Неосуществлённая мечта

Действительно, у Валентина была не только задумка и мечта, но и большая работа по сбору материала и его изучению для третьего тома «На задворках великой империи». Третью книгу автор хотел назвать «Выстрел справа», о чём свидетельствуют документы архива. Почему писатель не осуществил давнюю мечту? На это была своя причина, и она довольно веская: наряду с князем Мышецким, главной исторической личностью, автор хотел показать Петра Аркадьевича Столыпина, премьер-министра Российской империи, умнейшего и образованнейшего человека своего времени. Валентин Пикуль был влюблён в этого человека и его деяния. Но в годы, когда создавался роман, писать о Столыпине можно было только как о реакционере. Да и в последующие годы, когда П. А. Столыпин оказался в числе литературных героев Пикуля, заслуги его приходилось «урезать».

В беседе с журналистом Пикуль объяснил причину отказа от работы над третьим томом:

«Я внимательно просмотрел учебники, монографии об этом времени. В “Истории партии” есть подраздел “Столыпинская реакция”. И кто же пропустит мою книгу, где одним из главных героев будет П. А. Столыпин — положительный. Именно положительный. Я изучил много первоисточников и понимаю, что сделал и что хотел сделать Столыпин для России. Столыпин ставил вопрос о создании крепких фермерских хозяйств ещё в начале XX века, но этот вопрос не решён и по сей день…

Крепкое фермерское хозяйство и только! Здоровый богатый мужик, окружённый семьёй и забором, — вот мой идеал…

Как современно звучат слова Столыпина в наши дни!»

Думающие о судьбе России писатели, учёные, политические деятели во все времена высоко ценили деятельность и заслуги Столыпина, положившего «национальную идею в зерно политики».

В своих записках В. В. Розанов, в частности, писал:

«На Руси русскому теснее, чем инородцу или иностранцу… Робкая история Руси приучила “своего человека” сторониться, уступать; свободная история, исполненная борьбы, чужих стран, других народностей, приучила тоже “своих людей” не только к крепкому отстаиванию каждой буквы своего “законного права”, но и к переступанию и к захвату чужого права…И это из обычая перешло в кровь. Везде в России производитель — русский, но скупщик не русский, и скупщик оставляет русскому производителю 20 % стоимости сработанной им работы… Судятся русские, но в 80 % его судят и особенно защищают перед судом лица не с русскими именами… В России все места заняты, все работы исполняются людьми, которые умеют хорошо толкаться…

…Значение Столыпина как образца и примера, сохранятся на многие десятилетия: именно как образца этой простоты; вот этой прямоты. Это можно считать завещанием Столыпина… Если парламент у нас будет выражением народного духа и народного образа, то против него не найдётся сильного протеста и даже он станет многим дорог. Это первое условие — народность его. Второе — парламентаризм должен вести постоянно вперёд, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней… (выделено мной. — А. П.). Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь долго и далеко, но если изменить хотя бы одно крыло, он упадет…»

Столыпин был убеждённым националистом и сторонником сильной государственной власти, горячий приверженец порядка и законности, просвещённый политик, экономист и юрист, крупный администратор. Он стал неугоден врагам России, вот его и убрали…

Несмотря на безразличие официальной прессы к двухтомнику «На задворках великой империи», можно подвести итог и сделать вывод: роман несёт отпечаток творческой зрелости автора, а это свидетельствует, что писатель нашёл свой своеобразный художественный почерк и сделал новый шаг вперёд по пути совершенствования мастерства.

Вернёмся к нашему главному герою романа и зададим вопрос: какова же дальнейшая судьба князя Мышецкого, так полюбившегося читателям?

В архиве писателя сохранились некоторые отрывки и черновые наброски о деятельности Мышецкого после революции, которые я собрала воедино и подготовила к печати, представив на суд читателей как дополнение ко второму тому романа.

Сколько кровавых тропинок и дорог пришлось истоптать ему после революции!

Два трудных года прослужил Мышецкий на задворках империи, по зёрнышку собирая продовольствие для Красной армии, отбивавшейся на четыре фронта. «Многое не нравилось Мышецкому в новой системе, но он остался верен себе, самой России и народу, который он сильно любил и в величии которого никогда не сомневался». Работал бухгалтером, сидел в тюрьмах, пилил дрова, поэтому, наверное, и не коснулся Мышецкого 37-й год — кому нужен был работяга с пилой?

Не по душе Мышецкому были рвущиеся к власти большевики, обещавшие будущий светлый рай социализма, не убедили его эсеры и анархисты. Он остался до конца патриотом России, честным русским человеком, размышляя:

— Не дай Бог, господа, вам власть. Вы же спать не дадите несчастной России, обещая свободу, равенство и благоденствие… Я не возражаю против власти, если её поддерживает народ. Но я не могу лишь согласиться с вашим лозунгом классовой борьбы. К чему вам это? Неужели вам нужны лишние враги внутри России? Нельзя вырезать сословие людей, давшее России великие таланты… Надо Россию строить. Строить надо, а не болтать…

…Какие справедливые слова!.. Как созвучны его слова и нашему времени!

Но давайте, уважаемый читатель, обратим внимание на то, как далеко смотрел Валентин Пикуль в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века!..

Все выдюжил главный герой романа — и революцию, и Гражданскую войну, и продразвёрстку с продналогом, индустриализацию и коллективизацию, увидел жертвы лагерей, испытал на себе доносительство и издевательство…

Конец жизни Мышецкого из ненаписанного романа потрясает.

В блокадном Ленинграде, голодный, обессиленный и замерзающий, он пришёл в дом своей юности, где прошли его лучшие годы.

Вот заключительные (черновые) наброски рукописи:

«Средь снежных сугробов стояло Училище Правоведения, отсюда он вышел в мир, сюда и пришел нечаянно…

— Боже, какой длинный путь! — И круг жизни замкнулся.

Хлопая большими валенками, с автоматом под мышкой, шагал вдоль стен солдат в полушубке — совсем молоденький.

— Сынок, — сказал ему Мышецкий, — пусти старика…

— Посторонним нельзя, дедушка.

— Согреться бы мне… Я скоро уйду совсем…

Они стояли возле самых дверей, а из трубы шёл дым: там тепло, там люди, там и умереть бы… Просился он: “Пусти!”

— Что с тобой делать? — пожалел его солдат.

— Ну, так и быть, зайди. Только мне лейтенант шею “намылит”.

И помог открыть тяжёлую, промёрзлую дверь…

Жизнь его закончилась хорошо. Даже очень хорошо…

Сейчас он лежал на дворе, посреди сугробов, и руки его были вскинуты от локтей, а пальцы растопырены.

Ему никто не закрывал глаз, и он продолжал смотреть ими.

Высоко и далеко — в последний раз.

Вот так он будет смотреть ещё до утра, встретит рассвет над городом, а потом приедут и его заберут. И куда-нибудь отвезут…

Но это уже неважно — это не главное в жизни человека.

Важно то, что он остался здесь. И никуда не ушёл…

Зачем уходить? Совсем не надо… Лучше раствориться, быть маленьким и незаметным, но быть… среди своих!

Летели над впадиной дворца снаряды. Он уже не слышал их завываний. Они ему не грозят… Мимо! Как всегда — мимо.

Мороз ударил к ночи. Иней запал в зрачки, пусто глядящие.

И отсветы далёких пожаров плясали в них.

А над ним стоял неумирающий город.

Город его юности и старости, вечный, как сама Россия…»

Когда читатель переворачивает последнюю страницу, у него невольно возникает вопрос: «Как же так случилось, что человек, прошедший такой трудный и полный лишений путь, не огрубел в тяжестях и жестокостях испытаний, а остался Человеком с большой буквы?»

Ответ можно найти в словах самого героя:

«Я не потерял веры в народ русский, и люблю его по-прежнему — всей любовью, на какую способен человек».

Эти мысли были созвучны и самому автору.