Глава XXXV

Португальцы срочно покидают Коимбру. — Марш на Лиссабон. — Расправа над нашими ранеными в Коимбре. — Линии Синтры и Торриш-Ведраш. — Разногласия между Массеной и его командующими. — Отход к Сантарену

Когда французская армия полностью вышла из дефиле Боялву и собралась на равнине в окрестностях Авелана, маршал Массена повел ее на Коимбру через селения Педрейра, Меальяда, Каркуэу и Форнуш. В последнем пункте состоялся кавалерийский бой, в котором Сент-Круа опрокинул английский арьергард и отбросил его к Коимбре, к которой французы вышли 1 октября.

Несчастные жители этого большого и красивого города, обманутые результатами сражения у Бусаку и заверениями английских офицеров, что французская армия уходит в Испанию, предавались бурной радости. Иллюминации, балы, всяческие праздники еще длились, когда в городе внезапно узнали, что французы, обогнув горы Алкобы, спустились на равнину, идут на Коимбру и им уже остался всего день пути! Трудно описать ошеломление 120 тысяч человек населения этого города, которым англичане долго обеспечивали безопасность, при внезапном известии, что враг приближается и надо немедленно покинуть дома! По признанию самих английских офицеров, этот исход был ужасным зрелищем, и я воздержусь от передачи душераздирающих сцен.

Эта огромная толпа беглецов, состоящая из мужчин, женщин, детей, стариков, монахов и монахинь, городских жителей и солдат, вперемежку с тысячами вьючных животных мешала продвижению армии Веллингтона, которая в беспорядке отходила к Кондейше и Помбалу. Много людей погибло при переправе через Мондегу, хотя на реке было много мест, где можно было перейти ее вброд.

Случай был благоприятен для Массены. Он должен был бы бросить в погоню за неприятелем 8-й корпус Жюно, который не принимал участия в сражении при Бусаку, и внезапной атакой нанести чувствительный удар английской армии. Многие наши солдаты, захваченные при Бусаку, а теперь бежавшие из плена, говорили о большом смятении, царившем у англичан. Но, к нашему большому удивлению, французский главнокомандующий, как будто желая дать неприятелю время восстановить порядок и уйти подальше, дал приказ приостановить преследование, расположил свои войска в Коимбре и соседних деревнях и провел там три полных дня!

Объясняя эту потерю времени, говорили, что надо было реорганизовать сильно пострадавшие у Бусаку 2-й и 6-й корпуса, что надо было устроить госпиталь в Коимбре и дать отдых артиллерийским упряжкам. Но все это можно было сделать, послав 8-й корпус в погоню за англо-португальскими войсками, которые не осмелились бы серьезно сопротивляться, так как находились в большом беспорядке и, кроме того, им предстояло пройти целый ряд дефиле. Истинными причинами стоянки в Коимбре было, с одной стороны, усиление разлада между Массеной и его командующими, а с другой — затруднительное решение, которое должен был принять главнокомандующий: оставлять ли в Коимбре дивизию, чтобы обеспечить тыл и охранять многочисленных больных и раненых, либо покинуть этих несчастных на произвол судьбы и увести всех бойцов, чтобы не ослаблять силы, так как впереди было новое сражение у Лиссабона. Каждое из этих решений имело свои недостатки и преимущества, но все же не надо было тратить три дня, чтобы определиться в выборе правильного.

Массена пришел к выводу, что в Коимбре останется только полурота, задача которой — охранять огромный монастырь Санта-Клара, в котором собрали раненых, чтобы уберечь их от ярости португальских ополченцев, если те ворвутся в город. При появлении же неприятельских офицеров надо было сразу же капитулировать. Если бы это решение было передано командующим корпусами накануне выступления в поход, оно имело бы свои хорошие стороны: в Коимбре оставили бы только тех, кто действительно не мог двигаться дальше. Но из-за отсутствия четких приказов и из-за того, что в армии распространился слух, что на месте остается сильная дивизия, командиры оставили всех своих увечных, больных и раненых в монастыре, превращенном в госпиталь. Очень многие из них могли ходить, они уже дошли из Бусаку в Коимбру и хотели только следовать за своими полками. Число этих несчастных превышало три тысячи, защищать их оставили двух лейтенантов и восемьдесят солдат из морского батальона, входящего в армию.

Я был удивлен, что Массена, которому предстояло подойти к берегам Тежу, где ему обязательно должны были понадобиться моряки, пожертвовал полуротой этих драгоценных людей, которых так трудно заменить, вместо того чтобы оставить в Коимбре пехотинцев, так как легко было предусмотреть, что не пройдет и суток, как партизаны вернутся в город. Действительно, как только французская армия вышла утром 3 октября из Коимбры, португальские ополченцы проникли туда уже вечером, устремились к монастырю, где забаррикадировались наши несчастные раненые, с горечью осознав, что Массена их бросил. Они готовились дорого отдать свои жизни в схватке с вооруженными крестьянами, угрожающими их прирезать. В этой тяжелейшей ситуации лейтенант моряков повел себя превосходно. С помощью офицеров пехоты, находившихся среди раненых, он собрал тех, у кого еще были ружья и кто мог ими пользоваться, и так организовал оборону, что они сражались всю ночь, и португальцы не смогли захватить монастырь. Утром 6-го числа появился генерал Трент, командующий ополченцами этой провинции, с которым наши морские офицеры заключили письменную капитуляцию. Но едва французские раненые сдали то малое количество оружия, которое у них было, как крестьяне бросились на этих несчастных, большая часть которых еле держалась на ногах, и убили более тысячи человек! Остальных безжалостно погнали по дороге на Опорту, и они погибли в пути: тех, кто падал от усталости или не мог больше следовать за колонной, португальцы тут же убивали… Ополченцы, однако, были не одни, они были организованны, их командирами были английские офицеры, а во главе стоял английский генерал Трент. Не остановив эти жестокости, он обесчестил свою страну и свой мундир… Напрасно, стараясь извинить Трента, английский историк Нэйпир утверждает, что так погибло только десять французских пленных, правда в том, что их убили почти всех либо у монастыря в Коимбре, либо по дороге в Опорту, и имя Трента стало позорным даже для англичан.

Когда мы находились в Коимбре, Массена написал императору письмо. Но было трудно доставить эту депешу, пробираясь по восставшей стране. Француз наверняка бы потерпел неудачу. Нужен был человек, хорошо знающий страну и говорящий по-португальски. Послание Массены взялся отвезти ди Машкарегуаш, один из португальских офицеров, последовавших за генералом д’Алорной во Францию и, как и он, поступивших на французскую службу.

Я присутствовал при отправлении ди Машкарегуаша, который переоделся в горного пастуха, взял корзинку со щенком и был уверен, что дойдет так до Альмейды, где французский комендант ему предоставит средства добраться до Парижа. Но Машкарегуаш принадлежал одной из самых благородных семей Португалии, его элегантность и речь придворного его выдали. Он не смог обмануть крестьян, его задержали и препроводили в Лиссабон. Он был приговорен к смерти, и, хотя требовал применить к себе право знатного человека — то есть чтобы ему отрубили голову, его повесили на площади как шпиона.

Три дня, которые французы потеряли в Коимбре, позволили англичанам отойти на значительное расстояние, и нам понадобилось еще три дня, чтобы дойти до их арьергарда в Помбале, маленьком красивом городке, центре владений знаменитого маркиза Помбала. Тело маркиза покоилось в великолепной гробнице, в огромном мавзолее, сооруженном известным архитектором. Памятник был уже ограблен английскими солдатами, отставшими от армии. Они открыли гроб и выбросили кости под ноги лошадей, которых держали там же в просторном мавзолее, сделав из него конюшню. О человеческая бренность! Когда Массена и его штаб прибыли к этой могиле, она была пуста, а останки великого министра, разрушителя ордена иезуитов, валялись в грязи!

Из Помбала французская армия пошла в Лейрию, и 9 октября наш авангард добрался наконец до берегов Тежу и занял крупный торговый город Сантарен. Там мы нашли огромные запасы всего необходимого армии, но эта приятная сторона дела была омрачена тем, что после прекрасной погоды, стоявшей до сих пор, начались ужасные осенние дожди, которые встречаются только в тропиках да на южном побережье Иберийского полуострова. Это очень утомляло солдат обеих армий. Однако наши войска дошли до Аленкера, крупного селения, стоящего у подножия невысоких гор, скорее холмов Синтры, которые образуют пояс вокруг Лиссабона, от которого нас отделяли только несколько лье. Французы рассчитывали дать сражение до вступления в Лиссабон. Зная, что этот город открыт для нас со стороны суши, в успехе никто не сомневался.

Но оказалось, что все окрестности Лиссабона покрыты фортификационными сооружениями, над которым англичане работали уже в течение полутора лет, да так, что ни маршал Ней, который провел целый год в Саламанке, ни Массена, полгода готовящийся к походу в Португалию, не имели ни малейшего понятия о проведении этих огромных работ! Генералы Рейнье и Жюно тоже ничего об этом не знали. Но что еще более удивительно, даже невероятно, но сегодня это уже неопровержимо, само французское правительство не знало, что горы Синтры были укреплены! Нельзя понять, как император, агенты которого проникали во все уголки, не послал кого-то в Лиссабон, что было легко в то время, когда тысячи английских, немецких, американских и шведских кораблей ежедневно доставляли на берега Тежу различные товары для армии Веллингтона, да еще в огромных количествах. Шпиону можно было затесаться среди матросов и служащих на этих кораблях и с помощью денег разузнать все! Именно таким способом император узнавал, что происходит в Англии, а также в основных европейских государствах. Однако он никогда ничего не говорил Массене об укреплениях в Лиссабоне, и, только прибыв в Аленкер, расположенный у подножия холмов Синтры, французский полководец узнал, что они укреплены и связаны между собой линиями, которые с одной стороны доходили до моря возле Торриш-Ведраш, центр занимал Собрал, а правый край примыкал к Тежу у Альяндры.

Накануне того дня, когда наши войска показались в этом пункте, английская армия, предваряемая спасающимся населением соседних областей, то есть более 300 тысяч человек, ушла за линии, где беспорядок достиг своего апогея!.. Те из французских офицеров, которые догадывались о том, что происходит у неприятеля, снова испытали большое сожаление о том решении, которое Массена принял две недели тому назад, — провести лобовую атаку на позиции Бусаку, у подножия которой он бесполезно потерял столько людей. Если эта позиция была бы обойдена, захваченный с фланга неприятель отошел бы к Лиссабону, а наша армия, нетронутая и полная сил, сразу же напала бы на линии Синтры, которые, конечно, были бы захвачены. После взятия столицы англичане срочно отступили бы, понеся непоправимые потери… Но значительные потери, которые понесли французы у Бусаку, охладили пыл полководцев Массены и посеяли раздор между ними и главнокомандующим. Все пытались предостерегать Массену, самые малые бугорки представляли ему как новые горы Бусаку, взятие которых обойдется потоками крови! Однако, несмотря на такое сопротивление, Массена направил на неприятельский центр 8-й корпус, дивизия которого под командованием Клозеля захватила Собрал, один из самых важных для нас пунктов. Ожидалась одновременная атака по всей протяженности оборонительных линий, когда генерал Сент-Круа, который и предложил ее провести, был убит пушечным выстрелом около Вила-Франки! Этот превосходный офицер проводил вместе с генералом Монбреном разведку в сторону Аленкера и двигался вдоль реки Тежу, по которой в этот момент курсировали многочисленные португальские барки, направляющие свой огонь на наши аванпосты, когда сдвоенное ядро надвое рассекло тело бедного Сент-Круа! Потеря была огромной. Для армии. Для Массены. И особенно для меня, который любил его как брата…

После смерти единственного человека, который мог дать хороший совет главнокомандующему, тот опять впал в свои вечные колебания, давал легко сбить себя с толку командирам корпусов, которые были теперь охвачены робостью, и представлял себе, что все холмы Синтры ощетинились пушками, готовыми нас разметать. В раздумьях, как поступить, Массена, который после того, как мы с Линьивилем высказали свое мнение перед сражением у Бусаку, проявлял к нам некоторое расположение, поручил нам осмотреть фронт неприятельских линий. Они были, бесспорно, мощными, но все же не настолько, как об этом говорили.

Действительно, укрепления англичан образовывали вокруг Лиссабона огромную дугу развернутую на 15 португальских лье, что составляет менее 20 французских. Есть ли такой офицер, разбирающийся в военном деле, которого можно было бы убедить, что позиция протяженностью в 20 лье одинаково трудна на всем своем протяжении и в ней нет ни одного слабого пункта? Мы заметили несколько мест, где неприятельские офицеры и даже кавалерийские пикеты очень легко совершали подъем в гору. У нас сложилось также убеждение, что наши географы и офицеры, составляющие чертежи холмов, нанесли редуты везде, где только замечали немного свежей земли! А англичане, чтобы ввести нас в заблуждение, на любом самом маленьком холмике обозначили начало работ, которые на самом деле были только в состоянии проектирования. Но даже если бы эти работы были закончены, здешняя неровная местность позволила бы французам скрыть некоторые маневры своей армии, состоящей из трех корпусов. Одним из них можно было бы симулировать действия на неприятельском фронте, в то время как двумя другими действительно атаковать самые слабые точки этой огромной линии, за которой английские войска, если бы они хотели прикрыть всю линию, обязательно должны были быть либо слишком рассредоточенными, либо располагать резервами, отдаленными от точек атаки, которые им заранее не будут известны.

История войн века Людовика XIV, когда широко использовались линии укреплений, доказывает, что при атаке большинство линий преодолевались, потому что защитники отдельных участков не могли поддержать друг друга. Мы решили, что в некоторых пунктах на этом огромном протяжении будет нетрудно прорвать английские линии. Как только прорыв будет сделан, неприятельские войска, расположенные за несколько лье и даже в дневном переходе от бреши, через которую пройдет целиком один из наших корпусов, поймут, что не успеют прийти на помощь и отступят не к Лиссабону, откуда корабли могут выйти далеко не при любом ветре, а к Кашкайшу, где собран их военный флот и транспорт[102]. Отступление неприятеля было бы затруднено и могло бы превратиться в бегство. Но в любом случае посадка английской армии на корабли в нашем присутствии стоила бы ей дорого: это было бы повторением опыта сэра Джона Мура в Ла-Корунье! Позже английские офицеры, среди прочих генерал Хилл, признали, что, если бы французы атаковали в первые десять дней после того, как они появились перед Лиссабоном, они легко проникли бы в город, смешавшись с толпами крестьян, англичане не смогли бы ни вовремя сгруппироваться, ни принять никаких действенных оборонительных мер.

Когда мы с товарищем представили Массене рапорт, выдержанный в этом духе, глаза старого вояки загорелись благородным пламенем, и он тут же продиктовал приказы, чтобы подготовить атаку, которую он предполагал провести на следующий день. Однако, получив их, все четверо командующих сразу же примчались к нему, и их встреча была очень бурной! Генерал Жюно, который прекрасно знал Лиссабон, в котором он раньше правил, утверждал, что ему кажется невозможным защитить такой огромный город, и высказывался за атаку. Генерал Монбрен разделял это мнение. Но маршал Ней и генерал Рейнье горячо протестовали, утверждая, что потери у Бусаку, затем потери ранеными, оставленными в Коимбре, а также многочисленными больными, которые из-за дождей моментально вышли из строя, настолько уменьшили число бойцов, что позиции Синтры атаковать невозможно. Они говорили, что их солдаты деморализованы, что было неправдой. Напротив, войска проявляли не-, терпение и хотели идти на Лиссабон. Массена сам потерял терпение и повторил уже отданные письменно приказы выступать. Маршал Ней официально заявил, что не будет их выполнять!.. Главнокомандующий думал сначала отстранить Нея от командования 6-м корпусом, что ему в итоге и пришлось сделать через несколько месяцев, но, понимая, что тот уже семь лет командует одними теми же войсками, которые любят его, и что его отстранение повлечет за собой отстранение Рейнье, что довершило бы разлад в армии, в то время когда она находится во вражеском окружении и когда она так нуждается в единстве, Массена отступил перед неповиновением своих основных военачальников. И хотя они не смогли склонить его покинуть Португалию, они взяли с него обещание; отойти от неприятельских линий, отступить на 10 лье за Сантарен и Риу-Майор и там дожидаться приказов императора… Я с горечью наблюдал за этим небольшим отступлением, которое уже предвосхищало, по моему мнению, отступление всеобщее и окончательное. И, как вы вскоре увидите, мои предчувствия меня не обманули.

Я с сожалением покинул окрестности холмов Синтры, настолько я был уверен, что можно преодолеть незаконченные линии, воспользовавшись смятением, царящим в английском лагере из-за беженцев. Но что было легко сделать в этот момент, было невозможно через две не дели! Веллингтон, которому пришлось кормить население, пришедшее по его приказу в Лиссабон, использовал силы 40 тысяч здоровых крестьян и поставил их на работы для завершения фортификаций, которыми он хотел прикрыть весь Лиссабон.