116

На следующий день после смерти Ромена Гари Жан Даниэль написал:

Сегодня французская литература, так сказать, надела траур по покончившему с собой писателю литовско-русского происхождения. На его надгробии напишут: «Французский писатель Ромен Гари». И это будет правильно. Но не стоит забывать, что он, как и многие другие, был прежде всего иммигрантом. Между прочим, одним из тех, о ком рассуждают: нужны ли они Франции вообще, как с ними ужиться и способны ли они в полной мере вписаться в славную французскую традицию^{855}.

В полдень в парадном дворе Дворца инвалидов состоялась гражданская панихида, на которой присутствовали все «Товарищи освобождения». Получить на это разрешение оказалось непросто. Генерал Симон, главный канцлер ордена Освобождения, был категорически против, поскольку Ромен Гари покончил с собой. Тогда Луи Бертанья позвонил Франсуа Комбре, заместителю генерального секретаря администрации президента, чтобы он обратился за поддержкой к Валери Жискар д’Эстену, которого, впрочем, Гари не любил — во втором туре президентских выборов 1974 года он поддержал Франсуа Миттерана. По поручению Жискар д’Эстена Комбре связался с генералом Симоном, которому пришлось уступить. А Мишель Мишель, хранитель музея ордена Освобождения, написала надгробное слово, которое было зачитано во время церемонии генералом Симоном.

В ходе подготовки похорон возникло также препятствие в лице священника церкви Сен-Луи у Дворца инвалидов отца Жоржа Деконье. Дело в том, что Ромен Гари был иудеем, а следовательно, служить по нему панихиду было нельзя. Тогда Диего Гари предложил Анне Прюкналь в последний раз спеть для его отца. В то время она была на гастролях на юге Франции, но, узнав о просьбе Диего, сразу же вылетела в Париж.

Гражданская панихида состоялась во вторник 9 декабря. Попрощаться с писателем пришли многие почитатели его таланта. Госсекретарь иностранных дел Оливье Стирн представлял правительство. Среди присутствовавших на церемонии были также Жан д’Ормессон, Мишель Друа, Морис Дрюон, Клод Руа, Клод Бурде, Жак Шабан-Дельмас, Эдгар Фор.

Рядом с Диего стояли Поль и Анни Павловичи, единственные родственники писателя, а также несколько близких ему людей: Лесли Бланш, Анна де ла Бом, Сюзанна Салмановиц, Рене и Сильвия Ажид, Луи Бертанья, Робер Люк, Клод и Робер Галлимары, Люк Бальбон, Лейла Шеллаби. Анне де ла Бом удалось отстоять цветы, которые на похоронах с военными почестями обычно не положены. На подушке из черного бархата лежали награды Ромена Гари, а его гроб, обернутый французским триколором, несли одиннадцать авиаторов.

Хоры в церкви были также украшены французскими флагами. Здесь с усопшим, которого он помнил еще молодым человеком, защищавшим страну во время войны, попрощался аббат Годар, бывший священник эскадрильи «Лотарингия»: «Простите мне, дорогой Ромен Гари, что я сегодня говорю эти горькие слова Вам и Вашему сыну <…> в этом месте, где Вы сами провожали в последний путь „Товарищей освобождения“. Простите, что своей речью отвлек Вас от воспоминаний о них».

Затем Анна Прюкналь спела на польском «Лилового негра» — пошловатую песенку, которую так любила напевать Мина Овчинская, когда Гари был еще ребенком. Некоторые журналисты решили, что это какая-то древнееврейская песня.

Где вы теперь? Кто Вам целует пальцы?

Куда ушел Ваш китайчонок Ли?

Вы, кажется, потом любили португальца?

А может быть, с малайцем Вы ушли…

В последний раз я видел Вас так близко,

В пролете улицы умчало Вас авто…

Мне снилось, что теперь в притонах Сан-Франциско

Лиловый негр Вам подает манто… ^{856}

Литургии не было, никто не молился вслух. Как сказал священник, это была просто «минута тишины, мира, успокоения, которую каждый провел так, как подсказывали ему его сердце и вера, помня о том, как преклонялся усопший перед истинной любовью»^{857}.

Хвалебную речь своему другу произнес генерал Мишель Фуке: «Ромен Гари был одним из тех редких, очень редких людей, кто еще в молодости понял, кем он хотел бы стать в будущем — или, скорее, кем он должен был стать (ибо он видел в этом обязательство, долг). И он достиг своего идеала, и при каких обстоятельствах!» Вспоминая о том авиаторе эскадрильи «Лотарингия», которым был когда-то Гари, он сказал: «Ромен Гари, без сомнения, менее всего походил на солдата: он одевался ультрамодно и небрежно и не слишком точно придерживался расписания, — если только речь не шла о главном: о боевом задании».

«Здесь жил Ромен Гари — „Товарищ освобождения“, писатель и дипломат, с 1963 года до своей смерти 2 декабря 1980 года».

Мемориальная доска на даме 108 на рюд ю Бак.

Фото М. Дуцева.

В завершение во дворе Дворца инвалидов состоялась военная церемония, в ходе которой отряд военно-воздушных сил отдал последние почести-с фанфарами и барабанным боем — авиатору эскадрильи «Лотарингия»; присутствовали также бывшие участники движения «Свободная Франция» и «Товарищи освобождения». Генерал Симон произнес надгробное слово.

Ни слова не было сказано о его одиночестве, отчаянии и о том, что он сам свел счеты с жизнью.

При проводах усопшего на кладбище Пер-Лашез, где тело писателя должно было быть кремировано в присутствии немногих близких ему людей: Анны де ла Бом, Сюзанны Салмановиц, Лесли Бланш, Диего Гари и Лейлы Шеллаби, — прозвучали траурный марш и «Марсельеза», последнее прости человеку, «у которого не было врагов, кроме врагов Франции», по тонкому замечанию Мишель Мишель.

Бертанья на какое-то время задержался в медленно пустевшем дворе и увидел Диего Гари в длинном темном пальто, одиноко бредущего вслед за катафалком. Фигурой и походкой он настолько напоминал отца, что Бертанья на секунду показалось, будто это Ромен идет за собственным гробом.