых и передать их советским властям.
Ввиду этого генерал Ракитин, намеревавшийся было пойти на соединение с Пепеляевым, предпочел распустить всех якутов и с двадцатью шестью русскими спешно направиться в Охотск.
Итак, Пепеляев получил спешное донесение о том, что в Сасыл-сысы движется сильный отряд красных войск Курашова с орудием.
Оставив с Вишневским отряд Артемьева и человек тридцать русских добровольцев, Пепеляев с дружиной бросился навстречу Курашову, торопясь занять выгодную позицию. 26 февраля отряд «деда» в местности Элесин вступил в бой с пепеляевцами и нанес им значительный урон. Потери белых составляли около шестидесяти человек ранеными и убитыми.
Во время боя пулеметчику Ренкусу удалось испортить один пулемет и с восемнадцатью бойцами перебежать к Курашову.
28 февраля произошел второй бой, также неудачный для дружины, которая потеряла убитыми и ранеными около тридцати человек. К «деду» перебежали еще двенадцать бойцов.
А потери в отряде Курашова за оба боя не превышали сорока человек.
Тогда Пепеляев укрепился в селении Арылах и хотел дать «деду» еще один бой. Но Курашов обошел селение. Старый, опытный командир, он поставил себе целью возможно скорее выйти в Сасыл-сысы.
Пока генерал нерешительно маневрировал в районе деревни Элесин, отряд Курашова успешно продвигался к Сасыл-сысы, где перед нашими окопами сидел генерал Вишневский.
Такова была обстановка к тому моменту, когда командующий красными войсками в Якутии Байкалов, собрав весь гарнизон Якутска численностью около шестисот бойцов, при двух орудиях и восьми пулеметах, выступил по направлению к Амге. Здесь к этому времени оставалось около 150 белогвардейцев, много раненых и продовольственные запасы пепеляевцев.
О подходе к Амге якутского экспедиционного отряда Пепеляев не знал. Это во многом объяснялось тем, что население сочувствовало Советской власти, и, хорошо зная о движении отряда Байкалова, молчало об этом или сообщало ложные сведения.
Правда, Пепеляев на всякий случай выбросил на амгинский тракт для разведки отряд полковника Хутоярова. В ста верстах от Якутска тот столкнулся с красными, но был отогнан. Вступить в бой полковник не рискнул, а без боя сведений о красных получить не мог.
Так отряд Байкалова и не был опознан белыми до подхода к Амге. Лишь первые орудийные выстрелы дали знать противнику, что он имеет дело с крупными силами красных из Якутска.
До Амги оставалось не более двух верст, когда отряд принял боевой порядок для наступления. Постепенно исчез мрак ночи. Густым туманом, точно завесой, укуталась Амга. Слышна тихая, вполголоса, команда.
Отряд быстро подготовился к бою. Дивизион ГПУ рассыпался в цепь вправо от дороги, левее его расположились чоновцы; пулеметы прямо на санях находились между цепями; артиллерийская батарея подготовилась для стрельбы прямой наводкой.
Отряд Якнарревдота по распоряжению командующего выбрасывается на двадцать пять верст западнее Амги в сторону Чурапчи, чтобы вести непрерывное наблюдение за передвижениями главных сил Пепеляева.
Неожиданно для всех ударил первый выстрел из орудия. В воздухе просвистел снаряд, с треском разорвался где-то в селе.
Выстрел трехдюймовки нарушил мирный сон обитателей слободы и предупредил пепеляевцев об опасности. В Амге завыли собаки, замычал скот, беспокойно заметались дремавшие в загородках кони. Караулы белых открыли ружейный огонь в направлении стрелявшей пушки.
Нашему командованию не следовало производить преждевременный выстрел. Он помешал использовать решающий элемент боя — внезапность.
Из-за глубокого снега цепь наступающих двигалась медленно. Туман начал рассеиваться, и вскоре наши бойцы оказались на виду у белых.
Противник открыл огонь. Большинство амгинского гарнизона состояло из офицеров и стреляло метко. В цепи появились раненые, убитые. Первыми пали лихие пулеметчики и комиссар отряда ЧОН Ляжнин. Пуля угодила ему в голову.
Бой разгорался.
В цепи наступающих никто не ложится. Стиснув зубы, на ходу стреляя, бойцы в полный рост продвигаются все вперед и вперед. Цепь чоновцев изогнулась острыми изломами. Давала себя знать разница в возрасте. Старики партийцы и бородачи рабочие отстали от молодых. Многие на ходу поскидали дохи и полушубки, усеяв ими все поле.
Позже пленные белогвардейцы рассказывали:
— Бьем вас, люди валятся, а цепь вроде не уменьшается, все идет и идет вперед. Жуть нас взяла от такой храбрости.
Оказывается, белые приняли разбросанные дохи и полушубки за трупы убитых.
Наступило ясное морозное утро. Стало совсем светло. До окопов противника осталось шагов четыреста. Хорошо видны цепи наступающих. В них теперь легче целиться. Огонь со стороны белых усилился, стал метче. Все чаще пули поражают людей.
Красные залегли передохнуть, подтянуть отставших, набить опустевшие пулеметные ленты, поднести патроны.
Санитары принялись за работу, выносят раненых в безопасное место. Санитар Арефьев, саженного роста детина, берет сразу по два человека и несет их, ровно кули, под мышками.
На дороге в упряжи стоит пара лошадей. С саней пулемет Кольта звонко строчит по окопам. Летят встречные пули белых, ищут смелых пулеметчиков.
Их осталось только двое: начальник пулемета Горчаков и пулеметчик Егоров. Нервно дрожат кони, пугливо поводят ушами, но не двигаются с места, точно вросли в землю. Но вот пуля попала пристяжной в шею. Вздыбилась раненая лошадь, потом вместе с коренной дернула и донесла вперед, прямо по направлению к белым. Пулеметчики вылетели из саней, остались на дороге. Кольт на санях покачивается, подпрыгивает, но не вываливается.
Белые в этом направлении прекратили огонь, надеясь получить пулемет. На сто шагов унеслись кони от нашей цепи. Горчаков и Егоров открыли огонь по скачущим лошадям. На полном ходу споткнулся подстреленный коренник, следом грохнула пристяжная.
На дороге, между нашей цепью и пепеляевскими окопами, против правого фланга 1-й роты, появился человек в белой папахе. Командир роты Андреев понять не может: кто между двух цепей — наш или белый?.. Затем еще один человек подбегает к опрокинутым саням. Да это Горчаков с пулеметчиком! Оба залегли у саней. Через минуту снова раздался дробный стук знакомого пулемета.
Все ближе и ближе подходят к селению красноармейские цепи, теперь до окопов не больше ста пятидесяти шагов. А бой принимает все более решительный характер.
Не раз уже красные поднимались в атаку, но меткий огонь пепеляевцев и глубокий снег задерживали. Снова ложились и медленно проталкивались вперед. Два выдвинутых вперед окопа белых мешают, держат наступающих под перекрестным огнем. А теперь, в непосредственной близости, они стали особенно опасны. Вот когда нужна бы помощь артиллерии, но связи с нею нет — телефонов наши не имеют.
Командир ЧОНа Карпель посылает на батарею двух красноармейцев с приказом обстрелять эти огневые точки. Вскоре раздаются орудийные выстрелы. Снаряды рвутся в окопах белых.
Подъехавший верхом брат командующего Жарных передает приказ: «В атаку!». Сам спешивается и идет на правый фланг к дивизиону.
Карпель ловит лошадь, брошенную Жарных, вскакивает в седло, взмахивает наганом и громко кричит:
— За мной, вперед!
С группой человек в двадцать чоновцев и одним пулеметом он врывается в деревню. Под ураганным огнем белых почти все смельчаки погибают. Пули щадят самого Карпеля, командира отделения Черных и бойца Гоголя. Они залегли в окопах, очищенных от белых. Гоголь бросает гранаты. Карпель оборачивается к своим и кричит:
— Чоновцы, вперед! Еще немного вперед!
Пепеляевцы бешено отстреливаются. Вражеская пуля настигает Гоголя с занесенной в руке гранатой. Ранена лошадь Карпеля. Три пули одна за другой обжигают его самого, но ни одна не ранит. Огонь противника так силен, что нельзя поднять головы. Атака красных отбита.
Первый взвод во главе с Андреевым далеко выдвинулся вперед, вплотную подошел к окопам, залег, ожидая роту. До противника рукой подать, и от пуль врага ежеминутно из строя выбывают бойцы. Положение стало невыносимым. Остается одно — ринуться вперед. Андреев командует:
— Приготовиться к атаке!
В это время из ворот больничной ограды ударил пулемет белых. Бойцы взвода еще глубже втиснулись в снег. Но, выпустив ленту, пулемет вдруг замолчал, с ним что-то случилось. Андреев хорошо видит, как нервничает человек у пулемета. Надо использовать благоприятный момент. Командир вскакивает, за ним весь взвод:
— Ура-а, ура-а-а!..
Окопы белых заняты. Выстрелом в упор из нагана Андреев убивает высокого капитана, поворачивает вражеский пулемет и бьет по бегущим пепеляевцам. Из окон больницы стреляют раненые офицеры. В ответ летит несколько гранат. В больнице раздается треск, ломаются рамы, звенят разбитые стекла.
Взвод прорвал линию обороны белых, занял больничную ограду, рассыпался поперек широкой улицы, открыл огонь вдоль окопов по правому флангу противника. Горчаков на руках несет кольт, ставит у угла больницы и открывает стрельбу вдоль улицы по мечущимся белым. В то же время в деревню врывается национальная рота. Поднялся в атаку и дивизион. На самой околице выстрелом из-за угла убит Жарных.
Первым не выдержал правый фланг белых, побежал за речку, в кусты. Но левый фланг пепеляевцев упорно обороняется.
Андреев, вышедший со взводом в тыл белогвардейцев, видит, как рослый офицер спокойно, точно на охоте, не спеша целится и стреляет в наступающих. Смотри, какой выдержанный. Но что это? Оказывается, спокойствие сразу покидает его, как только сзади раздаются выстрелы красных. Теперь и на левом фланге пепеляевцы стали в панике покидать свои укрепления.
«Спокойный» стрелок, оказавшийся капитаном Медведевым, перепугался так, что забыл даже убежать. Озлобленные красноармейцы хотели было поднять его на штыки. Андреев вовремя подоспел и не допустил расправы:
— Товарищи! Вам известно распоряжение командующего — пленных не трогать.
А капитан совсем потерял голову и только истерично кричит:
— Братья, пожалейте, не убивайте!..
Красноармейцы опустили винтовки. Кто-то с презрением сказал:
— До чего ты дошел, господин капитан, дрался храбро, а кончил позорно!
Привели целую группу пленных офицеров и всех отправили в штаб к Байкалову.
Окопы были уже очищены, но в слободе пепеляевцы с упорством обреченных цеплялись за каждый дом, сарай и, только расстреляв все патроны, сдавались, поднимая винтовки прикладами кверху.
В Амге было захвачено более двухсот пепеляевцев. В числе пленных оказались Куликовский и полковник Суров. Взята была вся продовольственная база дружины и более двадцати тысяч патронов.
Вдохновитель контрреволюционного движения Куликовский в момент пленения успел отравиться морфием, и, как только его привели в наш полевой штаб, он умер. В походной его канцелярии были обнаружены всевозможные штампы и печати для будущего «Якутского управления» и визитные карточки с текстом на французском языке: «Губернатор Якутской провинции». Здесь же хранились псалтырь, порнографические открытки и морфий.
Полковник Андерс, убежав к устью р. Мили, послал донесение о сокрушительном разгроме белых и падении Амги. Это известие надломило волю незадачливого завоевателя Якутии. Видя свой неминуемый разгром, Пепеляев поспешил прекратить военные действия. Он отдал приказание всем частям дружины срочно сосредоточиться в районе Сасыл-сысы. Здесь, собрав старших начальников, он объявил им свое решение о прекращении борьбы с Советской властью и об отводе дружины в порт Аян, чтобы остатки навербованных им добровольцев смогли уехать за границу. О своем решении Пепеляев послал сообщение в Охотск Ракитину и Михайловскому.
Уцелевшим добровольцам генерал заявил:
— Я ошибся в расчетах. Борьба с регулярной Красной Армией невозможна. Наше дело проиграно. Кто может — пусть идет со мной, кто желает сдаваться — пусть сдается.
Третьего марта Пепеляев начал отход на Охотское побережье.