Глава 15. Побег

Глава 15. Побег

Я собрался так, чтобы «все было готово к бою и походу», как собирался на своем корабле, когда служил на флоте. Я изготовил на лодке оба клапана и в один из них ввернул трубку насоса. Я слегка качнул в лодку воздуха, после чего отверстие на насосе и аварийный клапан на лодке заклеил пластырем. Лодку я вложил в огромный альпинистский рюкзак. В рюкзаке лодку можно было принять за одеяло, за палатку, за что угодно. Сверху, в этот же рюкзак, я уложил упакованные в презервативы и в резиновые мешочки, купленные в Военохоте, как списанное военное снаряжение, остальные вещи и пищу в дорогу. Их было очень много, остальных вещей. И все казались необходимыми. Это и бинокль, и корочки моих научных статей, и документы, и таблица флагов иностранных кораблей, а также карты, одежда, шоколад, сгущенное молоко, сливки в банках и вода в резиновых мешочках. Я не подумал о том, чтобы положить документы отдельно. А среди них была справка из домоуправления, подробно описывающая причины непригодности для жилья нашей коммунальной квартиры, и в частности, моей комнаты. Я собирался опубликовать эту справку на Западе. В случае ареста, эту справку, как и некоторые документы, следовало бы уничтожить. Но я внушил себе, что эта моя попытка — последняя, и уж если арестуют, то все равно никогда не выпустят.

Несмотря на то, что рюкзак заполнился весь и стал очень тяжелым, все вещи в него не поместились. Пришлось сделать еще два места: одно место — весла, рея, мачта и руль, и другое место — парус, надувной матрац, плавучий якорь, рубашка, маска, трубка.

Убедившись, что соседей дома нет, я вызвал такси. Согнувшись в три погибели, я дотащил свои вещи до такси, но сразу понял, что в Крыму таскать такую тяжесть я не смогу. Поэтому, приехав в аэропорт, я развязал рюкзак и незаметно вылил из мешочков всю пресную воду. Стало немного легче.

В Симферополе мне повезло: сразу подвернулось такси. Повезло и дальше: таксист знал адреса в Коктебеле, где можно было снять комнату ненадолго, и привез меня прямо к такому дому.

— Я на пять дней, — сказал я вышедшей навстречу хозяйке. — Через пять дней приедут мои друзья и мы полезем в горы. Вот и палатка со мной! — ударил я рукой по рюкзаку.

Оставив вещи в комнате, я пошел к морю. Вроде бы с прошлого года ничего не изменилось: с наступлением темноты я увидел три известных мне пограничных прожектора. Один из них был в поселке Орджоникидзе, другой — в Коктебеле, и третий — в Крымском Приморье. «Если я буду стартовать из Ревущего грота, — подумал я, — то буду находиться на равном расстоянии от всех трех прожекторов».

Вода в море оказалась достаточно теплой и потому, посчитав все условия благоприятными, я мысленно назначил старт на 11 июля.

Ночью с 10 на 11 июля мне снился шум мотора катера. Было ли это предчувствие или на самом деле с моря доносился шум и трансформировался потом в сон, я не знаю. Утром 11 июля я позавтракал в столовой, набрал в резиновые мешочки пресной воды, и снова лег в постель. В 12 часов я опять сходил в столовую и снова лег на кровать. В 15 часов 30 минут я встал с кровати, собрал свои вещи, которые, в основном, так и оставались запакованными, и, рассчитавшись с хозяйкой, пошел к морю. На берегу моря мужчина и мальчик ловили рыбу. Я остановился около них и заговорил о рыбной ловле, чтобы создать впечатление, что мы — из одной компании. Постояв и поговорив минут пять, я вынул из упаковки матрац и надул его. Потом я перенес матрац на воду и погрузил на него остальные вещи. Раздевшись и привязав матрац веревкой к поясу, я поплыл вдоль Кара-Дага.

Отплыв от рыболова метров 300, я подплыл к уединенному месту между скал и там надел на себя шерстяную рубашку, в карманы которой были вложены некоторые документы, компас, свисток, нож и часть шоколада. Пока я завязывал шнуры на рубашке, по берегу подошел мальчик-подросток и с любопытством уставился на меня. «Такой вот „хун-вей-бин“ вполне способен донести! Их в школе этому учат!»— подумал я и, надев маску и трубку, как мог быстро поплыл дальше, вдоль берега.

Курортный сезон в Коктебеле еще только начинался и я встретил по пути всего несколько человек. Проплывая Лягушачью бухту, бухту Ливадию, Змеиную бухту, Сердоликовую бухту и бухту — Барахту, я старался держаться мористее, чтобы меньше привлекать к себе внимание тех немногих людей, что там находились.

Наконец, все доступные для туристов бухты были позади. Я поплыл вдоль цельной скалы, вертикально поднимающейся из воды. Морской путь вокруг Кара-Дага был знаком мне до мельчайших подробностей. Я знал, что вертикально спускающаяся в море скала — застывшая лава, имеет протяженностью около 3-х километров. За ней будет бухта Разбойник, в которую невозможно попасть по берегу, а дальше пойдет хотя уже и изрезанная, но все еще трудно доступная береговая черта еще на 3 километра, вплоть до Крымского Приморья. У меня не была намечена конкретная исходная точка для старта. Я знал лишь, что старт будет сделан из этого безлюдного района Кара-Дага, а там — по обстоятельствам.

Когда я доплыл до Ревущего грота, стало смеркаться. На море был штиль и грот в этот вечер свое название не оправдывал. У его жуткого входа-зева, из воды выступили небольшие камни, на которые можно было встать. Я подумал, что это было неплохим местом для старта и остановился. Камни заросли водорослями и были скользкие. Хорошо, что я оставил на ногах носки. Я вылез на камень, подтянул к себе матрац с вещами и, наклонившись к воде, сперва крепко привязал поклажу к матрацу, а потом опрокинул ее в воду.

Рюкзак не тонул. Я надавил его сверху ногой, пробуя какова его плавучесть. Оказалось, что мне его не утопить даже ногой. Значит, воздух, имевшийся в слегка надутой лодке, а также в многочисленных резиновых мешках и презервативах, создал большую положительную плавучесть. Мне ничего не оставалось, как буксировать рюкзак на виду. Чтобы он все же осел пониже в воду, я вынул из под него матрац и выпустил из матраца воздух. Потом хотел выбросить матрац, но почему-то вместо этого швырнул его на буксирную веревку, где он и повис, опустив оба конца в воду.

Я засунул в рюкзак сумку с провизией и водой и после этого у меня осталось два места: рюкзак и тяжелый рангоут и такелаж лодки, связанный вместе и висящий под рюкзаком в глубине на веревке, как отвес. Все это было необтекаемым и очень тормозило мое плавание. Но непотопляемость рюкзака оказалась непредвиденной и теперь уже я ничего не мог сделать. Оставить все на матраце я тоже боялся: очень высоко над водой, а, следовательно, заметно. Я выбрал меньшее из двух зол.

«Ну, пора!» — решил я, когда груз был готов для буксировки. Я снова надел маску и трубку и, соскользнув с камня, поплыл в сторону открытого моря. Оглянувшись назад, я хорошо разглядел и мой рюкзак и Ревущий грот и подумал: «Еще светло! Меня могут увидеть!»

Я повернул обратно, снова доплыл до грота и, взобравшись на камень, стал ждать полной темноты. Прошло еще минут пятнадцать. За это время тени сгустились, ближайшие выступы скал исчезли из поля зрения. «Ну, теперь совсем пора!»

Я снова поплыл. Едва я преодолел расстояние метров 500, как на меня внезапно ударил сноп света, откуда-то сверху. «Неужели прожектор о котором я не знал?!» Я поднял голову из воды и увидел над Кара-Дагом… полную луну! Она светила так ярко, что было полное сходство с прожектором. Раньше луну закрывала громада Кара-Дага. Я поплыл дальше.

Луна погасила многие звезды, но яркая красная звезда «Глаз Скорпиона» из созвездия Скорпиона, находившаяся у самого горизонта, точно на юге, была видна. Я поплыл прямо на нее и плыл так всю ночь.

Плыть было тяжело. Я чувствовал себя лошадью, запряженной в тяжелую и неудобную повозку. Каждый мой рывок вперед натягивал буксирную веревку и дергал привязанный к ней рюкзак, с висящим глубоко в воде противовесом. Инерция толчка скоро гасла, не в силах заметно ускорить движение неудобного груза. Я продвигался вперед с черепашьей скоростью.

Зажглись прожектора и начали прощупывать море. Прожекторов оказалось множество: в центре Коктебеля, где-то в поселке Орджоникидзе, в Крымском Приморье, где-то в районе Солнечной Долины. Были видны и более дальние щупальца прожекторов — из Феодосии. Однако, они не вызывали у меня большой тревоги. Я сообразил, что мой наполовину притопленный рюкзак нельзя увидеть с большого расстояния, а близко расположенных прожекторов и пограничных постов не было.

Опасность быть обнаруженным появилась позднее, когда к Кара-Дагу подошла группа пограничных катеров. Они приблизились к берегу, недалеко от которого все еще находился я, и стали курсировать совершенно беззвучно взад-вперед. Некоторые из них шли задним ходом и я сперва удивился этому, а потом понял, что это была уловка, хитрость. Потом катера также беззвучно и очень медленно поплыли цепочкой вдоль Кара-Дага и мне предстояло перерезать их курс.

Луна к этому времени куда-то исчезла, прожектора тоже перестали шнырять в этих местах, передоверив охрану границы катерам. А на катерах люди и приборы слушали шумы ночи. Было так тихо, что я отчетливо слышал подаваемые шепотом команды. Вот, когда я порадовался, что на мне одеты маска и трубка! Если бы на мне не было маски, я мог бы невольно сделать громкий вдох или всплеск рукой и чуткие уши или приборы уловили бы эти звуки. Но теперь я плыл совершенно беззвучно. Я не люблю плавать с ластами и как эта нелюбовь оказалась теперь кстати! Работу ластов уж наверняка бы засекли на катерах, которые теперь находились от меня не дальше десяти метров. Мелькнула мысль: «Меня могут обнаружить по фосфоресцирующему следу!» Действительно, от каждого гребка рукой в воде оставался яркий, фосфоресцирующий след. Но особенно размышлять было некогда. Теперь остановиться или уменьшить скорость, — значит столкнуться с катером. «А не могут на катере услышать звуки, которые доносятся из моей дыхательной трубки?» — пришла новая тревожная мысль. Я стал дышать аккуратнее. В маску набралась вода. Она перекатывалась по маске и немного мешала смотреть, но снять маску и вылить воду — об этом нечего было и думать!

И я плыл и плыл, с каждым гребком дергая свою неповоротливую и неудобную упряжку и выжидая момент, когда бы я смог пересечь линию идущих один за другим катеров. И вот такой момент пришел. Я бросился между двумя катерами, которые чуть-чуть растянулись. Вот, я уже между ними, вот — катера остались сзади меня. Через некоторое время я потерял их из вида. Как я ни поворачивал голову вправо и влево, но нигде больше не видел ходовых огней катеров. И когда я уже совсем было подумал, что морское заграждение мною успешно прервано, то вдруг увидел, что катера с потушенными ходовыми огнями меняли свою позицию. Теперь катера оттягивались мористее, километров на пять от берега, снова выстраивались в цепочку и готовились ловить ту «рыбку», которая сумела проскользнуть в первый раз, когда катера были у самого берега. Это было умно. Но и я тоже кое-что умел. Зная уже их тактику, заключавшуюся в том, что они, снова включив свои ходовые огни, плыли беззвучно задним ходом (очевидно под электромоторами), я рассчитал равнодействующую и направил свой курс так, что проплыл точно посредине между двумя катерами, не очень близко от каждого из них.

«Ну, уж теперь-то с катерами покончено!» — подумал я, когда катера остались позади.

Луны уже не было, не было и ветра. Стояла черная, тихая и теплая южная ночь. Мне хотелось знать сколько теперь времени, но остановиться, чтобы взглянуть на карманные часы — значило сбить весь ритм движения. Этого делать было нельзя. Пловцу надо иметь наручные часы, карманные — не годятся. Поэтому я плыл и плыл, лишь изредка поглядывая на небо, чтобы узнать, не начало ли оно розоветь? Сбросить с себя маску я не решался: вдруг снова на пути встретятся катера. Если бы я мог предвидеть, что внешние обстоятельства будут благоприятными для меня (луна исчезла, а прожектора перестали направлять в мою сторону), то мне бы следовало оставить матрац надутым, а вещи сложить на матраце. В этом случае плыть мне было бы много легче и моя скорость была бы вероятно в два раза быстрее. Тогда бы я смог проплыть за ночь более 20 километров и с рассветом оказался бы в нейтральных водах. Теперь же об этом нечего было и мечтать. Ориентируясь по звезде Глаз Скорпиона, я иногда также смотрел в воду, когда лицо мое обращалось вниз. И сколько же я видел рыб! Собственно, я видел не самих рыб, а их фосфоресцирующий след. Несмотря на тревоги и усталость, это было интересное зрелище. Тем более было интересно, что я твердо знал: в Черном море не водится никаких рыб или животных, которые бы представляли опасность для пловца.

Под утро я начал замерзать. Как всегда, сначала стала мерзнуть спина. Я ускорил темп движения и это в какой-то степени помогло. Стали приходить мысли о том, что ни одна живая душа в мире не знает о том, где я сейчас и что со мной. Уже в который раз и на тренировках, и во время реальных попыток побега в Батуми и вот теперь здесь — я оставался один-на-один с Богом!

Чем бы ни кончилось мое плавание, я знал: это были великие минуты в моей жизни. Позади многие годы подготовки: физической, моральной, материальной… — и вот теперь я сдавал экзамен. На этом экзамене была не 5-ти балльная система, а только двухбалльная: «сдал» или «не сдал». Для лучшей сдачи экзамена нужно было, чтобы ночь длилась дольше, а мой усталый организм жаждал утра и солнца.

В этой борьбе эмоционального и рационального прошло порядочно времени и когда я в очередной раз поднял голову из воды, чтобы взглянуть на восток, то обнаружил, что он порозовел.

Рассвет наступил быстро. Из-за горизонта упруго, как мяч, выскочило солнце. Будучи моряком, я много раз видел восход солнца на море, но такого восхода я никогда в жизни не наблюдал. Видимо, не малую роль играла необычность моей наблюдательной позиции. Заметив и запомнив все это (у меня в рюкзаке была чистая тетрадь и я собирался записать все при первой же возможности), я оглянулся назад.

Первое, что я увидел, это то, что до берега было очень далеко, так далеко, что никакие приборы не могли бы меня обнаружить. А второе — был пограничный катер, который на полной скорости шел прямо на меня. Я быстро убрал голову под воду и замер, еле двигая руками и ногами. Когда через несколько минут я снова поднял ее, то увидел, что катер повернул в сторону Феодосии и вез усталых пограничников домой, спать.

«Проспали меня, а теперь опять — спать!» — подумал я игриво и стал размышлять над тем, что делать дальше. Появилось желание залезть в лодку. Меня охватило обманчивое чувство безопасности. Этому способствовало прекрасное летнее утро, штиль на море и мирное голубое небо, без единого облачка.

Я подтянул к себе рюкзак и снял маску и трубку. На буксирной веревке по-прежнему, как я бросил его вчера, висел матрац.