23. Управление «К»

23. Управление «К»

В три часа дня мы с Иваном уже были в поезде «Евростар» Париж — Лондон. Нам надо было многое обсудить, а единственное место, где наш разговор не станет достоянием чужих ушей, — тамбур рядом с багажным отделением. Там на жестких откидных сиденьях мы и устроились. За окнами мелькали размытые серовато-зеленые пейзажи Нормандии. По дороге мы пробовали дозвониться до Москвы и Лондона, но поезд то и дело попадал в очередной тоннель, и связь постоянно прерывалась, так что мы оставили эти попытки и вернулись в вагон. Оставшаяся часть пути прошла в молчаливых раздумьях.

Я знал, что насилие в России — явление распространенное, но с тех пор как в 1992 году ступил на ее землю, ни меня, ни моих близких оно не затрагивало. И вот теперь угроза стала реальной.

Меня не отпускала тревога за Максима. Едва вернувшись домой, я созвонился с Джейми и спросил о его состоянии. К счастью, ушибы оказались не слишком опасными. Я пытался уговорить Джейми подать жалобу, но он отказывался.

— Билл, пойми: Максим напуган. Ему пригрозили арестом и обвинением в сопротивлении милиции, если он решит жаловаться на побои.

Как мне было с этим спорить? По крайней мере, мы знали, что он поправляется.

На следующий день я приехал на работу рано утром. Иван уже был там и изучал переписанный Эммой от руки и переданный по факсу ордер на обыск: аккуратный почерк прилежной школьницы резко контрастировал с содержанием документа. В нем говорилось, что Главное следственное управление Главного управления внутренних дел по городу Москве возбудило уголовное дело в отношении Ивана — его обвиняли якобы в неуплате компанией «Камея» сорока четырех миллионов долларов налога на выплаченные дивиденды. Сами по себе требования к компании выглядели очень сомнительными, а поскольку Иван был генеральным директором этой компании, принадлежавшей нашему клиенту, обвинение касалось его лично.

Какой бы репрессивной и незаконной ни казалась российская система уголовного правосудия стороннему наблюдателю, Россия как суверенное государство все же продолжает оставаться субъектом международного права, и большинство западных стран сотрудничает с ней, в том числе по вопросам экстрадиции, внесения в стоп-листы Интерпола или ареста зарубежных активов. Мы-то находились в Лондоне, но проигнорировать уголовное дело не могли, поскольку это было чревато серьезными последствиями.

Постановление не имело никаких оснований: «Камея» платила налоги по той же ставке, что и все остальные российские компании, поэтому обвинения в адрес Ивана были просто несправедливыми. Если и был на свете человек, соблюдавший все правила и законы, то это Иван Черкасов. Он был отличным мужем, отцом, другом и коллегой; всегда с иголочки одет, аккуратен и пунктуален. Смотреть, как он ходит взад-вперед по офису вне себя из-за сфабрикованных обвинений, было выше моих сил. Я поклялся сделать все возможное, чтобы разрешить ситуацию.

Первым делом я обратился к лучшему из известных мне в Москве консультантов по налоговому праву — Сергею Магнитскому. Ему было тридцать пять лет, он возглавлял налоговую практику и аудит в юридической компании «Файерстоун Данкен» и владел поистине энциклопедическими знаниями по налоговому законодательству России. Говорили, что с начала работы в фирме он не проиграл ни одного процесса.

Как только Сергей вошел в курс дела, мы попросили его проанализировать деятельность компании за предыдущие годы и выяснить, не было ли ошибки в налоговых расчетах. Иван всегда был скрупулезен в вопросах налогообложения, и я полагал, что все суммы уплачены в полном соответствии с законом. Однако, учитывая тяжесть предъявляемых МВД обвинений, надо было удостовериться в этом на все сто процентов.

Сергей запросил всю налоговую отчетность «Камеи» со всеми без исключения первичными документами. До поздней ночи он изучал и перепроверял все материалы и налоговые выкладки и на следующее утро вынес вердикт: «Я внимательно изучил все аспекты расчета и уплаты налогов по компании „Камея“. Здесь все рассчитано и уплачено верно».

Сергей Магнитский в 2008 году — самый смелый человек, которого я когда-либо знал (Из архива семьи Магнитских)

Сергей был готов помочь нам в вопросах налогового права, но кроме того Ивану требовался юрист по уголовному праву, способный защитить его от преследования МВД. За помощью мы обратились к адвокату Эдуарду Хайретдинову, в прошлом работавшему судьей и следователем. С 1992 года Эдуард перешел к частной адвокатской практике. Высокий, представительный мужчина сорока восьми лет с седыми волосами, густыми усами и крепким рукопожатием — внешне Эдуард чем-то напоминал мне знаменитого ковбоя Мальборо из рекламы. На такого человека можно положиться в трудную минуту. Эдуард представлял известных в России людей и выигрывал громкие процессы по, казалось бы, безнадежным делам. В стране, где девяносто девять процентов дел заканчивается вынесением обвинительного приговора, это было настоящим чудом.

Эдуард предложил в первую очередь выяснить, что же происходит в самом МВД. Когда он прибыл в ГСУ ГУВД г. Москвы, его направили к руководителю следственной группы — тридцатилетнему майору Павлу Карпову. Эдуард запросил у Карпова ряд документов, которые следствие по закону обязано предоставить адвокату. Но Карпов отказался их выдавать. Для Эдуарда это было неожиданностью: за пятнадцать лет работы в адвокатуре он с подобным не сталкивался. Он был раздосадован поведением следователя, но я посчитал это хорошим знаком. Я решил, что если Карпов боится показывать материалы дела, то это лишь подтверждает его безосновательность.

К сожалению, моя оптимистическая теория почти сразу же разлетелась. Четырнадцатого июня мне позвонила журналистка Кэтрин Белтон — та самая, которая на саммите «Большой восьмерки» в 2006 году задала Путину вопрос о причинах моего выдворения из страны. Теперь она работала в английской газете «Файнэншл Таймс» и хотела получить мой комментарий по поводу недавних обысков. Я ответил на ее вопросы в надежде, что статья правильно выразит нашу позицию.

На следующее утро по дороге в офис я купил газеты и на первой полосе «Файнэншл Таймс» увидел заголовок: «Россия проверяет компанию Браудера по налогам». Я сел на скамейку и дважды перечитал статью. Среди целого вороха инсинуаций и откровенной милицейской лжи где-то в середине статьи мне бросилось в глаза одно предложение: «Следователи нацелены на Браудера как на автора схемы».

Похоже, они вовсе не собирались отступать. Наоборот — замышляли что-то гораздо более масштабное. Очевидно, удар по Ивану и «Камее» — лишь артподготовка к наступлению на меня.

Это крайне тревожило. Вдобавок мы находились в откровенно неравных условиях. Даже при том, что мы привлекли лучших юристов в России, это само по себе не имело значения, так как нам противостояли сотрудники правоохранительных органов, действующие за рамками права. Мы нуждались в источниках информации, чтобы понять, что же они замышляют. Нам нужен был Аслан, который посоветовал Вадиму покинуть Россию в 2006 году.

Мы не знали, продолжается ли тот межведомственный конфликт, который в свое время подтолкнул Аслана к мысли предупредить Вадима. Уверенности в том, что он снова захочет нам помогать, не было, но все же стоило попробовать выйти с ним на контакт. Вадим отправил ему короткое сообщение с просьбой о помощи. Через полчаса пришел ответ: «Что вы хотите узнать?»

«Кто стоит за обысками у нас на прошлой неделе и что еще они планируют?» — задал вопрос Вадим.

Через некоторое время пришел ответ: «За всем стоит Управление „К“ ФСБ. Они хотят разделаться с Браудером и отобрать все активы. Это лишь начало. Будут и другие уголовные дела».

Когда Вадим перевел мне это сообщение, от волнения у меня начала подергиваться нога — сообщение было недвусмысленным и сулило крупные неприятности. Но я отчаянно надеялся, что Аслан ошибается.

В голове у меня возник миллион вопросов, начиная с того, что такое управление «К».

Я спросил Вадима, но тот не знал. Мы подошли к его рабочему столу в надежде найти хоть что-нибудь в Интернете. На удивление, это сработало: несколько кликов на ссылки — и перед нами официальная структура органов ФСБ. Управление «К» занималось финансовой контрразведкой.

Я еле добрел до своего стола и свалился в кресло. Попросил секретаря ни с кем не соединять: нужно было все обдумать. Мысль о том, что я стал объектом преследования управления «К», пугала. Это было уже слишком.

Я сидел и размышлял: «Итак, меня преследуют российские спецслужбы, и я ничего не могу с этим поделать. Я не могу подать на них жалобу, не могу получить от них документы дела. Это секретное подразделение. Хуже того, у них есть доступ к неограниченным ресурсам — и законным, и незаконным. В ФСБ не выносят постановлений об аресте и не отправляют запросы на экстрадицию: они просто посылают профессиональных убийц».