5. К вопросу о финских автостоянках, советских таможенниках и безработных музыкантах

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. К вопросу о финских автостоянках, советских таможенниках и безработных музыкантах

В августе выступали в Сочи, дежурные курортные концерты, парк Фрунзе. Разогревала публику какая-то металлическая команда, концерт в шесть вечера, а что такое шесть часов в Сочи? Солнце лупит в глаза, народ обмахивается газетками, слушает «Скованных одной цепью»… А до этого жуткие металлисты прыгали, что-то пытались «лабать»… В общем, парк отдыха… И каждый день скандалы. Лешку Могилевского к концу вообще «сняли с дистанции» за попытку выехать на концерт во фраке, с саксофоном и в трусах. Впрочем, бывало и похлеще… Сняли его с поручением срочно зашиться, о чем он впоследствии даже бумагу Славе принес. Не помогло. В какой-то там по счету раз уходил из группы Назимов, его возвращали, он опять уходил.

В сентябре — первая поездка за рубеж, Финляндия. Выступали в кинотеатрах перед фильмом Марьяны Мюкконен «Серп и гитара», только два концерта прошли в нормальных залах: один играли с финской командой «Гидиапс», другой — в тусовочном кафе в центре Хельсинки, где выступают гастролеры, одни имена которых — почти легенда. Стены в кафе расписаны автографами на разных языках, чуть не все знаменитые буржуи отметились. Слава написал: «Совки попали в засаду»…

Одним словом, гастроли вышли спокойные, практически без происшествий, но с большим количеством нервов, истрепанных в спорах-разговорах, в ругани. Кормильцев день за днем отводил кого-нибудь в сторону и нудил, что ему ничего не нравится, что группа зациклилась, что кризис наступил, все плохо, жутко, скучно, однообразно… Нагнетал атмосферу. А Слава из сомнамбулического состояния уже почти не выходил; впрочем, видели его только во время концертов, сразу после которых в компании Белкина он растворялся на финских просторах вплоть до начала следующего концерта. Музыканты тоже разделились на две партии, «пьющих и непьющих», к первой относились Зема, Пифа и Могилка, фактически уже зашитый, но духовно — еще нет. Ко второй — кабацкие люди. Томились порознь.

Было, правда, слабое развлечение с автостоянками, которое, если бы тамошние полицейские были порасторопнее, могло бы перерасти в развлечение мало-мальски приличное, ан не вышло. Взятый напрокат автобус оставили у гостиницы, утром обнаружилась на лобовом стекле бумажка, штраф. На следующее утро фокус повторился, и оказалось, что порядок прост: утром в одно и то же время, в 8.05, приходит полицейский и рассовывает под «дворники» штрафы. Уральские хлопцы рассудили здраво, стали вставать в половине восьмого и минут на сорок выезжать на природу, загород. Ничего о подобной подлости не подозревая, приходил пунктуальный шуцман, расклеивал штрафы, возвращались наусы, ставили автобус на место и ложились спать. Правда, несколько штрафов все равно накопилось, но автобус был прокатный, талончики аккуратно сложили в бардачок, и кто там расплачивался, неизвестно…

Домой возвращались поездом, Могилевский вез пару порнографических журналов, его дружно пугали таможней; окончательно затравленный Леха спрятал журналы в соседнем вагоне под мусорное ведро, откуда они — ко всеобщей радости — исчезли. Таможенники на Леху внимания не обратили.

Егор Белкин курил со Славой в тамбуре и размышлял — вслух, естественно — о том, не пришло ли время вернуть Диму. Слава слушал, слушал, пообещал по приезде в Москву с Димой переговорить, поехал к нему прямо с вокзала… И не вернулся.

Хотя нет, съездили в Ташкент. «Все это настолько к тому времени приелось, что походило на нудную работу, можно было стоять на сцене и думать о чем-то своем, можно было с закрытыми глазами играть… Нудятина пошла… Слава очень плохо пел, болел, постоянно возил с собой какие-то лекарства, какие-то штуковины себе в горло засовывал, заливал что-то… У него были проблемы с голосом. Программа работалась кое-как, а под конец шел блок нетленок, народ его ждал и — „Ура!..“» (из интервью В.Комарова).

Последним было выступление в Свердловске, 14 октября, на третьем фестивале рок-клуба. Перед началом огромный зал Дворца молодежи странно томился, начали не сразу, медленно, неуклюже раскачиваясь, но под рев восторга, который постепенно стал спадать, спадать…

В последних числах октября к Лешке Могилевскому пришел в гости Зема, отбил в коридоре чечетку и объявил:

— Все, мы уволены.

— Ну и слава Богу, — сказал Могилевский.