НА РОДИНУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НА РОДИНУ

Вновь посетил Пржевальский знакомые места — Чейбсен, Чортэнтан, вновь увидел спутников первого своего путешествия. Вместе с ними, семь с половиной лет назад, пробирался он через пески южного Ала-шаня и через горы Тэтунга. «Все здесь живо помнилось, несмотря на то, что минуло более семи лет после нашего пребывания в этих местах. Нашлись старые знакомые. Все эти люди с непритворным радушием, даже большой радостью, встречали теперь нас».

Вновь побывал Пржевальский в Дынюаньине. Старый алашанский князь умер в 1877 году. Его сыновья «на этот раз нашего пребывания», рассказывает Пржевальский, «произвели на меня неприятное, отталкивающее впечатление. Прежде, восемь лет назад, они были еще юношами. Теперь же, получив в свои руки власть, эти юноши преобразились в самодуров-деспотов». «Жизнь ведут праздную… Общая забота алашанских князей заключается в том, чтобы, правдою и неправдою, возможно больше вытянуть из своих подданных. Ради этого, помимо податей, в казну вана[64] поступают различные сборы как деньгами, так и скотом: нередко князья прямо отнимают у монголов хороших верблюдов и лошадей, возвращая взамен плохих животных. Притом ван открыл значительный для себя источник дохода, раздавая за деньги своим подданным мелкие чины. За малейшую вину эти новоиспеченные чиновники опять разжалываются; затем им вновь возвращается прежний чин, а ван получает новое приношение… С своими подчиненными князья обращаются грубо, деспотично».

Завершая третью свою экспедицию, Пржевальский из Ала-шаня двинулся на родину тем самым путем, который он открыл и снял на карту семью годами раньше, — вновь он прошел «срединою Гоби».

Пржевальский вез на родину драгоценные коллекции растений и животных. Среди них были новые роды и виды, которые с того времени стали называться именем великого путешественника и именами его помощников: «пржевальския тангутская», «тополь Пржевальского», «шиповник Пржевальского», «мытник Пржевальского», «зверобой Пржевальского», «горечавка Пржевальского», «бересклет Пржевальского», «бузульник Пржевальского», «василистник Пржевальского», «лук Пржевальского», «адиантум Роборовского», «недоспелка Роборовского», «лагохилус Роборовского», «монгольский лук», «многокорневой лук», «рябчик Пржевальского», «поползень Эклона», «сурок Роборовского», «ганьсуйский вьюрок» и много других.

Еще большую ценность представляли карты маршрутно-глазомерной съемки неведомых до того времени географических районов. «Всего в течение нынешней экспедиции, — пишет Пржевальский, — снято было мною 3850 верст (4100 км). Если приложить сюда 5300 верст, снятых при первом путешествии по Монголии и северному Тибету, 2320 верст моей же съемки на Лоб-норе и в Джунгарии, то в общем получится 11470 верст (12235 км), проложенных вновь на карту Азии».

Пржевальскому и его спутникам было чем гордиться, когда они, пройдя через великие пустыни, 19 октября 1880 года приближались к Урге. Девятнадцать месяцев трудов, лишений и опасностей остались позади. С последнего холма перед путешественниками открылась широкая долина Толы. Быстрая река струила свои светлые, еще незамерзшие воды. В глубине долины, на белом фоне недавно выпавшего снега, чернели войлочные юрты, глиняные фанзы, купола кумирен, зубчатые стены храма Майдари. Издалека был виден стоящий на возвышенном месте у берега красивый двухэтажный дом русского консульства.

«Попадали мы словно в иной мир. Нетерпение наше росло с каждым шагом; ежеминутно подгонялись усталые лошади и верблюды… Но вот мы, наконец, и в воротах знакомого дома, видим родные лица, слышим родную речь…»