39. Правосудие для Сергея

39. Правосудие для Сергея

Марсел рассказал, что Перепеличный упал замертво недалеко от своего дома в графстве Суррей во время дневной пробежки, но всех подробностей он не знал.

Несколько минут я пытался осмыслить услышанное. От нашего офиса до Суррея не больше тридцати километров. Если он умер насильственной смертью (а было очень похоже), то, значит, наши враги перешли от запугиваний к открытому террору.

Просьба Марсела никому об этом не говорить была совершенно неуместной, и я немедленно позвал в кабинет Вадима, Владимира и Ивана. Новость потрясла коллег до глубины души, особенно Вадима и Владимира, которые за последний год хорошо узнали Перепеличного. Вдруг за пределами кабинета раздались аплодисменты и крики ликования. Увидев сквозь стеклянные перегородки рукоплескания сотрудников, я выглянул за дверь и спросил, что происходит. Помощница ответила: «Закон Магнитского только что утвержден в палате представителей, набрав триста шестьдесят пять голосов! Против только сорок три».

Это было грандиозное событие, но я был не в состоянии радоваться, ведь погиб еще один человек, связанный с нашим делом. Я вышел в зал, поздравил ребят с успехом и поблагодарил за упорный труд, пытаясь не показывать чувств от случившегося с Перепеличным. Какое-то время я говорил с коллегами о голосовании и дальнейших планах, но о Перепеличном решил не рассказывать, пока не проанализирую возможные последствия.

Был ли он убит? А вдруг убийцы Перепеличного до сих пор в Англии? Я очень хотел позвонить тем, кому доверял, кто помог бы мне разобраться в ситуации, но не мог, поскольку через сорок пять минут должен был открывать в театре «Новая диорама» премьеру спектакля памяти Сергея.

Я отправился в театр пешком и попытался хотя бы на время выбросить из головы мрачные мысли. В фойе я встретил выдающихся людей, посвятивших свою жизнь правозащитной деятельности, членов парламента, правительственных служащих, деятелей культуры и близких друзей. Постановка получилась яркой и волнующей. По окончании я с тремя почетными гостями занял своего рода «президиум» — мы расположились на складных стульях прямо на сцене и начали открытый разговор с аудиторией. Рядом со мной сидели известный драматург Том Стоппард, бывший советский политзаключенный Владимир Буковский и Бьянка Джаггер — бывшая жена Мика Джаггера и авторитетная правозащитница.

Стоппард с Буковским поведали о том, как в семидесятые годы Стоппард поставил спектакль, который в конечном итоге помог освободить Буковского из советской психиатрической больницы. Обсуждая историю, которая произошла с Сергеем, они отмечали, что в России, к сожалению, с тех пор мало что изменилось.

Я обратился к аудитории последним:

— Ситуация в России действительно очень тяжелая, но сегодня появился небольшой лучик надежды: всего несколько часов назад палата представителей Конгресса США одобрила законопроект «Сергей Магнитский — Верховенство закона и ответственность», предусматривающий санкции в отношении тех, кто пытал и убил Сергея. С гордостью сообщаю, что законопроект набрал восемьдесят девять процентов голосов.

Я планировал продолжать речь, но мои слова утонули в бурных аплодисментах. Один за другим люди вставали с мест, и вскоре стоял весь зал. Они аплодировали не столько успеху кампании, сколько крошечной частице правосудия в мире. Я был глубоко этим тронут и, стоя вместе со всеми, тоже аплодировал.

На выходе из театра я пожимал руки и принимал поздравления, но мысли вернулись к Перепеличному. Еще по дороге в театр я рассказал о случившемся Елене, и теперь мне очень нужно было все с ней обсудить.

Дома я застал Елену сидящей на диване — отвлеченный взгляд блуждал по комнате. Видеть ужас в глазах любимых людей невыносимо, но в ту ночь именно это мне пришлось испытать. Дети спали в кроватках, мы были дома и теоретически в безопасности, но и Перепеличный в своем жилище в Суррее наверное думал то же самое.

На следующее утро я связался со своим лондонским адвокатом Мэри, и мы решили, что следует как можно скорее уведомить полицию Суррея, кем был этот человек. Полиции следовало знать, что в этом деле могла быть замешана российская организованная преступность и коррупционеры из высших эшелонов власти. Происшествие с Перепеличным — вряд ли просто несчастный случай.

Мэри подготовила письмо, подчеркнув, что Перепеличный выступал свидетелем, помогал западным правоохранительным органам в расследовании крупного дела по отмыванию денег российским преступным сообществом и мог быть отравлен, как Александр Литвиненко в 2006 году. Она настоятельно рекомендовала полиции срочно провести токсикологический анализ.

Письмо ушло в субботу по факсу. Выждав воскресенье, Мэри в понедельник позвонила в полицейский участок в Вэйбридже. Дежурный подтвердил, что письмо они получили, но, к нашему удивлению, ответил, что в полицию не поступала информация о смерти человека по фамилии Перепеличный.

Это было полной нелепицей, и я попросил Мэри позвонить старшему по званию, кто может знать, что же в действительности произошло. На этот раз в полиции подтвердили, что Перепеличный действительно умер одиннадцатого ноября на дороге, ведущей к его дому, но подробности обсуждать отказались. Мэри напомнила им, что у нас есть важная информация, которая может помочь следствию, но полицейский только записал ее телефонный номер и сказал, что в случае необходимости с ней свяжутся. Однако время шло, а до среды с ней так никто и не связался. В тот день Марсел сообщил нам, что первоначальные результаты вскрытия неопределенные: судмедэксперт не смог установить причину смерти Перепеличного — это был не сердечный приступ, не инсульт и не аневризм. Он просто умер. И всё.

Это всерьез обеспокоило меня еще и потому, что перед смертью Перепеличный говорил, будто значится в некоем «расстрельном» списке и что ему грозили расправой. Это наводило на мысль, что где-то в Великобритании бродит российский наемный убийца, и если он смог добраться до Перепеличного, то ничто не мешает ему добраться и до нас.

Мэри до конца недели осаждала полицию телефонными звонками, но всякий раз с ней отказывались говорить. Все это удручало, и в понедельник я спросил ее совета: что предпринять, чтобы они начали работать. Ответ был прост: надо обратиться к прессе. Обычно адвокаты советуют в подобных ситуациях держаться подальше от журналистов, но дело затрагивало общественные интересы, а полиция, похоже, не собиралась реагировать, так что, по ее мнению, у нас не было иного выхода.

Два дня спустя в газете «Индепендент» была опубликована подробная статья на пяти страницах под заголовком «В Суррее найден мертвым ключевой свидетель по делу о крупном российском мошенничестве» с портретом Перепеличного на передовице. Новость облетела телеканалы, радиопередачи и газеты Великобритании. Люди пришли в ужас от мысли, что российские преступники могут вести расправу уже на улицах Англии.

Сразу же после публикации полиция Суррея направила к нам в офис двух детективов-криминалистов. В итоге через двадцать один день после смерти Перепеличного полиция объявила, что будет назначено токсикологическое исследование. Я полагал, что с этим они уже опоздали: если его отравили, то обнаружить следы яда по прошествии трех недель вряд ли возможно.

Кто бы ни был в ответе за смерть Перепеличного, теперь они наверняка знали, что полным ходом идет расследование убийства, а в прессе бурно обсуждаются подробности дела, и залегли на дно. Уровень угрозы оставался высоким, но паника уступила место относительному спокойствию, что дало возможность сосредоточиться на других делах и проблемах.

До голосования в сенате оставались считанные дни. Я планировал быть в это время в Соединенных Штатах, но не мог присутствовать в Вашингтоне и видеть все своими глазами: мне предстояло выступить в Гарвардском университете и провести несколько деловых встреч в Нью-Йорке.

В воскресенье, второго декабря, я вылетел в Бостон. На выходе из самолета я получил срочное сообщение от Кайла Паркера и по пути к паспортному контролю перезвонил ему.

— Билл, привет, как дела? — привычно откликнулся он.

— Я получил твое сообщение. Что-то случилось?

— Возможно. Некоторые сенаторы настаивают, чтобы закон Магнитского все-таки распространялся на все страны, а не только на Россию.

— И что это означает для нас?

— Ну, дело уже не только в том, что думает Карден. Все больше сенаторов присоединяется к группе, возглавляемой Килом и Левином, которые настаивают на глобальной версии закона.

— Я думал, что весь сенат поддерживает закон.

— Голоса у нас, без сомнения, есть, Билл. Но если нет консенсуса по поводу того, какую версию принять, Гарри Рид не назначит голосование, — пояснил Кайл, имея в виду руководителя сенатского большинства. — А время идет.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Попробуй выйти на людей Кила и Левина и приведи свои доводы в пользу российской версии закона, а я поговорю с Карденом.

— Хорошо. Я, к сожалению, на ближайшие несколько дней зависаю в Бостоне и Нью-Йорке, но все сделаю.

Я остановился на полпути к паспортному контролю и поговорил с Джулианной. В отличие от Кайла, она восприняла происходящее более спокойно и пообещала в понедельник с самого утра связаться с советниками сенаторов по вопросам внешней политики.

Закончив формальности в аэропорту, я отправился в гостиницу. На следующее утро я делился в Гарвардской школе бизнеса опытом работы в России. В первой части семинара студенты по очереди рассказывали преподавателю, что бы они сделали на моем месте, а я тихо сидел в заднем ряду, наблюдая, как рождаются интересные идеи, и немного жалел, что они не пришли мне в голову раньше. Анализ затрагивал только события, происходившие до обысков в офисах в 2007 году, поэтому они думали исключительно об управлении портфельными инвестициями и установлении стандартов корпоративного управления, а не об уголовном преследовании. Студенты не знали продолжения истории.

Во второй части семинара слово предоставили мне, и я рассказал историю до конца — об обнаруженном хищении, о Сергее, его аресте, пытках и гибели. Настроение в аудитории заметно менялось, пока я говорил. Под конец выступления я видел слезы в глазах некоторых студентов.

Провожая меня к выходу, профессор Альдо Мусаккио сказал, что впервые за годы работы в Гарвардской бизнес-школе видит, как студенты плачут во время анализа примеров из деловой практики.

Президент США Барак Обама подписывает закон имени Сергея Магнитского 14 декабря 2012 года. Закон ввел санкции против российских официальных лиц, причастных к задержанию, пыткам и убийству Сергея, а также против других нарушителей прав человека (© Mandel Ngan/AFP/Getty Images)

Завершив визит в Гарвард, я отправился в Нью-Йорк. В Вашингтоне же, несмотря на усилия Кайла и Джулианны, до конца следующего дня ничего не изменилось. Сенатор Левин был непреклонен, а Карден не раскрывал своих планов.

В ночь на пятое декабря я лег спать пораньше, но из-за смены часовых поясов и неопределенности ситуации в сенате проснулся в два часа ночи. Я понял, что заснуть больше не смогу, поэтому принял душ, надел гостиничный халат, открыл ноутбук и стал искать в интернете последние новости по делу Магнитского.

Одним из первых на экране высветилось сообщение для прессы из офиса сенатора Кардена. Оно было опубликовано предыдущим вечером. Я нажал на ссылку и прочитал документ. Карден пошел на компромисс: он снял свое требование ставить на голосование сената глобальную версию закона.

Я отменил все запланированные на шестое декабря встречи и открыл страницу C-SPAN на компьютере. Я сидел в гостиничном номере один, в ожидании. Заказав еду в номер, я ходил из угла в угол, как неприкаянный.

И вот около полудня в сенате началось голосование по законопроекту Магнитского.

Все прошло очень быстро. После подсчета половины голосов стало ясно, что закон будет принят. Результат: девяносто два — за, четыре — против. Против проголосовали только Левин и еще трое сенаторов.

Принятие законопроекта в конгрессе было начисто лишено какой бы то ни было торжественности: ни тебе барабанной дроби, ни салюта, ни парада — просто поименное голосование и сразу же переход к следующему вопросу повестки дня. Но вот последствия были колоссальными.

С 2009 года в конгресс было внесено 13 195 законопроектов, но только 386 из них стали законами. Наперекор всему мы победили — благодаря храбрости Сергея, большому сердцу его мамы Натальи Николаевны, самоотверженности Кайла, уверенному руководству Кардена, целостности Маккейна, дальновидности Макговерна, проницательности Вадима, мудрости Владимира, предприимчивости Джулианны, любви Елены. Это стало возможным благодаря Ивану и Джонатану, Джейми и Эдуарду, Александру Перепеличному и многим другим, от мала до велика.

Наша простая идея применить санкции к палачам Сергея пустила корни и проросла.

В судьбе Сергея было что-то едва ли не библейское. Я человек не религиозный, но наблюдая, как развиваются события, не мог не думать, что Бог вступился на этот раз. В этом мире нет недостатка в страданиях, но каким-то образом трагедия, произошедшая с Сергеем, нашла сильнейший отклик в сердцах людей.

Больше всего мне хотелось, чтобы ничего этого не было. Чтобы Сергей был жив и здоров. Но его не было с нами, и ничто не могло его вернуть.

Однако страдания Сергея не были напрасны: они положили конец полной безнаказанности, окутавшей современную Россию. Сергей оставил нам наследие, которым он и его семья могут гордиться.

Торжественный прием в Вашингтоне