8 Террор в Токио

8 Террор в Токио

Год 1966 стал усеянным бедами переломным моментом в истории ‘Битлз’. Это был год, когда я увидел постепенное ослабление контроля Брайана Эпстайна над группой. К своему ужасу он обнаружил, что не может больше указывать ребятам, что делать, и был вынужден лишь наблюдать, как они взяли на себя контроль над своей собственной судьбой. В то же самое время я видел, как ансамбль начинает распадаться – это был медленный, но бесповоротный процесс, который растянется на несколько лет. До 1966 года не было принято ни одного важного решения о линии поведения без единогласного согласия всех четверых. В этом году – впервые – Джон, Джордж и Ринго прекратили гастроли, не получив поддержки Пола. Начиная с этого момента и далее каждый из битлов или, по крайней мере, главные зачинщики из четырёх начали заботиться о своих личных интересах, всё больше сосредоточиваясь на том, что они считали лучшим для себя, и меньше заботясь о благополучии группы в целом. Вступил в действие инстинкт самосохранения, и теперь каждый становился за себя.

Одной из компенсирующих особенностей 1966 года стал выпуск того, что я считаю лучшим альбомом ‘Битлз’ за всё время, ‘Револьвера’, в середине года, который во многих других отношениях было бы лучше всего забыть. Всё начало идти для ‘Битлз’ не так, когда в течение краткого промежутка из двух недель посреди лета, когда в Токио группу затерроризировали угрозой смерти студенты-экстремисты, а в Маниле с ней обошлись грубо в физическом плане вооружённые головорезы президента. Лишь через месяц возникла реальная опасность, что Джон будет убит на сцене религиозными фанатиками, когда мы гастролировали по южным штатам Америки, принадлежавших к так называемому библейскому поясу.

Вследствие всех этих причудливых признаков серьёзной опасности и настоящих, угрожающих жизни атак, нас бы не удивило, если бы битлы решили прекратить гастроли исключительно из-за проблем защиты и личной безопасности. Но с точки зрения битлов были также и значительные профессиональные причины для отказа от дальнейших концертов после серии их уже запланированных летних выступлений в США. Слабые звуковые системы, которым не удавалось передать их пение и игру поверх криков публики стадионов, являлось для них настоящей проблемой. Они чувствовали, что растрачивая большую часть времени на пересечение земного шара для выступлений на сцене, они уменьшают шансы на существенный музыкальный прогресс до нуля. Далёкое от того, чтобы двигаться вперёд, качество их выступлений становилось хуже потому, что обстановке концертов в целом не хватало творческой среды и дисциплины студии звукозаписи. Подталкиваемые Джорджем, чей страх перед полётами являлся частью его растущей нелюбви к концертным турне, группа решила оставить дорогу насовсем и сосредоточиться на сочинении и записи, что являлось их самыми заветными целями.

Год начал катиться под откос в пятницу 25 марта, когда битлы приняли участие в опрометчивой фотосессии с ‘официальным’ фотографом ‘НЕМС Энтерпрайсиз’, Робертом Уитакером. Брайан Эпстайн был впечатлён Уитакером и его киносъёмкой во время поездки в Австралию в 1964 году. Во время их первой встречи Эпстайн показался 25-летнему Уитакеру “немного чванным и высокомерным”, и это впечатление он пытался запечатлеть, когда он делал снимки своего будущего патрона, которые оказались в своём роде удачными. Когда Эпстайн пригласил его с собою в Лондон, он был представлен нам, как новый штатный фотограф компании, но Уитакер возразил, что он не получает зарплату, а лишь находится под руководством Брайана.

Я никогда не одобрял идею нанять официального фотографа для того, чтобы снимать наших артистов. Я считал более предпочтительным подобрать каждому из наших исполнителей подходящего фотографа и позволить развиться у них хорошим рабочим взаимоотношениям на основе не только профессионального умения фотографа, но и на взаимодействии их индивидуальностей. У меня было в распоряжении объединение внештатных фотографов, и для меня было очевидно, в чём заключаются их разнящиеся таланты. Я часто выбирал одного для создания новаторской обложки альбома из-за достижений его превосходной работы в этом поле деятельности, другого для простых новостных снимков – например, предписанной контрактом фотосъёмки для распространения в прессе, а третьего для свежего набора настенных студийных плакатов для обычных рекламных целей. Хотя нанимал фотографов для всех этих видов работ я, иногда мы передавали счёт на оплату ‘ЭМИ рекордз’, иногда ‘НЕМС Энтерпрайсиз’ брала этот чек на себя, а иногда мы оплачивали артисту стоимость сессии. Всё это зависело от окончательной цели, на которую шли все эти наборы снимков. Уитакер был с нами с августа 1964 года, поэтому к весне ’66 ему казалось, что он знает битлов достаточно хорошо для того, чтобы попробовать действительно шокирующие идеи. Мы условились, что ребята будут в его арендуемой студии на Вэйл-1, сразу за фешенебельной Кинг’с-Роуд в Челси. Как часто бывало в таких случаях, я сделал несколько договорённостей с прессой, чтобы ребята не болтались без дела, пока Уитакер будет подгатавливать каждый из своих специфических снимков. Я договорился об интервью группы с одним бразильским репортёром, а Джордж поговорил о ситарной музыке с индийским журналистом из ‘Канадской широковещательной корпорации’. Я привёл представителя радио ‘Кэролайн’ Тома Лоджа, чтобы он проинтервьюировал всех четверых битлов для разговорного гибкого диска под названием ‘Звучание звёзд’. Я выпускал его в качестве отданной даром рекламы ‘Эхо дисков и музыки’, еженедельного журнала поп-музыки, в котором Брайана Эпстайн недавно приобрёл большую долю. Полный вклад битлов в окончательную версию ‘Звучания звёзд’ был точно описан несколькими годами позже Марком Льюисоном, как “одна минута 37 секунд глупых ответов на глупые вопросы”. Я был разочарован, когда узнал, что Том Лодж придержал приблизительно 20-минутный материал дополнительного интервью для своего собственного использования на радио ‘Кэролайн’, хотя большая часть его также была глупой. Добавляя ещё хаотичности к тому уже беспорядочному и переполненному дню, был приглашён и музыкальный издатель Шон О’Мэхоуни, который привёл с собой фотографа ‘Битловской книги’, Лесли Брайса.

Присутствие такого количества людей – всех со своими планами – расстроило Уитакера, который надеялся, что студия будет предоставлена одному ему. Он сказал мне заранее, что у него есть несколько тщательно продуманных смелых ‘эпизодов’, которые он хотел бы сделать с ребятами, но ему не хотелось вдаваться в дальнейшие детали. Когда я прибыл в студию, то обнаружил, что Уитакер подобрал кучу разных реквизитов для своей сессии, включая сломанных кукол, связки неприготовленных свиных сосисок, грязный комплект искусственных зубов, куски сырой говядины и свёрток с рабочими халатами мясников. Он опрокинул одну коробку перед битлами, высыпав на пол массу оторванных конечностей кукол и искусственных глазных яблок. Кроме этого он опустошил второй ящик, полный мяса, с которого капала кровь. К середине дня мы кое-как сделали другие приготовления, и великолепная четвёрка оказалась предоставлена Уитакеру. С ликующим видом маленького ребёнка, которому неожиданно подарили кучу новых игрушек, Джон облачился в свой халат и начал играть. Он смешивал части кукол с ломтями мяса и разбитыми зубными протезами, сильно пачкаясь при этом яркой красной кровью. Остальные трое наблюдали за этим с недоумением, с меньшим энтузиазмом, больше смущённые. Но они были готовы присоединиться к Джону и посмотреть, какими получатся снимки.

Конечным результатом следующего часа съёмок стал набор сомнительных фотографий, которые заработали долговременную дурную славу по всему миру, как ‘сессия мясников’. Уитакер также сделал снимки того, как Джордж забивает молотком гвозди в голову Джона, и – самое безвкусное из всего – четырёх ребят, стоящих перед одной женщиной, к которой они были привязаны связками сосисок, что представляло – согласно Уитакеру – пупочную связь. Битлы были подготовлены к некоей сенсационной теме сессии Уитакера, но всё это превосходило даже самые дикие помыслы Джона. Эта фотосессия была устроена по просьбе Уитакера, и все идеи были его. Но ребята знали, что Уитакер является собственным фотографом Брайана Эпстайна, ничего не сказали и надеялись, что Брайан запретит все, кроме набора простых рекламных снимков, снятых до того, как появилась вся эта необычная бутафория.

В это время ‘Кэпитол рекордз’ донимала нас предоставить новые снимки для обложки ‘Вчера… и сегодня’, американского альбома-сборника из одиннадцати неоднородных песен из британского альбома ‘Револьвер’ и других мест. ‘Кэпитол’ обычно заново фасовала британские альбомы ‘Битлз’, предлагая в среднем на три или четыре дорожки меньше, чем в продукции ЭМИ, продаваемой в Британии, - политика, которую битлы считали скаредной. Джордж выразил их недовольство действиями ‘Кэпитол’: “Когда американская компания выпускает альбомы вроде ‘Вчера… и сегодня’, мы не имеем к ним никакого отношения. Они всегда выпускают в Штатах больше альбомов. Если мы выпустили два сингла и два альбома, они превращают их в три альбома, придерживая дополнительные дорожки”. Если бы это не был один из таких альбомов-‘заполнителей’, битлы, возможно, приняли бы более активное участие в выборе фотографии на обложку. Но так как было именно так, Джон вынуждал Брайана Эпстайна опубликовать снимки ‘сессии мясников’ как можно более широко, а остальная троица довольствовалась тем, что переложила решение об обложке для ‘Кэпитол’ на Эпстайна. Лишь наполовину шутливо Джордж сказал Уитакеру: “Мы больше не придём ни на одну из твоих больных фотосессий, Боб”.

Держа свою зажигалку возле кипы слайдов Уитакера, Эпстайн сказал мне: “Что мне хочется сделать на самом деле, так это поджечь их все и не позволить им когда-либо увидеть свет”. Я искренне согласился, что эта ‘сессия мясников’ вполне могла бы погубить карьеру какого-нибудь ансамбля меньшего масштаба, но мне пришлось сказать, что ‘Битлз’ была достаточно значительной группой, чтобы пережить дурную рекламу. Годом ранее Эпстайн настоял бы на своём и уничтожил бы слайды. Подобно остальным нам, он испытал отвращение к некоторым вещам, снятым Уитакером, но он склонился под напором Джона, выбрал несколько из наименее отталкивающих снимков, где битлы скорее скалили зубы, чем усмехались презрительно, и послал слайды Алану Ливингстону в ‘Кэпитол’. Он переслал несколько других похожих снимков в ЭМИ в Лондон, чтобы использовать для рекламы в прессе нового британского сингла, который включал в себя пару ‘Писатель книжек в мягких обложках’ и ‘Дождь’, и передал один в журнал ‘Эхо дисков и музыки’, который опубликовал его в цветном виде на передней обложке выпуска за 11 июня.

Запоздалой реакцией Ливингстона в Голливуде стало то, что ‘Кэпитол’ не смогла использовать фотографии ‘сессии мясников’, хотя это и означало отзыв назад обложек ‘Вчера… и сегодня’, которые уже были отпечатаны и пущены в обращение. Глава ‘Кэпитол’ сказал Эпстайну прямо, что дилеры не станут запасаться ими, а продавцы не станут ими торговать. Рекламные экземпляры, посланные обозревателям американских средств массовой информации и ди-джеям, были выброшены, и Рон Теппер, начальник служб прессы и информации ‘Кэпитол’, заявил, что это произведение искусства, “созданное в Англии, должно было стать сатирой поп-арта”. Немногие экземпляры ‘Вчера… и сегодня’ с первоначальной ‘мясницкой’ обложкой стали высоко ценимыми сувенирами и оцениваются в более чем тысячу долларов на сегодняшнем рынке памятных вещей.

В чрезвычайной спешке Уитакеру дали указание сделать другие снимки. Он сделал банальнейшие фотографии группы в офисе Эпстайна – снимки четырёх неулыбающихся ребят, позирующих на фоне и внутри огромного дорожного чемодана. Когда его в разные годы при различных обстоятельствах просили объяснить идею ‘мясников’, Уитакер говорил, что его снимки были вырваны из контекста, - “испорчены”. Они должны были стать одной частью незаконченной концепции из трёх частей. В одном радио-интервью он неверно заявил, что битлы послали образец ‘мясников’ в ‘Кэпитол’ в качестве “небольшой шутки”. Он говорил британскому журналу ‘Моджо’: “Передней обложкой должен был стать снимок с ними, держащими сосиски, выходящие из гениталий женщины”. Это должно было означать рождение ‘Битлз’. Двухлетняя работа Уитакера в качестве официального фотографа ‘НЕМС Энтерпрайсиз’ закончилась через несколько месяцев после этой исключительной сессии.

Вероятно, наименее проблемной частью 1966 года для битлов стала последняя неделя июня, непосредственно перед этапом их турне Токио-Манила, когда они дали несколько концертов в Германии в качестве неторопливого первого этапа того, что стало их последним мировым турне. Это было ностальгическая поездка ребят, путешествовавших между городами в цивилизованной роскоши в пышно обставленном нанятом поезде – который ранее использовался королевской семьёй – и веселящихся с некоторыми из своих старых друзей из ранних гамбургских дней.

Битлы дали концерты в зрительных залах красивых исторических мест в нескольких городах Германии, включая Циркус-Кроне-Бау в Мюнхене, Гругахалле в Эссене и зале Эрнста Мерка в Гамбурге. Германия в общем и Гамбург в особенности принесли поток хороших воспоминаний о знакомых местах и старых друзьях, ведь именно в красочно сонливом месте средоточия ночных клубов, гамбургском Рипербане и в районе Санкт-Паули битлы возмужали в музыкальном плане и платили должное в качестве действующего ансамбля пятью или шестью годами ранее. В течение нескольких затяжных визитов они выстроили свой песенный репертуар, обрели выносливость и умение произвести эффект в качестве исполнителей на сцене во время суровых, продолжавшихся всю ночь, выступлений в клубе ‘Индра’, ‘Кайзеркеллере’, клубе ‘Ведущая десятка’, а позже, в апреле 1962 года в известном и в других странах клубе ‘Звезда’.

Временами, когда дела в клубе шли вяло, битлы были способны на такое захватывающее выступление на сцене, что оно завлекало клиентов, мешкающих в дверном проёме, которые заходили купить пива. Одновременно с развитием их музыкальности, та урочная работа ранних дней в Гамбурге также свела группу с новыми интеллигентными и творческими друзьями – молодым артистичным народом из круга гамбургских колледжей и университетов. Они помогли битлам сформировать свой будущий имидж, представив им новые идеи касательно одежды и даже дали им основное направление, которое привело битлов к лучше всего известной торговой марке – их характерным причёскам ‘чёлка-шваброй’. Неизбежно, во время нашего ностальгического возвращения в 1966 году на место их профессионального взросления все отрывались до глубокой ночи, не принимая во внимание длинные дни, которые ждали впереди. В полночь Джон и Пол прогуливались по печально известному Рипербану с шумной свитой из старых друзей, приятелей и подруг. Было ещё не поздно.

Когда Берт Кэмпферт, продюсер ранних гамбургских записей ‘Битлз’ с Тони Шериданом зашёл поздороваться, Джон и остальные спели ему серенаду в бурной версии его песни ‘Странники в ночи’, которая была в то лето международным хитом Фрэнка Синатры.

Но моим самым сильным воспоминанием о том визите в Германию это не концерты и не встречи после разлуки, а первое прослушивание моего любимого битловского альбома и помощь с идеей для его названия. Я впервые услышал этот альбом целиком, сидя в кругу с четырьмя ребятами на магнитофоне Джорджа в отеле ‘Байеришер Хоф’ в Мюнхене, и тут же решил, что это самая привлекательная коллекция великолепной четвёрки на тот момент. Ничего из услышанного мной годы спустя – даже ‘Сержант Пеппер’ – не заставило меня поменять свою точку зрения. По моему мнению, каждая из 14 дорожек была настоящим хитом; от западающих в память ‘Элинор Ригби’ и ‘Здесь, там и повсюду’ Пола до новаторских ‘Сборщик налогов’ и ‘Я хочу рассказать тебе’ Джорджа; от гипнотических ‘Завтра никогда не знает’ и ‘Доктор Роберт’ Джона до абсолютно заразительной ‘Жёлтая подводная лодка’ Ринго, которой мы все подпевали в стиле караоке. Что касается поиску подходящего названия для альбома, мы топтались на месте и бродили по кругу – от ‘Волшебного круга’ и ‘Четыре стороны круга’ до ‘Маятника’ по предложению Пола; от несерьёзного ‘После географии’ Ринго – его скрытый намёк на ‘Последствия’ роллингов, пока группа единодушно не согласилась назвать его ‘Револьвер’.

Незамедлительно после Германии – едва имея время на обмен наших немецких марок на йены – мы прибыли в Токио, где началось лето ужаса для битлов. Смертельная угроза была несомненной и недвусмысленной. Битлы лишились бы своих жизни, если бы они осмелились сыграть даже один из запланированных пяти концертов в священном месте – токийском Будокане.

Наше путешествие в Японию было особенно долгим и тяжёлым событием, продлённым энергичными выходками тайфуна под названием ‘Котёнок’. Он блуждал по Китайскому морю и вызвал изменение нашего полёта Лондон-Токио на новый маршрут через Анкоридж на Аляске. Здесь нас ждала непредусмотренная девятичасовая остановка в пути в ожидании более благоприятного прогноза погодных условий над нами.

В понедельник, 27 июня, на следующий день после выступления в ‘Эрнсте Мерке’, когда всё, что нам хотелось это проспаться после громадных излишеств предыдущей ночи, мы полетели назад в лондонский аэропорт ‘Хитроу’ и почти незамедлительно перенеслись на диаметрально противоположный рейс японских авиалиний, который отправлял нас на восток. Когда мы приготовились ко взлёту, Пол попытался подсчитать расстояние, которое мы пролетим, прежде чем это летнее турне завершится в августе в Сан-Франциско в Кэндлстик-парке. “Я уверен, что только американская часть в сумме будет что-то около 30 или 50 тысяч километров” – заявил он, но никто из нас не стал изводить себя полным подсчётом. Когда нас везли на взлётно-посадочную полосу, Джон занимался своей обычной клоунской болтовнёй, направленной на успокоение своих собственных и нервов Джорджа: “Вы удобно зацепились за край ваших видений? Тогда мы взлетаем”.

Что делать во время длинных рейсов, всегда представляло для нас проблему. Как правило, какими бы усталыми ребята не казались перед взлётом, как только мы отрывались от земли, они оказывались слишком напряжёнными, чтобы много спать. Часто мы проникали в место для отдыха в передней части реактивного самолёта 707, и дорожный помощник Мэл Эванс приносил колоду карт. Любимой игрой был покер. Во время полёта в Токио они предпочли ‘Словарь’, словесную игру, которую – по утверждению группы – она сама и придумала. В действительности они позаимствовали её из чего-то, что видели по телевидению – мне эта игра казалась напоминавшей вариацию ‘Угадай, что я блефую’. Присоединиться приглашались менеджер Брайан Эпстайн, Нил Аспинолл и все остальные из нашей компании. Мэл приносил карманный словарик и начинал игру, выбрав какое-нибудь туманное слово. Каждый записывал выдуманное определение – чем безумнее, тем лучше – и, после того, как они все прочитывались, каждый игрок голосовал за то, которое он считал правильным. Ты получал очко, если твоё слово совпадало с определением из словаря или если ты одурачивал другого игрока, заставив его поверить, что твоё выдуманное определение является правдивым. Но самым большим весельем в игре было зачитывание всех оригинальных предположений – ‘частично порабощённая рабочая пчела или трутень’, ‘вырезанная вручную кружка для бритья’ и ‘тип карликовой зебры, которая водится в болотистой местности южной Австралии’. Всё очень несерьёзно, но с помощью стаканов скотча и колы, это занимало время полёта в те дни, когда портативные ди-ви-ди проигрыватели были недоступны.

Объявление капитана о тайфуне ‘Котёнок’ стёрло улыбки с наших лиц. Все коммерческие самолёты в окрестностях Токио заставили приземлиться, и нам пришлось задержать своё прибытие туда, ‘заскочив’ в Анкоридж на Аляске. Большинство из нас – наши чувства были притуплены выпивкой, а наши желудки были довольны, заправившись обедом – восприняли эту новость хорошо. Но Эпстайн впал в ярость и спросил, где авиакомпания намерена разместить нас на время ожидания, пока тайфун не успокоится. Он не был полностью убеждён переданным лично обещанием капитана, что приняты меры устроить всю нашу компанию в одном отеле в деловом районе Анкориджа, вероятно в ‘Вествуде’, одном из лучших в тех местах и хорошо известном экипажам авиакомпании. Он описал диско-клуб на верхнем этаже, как “потрясающее место для вечеринки”, и сказал, что оно нам понравится. Видя, что Брайан по-прежнему зол, он вернулся позже и сказал, что он устроил для Джона, Пола, Джорджа и Ринго свадебный люкс отеля и несколько хорошо оборудованных смежных номеров. Это вызвало большое веселье среди четырёх ребят, которые сразу начали предлагать руку и сердце друг другу. Авиакомпания оказала нам честь, и мы заняли весь этаж выбранного Японскими авиалиниями делового отеля, чьи служащие лезли из кожи вон, чтобы быть гостеприимными, насколько это возможно. Они даже подчинились моей просьбе, чтобы персонал служащих не беспокоил четырёх битлов в их номерах просьбами об автографах. Сошлись на том, что если группе не станут докучать, то перед нашим отъездом я отдам управляющему отеля рекламные снимки, все аккуратно заранее подписанные абсолютно схоже с почерками каждого битла одним из дорожных помощников, которые стали тайными подделывателями почти безупречных версий подписей битлов. На вершине битломании, когда великолепная четвёрка была деятельнее всего, а требования автографов происходили чаще всего, я бы сказал, что по меньшей мере четыре из каждых пяти подписей были сделаны дорожными менеджерами или секретаршами в офисе нашего фан-клуба. Даже автографы, воспроизведённые на значительной части санкционированных товаров ‘Битлз’, подписывались дорожным менеджером, приводя к спорам между фанатами насчёт того, кому достался – или не достался – настоящий экземпляр. Откровенно говоря, если ты не стоял рядом и не видел, как Джон, Пол, Джордж и Ринго пишут свои имена на твоих собственных глазах – что было редко в действительной реальности – то было мудро оставаться весьма подозрительным!

Случай с Анкориджем был памятным из-за своей исключительности. Нас перевезли из аэропорта в отель на обычном автобусе авиакомпании. Когда мы останавливались на светофорах на относительно узких провинциальных улочках, местные жители заторможено реагировали, когда замечали каждого из битлов, уставившихся на них затуманенным взором из окон нашего автобуса. Наш план проспать всю эту остановку в пути улетучился, когда люди из местных средств массовой информации осознали, что у них прямо под носом находятся самая знаменитая в мире группа суперзвёзд поп-музыки. ‘Битлз’ – на Аляске? Невозможно, но это правда! Одна радиостанция послала машину отдела новостей в наш отель, чтобы их ди-джей мог вести оставшуюся часть своей программы из-под окон нашей спальни: “Приходите прямо сюда, друзья! Битлам не терпится встретиться с вами”.

Когда бы нас ни заставали врасплох неожиданные неплановые встречи с дамами или господами из средств массовой информации, моей политикой – если вообще это было осуществимо – заключалась в том, чтобы дать журналистам немного времени, чтобы поговорить с битлами, позволить им сделать немного снимков и задать несколько вопросов. Затем большинство из них шло каждый своим путём без дальнейших преград. Их работа была выполнена, как и моя. Мы сделали битлов намного более доступными, чем любые сравнимые с ними суперзвёзды мирового класса – например, Элвис Пресли – и это помогло установить благожелательные отношения между группой и средствами массовой информации. Похожим образом великолепная четвёрка весьма охотно останавливалась, чтобы коротко поболтать с небольшими группами фанатов. Для того, чтобы сохранить мир в Анкоридже, я попросил ребят высунуться из их окон и помахать растущей толпе. Теперь, когда люди с радио точно знали, где располагаются комнаты ребят, они дали своему ди-джею-репортёру переносной микрофон и послали его прямо в отель. Он поднялся наверх в комнату, в которой мы собрались, вещая по пути и поднося свой микрофон к лицам всех битлов по очереди.

Я не думаю, что кто-либо из нас ухитрился хорошо отдохнуть в Анкоридже, хотя я с изумлением и узнал, что пара ребят на самом деле выбралась на короткий ночной осмотр достопримечательностей города с диско ди-джеем отеля. Мой телефон постоянно разрывался от звонков от новостных агентств так же, как и от местных фанатов. Когда мы были в пути, мы блокировали входящие телефонные звонки в комнаты, занятые группой, но оставляли открытой мою линию, чтобы я мог вести необходимые дела. Брайан Эпстайн сделал для себя привычкой останавливать звонки в свой люкс, и перенаправлять их в мой номер без предупреждения. Я находил это немного раздражающим, так как мне хватало дел по связям с общественностью и без работы в качестве его неофициального секретаря-телефониста. Но это было природой работы при гастролях по миру с ‘Битлз’. Дорожный менеджер, ответственный за музыкальные инструменты, мог закончить с иголкой и ниткой, штопая порванную футболку. Человек по связям с общественностью мог приняться заколачивать гвозди, чтобы сохранить ударную установку Ринго, если рядом не было больше никого для выполнения этой работы.

Я не помню ничего о перелёте между Анкориджем и Токио. Кажется, большинство из нас сразу отрубилось и намеренно не обратило внимание на еду, которая подавалась. Этот наш растянувшийся день начался в гамбургском Рипербане, привёл нас через лондонский ‘Хитроу’ на Аляску и, наконец, в целости и сохранности приземлил нас в аэропорту Токио ‘Ханеда’ в крайне неподходящий час, примерно в 3 часа 40 минут следующего утра. Неуклюжие, хотя и дотошно организованные японцами меры безопасности включили максимальную передачу в тот момент, когда наш самолёт коснулся земли. Обычно по прибытии в любое новое место я надеялся произнести несколько жизненно важных слов с тем, кто был во главе приготовлений в местном аэропорту, чтобы перемещение группы к лимузинам проходило как можно более гладко. Прежде чем кто-либо из нас покидал наш салон, я хотел по меньшей мере провести хотя бы краткий инструктаж и бросить хотя бы мимолётный взгляд на то, что ждало впереди – на ситуацию с прессой, количество ожидавших фанатов и где они располагались относительно нашего пути между трапом самолёта и лимузинами, количество сил безопасности аэропорта и всё ли безопасно насколько возможно с точки зрения фанатов так же, как и ансамбля. Все считали само собой разумеющимся, что единственным нашим вопросом было предотвращение нанесения группе травм нарушающей порядок толпой доброжелателей. Ведь правдой является то, что обычно одному или нескольким из великолепной четвёрки фанаты случайно наносили телесные повреждения во время большинства турне. Но личные травмы никогда не являлись серьёзными, и мы не расценивали это в качестве нашей самой главной проблемы. Фактически большей опасностью была вероятность, что фанаты причинят вред себе, безрассудно срываясь с места в момент, когда они замечали битловский лимузин. Я всегда искал способ минимизировать этот риск так же, как и обеспечить безопасность группе. Множество раз по всему миру я видел, как фанатов выдёргивали родители или полицейские за мгновение до того, как он мог оказаться под колёсами нашего движущегося транспорта.

В ‘Ханеде’ силы безопасности взяли полный контроль над ситуацией, дав понять, что нет никакой нужды в консультациях, потому что наш маршрут проработан до мельчайших деталей. С военной точностью мы переместились на вершину трапа самолёта, где сделали паузу для позирования прессе, а затем на бетонированную площадку. Удивительно, но битлы не возражали, когда экипаж самолёта накрыл их традиционными длинными ‘счастливыми плащами’ с откровенно большими буквами ‘ЯАЛ’ на лацканах. Одного за другим нас живо провели к нескольким лоснящимся белым лимузинам. Настойчивые охранники указали, кому в какую машину садиться. Двум ребятам указали на первую, а Брайан Эпстайн ухитрился проскользнуть позади шеренги охранников и присоединиться к ним. Люди из службы безопасности казались не слишком горящими желанием позволять кому-то другому присоединиться к каждой паре битлов и продолжали дико жестикулировать, что остальные из нас должны дождаться прибытия других машин. Переняв линию поведения Брайана, я проскочил позади них и прошмыгнул во второй лимузин. Самым замечательным аспектом нашего прибытия в аэропорт было то, что примерно в 3-40 ночи толпа из 1500 японских фанатов ‘Битлз’ ожидали в темноте, чтобы поприветствовать группу. Очевидно действуя по приказу, который нельзя было не выполнить, наши водители игнорировали все наши мольбы везти нас мимо фанатов медленно. Вместо этого, они быстро помчали нас на нашем пути из аэропорта. Это было досадно, ведь большинство из этих хорошо себя ведших и терпеливых фанатов ожидали удивительно долго время ночью, чтобы увидеть великолепную четвёрку.

Тихоокеанский выпуск газеты ‘Звёзды и нашивки’ наслаждался прибытием ‘Битлз’: “Если вы не в курсе того факта, что среда была ‘днём Б’ в Токио, значит вы или недовольный парикмахер или вы стойко отказываетесь признать, что всегда будет Англия – защищая ‘Битлз’ от банкротства. Четыре волосатых плакальщика-ревуна прибыли вслед за тайфуном ‘Котёнок’, и в Токио не было таких замечательных толп со времени пикника полицейских в прошлом году. Операция ‘Битлз’ идёт полным ходом, и есть полицейские, дежурящие 24 часа в сутки, чтобы держать восторженных фанатов на расстоянии”.

Во время пути по центральной скоростной автостраде в Токио мы были свидетелями других примеров серьёзной организации безопасности. Дорожные контрольно-пропускные пункты на перекрёстках отводили в сторону всё остальное движение с нашего пути, расчищая нам путь через жилые пригороды в расползающийся город. Вооружённые полицейские ехали рядом с нами на мотоциклах. Позднее, я взял статистику у старшего должностного лица службы безопасности. Сначала начальники токийской полиции решили не пускать фанатов в ‘Ханеду’, но так как там всё равно появилось множество, они уступили и спешно решили, как справиться с ограниченным количеством внимательно контролируемых наблюдателей, которые смогут видеть прибытие битлов с безопасного расстояния. Кроме того, аэропорт был закрыт большую часть ночи перед нашим – значительно задержанным – прибытием. 1500 самых настойчивых фанатов были досмотрены службой безопасности и допущены стать нашим доброжелательным приёмным комитетом при условии, что они будут себя хорошо вести. В целом 3000 полицейских офицеров было на дежурстве в аэропорту, по два на каждого фаната. Я узнал, что не меньше 35 тысяч человек из службы безопасности приняли активное участие в обеспечении безопасности каждого нашего движения между аэропортом и нашим отелем, в Будокан и назад, и в местах проведения концертов. Некоторые были броско вооружены, носили защитные каски и боевую униформу; другие, которые входили в некоторые элитные подразделения, специализировавшиеся на ситуациях с потенциальными террористами и беспорядками, выдавали своё присутствие не столь явно. В ‘Токио Хилтон’ день и ночь посменно работало 2000 людей из службы безопасности, для обеспечения нас 24-часовой защитой во время нашего пребывания. Те, кто был приписан к комнатам нашего этажа, буквально спали на работе между сменами.

Битлам был предоставлен так называемый президентский люкс в ‘Токио Хилтон’, несколько обширных и чрезвычайно хорошо обставленных комнат в комплекте, которым ребята были очень довольны. Они ненавидели жить в раздельных люксах, когда они были в пути. Они охотно разбивались по двое, чтобы разделить пару спален между своей четвёркой. Составление пар было делом случайным, которое происходило под влиянием момента. Их никогда не вдохновляла перспектива проводить много времени в одиночку. Они любили, когда один или оба их помощника, которым они доверяли больше всего – старший дорожный менеджер Нил Аспинолл и его помощник Мэл Эванс, которые оба были ливерпульцами – находились насколько это возможно поблизости всё время. Если это оставляло свободную спальню в большом люксе, то она могла использоваться в качестве пристанища для какой-нибудь гостьи или двух – чем больше, тем лучше. В ‘Токио Хилтон’ обслуживающий номера персонал, за каждым из которых тенью следовал бдительный парень из службы безопасности, сновал туда-сюда в президентский люкс и обратно с чашами экзотических фруктов, кувшинами воды со льдом с ломтиками лимона и множеством других напитков и закусок – всё с наилучшими пожеланиями от правления отеля. Во многих отношениях это был один из лучших отелей, в которых мы проживали и, несомненно, самый безопасный.

Тем временем постепенно становилась очевидной причина таких маниакальных мер безопасности. Я обнаружил, насколько серьёзной стала ситуация, когда небольшая группа полных слёз японских девушек поймала меня в вестибюле и стали умолять меня не позволить великолепной четвёрке подвергнуть опасности свои жизни, согласившись на выступления в Будокане. Когда я потребовал от этих фанаток дополнительных сведений, они рассказали мне всю историю, сделав акцент на том, что не следует игнорировать или относиться легко к ярости группировки рьяных студентов. Девушки объяснили, что угроза убить битлов первоначально возникла в полуподпольном информационном бюллетене, который циркулировал среди студенческой читательской массы, а затем получила небольшое освещение в популярной прессе. Они были убеждены, что японские власти объединили усилия с ведущими средствами массовой информации, чтобы преуменьшить опасность того, что может произойти что-либо угрожающее по отношению к битлам на японской земле. У меня создалось впечатление, что конечной целью властей было не защитить непременно битлов от вреда, а предотвратить возможность свершения чего-либо постыдного или скандального по отношению к группе мировых знаменитостей на их почве. Наши японские хозяева сочли бы величайшим бесчестием для себя, если бы случилось что-либо плохое, и Джон, Пол, Джордж или Ринго жестоко погиб бы, будучи в Токио.

Вероятными убийцами являлась кучка фанатичных студентов правого крыла, которые заботливо лелеяли Ниппон Будокан, как почти святое место, весьма уважаемый склеп, посвящённый представлениям традиционных турниров боевых искусств, включая проходящий на высшем уровне чемпионат по борьбе сумо. Они считали, что место такой особенно культурной и духовной важности не должно использоваться в качестве сцены для рок-н-ролльных выступлений, поэтому они приходили в Будокан и к отелю ‘Токио Хилтон’ и размахивали своими длинными плакатами с требованием, чтобы концерты ‘Битлз’ были отменены, а группа покинула страну. В последующие годы многие из самых популярных в мире звёзд звукозаписи каждой эпохи – от Боба Дилана до ‘Бэй-Сити роллерс’ появлялись в Будокане на временной платформе, возводимой в центре этой арены дзюдо. Но тогда, в 1966 году, она оставалась священной и в их глазах недоступный даже для самого известного ансамбля на планете. Как заметил позже Джордж: “В Будокане были одобрены только насилие и духовность, но не поп-музыка”.

На протяжении нескольких дней после нашего прибытия в Японию Джон, Пол, Джордж и Ринго оставались в счастливом неведении относительно полного значения угроз террористов. И по сей день оставшиеся в живых бывшие битлы не знают всех деталей об опасности, с которой они столкнулись. Когда это было возможно, мы держали пугающие новости втайне от участников ансамбля, особенно когда они были заграницей и в разгаре концертных турне. Мы считали, что с них вполне достаточно попыток справиться с давлением битломании и хорошо отыграть концерты. Если даже мы замечали настоящие угрозы их благополучию, мы старались утаивать их от битлов и справляться с ними самим. В Токио это облегчал нам языковой барьер. В большинстве других стран битлы увидели бы статьи в местных газетах и – даже без должного знания языка – поняли бы смысл угроз убийства. Будучи не способными понять ни единого слова из того, что публиковали газеты Токио, битлы заметили лишь фотографии с призывом ‘БИТЛЫ, УБИРАЙТЕСЬ ДОМОЙ’ на двуязычных плакатах, которыми размахивала толпа молодых японских парней. Они сложили это с сомнительной историей в коммунистической прессе перед прибытием группы, описывавшей ребят, как “оружие американского империализма”, и решили, что всё это немного смешно.

В других странах местные организаторы наших концертов контролировали обычные приготовления и составляли наше расписание, обсуждая с нами последние изменения, если они случались. В Японии местный организатор наших концертов, Тацуи Нагашима, был великодушным хозяином, раздавшим дорогие подарки – новейшие фотоаппараты ‘Никон’ и кинокамеры ‘Кэнон’ – всей нашей компании. Зато служба безопасности, которая снабдила нас чрезвычайно детальным расписанием, где, казалось, была расписана каждая минута. Было тревожно осознавать, что наши малейшие движения изучаются и контролируются с военной точностью. Это было словно нахождение под домашним арестом. Мы должны были быть готовыми выйти, скажем, в 12-07, битлы конвоировались из своего президентского люкса 1005 в 12-10, мы оказывались у лифтов в 12-12 и спускались в вестибюль в 12-16. Я никогда не видел такого чёткого и дотошного генерального план.

Когда мы ехали с сопровождением из ‘Хилтона’ в Будокан в первый раз, присутствие полиции и военных вдоль городского шоссе шокировало нас. Фанаты аккуратно собирались в дисциплинированные группы на мостах и перекрёстках. Мы не слышали их восхищённых криков, но мы видели их счастливые лица и размахивание флагами. Неужели мы и в самом деле нуждались в такой пугающей защите от настолько дружелюбных подростков? Казалось, они не представляли из себя ни малейшей угрозы, но тем не менее их сдерживало подавляющее количество охранников в униформе, некоторые из которых агрессивно размахивали пистолетами. Конечно, наше отчасти негативное отношение к строжайшим службам безопасности, которые охраняли нас в течении трёх лет гастролей по миру, моментально изменилось, как только мы осознали смертельные угрозы, направленные против битлов.

За кулисами в Будокане гостеприимство было щедрым, и радушие не прекращалось. Гримёрная комната с кондиционированием воздуха была просторной и обставленной дорогой мебелью. Там хватало места для того, чтобы ребята настроили гитары и порепетировали, а также мест, где они могли спокойно расслабиться на кроватях. Симпатичные японские девушки в ярких кимоно двигались бесшумно, обеспечивая не прекращаемую доставку чая и японских закусок – вероятно, суши, но мы не знали этого слова в 1966 году. Зрительный зал был выдающимся по любым стандартам. Само сооружение было почти круглым, с сиденьями для почти 10 тысяч человек, рассыпанным по двум ярусам трибун. На уровне земли было широкое пространство голого пола без каких-либо сидений. Ближе к одной из сторон этого пустого пространства была сконструирована внушительная временная сцена, драпированная в голубой цвет и, возможно, достигавшая трёх метров в высоту. Прямо перед сценой находилась грубовато сколоченная зона безопасности, вдвое большая по размеру, чем сама сцена. Она выглядела словно короткие обрубки рельсов поверх барьеров, рассыпанных по периметру. Это позволило телевизионным камерам перемещаться туда-сюда с любой стороны от сцены. Внутрь этой благоприятной зоны для особо важных персон было допущено небольшое количество фотографов. Перед всем этим располагалась окончательная преграда, которая включала в себя связанные между собой металлические бруски для того, чтобы отпугнуть фанатов от попыток штурмовать сцену. Один англоязычный (точнее, американоязычный) член группы организации концерта рассказал мне, что через металлические ограждения, которые полностью опоясывали сцену и окружали загон для особо важных литераторов, мог быть пущен ток высокого напряжения одним щелчком переключателя оператором службы безопасности. Конечно, ограждение под напряжением было самым крайним средством, которое могло быть использовано или против убийц или вышедших из-под контроля фанатов, если бы в этом возникла необходимость. Но, может быть, это было шуткой моего нового японского друга.

Тац Нагашима рассказывал мне, что около 209 тысяч фанатов обратились с просьбами о билетах, прислав открытки, но менее четверти из них повезло даже после того, как первоначальное число выступлений было увеличено с трёх до пяти, путём добавления дневных сеансов. Красивые архитектура и отделка внутренней части Будокана помогли создать необычную атмосферу спокойствия для набившейся туда до отказа толпы счастливых фанатов, которые пришли на наш первый концерт. Один из битлов описал обстановку в зрительном зале, как “тёплая, но строгая”. Начало первого выступления было запланировано на 18-30, время более раннее, чем обычно, для вечера, когда битлы давали только один концерт. Я сразу же заметил дисциплинированное поведение фанатов. Битлы использовали слово “ограниченное”, а не “дисциплинированное”. Во всём зрительном зале царило возбуждённое гудение, но всё контролировалось. Мы слышали, что японская публика может быть совершенно необузданной, но в Будокане был не тот случай. Ранее лишь однажды – в начале 1964 года в Париже – мы сталкивались с такой тихой аудиторией, и в том случае мы отнесли это на счёт преобладания более старших парней над более молодыми девушками и нежеланию парней позволить себе вести себя активнее своих подруг. Может быть, контроль толпы в Ниппон Будакане таким большим числом полицейских – по одному на несколько фанатов – напугало подростков. В Америке они бы вопили друг другу во всю глотку еще до появления ансамбля. Здесь же, в Токио, они гуськом шли к своим местам с чётким инструктажем смотрителей в униформе, болтали между собой горячо, но тихо, но даже без намёка на часто пугающую пронзительную истерию, с которой мы сталкивались в других частях мира. И ребята и девушки были аккуратно наряжены, словно для громадной вечеринки для детей воскресной школы. У многих были с собой маленькие флажки или носовые платки, которыми они махали своим идолам, когда выступление шло полным ходом. У некоторых были небольшие букеты цветов, которые – как я полагаю – они собирались бросить битлам на сцену.

Вместе с Брайаном Эпстайном я пробрался в зону для особо важных персон незадолго до того момента, когда должны были появиться битлы. Подобно многим другим вещам в Японии, наш пропуск ‘Доступ Во Все Зоны’ отличался ото всех, с которыми мы сталкивались ранее. Этот пропуск был в форме тканевой нарукавной повязки с надписью на японском, которой на роду было написано стать заманчивым сувениром, особенно потому, что их было произведено так мало. (Грустно, но моя собственная повязка была уничтожена несколькими годами позже ужасным пожаром в западном Лондоне в головном офисе официального ежемесячного журнала для фанатов Шона О’Мэхоуни, ‘Битловская книга’; там было утеряно множество эксклюзивных фотографий великолепной четвёрки и другие невосстановимые единственные в своём роде памятные вещи времён битломании).

К своему турне 1966 года по Германии, Японии, Филиппинам и Северной Америке битлы были экипированы двумя совершенно новыми сценическими комплектами одежды. В Германии, зелёные костюмы с вельветовыми лацканами появились на их первом выступлении в Мюнхене. В Токио, на первое шоу были запланированы светло-серые костюмы в очень тонкую оранжевую полоску. В последнюю минуту плотно подогнанные брюки к этому костюму понадобилось срочно подшить, поэтому ребята вернулись к зелёным костюмам на один концерт и одели более светлые пиджаки с чёрными брюками на другой. На них были рубашки с высоким воротником и открытой шеей ярко оранжевого цвета, которые подходили любому костюму. Несколькими годами позже яркие рубашки с эффектными высокими воротниками стали последним писком моды в Лондоне, в качестве части революционных модных течений, представленных новыми небольшими дорогими магазинами на Карнэби-стрит. Думаю, была прямая связь между этими рубашками, весьма популярными в конце 60-х и начале 70-х годов и теми, которые впервые надели на публике битлы во время своих последних концертных турне летом 1966 года.