На перекрёстках, дорогах и тропинках

Наконец наступил тот долгожданный день, когда Валентина Саввича решили выпустить из больницы. Маршрут его был строго определён — он направлялся в санаторий Яунке-мери, в кардиологическое отделение, на долечивание.

Накануне отправки в санаторий Пикуля на один день его отпустили домой, чтобы собрать необходимые вещи. Отпустили с большой неохотой, и то только потому, что расстояние от больницы до дома не более 200 метров. Не торопясь, мы преодолели этот путь. Подойдя к дому, Валентин Саввич сказал мне:

— Видишь, какой я теперь стал ходок. Так не люблю быть для кого-то обузой…

Я пыталась его успокоить, но когда мы вошли в подъезд, меня охватило сильное волнение: лифт не работал. В этом году почему-то все механизмы были против Пикуля. С затаённым страхом (а вдруг что случится?), медленно, с большим трудом и напряжением мы поднялись на третий этаж.

Вошли в кабинет. Валентин Саввич обвёл взглядом корешки книг, положил руки на стеллаж.

— Ну вот, я снова с вами. Значит, будем жить и работать.

Осторожно перемещался Пикуль из комнаты в комнату, брал в руки то одну, то другую книгу и подолгу, будто впервые, рассматривал каждую…

Поздно вечером мы вернулись в больницу, чтобы утром под присмотром врача отправиться в Яункемери — курортный городок на Рижском взморье.

Доехали без приключений, если не считать того, что, немного заблудившись, долго не могли найти поворота с дороги на санаторий.

Никто нас не встречал, что меня немного разочаровало, а Пикуля обрадовало.

— Тем лучше, — заметил он, — я не приучен к излишнему вниманию, да и сам расшаркиваться не люблю…

Нас разместили в удобном и очень уютном номере. Утром разбуженный мною Пикуль отправился к врачу, которая строго-настрого запретила больному на период акклиматизации выходить за пределы санатория.

— Ну что я тебе говорил… — жаловался мне нуждающийся в сострадании супруг. — Меня снова посадят в клетку.

Несмотря на запреты врачей, мы всё же совершали небольшие прогулки за территорию санатория. Причину Пикуль объяснял понятными словами: «Голод — не тётка». Дело в том, что Валентин Саввич не ходил в столовую санатория, облюбовав для «кушательных» дел расположенную неподалеку шашлычную.

И главным было не то, что здесь он ел что хотел, гораздо важнее было то, что он ел, когда хотел. Подстраивать свой режим под чужой распорядок — это для Пикуля было невыносимо.

В расположенной через дорогу «шашлычнице», негусто заселённой шофёрским людом, Валентина в первый же день узнали.

— Ой! Так вы же, по-моему, писатель Валентин Пикуль, — не то вопрошая, не то утверждая, воскликнула гостеприимная хозяйка заведения.

— Лукавить не вижу смысла, — принимая из её рук свой любимый «харчо», улыбнулся Валентин Саввич.

С тех пор нас всегда здесь ждали и принимали с заботой и подчёркнутым вниманием…

Природе иногда тоже ужасно хочется пофантазировать. И для этого она выбрала осень 1986-го. Как будто бы по волшебству прохладное осеннее ненастье сменилось почти летним теплом.

В один из таких дней, пересекая вместе с Валентином широкое шоссе, я заметила, что водитель большого грузовика, следовавшего по дороге, вёл себя как-то странно: почти по пояс высунувшись из окна кабины, всматривался в нашу сторону. Оглядев себя и всё вокруг, я не обнаружила ничего интересного. А когда мы свернули на лесную тропу, нас в лесу настиг запыхавшийся молодой человек.

— Валентин Саввич?.. — Это был водитель грузовика, который, оставив машину на дороге, бросился за Пикулем вслед, чтобы получить автограф.

— Как же вы меня узнали? — поинтересовался Пикуль.

— А я видел в августе ваше выступление по телевизору, мой друг записал его на кассету, и я только позавчера вновь просмотрел её… и вдруг вижу вас живьем. Это ж фантастика!

Встреча была приятной, и Валентин Саввич часто вспоминал о ней прежде всего потому, что здесь он единственный в жизни раз отошёл от своего правила и расписался не на книге, а на листке записной книжки читателя.

1 октября срок путёвок истёк.

В первый же вечер по приезде Валентин долго разбирал поступившую корреспонденцию, тёплые письма друзей и знакомых разбередили душу.

Я просила Валентина не спешить с работой, окрепнуть, намекая на то, что им и так уже многое сделано, что пора и нужно отдохнуть. Он не соглашался.

— Пойми, — говорил, — если обозначил и видишь свою цель, то надо идти к ней во что бы то ни стало. — И после паузы произнес: — Не хочу тебя огорчать, но здравый смысл указывает мне, что надо спешить, я это чувствую своим нутром…

Каюсь, в тот момент, видя постепенное, но значительное улучшение его состояния, я недооценила трагизма его слов.

А Пикуля эта мысль не отпускала. Видимо, в этот год написал он записку, найденную мною позднее в рукописи «Аракчеевщины»:

«Старость застигает человека врасплох. Нет, я ещё не хватаюсь рукой за сердце, но сердце само уже чувствует, что сроки диктуют поведение и стиль работы. Теперь речь не о том, чтобы сказать, время требует досказать».

Судьба отпустила Валентину Саввичу Пикулю ещё четыре творческих года. Говорю «творческих» потому, что вне работы он не представлял своего существования.

В этот год Валентина навестили два давно знакомых Сергея: Викулов и Журавлёв. Сергей Васильевич Викулов — поэт, фронтовик, главный редактор журнала «Наш современник». Понятно, что было о чём поговорить коллегам и ветеранам. Вспоминали общих друзей и знакомых, среди их имен звучали знаменитые — Сергей Орлов, Михаил Дудин, Николай Тихонов.

Несмотря на давнее сотрудничество с журналом, Пикуль не преминул высказать главному редактору свои претензии по поводу публикации «Нечистой силы».

— Как можно без ведома автора менять заглавие произведения, — наступал Пикуль, — тем более заимствовать у Арцыбашева «У последней черты»? Как можно было печатать роман с такими многочисленными и неудачными сокращениями? Но говорилось это, так сказать, к слову. Пикуль и сам понимал, что большинство его пожеланий — из области мечты о «свободе» слова в правовом государстве.

А в реальных условиях надо было смотреть на правду, какая она есть: публикация сильно «причёсанного» романа в журнале стоила его главному редактору поистине героических усилий, и, честно говоря, только после неё начались серьезные (и не серьёзные) разговоры о Пикуле… Тот, кто не знал его имени, — после выхода «У последней черты» узнал.

Сергей Викулов подарил Пикулю двухтомник избранных произведений в двух томах с дарственной надписью:

«Милые русичи Антонина Ильинична и Валентин Саввич, до глубины души тронут Вашим гостеприимством. Дай Вам Бог здоровья и общих успехов!»

Сергей Иванович Журавлёв, занимавший в то время пост заместителя главного редактора издательства «Советская Россия», решил воспользоваться обоюдоприятной встречей и «отобрал» у Валентина Саввича интервью для журнала «Советский воин».