Глава XXXVIII

Мое ранение при Миранда-ду-Корву. — Сражение при Фош-ди-Арунсе. — Новые планы Массены. — Сопротивление и отстранение Нея

На следующий день, 14 марта, Массена, выдержав довольно сильную атаку, предпринятую против его арьергарда, разместил основные силы своих войск на сильной позиции перед Миранда-ду-Корву, чтобы дать артиллерии и экипажам время пройти через дефиле, расположенное сразу за этим местом. Видя, что французская армия остановилась, лорд Веллингтон выдвинул значительные силы. Все предвещало серьезное дело. Массена, желая дать распоряжения своим командующим, созвал их к себе. Трое из них быстро прибыли, только маршал Ней заставлял себя ждать, и главнокомандующий послал коммандана Пеле и меня к нему, чтобы пригласить его приехать как можно быстрее. Это поручение, которое казалось таким легким, чуть не стоило мне жизни…

Французская армия располагалась несколькими линиями на местности, напоминающей амфитеатр, трибуны которого полого спускались к бурному ручью, разделяющему два широких холма, по вершинам которых можно было пройти войскам, хотя они и были покрыты лесом. Там проходили обходные дороги, ведущие в Миранду. Когда мы с Пеле галопом выехали исполнять приказ главнокомандующего, вдали показались английские стрелки. Они двигались с намерением атаковать оба холма, наши войска готовились их защищать. Чтобы с большей уверенностью не пропустить маршала Нея, мы с моим товарищем разделились. Пеле поехал по левой дороге, а я по правой, и мне надо преодолеть широкую поляну, на которой находились наши аванпосты.

Узнав, что маршал Ней четверть часа назад здесь проезжал, я счел своим долгом поехать ему навстречу и уже надеялся встретиться с ним, когда несколько ружейных выстрелов прозвучали у меня над головой… Я был близко от неприятельских стрелков, разместившихся в лесу рядом с поляной. Хотя я знал, что маршала Нея сопровождает сильный отряд, я забеспокоился о нем, боясь, как бы англичане его не окружили. Но затем я увидел его на другом берегу ручья, рядом с ним был Пеле, и они оба направлялись к Массене. Уверенный, что приказ главнокомандующего выполнен, я собирался уже вернуться в штаб, когда молодой английский офицер из стрелков направил рысью свою лошадь ко мне и крикнул: «Подождите, господин француз, я хочу сразиться с вами!» Я даже не повернул головы на такое фанфаронство и поскакал к нашим аванпостам, стоящим в пятистах шагах позади… Но англичанин преследовал меня, осыпая оскорблениями! Сначала я не обращал на них внимания, и тогда офицер воскликнул: «По форме я вижу, что вы служите у маршала Франции. Я напечатаю сообщение в лондонских газетах, что одного моего присутствия достаточно, чтобы обратить в бегство трусливого адъютанта Массены или Нея!»

Признаю свою ошибку. Я не смог хладнокровно стерпеть эту дерзкую провокацию и, выхватив саблю, в ярости бросился на противника. Когда я почти его настиг, я услышал за спиной шум. Из леса выскочили галопом два английских гусара и отрезали мне путь к отступлению… Я попал в ловушку! Я понял, что только энергичная защита может спасти меня от позора попасть в плен по своей собственной вине на виду у всей французской армии, наблюдающей за этой неравной битвой. Я бросился на английского офицера… мы схватились… он нанес мне рубящий удар по лицу, я всадил ему саблю в горло… его кровь хлынула на меня ручьем… и мой обидчик, упав с лошади, глотал пыль в предсмертной агонии! Однако гусары наносили мне удары с двух сторон, целясь в основном по голове. За несколько секунд мой кивер, сумка и ментик были все изрублены, хотя сам я еще не был задет ударами их сабель. Но вот старший из них, солдат с седыми усами, воткнул-таки острие своей сабли больше чем на дюйм в мой правый бок! Я нанес ему ответный сильный удар, острие моего клинка, чиркнув по его зубам, так как в этот момент он кричал, чтобы подогреть себя, прошло между челюстями, рассекши ему губы и щеки от уха до уха! Старый гусар быстро ускакал, чему я очень обрадовался, так как из двоих нападающих он был самым предприимчивым и храбрым. Когда молодой остался со мной один на один, он поколебался одно мгновение. Наши лошади коснулись головами, и он понял, что если он повернется ко мне спиной, чтобы вернуться в лес, то подставит себя под удар. Но он решился на это, так как увидел французских вольтижеров, спешащих мне на помощь. Но он не избежал ранения, в запале я преследовал его несколько метров и проколол ему плечо, что, видимо, заставило его скакать еще быстрее!

Во время этой схватки, которая произошла быстрее, чем это получается на словах, наши застрельщики бросились меня выручать. С другой же стороны, на том месте, где погиб офицер, появились английские стрелки. Обе группы стали палить друг в друга, и я мог получить пулю с любой стороны. Но мой брат и Линьивиль, увидев с высоты занимаемой французами позиции, как я сражаюсь с офицером и двумя гусарами, поспешили ко мне. Мне нужна была их помощь, так как я потерял столько крови из раны в боку, что уже начал терять сознание и не мог держаться на лошади, если бы они меня не поддержали.

Как только я оказался в штабе, Массена взял меня за руку и сказал: «Хорошо, даже слишком, так как высший офицер не должен подвергать себя опасности, сражаясь на саблях на аванпостах». И он был прав! Но когда я рассказал ему, почему дал себя спровоцировать, Массена смягчился, а кипучий маршал Ней, вспомнив время, когда он был гусаром, воскликнул: «Право же, на месте Марбо я поступил бы так же!..» Все генералы и все мои товарищи проявили ко мне интерес и подходили ко мне, пока доктор Бриссе меня перевязывал.

Рана на щеке была легкой, она затянулась через месяц, оставив едва заметный след вдоль левого бакенбарда. Но удар саблей в правый бок был опасным, особенно при отходе войск, когда мне приходилось все время сидеть в седле, не имея возможности отдохнуть, как это требовалось раненому.

Таков был, мои дорогие дети, результат моего сражения или, скорее, безрассудства при Миранда-ду-Корву. У вас хранится кивер, который был на мне тогда. На нем множество следов от сабельных ударов, которые не пожалели для меня те два английских гусара! Я долго хранил также и мою ташку, на ремне которой остались следы от трех режущих ударов. Но потом она затерялась.

Я сказал, что в тот момент, когда меня послали на поиски маршала Нея, французская армия, развернутая на позиции, возвышающейся над Миранда-ду-Корву, ждала атаки противника. Но сражения не было. Веллингтон, вероятно, смущенный потерями, понесенными в предыдущие дни, остановил свои войска. Тогда Массена решил воспользоваться надвигающейся ночью, чтобы его солдаты затемно прошли через город и длинное дефиле Миранда-ду-Корву. Мое положение было очень тяжелым. Я провел в седле два предыдущих дня и ночь, и теперь, серьезно раненному и ослабленному большой потерей крови, мне пришлось опять провести ночь в седле. Дорога была ужасной. Она была совершенно переполнена повозками, экипажами, артиллерией, многочисленными войсковыми колоннами, на которые в глубокой темноте я наталкивался каждую минуту. В довершение несчастья началась сильная гроза! Дождь промочил меня насквозь, холод пронзил до костей, и я дрожал на лошади, с которой я не осмеливался слезть, чтобы согреться, так как не был уверен, что у меня хватит сил взобраться на нее снова. Добавьте к этому сильную боль, которую доставляла мне рана в боку, и вы хотя бы немного представите себе мое состояние той суровой ночью.

15-го утром французская армия пришла к берегам Сейры напротив Фош-ди-Арунсе. Этот маленький город расположен на холме над рекой и над долиной на левом берегу, по которому мы пришли. Я переехал через мост, как можно скорее расположился в одном из домов, рассчитывая наконец хоть немного отдохнуть. Но мне это не удалось из-за ужасной сцены, разыгравшейся на моих глазах. Корпуса Рейнье и Жюно были уже в Фош-ди-Арунсе, а корпус Нея находился еще на другом берегу. Главнокомандующий, зная, что неприятель следует за нами по пятам, не хотел заставлять свой арьергард сражаться, имея за собой реку. Он приказал Нею перейти Сейру со всеми войсками. Разрушив мост и поставив сильную охрану у находящегося рядом брода, войска могли бы спокойно отдохнуть в безопасности. Маршал Ней, считая, что неприятель устал за два последних дня, поэтому движется медленно и находится еще далеко, счел, что полностью покинуть левый берег было бы проявлением малодушия. Поэтому он оставил там две пехотные дивизии, кавалерийскую бригаду Ламотта, несколько пушек и не разрушил мост. Это новое непослушание едва не стоило нам очень дорого. Действительно, в то время как Массена отправился наблюдать, как в Понти-Мурселе восстанавливали другой мост, который на другой день должен был обеспечить его войскам важный переход через реку Алви, а маршал Ней беспечно позволил генералу Ламотту перейти вброд Сейру на правый берег за фуражом, лорд Веллингтон внезапно появился и атаковал дивизии, оставленные так неосторожно на левом берегу Сейры!.. Маршал Ней смело встал во главе 39-го полка и штыками отбросил английских драгун. Но когда погиб храбрый полковник этого полка Ламур, его полк, который очень любил своего командира, пришел в замешательство и, налетев в своем отступлении на 59-й полк, увлек его за собой… В этот момент одна наша батарея по ошибке выпустила ядро в этом направлении. Наши солдаты решили, что они окружены, и, охваченные паникой, в беспорядке бросились к мосту! На противоположном берегу генерал Ламотт, увидев это беспорядочное отступление, решил двинуть свою кавалерию на помощь пехотинцам. Но вместо того чтобы перейти по трудному броду, по которому он сюда пришел, он направился по короткой дороге и своей бригадой занял узкий мост через Сейру в тот момент, когда в обратном направлении к нему подбежали отступающие пехотинцы… В результате этой свалки никто не мог пройти, и многие пехотинцы, следуя за своими товарищами, видя, что по мосту не пройти, бросились к броду. Большинству удалось переправиться на другой берег, но некоторые, оступившись, попали на глубокие места и утонули.

Во время этого печального инцидента маршалу Нею, который прилагал невероятные усилия, чтобы исправить свою ошибку, удалось собрать вокруг себя один батальон 27-го полка. Он дал сигнал к атаке, пробился до дивизий Мерме и Ферея, которые не дрогнули и смело сражались на своих позициях. Маршал Ней возглавил их, снова атаковал и оттеснил неприятеля до границы его главного лагеря. Англичане, удивленные такой энергичной контратакой, а также криками наших солдат, барахтающихся в Сейре, посчитали, что на них устремилась вся французская армия, и, в свою очередь охваченные паникой, они побросали оружие, оставили свои пушки и побежали!.. Войска генералов Рейнье и Жюно, стоящие на правом берегу, были, как и я, свидетелями этих довольно редких на войне сцен, когда несколько дивизий противоположных сторон по очереди беспорядочно обращаются в бегство! Наконец паника улеглась и с той, и с другой стороны, англичане и французы вернулись на оставленные позиции, чтобы подобрать свои ружья, но и тем и другим было так стыдно, что, хотя неприятели были совсем рядом, никто не сделал ни одного выстрела, ни одной провокации, и все в молчании вернулись на свои посты… Даже Веллингтон не осмелился помешать отступлению маршала Нея, который перешел реку и разрушил-таки мост. В этом странном сражении у англичан было выведено из строя 200 человек, у нас они убили 50, еще 100 человек с нашей стороны утонуло, да, к несчастью, 39-й полк потерял в воде своего орла, и даже лучшие ныряльщики не смогли его достать. Его уже летом, когда река обмелела из-за сильной засухи, нашли португальские крестьяне[106].

Маршал Ней, в ярости от своего поражения, набросился на генерала Ламотта и снял его с командования бригадой. Ламотт, однако, был хорошим и храбрым офицером, и позже император восстановил совершенную несправедливость.

Ней так хотел взять реванш за свою неудачу, что в надежде атаковать Веллингтона, если бы тот захотел перейти в свою очередь Сейру, остался на месте и провел часть дня 16-го числа на берегу этой реки. Массене пришлось послать четырех или пятерых адъютантов, чтобы заставить его снять свои бивуаки и следовать за армией.

Армия перешла через реку Алви 17-го числа по мосту, восстановленному в Понти-Мурселе, и в течение пяти дней отходила к Селорику, уже без происшествий.

В долине, через которую мы прошли между рекой Мондегу и горной цепью Эштрела (Серра-да-Эштрела), дороги были хорошими, земли плодородными, и армия жила там в изобилии. Но потом мы снова оказались в Селорику, там, где, когда мы только вступили в Португалию, Массене пришла несчастливая мысль оставить прекрасную долину и пойти по горам к Визеу и Бусаку. Теперь армия снова осуждала его, так как эта ошибка стоила жизни нескольким тысячам солдат и отразилась на всей нашей кампании. Но маршал все не мог смириться с возвращением в Испанию и решил любой ценой остаться в Португалии… Он планировал снова дойти до Тежу через Гуарду и Алфаятиш, занять позицию между Корней и Пласенсией, восстановить мост в Алькантаре, там соединиться с французскими войсками под командованием маршала Сульта у Бадахоса, вместе пойти в Алентежу, а потом на Лиссабон. Массена надеялся таким образом вынудить Веллингтона быстро отступить, чтобы попытаться защитить столицу, которая, атакованная с тыла через Алентежу, имела мало средств для сопротивления, так как не была укреплена на левом берегу Тежу.

Чтобы армии было легче идти, маршал отослал всех раненых и больных в Испанию. Я отказался следовать за ними. Несмотря на мои страдания, я предпочитал остаться в армии, рядом с братом и товарищами. Во время двухдневного перехода в Селорику Массена изложил свой план командующим, и маршал Ней, который горел желанием снова оказаться независимым, воспротивился новой кампании и заявил, что он поведет свои войска в Испанию, потому что в Португалии они больше не находят хлеба. И это было правдой. Но у армии были огромные стада, и за полгода она привыкла жить без хлеба: каждый солдат получал несколько фунтов мяса и достаточно вина.

Новое непослушание Нея, еще более явное, чем предыдущие, вызвало возмущение Массены. Он ответил на это приказом, что он снимает с маршала Нея командование 6-м корпусом. Это был решительный жест, справедливый и необходимый, но слишком запоздалый. Это следовало сделать при первом непослушании Нея. Ней сначала отказался оставить командование, сказав, что император сделал его командиром 6-го корпуса и только его приказу он подчинится! Но главнокомандующий настаивал на своем решении, и маршал Ней уехал в Альмейду. Потом он вернулся в Испанию, а затем отправился к императору в Париж. Во главе 6-го корпуса поставили генерала Луазона, которому это право давала его выслуга лет.

Отстранение маршала Нея произвело в армии эффект разорвавшейся бомбы, тем более что причиной его отставки было его желание вернуть армию в Испанию, желание, разделяемое всеми солдатами.

24-го армия, начиная перемещение, которое должно было привести ее снова к Тежу, заняла Белмонти и Гуарду. Город Гуарда — самый высокогорный на Иберийском полуострове. Там стоял такой пронизывающий холод, что от переохлаждения умерло много человек, а моя рана в боку Стала болеть просто нестерпимо. Массена получил в Гуарде много депеш из генерального штаба, почти все они были отправлены два месяца назад! Это доказывает, как ошибался Наполеон, думая, что может управлять армией, воюющей в Португалии! Все эти депеши пришли к главнокомандующему способом, который до тех пор во французской армии не употреблялся. Князь Бертье доверил их своему адъютанту де Канувилю. Но этот молодой офицер, один из красавчиков армии, видя, как трудно добраться до армии Массены, ограничился тем, что оставил их в Сьюдад-Родриго и отправился обратно в Париж, откуда его как раз и хотели удалить из-за громкого скандала. Вот история, предыстория которой относится к тем временам, когда генерал Бонапарт был командующим Итальянской армией.

Многие дамы из семьи Бонапарта приехали к нему в Милан, и одна из них вышла замуж за одного из его самых преданных генералов. Так как она ездила верхом, то носила, по тогдашней моде, гусарский ментик поверх ее женского платья. Этот ментик, подаренный ей самим Бонапартом, был очень красивым. Он был оторочен великолепным мехом, все пуговицы на нем были покрыты бриллиантами. Через несколько лет, овдовев, дама снова вышла замуж за одного иностранного князя. Весной 1811 года император, проводя на площади Каруссель смотр гвардии, заметил среди штабных офицеров князя Бертье адъютанта Канувиля, с гордостью носящего ментик, который он когда-то подарил своей родственнице! Мех и бриллианты не позволяли ошибиться! Наполеон узнал их и очень рассердился. Говорят, что даму он сурово отчитал, а неосторожный капитан уже через час получил задание отвезти депеши Массене, которого Наполеон в письме попросил задержать при себе офицера на неопределенный срок. Канувиль догадывался об этом, и я вам уже сказал, как он воспользовался случаем, который помешал ему въехать в Португалию. Но как только он вернулся в Париж, его снова отправили на Пиренейский полуостров, куда он прибыл, пристыженный за свое поведение! Разговор этого современного де Лозена[107] нас забавлял немало, он рассказывал нам, что произошло в парижских салонах за время нашего отсутствия, нас смешил изыск его туалетов, которые так контрастировали с нашей потертой униформой, изношенной за год кампании, осад, битв и переходов… Канувиль, сначала пораженный поворотом событий, когда после очаровательных парижских будуаров он оказался на бивуаках в скалистой Португалии, вскоре смирился с обстоятельствами. Это был храбрый и остроумный человек, но через год он погиб в сражении при Москве-реке.