Глава VI
Глава VI
В центре Краснодара, на широкой оживленной Красной улице в доме № 69, до прихода немцев помещался магазин «Пионер». У входа стояли две скульптуры: мальчик и девочка в пионерских костюмах.
Пришли немцы — скульптуры исчезли, а над дверью магазина появилась новая вывеска: «КАМЕЛИЯ. Акционерное общество».
В Краснодаре в период немецкой оккупации городская управа всемерно поощряла частную инициативу. Как грибы после дождя, в городе выросли десятки мелких частных предприятий. Среди них не последнее место заняла «Камелия».
Сначала в промышленный, а потом в торговый отдел управы явились два инженера-химика и дали крупные взятки начальникам отделов. Взятка была вручена и заместителю бургомистра Ляшевскому. И вскоре за подписью самого Воронкова, бургомистра Краснодара, было дано разрешение на открытие производственной лаборатории и магазина косметических и парфюмерных товаров под пышным названием «Камелия».
В магазине прямо против входа на самом видном месте висел огромный плакат: «Господам немцам отпуск товаров незамедлительно».
За прилавком стоял директор магазина, бывший аспирант химико-технологического института Азардов, молодой инженер, маленького роста, с черными глазами, подвижным лицом и быстрой речью. Азардов великолепно говорил по-немецки. Ему помогали две молодые, нарядно одетые женщины — тоже два инженера и тоже хорошо владевшие немецким языком. Кассирши в магазине не было: деньги принимал сам Азардов. За магазином, соединенный с ним маленьким коридорчиком, помещался кабинет правления. В нем сидел коммерческий директор акционерного общества, высокий благообразный старик с длинной седой бородой. Работники магазина называли его Арсением Сильвестровичем. Второй этаж занимала лаборатория общества…
Однажды в «Камелию» вошел нагруженный покупками Лысенко. Он долго рассматривал витрины и остановился, наконец, на креме для бритья и флаконе тройного одеколона. Расплачиваясь, он спросил директора магазина:
— Чем объяснить, что у вас так беден выбор крема для лица?
— Вы правы. Совершенно правы, — быстро заговорил Азардов. — Не можем найти подходящих баночек. Только за этим и задержка!
— А скажите, господин директор, это вас не устроит? — и Лысенко вытащил из заднего кармана брюк небольшую стеклянную баночку с притертой пробкой.
Азардов внимательно осмотрел банку.
— Очень неплохо! — сказал он. — Это лучшее из того, что мне предлагали… Не могли бы вы стать нашим поставщиком?
— Возможно! — Лысенко улыбнулся. — С кем я могу поговорить о заказе?
— Сию минуту, я проведу вас к нашему коммерческому директору. Пожалуйста, — и Азардов попросил Лысенко следовать за ним.
С этими словами Азардов закрыл за посетителем дверцу в прилавке — и в кабинете коммерческого директора «Камелии» раздался слабый звонок.
Они вошли в коридор и остановились перед дверью с матовым стеклом. Азардов постучал.
— Пожалуйста! Прошу, — раздался за дверью старческий голос.
Азардов вернулся в магазин, а Лысенко вошел в кабинет. За большим письменным столом сидел Арсений Сильвестрович, а перед ним в кресле — юркий человечек, типичный мелкий спекулянт.
— Чем могу служить?
С этими словами Арсений Сильвестрович приподнялся навстречу Лысенко.
— Я хотел бы поговорить с вами, господин директор, о заказе. — Лысенко вытащил из кармана ту самую баночку, которую он только что показывал Азардову.
— Очень хорошо. Присядьте! Попрошу вас подождать несколько минут — я должен закончить разговор…
Лысенко скромно уселся в сторонке и стал слушать, как коммерческий директор торговался со спекулянтом: речь шла о поставке каких-то эссенций. Потом Арсений Сильвестрович уплатил спекулянту деньги, тот дал расписку и, низко кланяясь, вышел из кабинета.
Арсений Сильвестрович, проводив его, проверил, достаточно ли плотно закрыта дверь, повернулся к Лысенко и дружески протянул ему обе руки:
— Здравствуй, Свирид! Наконец-то! А я ждал тебя еще вчера. Ну, садись поближе и рассказывай, как у вас там, на комбинате!..
Лысенко, войдя в кабинет Арсения Сильвестровича, оказался в самом, что называется, центре подполья.
Арсений Сильвестрович, почтенный коммерческий директор акционерного общества «Камелия», был главой краснодарских подпольщиков. Он являлся уполномоченным крайкома партии и штаба партизанского движения Юга, находившихся в то время за линией фронта, в Сочи. Он руководил работой городских подпольных организаций и партизанскими отрядами, действовавшими в окрестностях Краснодара, и всеми партийными подпольными организациями степной полосы. В его же ведении находился подпольный горком партии и подпольный горком комсомола.
И вот теперь, оставшись наедине с Арсением Сильвестровичем, Лысенко подробно рассказал ему, как прошла регистрация инженеров, как Штифт осматривал комбинат и кто назначен директорами заводов.
— Ну, что же, хорошо! — потирая руки, сказал коммерческий директор «Камелии», когда Лысенко кончил свой рассказ. — Все идет в основном так, как намечалось. Молодцы! Так и продолжайте — осторожненько, по плану… Ну, а что Шлыков поделывает?
— В гору идет Гавриил Артамонович! Штифт ему прямо в рот смотрит. А он, как всегда, ходит не торопясь, клюшкой своей постукивает и… советы дает!
— Так… Ну, какие еще у тебя дела?
— Есть еще одно дело, Арсений Сильвестрович… В заводской технике мы, конечно, сами разбираемся. Но ведь и на старуху бывает проруха. Хотелось бы мне наладить постоянную связь с Евгением Петровичем Игнатовым: он у нас по комбинатским делам мастер! Чтобы в критический момент можно было совета попросить, словом с ним перекинуться.
— Далеконько он забрался, — улыбнулся Арсений Сильвестрович. — В предгорьях сидит.
— Знаю, что в предгорьях. Но все же связь с ним нужна до зарезу!
— Я уже сам думал об этом. У меня радиостанция, конечно, припасена. И человек был для этого дела найден. Да только… несчастье случилось с этим человеком. А другого подобрать пока не могу.
— Есть у меня такой человек, Арсений Сильвестрович, есть, — и Лысенко рассказал о Вале.
— Ну, что ж, Свирид. Тебе виднее. Пусть она поживет у тебя, подлечится. А там посмотрим. Может быть, и поставим ее на радиосвязь. А пока надо кого-нибудь к Бате послать: предупредить его, что скоро по эфиру будем с ним беседовать. Потом шифры передать и все прочее. Да и они небось истосковались по весточке из Краснодара… Есть у тебя такой человек, чтобы в горы послать?
— Я уже думал об этом… Как ты смотришь на Ольгу Николаевну, учительницу?[8]
Арсений Сильвестрович помолчал, подумал.
— Что ж, пожалуй, годится… Места наши хорошо знает, язык за зубами держать умеет.
— Когда к тебе прислать Ольгу Николаевну за шифрами?
— Нет уж, уволь меня, Свирид, от визитов, — сказал Арсений Сильвестрович. — Запомни раз и навсегда: я человек секретный. Меня считанные люди знают.
— А как же с шифром?
— Я его тебе передам. Ну, какие у тебя еще дела ко мне?
Лысенко замялся.
— Да вот не знаю… Собственно, не по моему департаменту дело…
— Ну, ну, говори!
— Скажу… Арсений Сильвестрович, не думал ли ты о том, чтобы иметь своего человека в гестапо?
— Ишь ты, куда метишь! — Арсений Сильвестрович покачал головой.
— Да ведь как же иначе! Без этого мы будем ходить глухими и слепыми…
— Погоди, не агитируй меня!.. Как раз сегодня меня об этом же запросили из штаба партизанского движения Юга… Но нелегко это: полковник Кристман тоже не лаптем щи хлебает — по моей записке к себе на службу не примет…
За дверью послышались крадущиеся шаги.
— Не знаю, милостивый государь, — совсем уже другим тоном, неожиданно громко заговорил Арсений Сильвестрович. — Не знаю, договоримся ли мы: цена ваша слишком высока…
Вторая дверь, во двор, открылась, и в комнату быстро вошел седоватый человек в сером помятом костюме.
— Что вам угодно? — спросил Арсений Сильвестрович.
— Мне нужен гражданин Федорчук, — сиплым голосом ответил вошедший, быстро и внимательно оглядывая кабинет.
— Что-о? — загремел коммерческий директор «Камелии». — Какой гражданин Федорчук? Здесь нет никаких граждан! Здесь торгуют честные коммерсанты под покровительством городской управы и немецкого командования. А время граждан прошло, милостивый государь! Прошу вас немедленно оставить наше заведение!..
Арсений Сильвестрович указал пришедшему на дверь. Гость пятился, неловко извиняясь:
— Простите… Я, вероятно, ошибся… Не туда попал… Извините…
Когда за ним закрылась дверь, Арсений Сильвестрович сердито пробурчал:
— Сколько раз твердил Авдеевне: уходишь со двора — запирай дверь на крючок!.. Вот и возись со шпиками!..
Потом, успокоившись, подошел к Лысенко, ласково обнял его за плечи и сказал:
— Такие-то дела, Свирид! Как видишь: нелегка ты, шапка… коммерсанта!.. — Он усмехнулся. — Есть еще одно дело, Свирид Сидорович, — сказал он, — на заводе номер 456, где немцы восстанавливают танки, бронетранспортеры и автомашины, есть наш человек — конструктор Михайлова. У нее не ладится дело с некоторыми деталями восстанавливаемых немцами машин. По нашему заданию эти детали должны быть прочными при испытаниях и установке, но при первой же боевой стрельбе должны на ходу рассыпаться и выводить из строя машину в самый критический момент. Подумай, как это сделать, — ты же конструктор и механик — и расскажи нам.
— Хорошо, — сказал Лысенко, — подумаю, посоветуюсь с нашими ребятами. Дня через два зайду…
В это время в магазине Азардов был занят с двумя немецкими офицерами. Он показывал им изящные флаконы с одеколоном.
Дверь магазина открылась, вошел мужчина лет тридцати пяти, одетый в потертый синий костюм. В правой руке он держал несколько связанных картонных коробок.
Подойдя к Азардову, он поздоровался и спросил:
— Простите, как мне увидеть коммерческого директора? По его просьбе я изготовил в нашей мастерской образцы коробок и принес показать ему.
— А мы давно поджидаем вас!.. Луиза! — подозвал Азардов одну из продавщиц. — Займитесь с покупателями. Прошу великодушно извинить меня, — обратился он к немецким офицерам. — Мы выпускаем новый товар, заказали для него оригинальную упаковку, и мне необходимо самому посмотреть образцы. Прошу извинить…
— Привет! — дружески встретил нового гостя хозяин. — Опаздываешь, дорогой друг: Авдеевна просила тебя утром зайти ко мне!
Деревянко, секретарь подпольного городского партийного комитета, виновато развел руками:
— Дела, Арсений Сильвестрович. Никак раньше вырваться не мог!.. Ба, кого я вижу? Товарищ Лысенко! Ну, как на комбинате?
— Погоди, Деревянко, — перебил его Арсений Сильвестрович. — Свириду Сидоровичу пора уходить. Я тебе сам все расскажу… Ну, Свирид, будь здоров!..
Когда Лысенко вышел из кабинета, Арсений Сильвестрович усадил Деревянко рядом с собой.
— Я вызвал тебя вот для чего. В свое время ты просил у меня Азардова на руководство городской подпольной комсомольской организацией. Я дал свое согласие. А теперь вижу, что Азардова отпустить не могу. Я без него — как без рук. Уж ты сам кого-нибудь себе подбери.
— Трудная задача, Арсений Сильвестрович! — разочарованно сказал Деревянко. — Тут подумать надо… Ты Котрова знаешь, Ивана Петровича? Главмаргаринца, инженера, инструктора химических команд ПВХО?
— А-а, того самого, которого немцы газом травили? Знаю.
— Он у меня работает связным. Но, вижу, эта работа слишком мала для него. Парень с головой, честный, хороший организатор… Как ты посмотришь, если мы его возьмем на руководство комсомолом?
— Ну, что же. Выбор неплохой.
— Когда его прислать к тебе?
— Да что вы, будто сговорились сегодня! — рассердился Арсений Сильвестрович. — Говорил Лысенко, говорю и тебе, — запомните раз и навсегда: по вопросам об этой проклятой косметике мой кабинет открыт для всех с девяти утра до девяти вечера. Ну, а для нашего брата-подпольщика — извините! С этой стороны меня знают считанные люди в Краснодаре. Иначе вся наша конспирация полетит к чертям. Ясно?..
Когда через полчаса Деревянко уходил из магазина, у прилавка стояло несколько немецких офицеров. Они весело болтали с хорошенькими продавщицами. Кокетливо улыбаясь, Луиза передавала небольшой сверток высокому франтоватому немецкому лейтенанту.
— Надеюсь, господин лейтенант Штейнбок, — щебетала она, — полковник Кристман останется доволен этим одеколоном. Не забывайте нас. Заходите!..
* * *
На следующий день Котров шел к Деревянко. Он захватил с собой несколько пустых картонных коробок, перевязанных голубой лентой.
Был теплый, погожий день. Солнце припекало по-летнему, и краснодарцы вышли на улицы в легких платьях.
На углу первого же квартала Котров увидел на стене дома новое большое объявление и около него два-три десятка любопытных. Иван Петрович с трудом протиснулся вперед. Это было объявление немецкой комендатуры Краснодара об обязательной перерегистрации всех жителей. С немецкой аккуратностью указывалось, кто, куда и когда должен явиться.
У Котрова тревожно сжалось сердце.
«У Вали даже паспорта нет!» — подумал он.
Котров шел по Красной, с подчеркнутой почтительностью уступая дорогу немецким офицерам. По мостовой двигался непрерывный поток машин. Здесь были «мерседесы» и «бьюики», «фиаты» и «адлеры», «форды», «линкольны», «рено», «пежо», «испано-сюиза» — машины всех стран и всех автомобильных марок мира. Время от времени, сердито ворча, проходили танки и бронетранспортеры, сопровождавшие колонны тяжелых грузовиков, закрытых брезентом. А за ними — снова машины, машины без конца…
Котров пересек Красную и свернул на улицу Буденного. Здесь он без труда нашел дом № 75 с зелеными ставнями, Над входом висела скромная вывеска: «Картонажная мастерская».
В правом окне высилась горка картонных коробок разных размеров и фасонов, а в левом стояли точно такие же коробки, какие были в руках Котрова.
«Значит, путь свободен…»
Котров остановился у калитки, закурил и огляделся. Как будто ничего подозрительного. И Котров смело вошел в мастерскую.
В первой комнате его встретил подросток.
— Вы к старшему мастеру? — спросил он.
— Нет, я к Ивану Никифоровичу. Коробки принес.
— Заходи, заходи, Иван! — послышался за перегородкой голос Деревянко. — А ты, Миша, — обратился он к мальчику, — сбегай-ка на улицу да погляди, не привел ли гость «хвоста» за собой. Всякое ведь бывает…
Около часа говорили Деревянко с Котровым о предстоящей работе последнего в роли руководителя комсомольским подпольем. Прощаясь, Котров начал рассказывать о регистрации, объявленной немцами.
— Знаю, Ваня, — перебил его Деревянко. — Как раз перед тобой ко мне заходил один товарищ: он пришел прямо с регистрации. Ему было велено явиться в первый участок — на угол улиц Орджоникидзе и Кирова… Явился он туда. В комнате сидят за столами какие-то завитые, расфуфыренные дамы и мужчины, вырядившиеся под старых бар: визитки, крахмальные воротнички, манишки, напомаженные проборы. Елейным голосом задают вопросы: фамилия, имя, отчество, каким браком женаты, венчались ли в церкви, вероисповедание, партийность, служили ли в НКВД и не было ли там кого-нибудь из родных… Ну, одним словом, всю подноготную выспрашивают. А сами на тебя подозрительно смотрят и делают какие-то пометки в ведомости… А дальше, очевидно, будет работать полиция и гестапо…
— Да, сорваться нетрудно, — сказал Котров.
— Ты-то что волнуешься? Тебе ведь регистрироваться не придется: мы сами поставим все отметки на твоем паспорте.
— Я не о себе беспокоюсь!
Котров рассказал Деревянко о Вале: о том, что у нее нет паспорта и что она скрывается у Лысенко.
— Как же, слышал о ней! — заговорил Деревянко. — Слышал и то, что ей будет поручена серьезная работа.
— От кого слышал? Какая работа?
— Узнаешь со временем! — улыбнулся Деревянко. — Ну, а паспорт Вале надо выправить действительно как можно скорее. — Он задумался на минуту, потом сказал: — Вот что, не откладывай это дело в долгий ящик и шагай прямо от меня в наш «паспортный стол», к Елизавете Васильевне. Тебе рано или поздно все равно придется с ней познакомиться. Слушай внимательно… Выйдешь на Красную. Найдешь дом № 45. Вход со двора, первый этаж. Спроси управдома Елизавету Васильевну. Тебя встретит женщина лет сорока, среднего роста, брюнетка, с лицом черкешенки. Ты ей скажешь, что хотел бы снять комнату в ее доме. Она тебя спросит: «Почему именно в моем доме?» Ты ответишь: «Хочу жить в каменном доме». Она помедлит и скажет: «Есть у меня небольшая комнатка, но полы там не в порядке: несколько половиц придется менять». «Пустяки, — ответишь ты, — у меня знакомые люди на лесопильном заводе в Псебае. Я доски достану». Тогда она пригласит тебя в комнату, и тут ты можешь говорить с ней начистоту. Понял?
— Чего ж тут не понять?.. Пароль проще простого.
— Вот это-то и хорошо, Иван, что он прост. Ведь вас могут услышать, когда вы знакомитесь, — и никто ничего не заподозрит. А в то же время, кто, кроме посвященных, будет так говорить? Тем более, что вторую часть пароля мы часто меняем: одну неделю идет речь о заводе в Псебае, другую — о заводе в Кабардинской…
Котров без труда нашел квартиру Елизаветы Васильевны. Когда все формальности первого знакомства были благополучно закончены, она пригласила его в комнату.
Котров предполагал, что его приведут в мастерскую, что он увидит пресс, штампы. Но он увидел самую обычную, довольно уютную комнатку. Кровать, аккуратно застеленная белым тканьевым одеялом, кружевная накидка на подушках, цветные дорожки и букет цветов на столике у трельяжа, заставленного флаконами, коробочками, безделушками. У Котрова невольно мелькнуло сомнение: туда ли он попал?
— Вы что так удивленно осматриваетесь? — улыбнулась Елизавета Васильевна. — Не бойтесь, все в порядке. За паспортом небось пришли?
Котров передал ей свою просьбу.
— Фотокарточка есть? — осведомилась Елизавета Васильевна.
Котров замялся.
— Карточка-то есть. Только отдавать ее мне не хочется…
— Что так?
— С надписью она… дареная.
— Ну, это еще полбеды! — Елизавета Васильевна засмеялась. — Вторую получите! А надпись я читать не буду. Уйдите-ка на минутку в прихожую — я вас позову…
Когда Котров снова вошел в комнату, он увидел на столике у трельяжа чернильницы, штампы, паспортный бланк.
— Садитесь и отвечайте, — сказала Елизавета Васильевна. — Фамилия… имя… отчество… год и место рождения?.. Так… А теперь помолчите.
Елизавета Васильевна что-то вписывала в паспортную книжку, ставила штампы. Потом, внимательно проверив свою работу, протянула Котрову паспорт и регистрационный листок с биржи труда.
— Получите. Все в надлежащем виде. Даже пометка о последней регистрации имеется…
— Откуда вы все это достали, Елизавета Васильевна? — удивленно спросил Котров, указывая на штампы и бланки.
— Вы очень любопытны!.. Это мой секрет. А кстати: у вас-то самого паспорт есть? Покажите-ка.
Перелистав паспортную книжку Котрова, Елизавета Васильевна удовлетворенно улыбнулась:
— Моя работа. Тут только одного штампа не хватает — о последней регистрации. Дайте-ка я вам его прихлопну… Ну, теперь все в порядке. Любому гестаповцу предъявите — не усомнится. Милости прошу заходить, когда будет нужда!..
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух — люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и
ГЛАВА 9. Глава для моего отца
ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная
Глава 24. Новая глава в моей биографии.
Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ»
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, — подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: — первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском)
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Глава Десятая Нечаянная глава
Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная