Революционные кружки Петербурга

В столице под влиянием чайковцев и анархистов образовались революционные кружки учащейся молодежи. Кроме того, некоторые группы землячеств и самообразования были переориентированы на революционную деятельность.

Например, кружок так называемых артиллеристов состоял преимущественно из бывших воспитанников Михайловского артиллерийского училища. Они находились под влиянием чайковцев после того, как в их группе самообразования в 1872 году провели беседы Кравчинский, Рогачев и Шишко. В этой группе находились Давид Александрович Аитов, Николай Никитич Теплов, Владимир Андреевич Усачев и Михаил Дмитриевич Нефедов. Все они вышли из училища и поступили в высшие учебные заведения. Дружил с ними Александр Осипович Лукашевич, впоследствии по другому делу осужденный на каторгу.

Члены кружка были сплоченными и целеустремленными. Готовясь к деятельности в народе, артиллеристы устроили первую в Петербурге солидную мастерскую, в которой интеллигентная молодежь обучалась слесарному делу, а отчасти и революционной пропаганде. В этой мастерской перебывало много народа, и она стала своего рода революционным клубом.

Однако не все проходило легко и просто. Члены кружка Аитов и Теплов вскоре отказались от чисто революционной деятельности (второй – отчасти под впечатлением своего первого выхода «в народ», о чем у нас будет идти речь). Под влиянием вдохновенной проповеди Маликова, основателя богочеловеческой религии, они уверовали, что счастливого будущего для народа нельзя достичь революционными потрясениями. Тут может помочь только пропаганда христианского социализма, основанного на непротивлении злу насилием.

Казалось бы, что же в этом крамольного? И все-таки они были арестованы и привлечены к суду как революционеры, хотя и не понесли серьезного наказания.

К артиллеристам были близки оренбуржцы, или голоушевцы (по имени одного из основателей кружка – Сергея Сергеевича Голоушева, отец которого был жандармским полковником, а мать сочувствовала сыну-революционеру). В этом кружке принимали участие Мария Ивановна Веревочкина, невеста Голоушева, пропагандировавшая среди крестьян Оренбургского уезда, Леонид Михайлович Щиголев, Соломон Львович Аронзон, Леонид Рейнгольдович Траубенберг, Петр Петрович Воскресенский и Димитрий Васильевич Федорович. Почти все члены кружка были арестованы и предстали на процессе 193.

Из саратовского землячества образовался кружок, в котором наиболее заметными личностями были студенты-медики А. Воронцов и Я. Ломоносов. Члены кружка, как писал Ковалик, своим здоровым видом и отменным ростом производили впечатление вольных сынов степей. Однако их группа сравнительно быстро распалась. Воронцов, которого разыскивала полиция, скрылся, а Ломоносов отошел от революционной деятельности. Их дело продолжал местный кружок в Саратове, состоявший из семинаристов и гимназистов. Наиболее деятельным членом этого последнего кружка был брат Ломоносова, семинарист Петр Андреевич Ломоносов.

Кружок земляков из Самары организовал Лев Семенович Городецкий. Он побывал на нескольких сходках чайковцев, усвоив руководящие идеи движения, и вскоре стал выступать против крайних анархистов и террористов, которых называли «вспышкопускателями». Тем не менее он проводил в своем кружке и анархическую программу. Он умело рассуждал, проводил дискуссии, пользовался немалой популярностью и мог бы занять более или менее видное место в движении. Но когда его арестовали, он вскоре начал сотрудничать со следователем, выдав некоторых своих товарищей. Самарцы сохранили связи со своим родным городом и содействовали образованию и быстрому росту местного кружка.

В столице было еще несколько земляческих кружков самообразования, которые в большей или меньшей степени усвоили революционные идеи: полтавский, пермский… Один из полтавцев, студент Павел Дмитриевич Максимов, пропагандировал среди крестьян Полтавской губернии и был судим по «процессу 193». А вот пермяки чрезвычайно медленно усваивали идеи, циркулировавшие среди радикальной молодежи, и участия в революционной работе не приняли.

В кружках лавровского направления также обсуждали проблемы революционного движения, но экстремальные меры, а тем более терроризм, не пользовались популярностью. Признавалась только этическая сторона народническо-анархического учения, говорили об уплате народу долга за свое привилегированное положение. Признавали движение в народ, но лишь в форме занятия профессиями, полезными народу: медициной, адвокатурой, учительством. Хождение по селам с пропагандой революционных идей совершенно отрицали. Лавровцы считали, что нужно сначала завершить собственное образование, получить специальность. Только после этого можно будет принести реальную пользу народным массам.

Подобного мнения придерживались и в некоторых других кружках, где главной ближайшей задачей для интеллигентной молодежи считали науку. «Кружки эти, – писал Ковалик, – не имели никакого значения. Самый азарт, с которым они защищали науку, никем не отрицавшуюся, заставлял подозревать, что они опасались тоже увлечься в сторону практической деятельности и громкими фразами думали заглушить закравшиеся в их душу сомнения».

В первой половине 1870-х годов наиболее идейное и сплоченное тайное революционное общество столицы оформилось на основе кружка так называемых чайковцев. Название не вполне корректно, ибо один из его организаторов, Н. Чайковский, был лишь активист, но не руководителем (его в этом кружке вообще не было). В действительности все началось еще в 1869 году с небольшой группы самообразования и саморазвития, инициатором которой был М. Натансон (об этой группе мы уже упоминали). С ними через год объединился кружок, в который входили, в частности, Николай Клеменц, Софья Перовская.

Поначалу никаких революционных целей у них не было. Через своих знакомых они распространяли преимущественно легальную литературу, включая сочинения Лассаля, Маркса, Берви-Флеровского «О положении рабочего класса в России», труды по русской истории. Однако вскоре кружок превратился в центр социалистической пропаганды и агитации, распространяя свою деятельность и на рабочих. Весной 1872 года к ним присоединился Петр Кропоткин.

«Принятие в тайное общество, – свидетельствовал он, – не сопровождалось никакими клятвами и обрядами… Даже одна мысль о ритуале приема насмешила бы нас… У кружка не было даже устава. В члены принимались только хорошо известные люди, испытанные много раз, так что им можно было безусловно доверять…

Наш кружок оставался тесной семьей друзей. Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей, как те человек двадцать, которых я встретил на первом заседании кружка Чайковского. До сих пор я горжусь тем, что был принят в такую семью».

Так писал князь не только по происхождению, но – что несравненно важней – по духовному благородству и мужеству. Его мнение следовало бы иметь в виду тем, кто ныне пытается представить всех революционеров злодеями, «бесами» (хочется в подобных случаях спросить: а сами-то вы кто, господа трусливые и бездарные?!).

Именно Кропоткину как наиболее образованному члену общества было поручено составить его программу. Он представил записку «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?». Записку обсудили осенью 1873 года и приняли ее за основу программы.

«Я ставил целью движения, – вспоминал Петр Алексеевич, – крестьянские восстания и намечал захват земли и всей собственности; на моей стороне были только Перовская, Кравчинский, Чарушин и Тихомиров. Но все мы были социалистами».

Выходит, даже в этом обществе сторонников решительных революционных действий было немного. Своей первоочередной целью они сочли действия за введение конституции. Кропоткин, имевший связи при дворе, собирался объединить в высших слоях общества сторонников либеральных реформ, чтобы в благоприятный момент выставить эти требования Александру II. Ни о каких террористических акциях у них не было и речи.

Физически крепкий Сергей Кравчинский и Дмитрий Рогачев, оба бывшие офицеры, летом ходили по деревням, как пильщики дров, одновременно ведя революционную пропаганду.

Однажды, когда они шли по дороге, их нагнал мужик на дровнях. Кравчинский стал толковать ему, что чиновники грабят народ, что податей платить не следует и надо бунтовать. Мужик молчал, погнав лошадь трусцой. Кравчинский не отставал, убеждая, что не по Евангелию живут богатые и надо отнять у них землю. Мужик пустил коня вскачь, так что пропагандист вынужден был отстать.

Их принимали хорошо, но слух о необыкновенных работниках дошел до полиции. Поступил приказ арестовать их и доставить в участок. Вести их надо было за 20 километров. Ночевать они остались в деревне, где проходил храмовый праздник. Пьяные стражники улеглись спать, но один из них помог арестованным сбежать.

Однако наиболее успешно проходила пропаганда чайковцев среди петербургских рабочих. Для этого приходилось одеваться, как крестьяне. Порой Кропоткин, отобедав у знакомых в Зимнем дворце, ехал на окраину столицы, переодевался на явочной квартире и шел беседовать за самоваром к рабочим-ткачам под именем Бородина. Он рассказывал главным образом о рабочем движении в Западной Европе и борьбе пролетариата за свои права.

«На сходке большею частью были люди среднего возраста, – писал он. – Рассказ мой чрезвычайно заинтересовал их, и они задавали мне ряд вопросов, вполне по делу: о мельчайших подробностях рабочих союзов, о целях Интернационала и о шансах его на успех. Затем пошли вопросы, что можно сделать в России и о последствиях нашей пропаганды. Я никогда не уменьшал опасностей нашей агитации и откровенно сказал, что думал. „Нас, вероятно, скоро сошлют в Сибирь, а вас, то есть некоторых из вас, подержат долго в тюрьме за то, что вы нас слушали”. Мрачная перспектива не охладила и не испугала их. „Что ж, и в Сибири не одни, почитай, медведи живут… Где люди живут, там и мы не пропадем”. „Не так страшен черт, как его малюют”. „Волков бояться – в лес не ходить”. „От сумы и от тюрьмы не зарекайся”.

И когда потом некоторых из них арестовали, они почти все держались отлично и не выдали никого».

Впрочем, один из ткачей сообщил владельцу фабрики, что между рабочими распространяют «интернациональные идеи». Тот довел это до сведения петербургского градоначальника Трепова. За рабочими установили наблюдение. В результате удалось захватить некоторых членов кружка чайковцев. Среди них был студент Низовкин; словно оправдывая свою фамилию, он предал всех, кого знал в этой организации. Еще раньше были арестованы Перовская, Синегуб и некоторые другие революционеры.

Кропоткину следовало покинуть столицу. Но он остался: на 21 марта 1874 года в Императорском русском географическом обществе был назначен его доклад о ледниковом периоде – поистине революционный, но в сугубо научном аспекте. Оставшиеся до доклада две недели Кропоткин вместе с другим членом кружка, Сердюковым посвятил главным образом подпольной деятельности.

«На наших руках, – вспоминал он, – была громадная организация как внутри России, так и за границей для печатания там изданий и ввоза контрабандою. Как оставить, не найдя заместителей, всю нашу сеть кружков и колоний в сорока губерниях, которую мы с таким трудом создавали в эти годы и с которыми вели правильную переписку? Как, наконец, оставить наши рабочие кружки в Петербурге и наши четыре центра для пропаганды среди столичных рабочих?..

Мы с Сердюковым решили принять в наш кружок двух новых членов и передать им все дела. Каждый вечер мы встречались в различных частях города и усердно работали. Имен и адресов мы никогда не записывали. Зашифрованы у нас были и сложены в безопасном месте только адреса по перевозке книг. Поэтому нам нужно было, чтобы новые члены заучили сотни адресов и десятки шифров».

Как видим, конспирация у «чайковцев» была поставлена профессионально. И если полиции удалось арестовать Кропоткина, то лишь потому, что он сделал свой научный доклад (триумфально; ему даже предложили место секретаря Географического общества, но он вынужден был отказаться). На следующий день его задержали и препроводили в Петропавловскую крепость.

Разгром кружка чайковцев не остудил революционных настроений среди учащейся молодежи. К тому времени под влиянием не столько подпольной организации, сколько произведений художественной литературы и публицистики началось движение народников. В нем принимали участие сотни молодых энтузиастов.