Глава XXV

Сражение 26 и 27 августа при Дрездене. — Вандамм при Кульме. — Отважное поведение Вандамма, взятого в плен

После боев 21, 22 и 23 августа император отдал приказы относительно преследования врага на следующий день. Но, узнав, что громадная австро-прусско-русская армия, насчитывавшая 200 тысяч человек под командованием князя Шварценберга, только что 22 августа вышла с Богемских гор, направляясь к Саксонии, император взял с собой всю гвардию, кавалерию Латур-Мобура и несколько дивизий пехоты. Форсированным маршем он отправился в сторону Дрездена, где закрепился маршал Сен-Сир с войсками, поспешно им выведенными из лагеря Пирны.

Уходя из Силезии, император приказал маршалу Нею следовать за ним, а маршалу Макдональду доверил командование многочисленной армией на Одере. Речь идет о 3-м, 5-м и 11-м армейских корпусах и 2-м кавалерийском корпусе с очень сильной артиллерией, в общей сложности здесь было 75 тысяч человек. Как показали дальнейшие события, командование такой массой было слишком трудным делом для Макдональда.

Вы, наверное, заметили, что чем больше войск участвует в боях, тем меньше и детально описываю их передвижение. Причина прежде всего в том, что для этой цели потребовалась бы громадная работа, а я опасаюсь, что не смогу довести ее до конца. Второй причиной является то, что в таком случае эти «Мемуары» было бы слишком утомительно читать. Поэтому я буду еще более краток, говоря о событиях войны 1813 года, в которой приняли участие 600–700 тысяч человек, чем в рассказах о предыдущих кампаниях.

28 августа 200 тысяч солдат союзников окружили слабо укрепленный город Дрезден. Положение маршала Сен-Сира стало трудным, потому что у него было только 17 тысяч французских солдат, которые должны были противостоять громадным силам противника. Плохо осведомленный шпионами, враг не знал о скором прибытии Наполеона, и, полный уверенности в себе за счет громадного численного преимущества, противник отложил атаку на следующий день. Его уверенность возросла, когда к ним прибыли два вестфальских полка, дезертировавших из армии короля Жерома и присоединившихся к австрийцам.

Обеспокоенный маршал Сен-Сир ожидал атаки утром 26 августа, но он приободрился, когда в тот же день рано утром император вошел в Дрезден во главе гвардии и многочисленных войск всех родов оружия. Через несколько мгновений противник, продолжая думать, что имеет дело только с одним корпусом Сен-Сира, атаковал город. Враг двигался очень уверенно. Войска противника смели несколько редутов. Русские и пруссаки были уже хозяевами в пригороде и пытались взломать Фрайбергские ворота, как вдруг по приказу императора эти ворота распахнулись и из них вышла колонна Императорской гвардии, 1-й бригадой которой командовал бравый генерал Камбронн! Это выглядело как явление головы Медузы! Враг в ужасе отступил. Беспорядочно бегущие солдаты опрокинули артиллерию, а канониры были убиты прямо на пушечных лафетах. Французские колонны одновременно и с тем же самым результатом вышли из всех ворот Дрездена. Войска коалиции покинули редуты, захваченные ими незадолго до этого, и бежали в окрестные поля, где Наполеон приказал своей кавалерии атаковать их и гнать до подножия холмов. В этот первый день сражения враг потерял 5 тысяч человек убитыми и ранеными и 3 тысячи солдат были взяты в плен. С французской стороны было убито и ранено 2500 человек, среди них 5 генералов. На следующий день, 27 августа, французская армия, в свою очередь, взяла на себя инициативу атаки, хотя у французов было на 87 тысяч человек меньше, чем у противника. Поначалу столкновение было очень яростным и кровавым, но прошедший проливной дождь превратил жирную землю на поле битвы в громадные лужи, полные грязной воды. Наши войска, двигаясь в направлении противника, испытывали громадные затруднения. Однако мы все время наступали, и Молодая гвардия заставила отступить левый фланг противника. В это время император заметил, что князь Шварценберг, главнокомандующий союзников, совершил ошибку: он не обеспечил достаточной поддержки своему левому флангу. Увидев это, Наполеон приказал маршалу Виктору и кавалерийским дивизиям Латур-Мобура раздавить левый фланг противника.

Король Мюрат, командовавший этой частью французской боевой линии, проявил себя еще более блистательным, чем обычно. Он форсировал ущелье Котты, затем повернул и, отделив от австрийской армии корпус Кленау, бросился на этот корпус с саблей наголо во главе своих карабинеров и кирасир[143]. Это сыграло решающую роль: Кленау не смог сопротивляться этой ужасной атаке! Почти всем его разбитым батальонам пришлось сложить оружие. Та же судьба ждала и две другие дивизии.

В то время как Мюрат таким образом разбил левый фланг врага, его правый фланг был обращен в бегство Молодой гвардией, так что в 3 часа победа была окончательной и войска неприятеля начали отступать по направлению к Богемии. В этот второй кровавый день сражения неприятель оставил на поле битвы 18 знамен, 26 пушек и 40 тысяч человек, из которых 20 тысяч были взяты в плен. Главные потери понесла австрийская пехота, потерявшая двух генералов убитыми, трех ранеными и двух захваченными в плен.

Следует отметить, что «бойковое» огнестрельное оружие в ту пору было еще мало известно, и пехота пользовалась кремневыми ружьями, огонь из которых становился почти невозможным, если порох на полке намокал, так что дождь, не прекращавшийся на протяжении целого дня, во многом способствовал тому, что вражеская пехота была разбита в результате атак наших кавалеристов. При этом произошло одно весьма примечательное событие.

Кирасирская дивизия под командованием генерала Бордесуля, находясь лицом к лицу с сильной дивизией австрийской пехоты, построенной в каре, попыталась заставить врагов сдаться. Вражеский генерал отказался, тогда Бордесуль выехал вперед и заметил ему, что ни одно из ружей его пехоты не способно стрелять. Австриец ответил на это, что солдаты будут защищаться штыками, к тому же лошади у французов вязнут по колено в грязи и поэтому не смогут сбивать австрийцев с ног, используя ударную силу кавалерии. «Я испепелю ваше каре из моих пушек!» — «Но у вас их нет, потому что они остались в грязи!» — «Однако, если я покажу вам пушки, расположенные позади моего 1-го полка, вы сдадитесь?» — «Конечно, придется, потому что в таком случае у меня не останется никакого способа защиты».

Тогда французский генерал приказал выдвинуть на расстояние не менее 30 шагов от противника батарею из шести орудий. Канониры, держа в руке запалы, были готовы стрелять по вражескому каре. При виде этих пушек австрийский генерал и его дивизия сложили оружие.

Дождь парализовал огонь пехоты обеих армий и намного замедлил движение кавалерии, поэтому основную роль в сражении сыграла артиллерия, особенно французская. Принимая во внимание большую трудность передвижения по земле, промокшей от проливных дождей, Наполеон приказал вдвое увеличить число лошадей, тащивших орудия, за счет тех лошадей, которых быстро выпрягли из повозок администрации, находившихся в безопасности в городе Дрездене. Поэтому наши орудия нанесли противнику большой урон. Одно из ядер поразило Моро.

Уже в течение некоторого времени молва сообщала о возвращении в Европу этого старого и знаменитого французского генерала, утверждая, что он перешел на службу к врагам своей страны. Однако очень немногие верили этому слуху, который, впрочем, подтвердился вечером того дня, когда произошла битва при Дрездене, причем подтвердился очень примечательным образом. Наш авангард преследовал отступающего врага, когда один из наших гусаров заметил при входе в деревню Нетниц великолепного датского дога. Пес с беспокойным видом, казалось, искал своего хозяина. Гусар приманил собаку, схватил ее и прочел на ее ошейнике такие слова: «Я принадлежу генералу Моро». Затем из рассказов местного кюре стало известно, что генералу Моро только что ампутировали обе ноги. Французское ядро, разорвавшееся в штабе русского императора, сначала раздробило одно колено этого знаменитого перебежчика, а затем, пробив насквозь тело его лошади, попало в другую ногу Моро. Этот эпизод произошел в момент отступления союзнических армий, поэтому император Александр во избежание того, чтобы Моро не был захвачен французами, приказал своим гренадерам нести его на руках до того момента, когда преследование со стороны наших войск замедлилось, и тогда удалось перевязать раненого, ампутировав ему обе ноги. Саксонский кюре, бывший свидетелем этой тяжелой операции, сообщал, что Моро, от которого не сумели скрыть, что его жизнь была в опасности, проклинал сам себя и непрерывно повторял: «Как, я! Я, Моро, умираю среди врагов Франции, сраженный французским ядром!» Он испустил дух 1 сентября, и русские увезли с собой его тело.

Никто во французской армии не сожалел о Моро, как только стало известно, что он сражается против нас. Когда русский парламентер пришел потребовать возврата собаки Моро (он был прислан полковником Рабателем, адъютантом Моро), ему отдали животное, но без ошейника, а ошейник отправили королю Саксонии. В настоящее время этот ошейник находится среди достопримечательностей Дрезденской галереи.

Тем временем, после того как князь Шварценберг, главнокомандующий вражеских войск, разбитых при Дрездене, указал город Теплиц в качестве сборного пункта остатков своих армий, австрийцы отступили по долине Диппольдисвальде, русские и пруссаки по дороге через Пирну на Теплиц, а остатки корпуса Кленау — по дороге на Фрайберг. Император Наполеон двигался вместе с французскими колоннами, преследовавшими побежденных, до Пирны и немного дальше этого пункта. Однако в момент прибытия в Пирну он внезапно почувствовал легкое недомогание, сопровождающееся небольшой тошнотой и вызванное усталостью, какую он испытывал после того, как пять дней подряд не слезал с лошади и находился под непрекращающимся дождем.

Одно из самых больших неудобств, связанных с положением государей, состоит в том, что в их окружении всегда находится несколько человек, желающих проявить избыток привязанности, всегда выражают тревогу при их малейшем недомогании и преувеличивают меры предосторожности, которые следует принимать. Это и произошло в данных обстоятельствах. Главный шталмейстер Колен кур посоветовал Наполеону вернуться в Дрезден, а другие высшие офицеры не осмелились дать ему намного более удачный совет: продолжать путь до Пирны, расположенной на расстоянии всего лишь одного лье. Там уже находилась Императорская гвардия, и император обрел бы в этом городе вместе с отдыхом, в котором он так нуждался, громадное преимущество: он оказался бы в состоянии отдавать приказы о передвижениях войск, участвовавших в преследовании противника. Из Дрездена он не мог этого делать, поскольку Дрезден находится на гораздо большем расстоянии от центра всех этих операций. Наполеон поручил маршалам Мортье и Сен-Сиру поддерживать генерала Вандамма, командующего 1-м корпусом. Вандамм на протяжении трех дней не имел связи с Великой армией. Он отбросил русский корпус и теперь угрожал вражеским тылам, перерезав дорогу от Дрездена до Праги, и контролировал район Кульма в Богемии, а также городок Теплиц, который был одним из самых важных пунктов, поскольку через него войскам коалиции наверняка пришлось бы отступать. Но возвращение Наполеона в Дрезден аннулировало успех в сражении и привело к огромной неудаче. Последствия этой неудачи способствовали в значительной степени падению Империи. Вот очень сжатый рассказ об этой знаменитой катастрофе.

Генерал Вандамм был очень хорошим и смелым офицером, ставшим знаменитым уже начиная с первых войн Революции. Он почти всегда командовал различными корпусами в войнах Империи. Можно было только удивляться, что он до сих пор не получил маршальского жезла. Этого жезла его лишала резкая и высокомерная манера поведения. После его поражения хулители генерала Вандамма утверждали, что желание получить наконец эту высшую награду толкнуло его броситься сломя голову всего лишь с 20 тысячами навстречу 200 тысячам вражеских солдат, которым он собирался преградить путь. Однако истина состоит в том, что генерал Вандамм был предупрежден командованием, что его поддержат две армии маршала Сен-Сира и Мортье. Вандамм получил обязательный приказ занять Теплиц, для того чтобы отрезать неприятелю путь к отступлению, и должен был повиноваться.

Считая, что может быть уверенным в поддержке, Вандамм смело спустился 29 августа к Кульму, откуда, заставляя отступать перед собой вражеские части, он попытался овладеть Теплицем. Совершенно ясно, что если бы Мортье и Сен-Сир выполнили полученный им приказ, то прусские, русские и австрийцы, находившиеся на ужасных дорогах, отрезанные от Богемии взятием Теплица, были бы атакованы спереди и сзади, и им бы пришлось сложить оружие. Вандамма тогда бы громко хвалили даже те, кто ругал его раньше.

Как бы то ни было, прибыв к Теплицу утром 30 августа, Вандамм оказался лицом к лицу с войсками Остермана, одного из лучших и самых храбрых генералов русской армии. Вандамм атаковал Остермана, тем более что увидел, как с высот Петерсвальде спускается армейский корпус, идущий по той же дороге, по которой накануне шли его полки. И Вандамм должен был решить, что это войска Мортье и Сен-Сира, помощь которых обещал ему император. Но вновь прибывшие оказались двумя крупными прусскими дивизиями[144] под командованием генерала Клейста. Эти прусские дивизии направились к Кульму по совету Жомини. Они только что прошли между корпусами Сен-Сира и Мортье, а эти маршалы их не заметили, столь велика была злая воля Сен-Сира, когда ему приходилось помогать одному из своих товарищей. Эта злая воля в данных обстоятельствах повлияла и на Мортье! Ни тот ни другой не пошевелились, а ведь их совместные действия в сочетании со смелыми усилиями Вандамма наверняка привели бы к полному поражению противника. Судите сами: колонны вражеской пехоты, кавалерии, артиллерии в самой ужасной неразберихе казались загнанными в полном беспорядке в узкие проходы в высоких горах, разделявших Силезию и Богемию.

Вместо помощи, которой он ожидал, генерал Вандамм увидел перед собой две дивизии генерала Клейста. Пруссаки сразу бросились на французов. Первая линия Вандамма продолжала сражаться с русскими Остермана, расположенными перед Теплицем. Одновременно Вандамм повернул свой арьергард против Клейста и яростно его атаковал. Вражеские войска со всех сторон начали слабеть, но получили огромное подкрепление. Это подкрепление довело численность неприятеля более чем до 100 тысяч человек, что привело к громадной диспропорции по отношению к 15 тысячам, остававшимся под командованием Вандамма. Прибытие подкрепления к неприятелю заставило Вандамма, несмотря на его упорство и способности, подумать об отступлении в направлении корпусов Сен-Сира и Мортье. Вандамм полагал, что эти корпуса находятся недалеко от него, в соответствии с тем, что по приказу императора написал ему Бертье.

Подойдя к переправе возле Тельница, французы нашли его занятым вражескими дивизиями генерала Клейста. Эти дивизии полностью закрывали полкам Вандамма путь. Впереди наших колонн шла конница генерала Корбино. Этот храбрец, несмотря на трудности передвижения по горам, потребовал для себя честь по-прежнему оставаться в авангарде. Наши войска бросились на пруссаков столь стремительно, что опрокинули их и сумели преодолеть горный проход, захватив при этом всю вражескую артиллерию. Из-за плохого состояния дорог они смогли взять только лошадей вражеской артиллерии.

Военные с настоящим боевым опытом поймут, что такой успех может быть одержан только ценой большой крови и что после столь ужасной битвы 1-й армейский корпус лишился множества своих бойцов. Однако Вандамм, окруженный со всех сторон силами противника, в десятки раз превосходившими его собственные силы, отказался сдаваться и стал во главе двух батальонов 85-го линейного полка, единственных, которыми он еще мог располагать. Он бросился в гущу врагов, надеясь найти там смерть. Но лошадь под ним была убита, и многочисленная толпа русских бросилась на него и захватила его в плен.

Генералы, офицеры и даже простые солдаты неприятеля, восхищаясь смелостью Вандамма, питали к нему самое большое уважение. Однако, и это кажется совершенно невероятным, но тем не менее неоспоримо, хорошее отношение пропало и сменилось оскорблениями, как только пленник был привезен в Прагу и предстал перед русским императором и его братом, великим князем Константином, который, забыв о том, как следует относиться к храбрости находящихся в несчастье, обратился к нему с оскорблениями. Великий князь Константин даже вырвал у него его шпагу. Возмущенный Вандамм воскликнул: «Мою шпагу легко отнять здесь. Благороднее было бы явиться за ней на поле битвы, но, кажется, вы любите только те трофеи, которые вам ничего не стоят и дешево обходятся!» Услышав эти слова, Александр в ярости приказал арестовать Вандамма и наградил его эпитетами вор и бандит.

Гордо глядя прямо в лицо Александру, Вандамм ответил: «Я не вор и не бандит, и в любом случае мои современники и история никогда не упрекнут меня в том, что я обагрил свои руки кровью собственного отца!» При этом намеке на убийство своего отца Павла I Александр побледнел, ведь молва упрекала его в том, что он одобрил это убийство, возможно, из-за боязни смерти. Сраженный воспоминаниями об ужасно преступлении, которому он был обязан своим троном и о котором Вандамм только что напомнил ему открыто перед его многочисленным штабом, а также отрядом гвардейцев, Александр быстро удалился. Французский генерал был под конвоем перевезен в Вятку — город, расположенный где-то в Сибири[145], и вновь увидел родину лишь после заключения мирного договора в 1814 году.

Битва при Кульме стоила 1-му корпусу французской армии 2 тысяч человек убитыми и 8 тысяч взятыми в плен. Среди последних находился командующий этим корпусом. Оставшиеся солдаты Вандамма в количестве 10 тысяч человек под командованием генералов Теста, Мутон-Дюверне, Дюмонсо и Корбино, которым удалось пробиться с оружием в руках, присоединились к Сен-Сиру и Мортье. Эти два маршала нарушили свой долг, не преследуя отступающего врага, и остановились на полдороге. Они слышали грохот сражения, которое вел смелый и несчастный Вандамм, но не пришли к нему на подмогу.

Можно только удивляться, почему из Дрездена Наполеон не послал кого-нибудь из своих многочисленных адъютантов удостовериться, что Сен-Сир и Мортье отправились в путь, чтобы прийти на помощь Вандамму, как он им приказал. Эти два маршала не выполнили полученные ими приказы, поэтому они заслуживали того, чтобы предстать перед военным советом, однако французская армия перед лицом огромного численного превосходства врага уже пришла в такое состояние истощения, что, если бы император и захотел наказать всех, кому не доставало старания, ему пришлось бы отказаться от услуг почти всех своих маршалов. Поэтому он ограничился тем, что отругал Сен-Сира и Мортье, так как ему теперь больше, чем когда-либо, требовалось скрывать свои несчастья. Увы! Наши войска испытали поражение не только при Кульме.