Глава XII

Глава XII

Вскоре после диверсии на железной дороге Жору вызвал к себе полковник Кристман. Войдя к нему в кабинет, Жора сразу заметил, что шеф гестаповцев не в духе.

— Вы знакомы с обычаями черкесов? — спросил Кристман.

— Черкесы — наши соседи, — ответил Жора. — К тому же у моего отца и у меня было немало друзей среди них.

— Тем лучше… Недалеко от Краснодара есть черкесский аул Понежукай. Мне нужно ознакомиться с обстановкой в этом ауле. Ваша помощь будет полезна… я не знаю обычаев черкесов.

— Когда вы собираетесь выехать? — спросил Жора.

— Мы выедем завтра или послезавтра.

Кристман встал, подошел к окну и с минуту стоял молча, постукивая пальцами по стеклу. Жора, достаточно хорошо знавший полковника, понял: шеф нервничает.

— У меня есть основания предполагать, — сказал, помолчав, полковник, — что краснодарское подполье имеет разветвленную сеть филиалов и что один из этих филиалов — аул Понежукай. Но пока это только предположение… И вообще за последние дни я перестал понимать что-либо, — добавил он, хмурясь.

Кристман прошелся по комнате. Остановился, вынул папиросу, хотел закурить. Спички одна за другой ломались у него в руках, и он бросил коробок на стол. Жора еще никогда не видел полковника таким взволнованным.

— Здесь, в вашей Кубани, я попал в какой-то заколдованный лабиринт, — проговорил Кристман. — Порой кажется — нашел наконец выход, но сделаешь шаг — и опять тупик!

— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин полковник.

— С вашей помощью мне удалось раскрыть подпольную радиостанцию. Мне казалось, я получил звено, которое позволит вытащить всю цепь. И действительно, радиостанция привела меня к Лысенко. Чего же больше? Он был, бесспорно, одним из руководителей подполья. Но я оказался в тупике: Лысенко умер, не сказав ни слова. Мы пошли искать дальше. Нам повезло: набрели на след штаб-квартиры подпольщиков. И снова тупик: мы нашли всего лишь какие-то обрывки действительно интересных данных. Но и это не все. Ко мне в руки попадает Шлыков. Как вы знаете, я уже давно следил за ним. Но он был умен, опытен и ловко заметал следы. И вот — Шлыков у меня. На этот раз я был твердо убежден, что получил основное звено, что в моих руках — сердце прекрасно организованного подполья. Но фактически я ни на шаг не подвинулся вперед…

— Вы хотите сказать, господин полковник, что Шлыков умер, никого не выдав?

Кристман, сдвинув брови, посмотрел на Жору:

— Нет, он жив… Но эти люди не чувствительны к страданиям. Или я разучился понимать людей… Вас известят, когда мы поедем к черкесам; быть может, они будут более сговорчивыми, чем эти казаки…

Вечером Жора встретился с Арсением Сильвестровичем на одной из конспиративных квартир в селе Калинине и рассказал ему о разговоре с Кристманом. Жора предложил уничтожить Кристмана, рассчитывая, что в ауле для этого будет больше возможностей, чем в городе. Но у Арсения Сильвестровича возникла другая мысль: попытаться захватить полковника живым, когда он поедет в аул Понежукай, в расчете на то, что, быть может, потом удастся обменять его на Шлыкова.

Они долго обсуждали план похищения. А перед уходом Жоры Арсений Сильвестрович вынул из кармана тот номер ташкентской газеты, который когда-то Кристман отдал Жоре как доказательство ареста и казни его отца.

— Я знал, конечно, — сказал Арсений Сильвестрович, — что Кристман лжет. Но я решил проверить… Вчера мне доставили с Большой Земли номер «Правды Востока» за то же число. Как видишь, вместо извещения прокуратуры, сфабрикованного полковником, в настоящей газете помещена корреспонденция о рекорде самаркандцев на Фархадстрое. А теперь вглядись внимательно: шрифты газет заметно отличаются друг от друга. Газета, переданная тебе Кристманом, набрана теми же шрифтами, что и «Кубань», издаваемая в Краснодаре с благословения все того же господина полковника! — Арсений Сильвестрович развернул перед Жорой номер краснодарской газеты.

— Как видишь, — продолжал он, — трюк Кристмана довольно прост, хотя на доверчивого человека он и может произвести впечатление: ташкентскую газету набрали и отпечатали специально для тебя у нас, на Красноармейской. Но я не ограничился тем, что достал настоящую ташкентскую газету. Я поручил связаться с твоим отцом. На днях пришел ответ: он здоров, живет по-прежнему в Ташкенте и просит передать, что гордится своим сыном.

Жора порывисто схватил руку Арсения Сильвестровича и крепко пожал ее.

— Я никогда ни минуты не сомневался в отце! — проговорил он, стараясь преодолеть охватившее его волнение.

…Через два дня утром Жору снова вызвали к Кристману. Но какие-то неотложные дела задержали полковника, и он смог поехать в Понежукай лишь после обеда.

Жора ждал его в кабинете у лейтенанта Штейнбока. В тот момент, когда раздался телефонный звонок и полковник сообщил своему адъютанту, что он готов ехать, машинистка принесла Штейнбоку какие-то списки. Жора мельком взглянул на них и случайно увидел свою фамилию.

— Поторопитесь, — сказал адъютант, надевая шинель, — полковник не любит ждать.

— Одну минутку, я вас догоню, — ответил юноша, делая вид, что не может попасть рукой в рукав пальто.

— Захлопните дверь! — крикнул Штейнбок, выходя из кабинета.

Жора быстро сунул в карман один из экземпляров списка: он знал — здесь ему больше не бывать, а если его и приведут сюда, все равно: семь бед — один ответ…

Как выяснилось позднее, это был список лиц, которых немцы намеревались уничтожить. Все, кто значился в списке, были своевременно извещены о грозящей им опасности.

Кристман поехал в Понежукай в сопровождении надежной охраны: впереди шел броневичок, за ним легковая машина с полковником, Штейнбоком и Жорой, а сзади грузовик с гестаповцами.

Кристману не повезло. Прежде всего задержались у парома при переправе через Кубань. Потом в невылазной грязи проселочной дороги застряла легковая машина Кристмана. Пришлось вызывать из города более сильную машину, которая могла бы одолеть бездорожье.

В Понежукай прибыли, когда уже стало темнеть. Решено было заночевать в ауле.

Кристмана и его спутников встретил старшина — седобородый черкес, который во главе своих стариков пытался спасти батуринца Володю, когда тот один на один дрался с немцами в лесу, а потом стал руководителем партизанской группы.

Гостей пригласили за стол. После ужина полковник ушел со старшиной в отдельную комнату — поговорить о делах. Туда же был приглашен в качестве переводчика и Жора.

Перед началом разговора Кристману понадобилось пройти в уборную.

— Почтенный гость должен меня извинить, — сказал старшина, — у нас аул, а не город. Надо идти во двор. Я сам провожу вас.

Пропуская гостя вперед, старшина переглянулся с Жорой. Тот утвердительно кивнул головой…

Они втроем вышли на крыльцо, на котором неподвижно стоял немецкий часовой. Темная, безлунная ночь. Кристман со старым черкесом пошли в глубь сада. Жора направился к машине. Около машины стоял второй немецкий часовой. Он откозырял Жоре: немец видел юношу в машине вместе с Кристманом, к тому же Жора прекрасно говорил по-немецки и часовой предполагал, что перед ним крупный работник гестапо.

— Господин полковник приказал мне отвезти срочный пакет в Краснодар, — сказал Жора. — Распорядитесь, чтобы караул открыл ворота и пропустил машину.

Часовой побежал к воротам…

В это время Кристман и старшина шли по темному саду. Кристман забыл в сакле свой электрический фонарик, — вокруг не было видно ни зги. Старшина почтительно поддерживал полковника под локоть.

Слышится шорох, мелькают тени. Кто-то невидимый быстро набрасывает на головы Кристмана и старшины плотные черкесские башлыки и валит обоих на землю. Негромкая возня — и все стихает.

Башлыки крепко завязаны. Руки скручены за спиной. Пойманных засовывают в громадные мешки. Слышится шепот — говорят по-черкесски:

— Неси… Скорей…

Жора уже сидит в машине. Он ждет.

Из темноты появляется группа молодых черкесов. Они несут тяжелый мешок.

— Клади!.. Быстро!

Мешок бросают в машину, и она на полном ходу вырывается из ворот, чуть не сбив с ног часового.

Рядом с Жорой сидит молодой черкес: он показывает дорогу к парому. Сзади на полу лежит в мешке связанный Кристман.

Только бы успеть переправиться через Кубань, только бы опередить Штейнбока до переправы: он обязательно бросится в погоню. Там, в городе, уже не страшно…

Жора ведет машину в кромешной тьме по незнакомой дороге; не будь провожатого, он, конечно, через пять минут сбился бы с пути. Жора прислушивается. Только и слышно, как сердито ворчит мотор да хлюпает грязь под шинами. Неужели Штейнбок до сих пор не заметил исчезновения своего шефа?..

Вот и переправа! Жоре везет: паром у этого берега. Жора благополучно переправляется через Кубань и по окраинам ведет машину в село Калинино, на явочную квартиру, где ждет его Арсений Сильвестрович.

Жора ликует. Ему хочется петь. Еще бы! Кристман, сам полковник Кристман, связанный веревками, лежит в мешке у него за спиной!

— Стой! — раздается окрик немецкого ночного патруля.

Жора на немецком языке спокойно и уверенно отвечает, что машина из гестапо, и показывает на пропуск, наклеенный на ветровое стекло. Начальник патруля козыряет и быстро пропускает машину.

Машина мчится дальше. Снова окрик, на этот раз по-русски:

— Стой! Пропуск?

Перед машиной вырастают несколько темных фигур.

— Сталинград! — уверенно говорит Жора.

— Наш! Ну, как?

— Везу!

В машину прыгает пожилой мужчина.

— Третий дом направо.

— Знаю, бывал.

Машина останавливается. Жору давно ждут.

— Пароль?

— Сталинград.

— Привез?

— Все в порядке.

Мешок с трудом вытаскивают из машины. Пожилой мужчина, тот, что вскочил в машину, садится за руль. Он проедет за окраину села далеко-далеко в степь и там бросит машину…

Мешок вносят в хату. Посреди комнаты стоят Арсений Сильвестрович, Азардов, Деревянко.

— Поздравляю! — говорит Арсений Сильвестрович. — Ну развязывайте: хочу посмотреть на живого Кристмана.

Жора возится с узлом, но узел не поддается.

— Разрежь, — говорит Азардов, подавая нож.

Жора перерезает веревку и стаскивает мешок. Появляется голова, туго обернутая темным башлыком. Юноша сдергивает башлык. Перед ним — седобородый черкес, староста аула Понежукай.

— Спутали… Мешки спутали… — бледнея, шепчет Жора. — Ушел!.. Опять ушел!..

* * *

Как раз в эту ночь Бутенко чинил пишущие машинки в здании гестапо.

Вскоре после работы по ремонту машинок в жандармском управлении Бутенко ушел из комбината — там ему нечего было делать, — и поступил в механическую мастерскую, помещавшуюся на Пролетарской улице. Отсюда его и вызвали в гестапо, очевидно по рекомендации жандармского управления.

Бутенко задержали в гестапо на ночь и только под утро велели спуститься вниз, в подвальный этаж: там в одном из кабинетов следователей испортилась машинка. Починка оказалась несложной — надо было сменить один рычажок, — и Бутенко, быстро закончив работу, пошел наверх.

Его вели каким-то другим путем — полутемными узкими пустынными коридорами.

Впереди показалась открытая дверь.

Внезапно из нее вышел Кристман. На нем был измятый, грязный мундир. Он только что вернулся из аула, где на него было совершено покушение, и сразу же бросился пытать Шлыкова. Бутенко поразило лицо полковника. Оно было жестокое, свирепое даже и в то же время растерянное. Двое гестаповцев выволокли в коридор безжизненное тело какого-то человека. Бутенко узнал в нем Шлыкова.

Что было дальше, Бутенко не помнил.

Возможно, что он закричал. Быть может, даже бросился на Кристмана…

Пришел он в себя на улице. Темная ночь. Руки связаны за спиной. Рядом три немецких солдата.

Он не отдавал себе отчета, куда его ведут: перед глазами стояло искаженное мукой лицо мертвого Шлыкова.

Сенной базар. Бутенко подвели к виселице. И вдруг из-за соседнего ларька мелькнули тени. Они бросились на конвоиров. Два немца упали, третьего схватили. Кто-то развязывал Бутенко руки.

Потом его втолкнули в машину и привезли в какую-то маленькую хатку в селе Калинине. И тут он узнал, что обязан спасением Петру Батурину: по приказу Деревянко Батурин вышел со своими хлопцами на «свободную охоту» за немецкими офицерами и случайно наткнулся на Бутенко…