Глава четвертая МЕЖДУ ВОЙНОЙ И МИРОМ

Глава четвертая

МЕЖДУ ВОЙНОЙ И МИРОМ

Наступает осень. На холмах, окружающих Анкару, крестьяне собирают урожай. Чуть севернее на дороге из Чорума полиция, проверяя проезжих, задерживает греческого коммерсанта Мильтиади. Он прибыл из Стамбула и заявляет, что хочет передать Мустафе Кемалю письмо от матери. Его немедленно препровождают в Анкару, где на всякий случай помещают в тюрьму. А письмо Зюбейде быстро доставляют в новую резиденцию Кемаля.

Война и мир

Письмо Зюбейде датировано 15 августа. «Дорогой сын! Давно ты не присылал мне письма и не сообщал новости о себе…» Взаимоотношения матери и сына складывались непросто, хотя между ними было удивительное сходство: та же властность, та же нетерпимость к поражениям и особенно сила убеждений. Впрочем, их убеждения были различны, даже противоположны: Зюбейде была правоверной мусульманкой, признававшей незыблемые ценности, что типично для крестьян, и верховную власть падишаха. Кемаль, выполняя сыновний долг и уважая мать, пытался убедить ее в справедливости своих идей.

За двенадцать месяцев до этого письма Кемаль писал матери: «Дорогая мама, с того момента, как я уехал из Стамбула, я не мог ничего тебе написать за исключением нескольких телеграмм». Далее следует подробное обоснование своей отставки, своего решения выступить против правительства, организации конгресса в Сивасе и, наконец, завершающий аргумент: «Ты прекрасно понимаешь, что я знаю, что делаю. Если бы я не был уверен в окончательной победе, я бы ничего не предпринял. С уважением целую твои руки…»

Кемаль погрузился в чтение письма от матери: Зюбейде пишет о своем здоровье, о сестре Кемаля Махбуле и, конечно, о политике: «Если не наведут порядок в Анатолии, ситуация в Стамбуле станет катастрофической… Вне всякого сомнения, анатолийцы скоро признают силу и убеждения правительства». Кемаль в ярости, он немедленно пишет своему министру внутренних дел: «Я уверен, что это письмо фальшивое; предпримите необходимые шаги». Мильтиади предстал перед Трибуналом независимости, только что созданным для суда над предателями, но в конце концов был оправдан.

В 1926 году Кемаль скажет о Зюбейде, что она «олицетворяла в его глазах добродетель, чистосердечность и все достоинства знатной дамы».

Красный поток

Этот эпизод, впрочем, не столь важен. Главным событием в Анкаре в начале осени были переговоры с Россией. Родилась мода на красное, и первыми здесь оказались военные; еще в конце июля турецкие конники и красноармейцы встретились на азербайджанской территории близ Нахичевани, и началось братание (10 августа 1920 года Армения признала «временную оккупацию» Карабаха, Зангезура и Нахичевани Красной армией). В ответ на приветствие русских турки ответили высокопарно: «Красное солнце начинает подниматься в своем великолепии и величии, озаряя ручьи и покрытые туманом горы Анатолии!» Судя по звездам, красным бантам на шапках и галстукам красного цвета, можно было подумать, что националисты просто влюбились в большевиков…

«Есть ли у нас какая-либо другая надежда, кроме России?» Очевидно, нет: временное перемирие, заключенное с Францией, было нарушено из-за событий, связанных с эксплуатацией шахт Зонгулдака, принадлежащих одной французской компании. В Киликии — снова война. За два дня в обстановке погрома несколько тысяч турок бежали из Аданы, а осада города Антеп, где турки героически сопротивлялись французским войскам, затянулась на месяцы. Короткий, но яростный мятеж консерваторов в Конье напомнил о том, что сторонники османского правительства хотя и потеряли всякую надежду на победу, но могут еще причинять вред. Восточной Анатолии продолжает угрожать Армения. И, наконец, греческие войска снова перешли в наступление. Остаются только итальянцы, насколько им позволяют возможности, и особенно большевики.

Кемаль тоже не наивный ребенок. Внимательно читая брошюру «Реалистичная внешняя политика», изданную в Париже в 1909 году, он умеет отделить зерна от плевел. 3 июля он заявляет: «Наши друзья говорят нам, что следует стать большевиками. Но у нас свои традиции и свои принципы, которых мы придерживаемся. Мы поддерживаем связь с большевистской Россией. Это всё». 14 августа: «Вы знаете, что в России произошла пролетарская революция в конце мировой войны… Следует приветствовать ее, так как она направлена против известных врагов… Большевики… оказали нам материальную и моральную помощь… Но мы не нуждаемся ни в чьих поучениях… До сегодняшнего дня мы не думали, и тем более не предпринимали ничего, чтобы применить большевистские принципы к нашей нации».

Три слова «до сегодняшнего дня» — обещание для одних, обман для других, прекрасное резюме шахматной партии между Лениным и Мустафой Кемалем.

Силы двух игроков неравны. По сравнению с турками, которые нуждались во всем, у большевиков с недавних пор появились запасы оружия, брошенного белыми армиями Деникина и Врангеля, но они решили ничего не отдавать, не получив компенсации. Представители Москвы заявили, что готовы предоставить туркам золото, пушки, пулеметы и винтовки только при условии создания коммунистической партии в Анкаре и, что еще хуже, больших уступок Армении.

Тогда как в середине июля представители Кемаля Бекир Сами, министр иностранных дел, и Юсуф Кемаль, министр экономики, переодетые в миссионеров Красного Креста в целях безопасности, добрались до Москвы, Карабекир всё еще ожидал разрешения от Кемаля «укрепить оборону» в Армении, вернее, перейти в наступление. Но Кемаль слишком осторожен и пока воздерживается от этого шага, что вызвало недовольство ряда депутатов, обвиняющих его в «инертности на востоке».

Но осторожности Кемаля недостаточно. В течение месяца Чичерин продолжает требовать у Сами жизненно необходимое пространство для армян, а точнее, чтобы турки покинули провинции Ван, Битлис и Муш. Большевики предпочитали вести переговоры с Арменией. Но Армения, удовлетворенная перспективами Севрского договора, особенно не старалась завоевывать дружеское расположение Москвы и отозвала своих представителей, посланных туда на переговоры, что вынудило большевиков приехать в Ереван, чтобы добиться соглашения. Между тем 24 августа Чичерин и Сами подписывают проект договора. Оставалась одна проблема: договора не будет, если турки не уступят «кое-какую территорию» Армении.

Каково было разочарование Кемаля, который еще за месяц до этого уже принимал желаемое за действительное: «С этого момента можно считать, что подписание подобного договора произведет огромное впечатление на Европу!» На его счастье, Москва еще не научилась превосходить всех в искусстве дипломатии, и первой ошибкой большевиков была Польша. Изгнав поляков из Киева, они смогли дойти до Варшавы, почти у цели они встретили ожесточенное сопротивление поляков, которых искусно консультировала группа французских офицеров, среди них был и некий капитан де Голль…

Второй раз большевики «споткнулись» в Баку, на I Конгрессе народов Востока, работавшем с 1 по 8 сентября. Чтобы убедить турок, персов, армян, индусов, китайцев, туркмен, киргизов, курдов, татар, азербайджанцев и калмыков встать под знамена коммунистов, Зиновьев и Радек, руководители Коминтерна, подготовили превосходную инсценировку. Окруженные такими звездами коммунистического движения, как американец Джон Рид, француз Садуль, венгр Бела Кун и «выдающийся борец за дело большевизма» Е. Д. Стасова, они собрали две тысячи делегатов в Большом театре Баку. «Мы собрались, чтобы обсудить мировые проблемы», — заявил Зиновьев. Но очень быстро посланцы Москвы поняли, что защита ислама или национализм гораздо больше вдохновляют большинство депутатов, чем обещание мировой революции. Кемаль, относившийся к происходящему сначала весьма сдержанно, был вполне удовлетворен собранием в Баку. Разве не заявил Зиновьев, что «будущее Турции принадлежит ей», добавив: «Мы готовы помочь всем революционерам, кто выступает против английского правительства»?

А в Национальном собрании Кемаля атакуют противники, и он переходит в контратаку. 4 сентября Национальное собрание приступило к выборам министра иностранных дел. Кандидат Кемаля, Рефет, был побежден Назымом, одним из лидеров «Зеленой армии», поддержанной только что созданной «Народной группой», состоящей из сотни людей, «склонных к радикальным идеям», а именно, к идеям большевизма или социализма, левых юнионистов, прогрессистов разных мастей, противников Кемаля. Кемаль не может терпеть подобное противостояние и требует, чтобы Этхем-черкес добился отставки Назыма.

Кемаль решает проявить твердость и остаться хозяином положения. «Наши товарищи, — пишет он Али Фуаду, — только что создали „Народную группу“ в Национальном собрании. Они уверены, что страна не добьется независимости без социальной программы <…>. Нам не хотелось бы, чтобы были политические группы вне правительства. Но теперь мы решили, что правительство могло бы иметь социальную программу». Затем Кемаль добавляет: «Создание коммунистической партии в стране абсолютно противоречит нашим интересам. Это повлечет полное подчинение России. Образование подпольной компартии должно стать невозможным… Пока ситуация на Западе и Востоке остается неопределенной, следует остерегаться революций; как я написал товарищу Мустафе Субхи, ничего нельзя предпринимать без согласия правительства. Конечно, мы не будем открыто выступать против коммунизма и большевизма».

Ясность и откровенность, достойные уважения. И Кемаль не тратит времени даром. Накануне послания Фуаду он представляет социальную программу, искусно перефразированный проект, подготовленный «Народной группой». А 18 сентября предлагает Национальному собранию проект конституции. Имеющий уши да услышит: правила игры, порядок дня диктует он, и только он.

Кемаль перешел в наступление, но этого недостаточно. Начало октября. Анкара радушно принимает первую миссию России — 24 человека и грузовой автомобиль с оборудованием для радиотелефонной связи.

Тогда Кемаль усиливает давление. Большевики и их сторонники хотят создать партию? Кемаль опережает их, решив официально создать турецкую коммунистическую партию. «Решили, — пишет он Али Фуаду, — что наиболее разумным и простым шагом было позволить создать турецкую компартию внутри страны с помощью надежных друзей». Нади, Бехиш и некоторые другие «сомневающиеся» оказались окружены коммунистами столь неожиданными, как Исмет, Джеляль, Фуад, Рефет и, по некоторым сведениям, сам Кемаль! Официальная газета националистов «Национальный суверенитет» ставит точки над «i»: «Мы могли бы грубо заблуждаться в революционных принципах, если бы попытались применить в Турции методы России. Большевистская революция не является образцом для всех коммунистических движений… Слепая имитация плоха в любом случае, но особенно когда это касается революции».

В ночь на 29 января 1921 года Мустафа Субхи, создавший первую коммунистическую партию Турции в Баку, его жена и 12 ближайших соратников, вернувшиеся в Турцию, погибают при загадочных обстоятельствах — они утонули в Черном море вблизи Трабзона. Виновников этого убийства так никогда и не найдут. Одни предполагают, что это жандармы, другие, что это лодочники, подкупленные юнионистами. Тем не менее смерть одного из наиболее выдающихся соратников большевиков в Турции, бывшего блестящего ученика школы политологии в Париже, брошенного на алтарь интернационального реализма и государственного интереса, не испортит их теплых отношений с Кемалем.

Москва хранила молчание даже тогда, когда Кемаль нанес удар по анатолийским коммунистам. За несколько дней до гибели Субхи были арестованы лидеры молодой народной коммунистической партии.

Трудно поверить, что Кемаль был удивлен, когда узнал, что Чичерин связывал подписание соглашения между Турцией и Россией с территориальными уступками Армении со стороны националистов. И все же он задавался вопросом: стоит ли, как этого хотел Карабекир, отказаться от этого «шантажа» и перейти в наступление против армян или лучше, как это считают Исмет и Али Фуад, укрепить Западный фронт? Доводы Карабекира оказались более убедительными, и его войска быстро опрокинули армянскую оборону. После прекращения огня и переговоров в ночь на 3 декабря 1920 года Турция и Армения подписывают договор в Александрополе; Армения остается независимой, но отдает Турции Каре, а также три области, «имеющие неоспоримую историческую, этническую и юридическую связь с Турцией». Москва не может допустить такого проникновения турок в Предкавказье. 4 декабря радио Москвы объявляет, что «в Армении провозглашается советская республика… Эта страна спасает себя, став советской республикой». Красная армия входит в Армению «по призыву трудящихся масс Армении». Однако, несмотря на неодобрение соратников и отчаяние армян, Ленин твердо заявляет: «Мы ни с кем не станем сражаться за Армению и за Каре, и тем более с Кемалем».

«Буржуазная» Армения была обречена. Как напишет Александр Хатисян, бывший премьер-министр этой республики, союзники «ушли так же, как и пришли, позволив нам пасть в наиболее сложный момент». Армяне попытаются сопротивляться Москве, но советизация Грузии в феврале 1921 года лишит их последних надежд на независимость. Чтобы освободиться от большевиков, бывшие «буржуазные» правительства Грузии и Армении попытаются вести переговоры с Турцией. Слишком поздно: Россия взяла под свой контроль Кавказ, а Кемаль сделал свой выбор между Москвой и Антантой, предложившей Грузии и Армении сблизиться с Анкарой: именно Антанта стремится расчленить его страну.