МАРТ 2009

МАРТ 2009

1.3.09. 16–30

Первое марта. Воскресенье. Первый день весны... На улице тепло и метет мокрый снег, начавшийся после обеда. Тоска, пустота, непереносимая усталость, какое–то отупение и полное безразличие ко всему, включая собственную судьбу...

Шимпанзе орет и буянит целый день, постоянно кого–то разносит. От самого пребывания в одном помещении с этой безумной тварью делается нехорошо, испытываешь почти физический дискомфорт, постоянное нервное напряжение и чувство опасности. Теперь я понимаю стирмужика, который жаловался на постоянное “давление” в его присутствии. Пора бы уже! – как–никак, с 5 февраля, почти месяц уже тут, все никак не уберут, а ведь когда–то казалось, что уже сложилась эта закономерность: 2 недели в бараке – 2 месяца в ШИЗО. Уже и отрядник почти неделю как вышел, – и все ничего...

Теперь, когда появляется отрядник, оно начинает весь день ходить в столовую!.. :))) Сегодня отрядник приходил перед проверкой и, скорее всего, явится сейчас, к вечеру, и завтра утром на зарядку. А вчера вечером, после отбоя уже, эти блатные твари в конце секции стали вдруг вслух упоминать мое имя и фамилию и громко ржать. Скорее всего, это было связано с тем, что я не дал этим тварям жрать из своей передачи. Уже погасили свет, но я сел на шконке, прямо не скидывая одеяла, и стал прислушиваться. Эта бесхвостая животина, по–моему, назвала мое имя, сказала слово “покушать” (я в ответ на домогательства отвечал ее посланцам, что мне надо питаться самому) и – если я смог хоть что–то разобрать из этого лопотания на отвратительном, исковерканном русском языке, то оно приказало не давать мне телефон! Не знаю точно и не уверен, что расслышал правильно. Сегодня при встрече утром в туалете оно как ни в чем не бывало оглушительно–весело проорало: “Боря, как дела?!!” – но это ровно ни о чем не говорит. А вот того нового телефона, который появился после истории с карточкой “Евросеть” и по которому мать теперь ежедневно быстро дозванивалась – сегодня действительно больше пока не принесли! М.б., это потому, что от проверки почти до самого обеда в бараке сидел отрядник; м.б., “труба” и разряжена, – но факт остается фактом: пока что связи нет. Подождем, появится ли она до наступления ночи...

Сижу, читаю сборник статей Петлюры, купленный Тарасовым и привезенный матерью. И чтение само по себе достаточно интересное и полезное, – и отвлечься от грустных мыслей, от ужаса окружающей действительности. От ожидания беды каждую минуту...

2.3.09. 9–37

Мать, оказывается, всего 2 раза после проверки звонила вчера на тот номер, но он был выключен. Я узнал об этом, связавшись с ней с запасного варианта, явившегося прямо сюда, в барак.

Отрядник вчера вечером не приходил, но явился сегодня утром на зарядку. Я уже ждал его, одев телогрейку и выйдя в холодный предбанник; да и многие выходили заранее. Но шимпанзятина выползла последней, явно им разбуженная, и появилась надежда, что на этот раз он все–таки ее законопатит, куда положено.

Еще до завтрака опять вырубили свет, его нет и сейчас. Вскоре после 9–ит утра “пробили” шмон–бригаду – на тот “продол”, 3–й барак, 10 “мусоров”. Раньше они по понедельникам обычно не шмонали. Тем временем обезьянья мразь вместе со своей блатной кодлой после завтрака не легли спать, как обычно, а принялись в своем конце секции буянить, ржать и орать (тоже как обычно). Эта мразь, их предводитель, заорал: “Наталика!”, – как он теперь издевательски называет самого работящего, покорного и больше всех вкалывающего “обиженного” бедолагу. То ли хотел что–то от него по хозяйству, то ли еще что–то, но потом, видимо, ему пришла в голову мысль развлечься своим любимым способом: потребовал, чтобы тот вошел как стремщик и крикнул: “Наш отрядник к нам!” – это должно было бы вызвать в спящем бараке панику, очень эту мразь забавляющую. “Обиженный” отказался, за что мразь немедленно разбила ему до крови нос. После этого он все же вошел и крикнул: “Наш отрядник на продоле!”. Паники это никакой не вызвало, что удивительно, т.к. даже я сперва принял это за чистую монету и лишь потом из воплей: “Я тебе сказал крикнуть: “Наш отрядник к нам!”, а не “на продоле”!” – понял, в чем дело.

В общем, здесь и утром совершенно невозможно находиться – это чистейший бандитский притон, разбойничий вертеп, – все бандиты собраны вместе и предоставлены самим себе; грабят и вымогают они постоянно, а могут и избить, и даже убить (зависит от интенсивности избиения). Нечисть, мразь, отребье, зверье, подлежащее безусловному уничтожению, а не содержанию здесь за казенный счет. Даже чтобы сделать запись в дневнике, когда они не спят, приходится выбирать время, оглядываться и прислушиваться... Жизнь среди бандитов и подонков, жизнь как сплошной, непрерывный, день за днем, год за годом длящийся кошмар...

21–43

Пока ходил сегодня на ужин (капуста и соленые помидоры), эти хитрые блатные мрази, оказывается, уже договорились за моей спиной, что меня – вместе с ними, естественно – пустят в ларек прямо сегодня вместо среды и я отдам им – даже и не обещанные мной, но почему–то считаемые моим долгом – 500 рублей. Потому что, как объяснил мне “доверительно” блатной “телефонист”, на “колхозе” у них пусто, и если сверху спустится “по(д)ложенец”, то им всем будет плохо.

Ну что ж, спорить бесполезно – если только уж идти на скандал и полный разрыв. Пошел, отдал деньги этому мелкому поросячьему блатному чму, которое пошло со мной (да поперся зачем–то еще один полублатной, да “общественник”). И СДиПовцы ларьковые их действительно пустили, хотя обычно не в свой день никого не пускают. А в самом ларьке кассирша “обрадовала”, что денег у меня на счету ровно столько, сколько и выходило по моим подсчетам, а не больше, как она по ошибке насчитала мне в прошлый раз. Из жратвы было все, даже паштет (вот только сока, по–моему, не было, но специально посмотреть я забыл), но я не стал ничего брать себе, стоять в очереди. Возьму в среду. На душе было так мерзко и противно, но в бараке стало еще хуже: не успели эти твари с покупками на мои денежки вернуться, как мелкий свин прибежал ко мне требовать жратвы для них – ларьковских “макарон”, в частности. А когда я отказал, то приперся зам. шимпанзе (“комендант общежития” :) выговаривать мне за это, и даже обещал эти три несчастных (он сформулировал этот же смысл матом) брикета макарон отдать в среду в ларьке. Три я не дал бы им в любом случае.

Обезьяну отрядник так и не закрыл, вопреки своему обыкновению. Она орет, вычитывая кому–то за что–то, и сейчас, хотя уже был отбой. Свет горит по–прежнему. Отрядник сидел и почти весь вечер – часов с семи до проверки, которую сам провел и ушел.

3.3.09. 15–03

Что–то больно хороший был обед сегодня – щи с курятиной (я съел) и макаронные изделия (ушки, которые я не ем в принципе) с курятиной же. С чего бы это? Уж не комиссия ли опять какая, пронеси господи?!. Пришел в барака – тут лазит ”мусор” (Окунь), а едва он ушел и я хотел заняться делами – вдруг опять почувствовал, что весь этот суп стоит в горле комом, не проходя дальше, и сейчас опять может начаться рвота, как было в начале января. Кое–как, с большими усилиями, все же я справился с этой пакостью, протолкнул ее дальше в желудок, после чего попробовал вызвать рвоту – нет, не идет, нечем. Слава богу... Но ощущение мерзкое и крайне неприятное; дома со мной никогда не бывало такого, а тут – уже 2 раза (в августе 2008 и январе 2009).

Утром на улице был сильный мороз, градусов 15, не меньше – судя по тому, что нос у меня сам слипался. Но потом вышло солнце – и стало тепло, уже совсем не холодно стоять на крыльце без телаги. Весна... Осталось 747 дней. Да, удивительно еще и то, что нигде не было утром шмона, хотя я так и ждал “шмон–бригаду на продоле”. Что ж, будет завтра, скорее всего.

На днях можно уже подавать документы на УДО. Прошли очередные полгода, 11 марта будет ровно 6 месяцев. Результат известен заранее; да и “устный выговор” от конца ноября, как сказал матери по телефону Милютин, так и не снят, – якобы его должен снять отрядник. Но от отрядника этого ждать бесполезно; да и характеристику он напишет такую же, как в прошлый раз; но и независимо от всех этих мелочей – результат действительно известен заранее; это ясно ну хотя бы по первому разу, когда и характеристика была хорошая, и выговоров не было... Мрази! Лицемерные мрази... Разрушение дотла, полное уничтожение этого государства – единственная приемлемая плата за все, что они со мной сделали...

4.3.09. 18–05

Среда, ларьковый день. Отдал–таки 250 рублей этой вымогательской нечисти – за доставку “трубы”, которой еще нет и неизвестно когда будет. Больше, кажется, никому ничего не должен”. До тех пор, пока не надумают купить еще какую–нибудь технику, затеять в бараке новый ремонт и т.д.

Ларек полностью восстановился – есть сок двух видов, паштет, карамель и шоколадные конфеты. Но все заметно подорожало: паштет и сок – на 2 рубля, а карамель – аж на 9! Так что бедный стирмужичок (которому стандартный набор: чай + карамель – будет стоить теперь целых 50 рублей) сегодня, после всех ожиданий и надежд, в полном пролете и очень этим удручен. :))

Уже несколько дней забываю написать о новом жильце в нашем проходняке, на многострадальной верхней шконке над вшивым дедушкой. Теперь там спит шнырь, бывший санитар из санчасти. Даун настолько ярко выраженный, с такой четкой печатью умственной отсталости на физиономии, что, увидев его самый первый раз в санчасти (когда на 2 дня клали туда из карантина с опухолью лба), я был просто в шоке. Его уже при мне раза 2 брали и выкидывали из санитаров; на бараке же его призвание – ставить чайники и мыть блатным посуду. Но большой плюс его – что он или занимается этим (больше по вечерам), или бродит где–то, или спит. Т.е. в проходняке, внизу, он практически не присутствует, есть–пить тут, как некоторые прежние жильцы, не претендует. Очень хорошо, удобно и спокойно. Фактически мы со вшивым опять в проходняке вдвоем, как было в декабре: шнырь–заготовщик, спящий надо мной, ест – и вообще живет – в соседнем проходняке, с другой стороны от моей шконки. Да и тот или в беготне с чайниками, или лежит наверху.

Опять похолодало, сегодня даже днем солнце не нагрело и не растопило так, как вчера. Утром я успел выскочить заранее – и вовремя: к последнему упражнению зарядки явился “мусор”. Сейчас в бараке сидит отрядник, припершийся перед ужином. Придет ли он завтра на зарядку? Знать бы заранее... А я с тоской думаю о том, что после бессмысленного суда по УДО, отказ в котором известен заранее, придется ведь неизбежно получать это решение суда об отказе. То есть – идти в спецчасть, то бишь в штаб; точнее – не идти, а красться туда, рискуя физической расправой шимпанзе, тайком от всей этой блатной мрази...

6.3.09. 16–13

Башка начала болеть еще до обеда – и до сиз пор (правда, пока был на обеде и в ларьке, забыл – и она прошла). Шли на обед по “продолу” мимо бараков – поскользнулся и грохнулся; там безумно скользко, накатано тысячей ног за обед. Хорошо еще, помогли встать, подхватили под руки. Спина болела так, что еле смог встать со шконки и собраться на обед, одеть ботинки. Болит, когда случайно прижмешь, эта пакость на спине, которую наконец–то рассмотрел сегодня утром в бане. Здоровенная горошина, вся налитая кровью, такого прямо багрового, кровяного цвета, болтающаяся как будто на тоненькой ниточке – на кровеносном сосудике, видимо. Жуткая на вид штука, и реальная боль, когда ее прижмешь. Что будет, если оторвется, даже думать не хочется. Мать все боится, что может быть рак, – где–то когда–то слышала или вычитала, что все эти родинки и бородавки могут вызвать рак, если их сдирать... Вообще, омерзительное чувство собственной немощи, разбитости; развалина в 35 лет...

Хотя отдал 500 рублей этим гадам на их нужды, плюс блок сигарет – еще 180 минимум, – все равно продолжают клянчить “на общее”, “на крест”, “на БУР” и т.д. В основном чай и карамельки; в сумме они стоят уже 50 рублей, что немало. Да еще я, дурак, просчитался и выбил рублей на 20 больше, чем надо, – деградирует и мозг, не только тело; уже даже несколько двузначных цифр в уме правильно сложить не могу. Хорошо, как раз на эту лишнюю сумму там была пачка вафель – плохоньких, видимо, местного производства; но все же сладкие и с ванилью, так что есть их можно. Да еще один из блатных уезжает на “пятерку”, так на проводы его выклянчили у меня еще пачку чаю (потом стали просить вместо нее конфеты, но уже не хватало денег). Зачем купил им? Сам не знаю.

Письмо от Мани Питерской пришло мне вчера аж нераспечатанным! Да еще и отдали прямо в руки, хотя это было заказное письмо, а не обычное. Видать, зауважали после моих жалоб и протестов по поводу переписки. :) Сегодня днем отправил ей ответ.

Усталость, тоска, потеря смысла существования... Домой я не вернусь уже никогда. Никогда не стану прежним после всего этого, пережитого. Собираюсь подавать на УДО – зачем? Знаю ведь, что откажут... “...Но что–то делать нужно,/Чтоб не сойти с ума.” Жить не хочется, да и незачем. Впереди 2 выходных – не будет шмонов и, очень надеюсь, не будет комиссий. Но расслабляться все равно нельзя ни на минуту. В понедельник с утра, к середине зарядки, припрется отрядник. Все известно заранее... Скучно так жить. Тоска... Кончается 107–я неделя, остается их 106 и 2 дня. 744 дня всего. Ровно 300 дней до конца года. Не дотянуть...

7.3.09. 15–35

Какая–то новая истерия овладела всей этой барачной нечистью: убрать все лишние вещи! Блатной чмошник–поросеночек ходил и распоряжался, – лично мне, например, велел “убрать телагу”. Я вынул из рукава шапку и шарф, из кармана блокнот – и повесил ее в раздевалке; до ужина, думаю, не пропадет. Уже пошли разговоры о какой–то комиссии. Но “сидора” пока не волокут в каптерку. А 3 ключника–каптерщика даже вышли дружно гулять на улице. Похоже, все дело не в комиссии, а в бешеном шимпанзе, которое тут командует при полном попустительстве быдла, – как и во всей стране от веку, впрочем. Это животное сегодня на моих глазах лазило зачем–то в проходняк блатных обиженных” (лазит оно туда часто) и возмущалось тем, как “воняет”. А перед обедом орало, что, мол, надо убрать все (!) вещи, а то, мол, даже на обед уходят, а вещи висят, и “воняет, как дальняк”. (Вот сейчас, пока пишу, опять в конце секции кто–то орет: “Убери шмотки с дужки!”.) Видимо, в этом капризе данного представителя отряда приматов все и дело, ни про какую комиссию никто официально (в “культяшке”) не объявлял.

Ну, до ужина ладно. Ну, потом можно повесить и с внутренней стороны шконки, хотя не очень–то удобно. И что? Дальше, все 2 года, так и жить? Нет! Эта мразь и нечисть уйдет в начале осени, так что следующую зиму все равно будет полегче. Второе такое уж не появится, я надеюсь. Эту, большую “телагу”, собственно, уже можно убирать, а вместо нее доставать ту, вторую, полегче, которую оставил ушедший “ночной”. Она и места занимает меньше.

Но пока эта мразь бесится, лютует, просто пеной исходит из своей пасти, и постоянно кого–то бьет. Звуки ударов, несущиеся под разъяренное лопотание и крики шимпанзе из конца секции, стали привычным явлением. И сегодняшняя “уборка лишних вещей”неоспоримо свидетельствует еще раз: расслабляться тут нельзя ни на минуту, ни на секунду, ни в выходные (сегодня суббота), ни в будни.

На улице уже достаточно тепло днем, хотя с утра был приличный мороз. Весна...

8.3.09. 9–26

Воскресенье, да еще “праздничек”, но с утра врубили зарядку. Я был поражен, случайно (!) услышав ее через окошко. “Мусора”, правда, до нас не дошли. А вот ужин сегодня, вне всякого сомнения, будет на час раньше – “по выходному”.

Спина адски болела большую часть дня вчера и болит сегодня. Справа, не по центру; когда долго сидишь, пишешь или читаешь, согнувшись, на шконке – потом невозможно ни встать, ни сесть; адские боли, когда уже встал и идешь, – прихватывает так, что, если не ухватиться рукой за стену или за что–нибудь еще, можно упасть. Зато бородавка на плече стала поменьше, кровь из нее вышла, а вокруг какая–то засохшая корочка, как будто поцарапано было. Сдирать ее я не рискую.

Пока проверял одежду на вшивость после завтрака и думал, ЧТО написать, – можно было еще (и хотел) написать, что все спят. Но взял тетрадь – и услышал резкие гортанные звуки из того конца секции. Тварь проснулась!.. Блин!.. Начинается веселый денечек... Дай бог, чтобы обошлось только одним выносом телогреек, как вчера...

Осталось мне здесь ровно 106 недель, 742 дня.

19–02

День прошел более–менее спокойно, без особых эксцессов. Ужин, да, был в 4 часа дня. Перед ужином, правда, эта блатная нечисть, собравшись в углу у шимпанзе, пробовала издеваться надо мной, крича мне оттуда и зовя якобы “к телефону” (один из этих выродков практикует время от времени такую “шутку” именно надо мной еще с осени 2007 года). Но я уже знаю, кто и каким голосом это орет; да и сама последовательность криков хорошо выдавала, ЧТО именно нужно этим мразям на самом деле. Голосами как будто перепившимися по случаю “праздника” (вполне может быть, хотя брагу вроде бы последнее время не гнали) реплики следовали в таком порядке: “Боря Стомахин!!”; другой, тише: “Шоколаду!!”; тот же, опять громко: “К телефону!!!”; чуть погодя, тише: “Кто сказал, что в бараке нет сладкого?! (Громко) Боря!!! Стомахин!!!”. И т.д. Захотели, видишь ли, нажраться шоколаду за мой счет; когда блатным что–то нужно из жратвы – у кого же и взять, как не у Бори Стомахина? Ему мать покупает с пенсии и привозит за 900 км специально для блатных 13–го барака...

А так (пока что; день ведь еще не кончен) все более–менее спокойно. На улице опять холодно, весь день валил снег и дул сильный холодный ветер. Хорошо только то, что этот снег засыпал скользкий–прескользкий “продол”, стало гораздо легче ходить по нему. С крыши барака, покрытой снегом, свисают после оттепели длиннющие сосульки, достающие до окон второго этажа. Блатная сволочь испугалась, что они упадут на нее – и теперь, уже дня 2, на проверки отряд строится опять на футбольном поле напротив барака, как было прошлым летом. Но сосульки не падают и не упадут, пока не будет настоящего тепла.

Вокруг луны вчера вечером был (уже 2–й раз тут вижу) большой, светящийся круг. Скоро, в конце марта, как раз во время длительной свиданки, надо будет переводить часы на летнее время.

9.3.09. 9–20

Зарядку сегодня утром не включили. Отрядник не пришел, хотя я, как дурак, одел телагу и вышел его ждать; но увидев (услышав), что зарядка не воет и не скрежещет, зашел обратно. На завтрак яйцо уже не дали, хотя день считается выходной, – только гороховую размазню.

Самая забавная и одновременно радостная новость – та кровяная бородавка на моем плече, один слух о которой так перепугал мать, вчера отвалилась сама. Последний раз щупал – она была уже сжурившаяся и вся покрытая коркой, как будто кровь выходила прямо через кожу. Держалась едва–едва, словно на тончайшем волоске, но все же оторвать я не решился, хотя соблазн был огромный. И вот – ложась спать, полез рукой еще раз пощупать, а ее нет!! :))) Отлично!

Еще одна приятная новость – вчера вечером, перед самой проверкой, дозвонилась из Питера Маня, по новому, “евросетевому” телефону. (К вопросу о пользе покупки телефонных карточек для блатных. :) ) Поговорили. Я вспомнил после ее письма, что ведь там, в дневнике за январь–апрель 2008, который ей недавно переслали, есть и о ней – после того нашего ночного разговора в марте 2008. Что ж, она молодец, и ее звонки всегда у меня вызывают искреннюю радость, и пусть она знает об этом. Она сказала, кстати, чрезвычайно интересную вещь: оказывается, где–то в инете уже висит здоровенный список (пунктов на 300, если я правильно понял) всяких книг, прессы, даже отдельных страниц с разных сайтов, признанных по суду “экстремистскими”. И – с чего зашел об этом разговор – там, в списке, есть “Радикальная Политика”, тот 3–й номер за 2006 год, который в том (2008) г. признал “экстремистским” какой–то райсуд в Нижнем. Это большая честь – быть в их списках, хоть “экстремистских”, хоть “черных”, хоть на физическое уничтожение, :) даже если из всей газеты туда попал всего один номер.

10.3.09. 9–39

Шмон на 3–м. Причем “пробили” шмон–бригаду на большом” ровно в 9 утра – еще даже до “пятиминутки” у начальника зоны. И это уже 2–й раз – до этого шмон на 3–м был 2–го марта. Пришедший оттуда парень говорит (я сижу через 2 проходняка), что это уже и 3–й раз за короткое время. Это, разумеется, не просто так, это – месть. Месть за какие–то обнаруженные, но не отданные “мусорам” телефоны, что ли, если я верно понял этого парня. Разумеется, частые шмоны в одном месте никогда не бывают просто так, это всегда месть за что–то, способ потрепать нервы. Так же, как и “мой” шмон на вахте после короткой свиданки, о котором очень неплохо написала на “моем” сайте Е.С.

Подонки, захватившие осенью соседний проходняк, вчера опять вспомнили свою идею “переложить” меня, как они разогнали и “переложили” тут уже всех соседей. Самый младший из этих ублюдков, узнав от чуть более старшего (конченный бандит; только расстрел, никаких церемоний!) о том, что я уже раз отказался, сам стал выпытывать у меня, почему я не хочу поменяться местами со вшивым дедушкой, моим соседом, чтобы он лежал на моей отдельной шконке (типа, от него вши тогда не доползут до соседей), а я – бок о бок как раз вот с этим юным наглецом. Когда я решительно отказался переезжать ради его удобства, он стал грозить, что меня “переложат по–плохому”, т.е. насильно. Ну да, позовут бешеное шимпанзе, эту свою (до сентября) “тяжелую артиллерию”, вполне такое может быть. Мрази. Ублюдки. Полный барак ублюдков. Пока что свою угрозу они не осуществили, но она вполне реальна, и начеку надо быть не только по поводу вещей, но и спального места. Придешь, скажем, с длительной свиданки – а тебя уже “переложили”, матрас скрутили, все твои вещи выкинули...

Вшивый дедушка, между прочим, за прожитый напротив него год с лишним стал раздражать меня все больше и больше. Курить прямо мне в лицо, когда я ем или пью чай, я его вроде бы отучил, хватило нескольких замечаний. Но свои тапки, укладываясь на шконку, он так просто, наивно оставляет прямо посреди проходняка, который по ширине Уже, чем мои плечи. Приходится мне самому задвигать их под его шконарь, а когда уж слишком одолеет раздражение – то просто запинывать. Потом, он пАлит! Как называют зэки слежку, высматривание чего–либо, и т.д. Он сидит напротив меня на шконке, молчит и внимательно наблюдает за всем, что я делаю, что я достаю – будь это банка консервов на ужин или тетрадь с дневником. Внимательно, неотступно наблюдает, сидя и даже лежа, пока не заснет. Я молчу, но, по правде говоря, раздражает это ужасно. Я каждый день, месяц за месяцем, год за годом делаю одно и то же, по заведенному распорядку дня, в одно и то же время достаю одни и те же предметы, хлеб, колбасу, режу ее, достаю лапшу и консервы, лезу в баул, и т.д., а если пишу что–то, то все равно он не может прочесть (видит одним глазом, и то лишь в очках, да и то только если сам залезет в мой баул или под изголовье, где лежат все бумаги). Но он наблюдает пристально и неотступно за каждым движением. Даже когда я берусь рукой за второй ярус его шконки у него над головой, чтобы подтянуться и встать (позвоночник болит, без этого я встать не могу), он каждый раз вслед за моей рукой поднимает туда глаза. Я берусь рукой за эту шконку год, 2 месяца и 11 дней, но он все равно каждый раз поднимает глаза вслед за моей рукой...

Тоска, ужасная безысходная тоска – просыпаться каждое утро тут, в опостылевшем, всю душу мою растоптавшем и вымотавшем бараке. Уже 3 года сижу, и все никак не могу смириться... Тоска, отвращение, желание умереть, отдать все, и саму жизнь, только бы этого всего не видеть. Жизни не жалко, потому что, пройдя эти сточные канавы, вывалявшись в этом дерьме, стал сам себе противен. Возмужал, да, и если это до конца выдержу – закалки и выдержки прибавится на дальнейшие испытания. Но тошно и тоскливо тут до такой степени – словами это не описать. Постоянная опасность, постоянное нервное напряжение, угроза потерять все – вещи, место, связь, деньги со счета... Жизни в этом доводящем до нервного истощения тоскливом ужасе осталось еще ровно 740 дней (если не намотают чего–нибудь еще). Как только придет отрядник – пойду подавать ему документы на отказ в УДО.

11.3.09. 9–06

Не комиссия – так прокурор! Час от часу не легче... Вчера приезжал суд по УДО, как обычно, и в этом суде, тоже как обычно, принимает участие прокурор. Суд этот кончается обычно к 12 часам, к проверке. Так вот, уже где–то полвторого главный провокатор барака, зам. шимпанзе, вдруг крикнул, чтобы убрали все “лишние вещи”: мол, прокурор вышел в зону и сейчас пойдет по баракам. Ага, как же!.. Тем паче, что у штаба стрем точно не стоит, а с бараков выход прокурора никак не увидеть. Но, конечно, началась, как всегда, паника и вынос “сидорОв”. Я, как обычно, быстренько расстелил красное одеяло (все движения уже отработаны. Продуманы, просчитаны), засунул под него баул со жратвой (слава богу, уже где–то на треть разгруженный), телогрейку вынес в раздевалку. Шимпанзе быстро подключилось к командованию и, вместе со второй здесь по агрессивности блатной тварью, пошло по секции с инспекцией, бешено вопя при виде любой висящей тряпки – убрать, не важно, твоя, не твоя, – ВЫ ЖЕ ЗДЕСЬ ЖИВЕТЕ!!! Убойный аргумент!.. То есть, если отлучишься или зазеваешься, любой сосед по их приказу уберет или выкинет твои вещи, потом ищи их... Вторая мразь орала: что вы оставляете “сидорА”, уберите их в каптерку, потом заберете, а то я сейчас скажу их выкинуть!!! Кому он скажет? “Обиженным”, кому же еще, кто еще здесь ему беспрекословно подчиняется. Т.е., если отойдешь от своих баулов и их обнаружат – вполне могут и выкинуть; впрочем, я это знал всегда. Ну, положим, дальше “локалки”, а еще точнее – помойной бочки у двери барака, они не выкинут, но сам факт... Чердака, как на 5–м было, чтобы засовывать баулы туда, здесь, слава богу, нет.

Нервы, нервы, нервы... Состояние постоянно “ на взводе”, и выносить его очень тяжело. Слава богу, эти блатные твари мои баулы не обнаружили, не выкинули, а сами со всем бараком пошли на обед. Вернулся, лег, полежал, поговорил с соседями, съел компот баночный (из передачи). Было ясно, что прокурор не появится. Лежу. Вдруг приходит “общественник” и говорит: тебя вызывают в 5–й кабинет. Еще новость! Не прознала бы вся эта кодла... Иду, одеваюсь. “Козел” лежит на шконке и говорит: “Ты разве один не дойдешь?”. Конечно, дойду, так даже еще лучше, – нафига мне лишний свидетель для блатных.

Иду, захожу в 5–й кабинет. Сидит это чмо Агроном (майор Степанов) и прокурор – тот самый, Овсов, который дважды выступал против моего УДО на судах в 2008 г. Оказалось, он привез с собой жалобу моей матери по поводу запрета (де–факто) книг, которую она отправляла в Нижнем проездом со свиданки 27.2.2009 домой. Дошла, оказывается, жалоба, а то мать все хотела узнать ее судьбу и не могла дозвониться в это Сухобезводное.

Короче, он просто хотел взять с меня обычное объяснение, как всегда в прокуратуре (в ноябре 2003 по тому делу, за которое сейчас сижу, тоже...), и написал его сам, задавая мне вопросы по жалобе матери, лежавшей перед ним на столе. Я подтвердил ему все эти факты и еще накидал дополнительно от себя, – и про письмо Приведенной с брошюрой, и про похищенную вторую книгу Айдара Халима, и т.д.

В середине разговора в кабинет вошел какой–то здоровенный, уже немолодой, с проседью, татарского в целом вида, одетый в зимнюю спортивную куртку и джинсы. С прокурором они, как старые знакомые, чуть не обнялись, здороваясь, и тот, незнакомый, сказал прокурору нечто вроде: ну, я тебя тут подожду.

Сидел, молчал, а когда я, уже подписывая прокурорское объяснение, стал подробнее говорить про книжки Халима, вдруг сказал: ну да, он одну мне прислал, а одну тебе. Только так я и понял, что это был Милютин, начальник зоны! Абсолютно незнакомое лицо, ни разу, по–моему, за год и 8 месяцев я его тут не видел.

Письмом Халима, где упоминаются 2 посланные мне книжки, это прокурорское чмо заинтересовалось (пока он писал, я смотрел на его седую голову и очки – и думал, что вот хорошо бы, действительно, выволочь его за ноги из его кабинета, поставить к стенке и расстрелять. И что с ним будет, какая у него будет физиономия, когда к его голове приставят ствол. Сами, лично, без своих бумажек, мундиров, кабинетов и подразделений ОМОНа эти твари очень трусливы, когда их вдруг берут за жабры. Словом. Представлял себе с участием этого старого хорька картины в духе “культурной революции” в Китае, или описанный Корчинским “наезд” УНСО на одесского прокурора прямо в его кабинете в 1993 г. Тот тоже был вне себя от страха... :) и послало меня принести ему это письмо, если оно у меня сохранилось. Я пошел, хотя 2–й раз тащиться в штаб мне очень не хотелось – по причинам “блатным”. Пришел в барак – все, включая шимпанзе, как раз выходили на ужин, я лоб в лоб столкнулся с ним в дверях. Ничего не сказало и не спросило. Потом – я шел обратно мимо столовой, все были внутри, но эта банда блатных стояла на площади, вне столовской “локалки”. Но, слава богу, и тут никто ничего не спросил, не крикнул, и я дошел благополучно.

Кончился разговор стандартными тупыми (солдафон, типичный Скалозуб) “наездами” Милютина на правозащитников – как конкретно Е.С. и Шаклеина, так и вообще. Даже Сахаров для него оказался не правозащитником, а только создателем известной бомбы. Но упоминанием Нобелевской премии Сахарова 1975 г. я сумел его заткнуть. :)

Прокурор под конец спросил, сколько мне осталось сидеть; я сказал, что 2 года, т.к. УДО мне не предоставляется, и напомнил ему предыдущую встречу в этом же кабинете полгода назад. Он понес обычную околесицу (точнее, они оба): что я могу подать еще раз, а решает суд, и в каком порядке ходатайство об УДО подавалось раньше, в каком теперь, что бывали случаи, что и 5 раз оказывали, и т.д. и т.п. Прокурор спросил, есть ли у меня взыскания. Я сказал, что есть, и, поскольку он мне напомнил, спросил Милютина, снято ли хоть одно. Он сказал, что 1–й выговор таки снят, предложил зайти к Русинову, пусть тот покажет в личном деле. А 2–й, устный, он, мол, не имеет права снять, а только начальник отряда, который его и наложил. На мой последний вопрос, будет ли вообще как–то принято во внимание, что рапорт Одинцова, по которому это взыскание наложили, был чистой ложью, вразумительного ответа получено не было, и я распрощался с ними. По баракам прокурор так и не ходил. :)

Я успел рассказать все это подробно и под запись матери. Но бурный день еще не был кончен; на улице перед самой проверкой подошел блатной “телефонист” и сказал, что, мол, “мусора” угрожают “положенцу” большими неприятностями для барака (как я понял) если меня не лишат связи вообще. Но он, мол, телефонист, такой герой, молодец и честный человек, что и против “положенца” не побоится пойти, все равно будет давать мне свою “трубу” (правда, постоянно сидя рядом при разговоре), но для отстаивания моих интересов перед “положенцем”, шимпанзе и прочими начальничками я должен “уделять” на их чайно–карамельный “колхоз” рублей по 200–300. Остановились на 200, и я несколько раз подчеркнул, что хочу, чтобы по ходу дела эта сумма не увеличивалась. Но все равно – было заведомо ясно, что все это ложь и блеф. После последнего текст на “моем” сайте о “Рыжем” и шмоне после свиданки – “мусора” действительно могли озвереть и потребовать лишит меня связи. “Положенец” – непроходимый трус и дурак, ничтожество, всегда готовое поддаться на шантаж и пожертвовать интересами моими и моей больной матери. Но что уж точнее и несомненнее всего – так это то, что “телефонисту” просто понравилось меня “доить”, он увидел, что деньги у меня есть, что от связи я достаточно сильно завишу, и под предлогом ее отстаивания от (якобы) запретов “положенца” можно трясти с меня одну крупную сумму за другой. Банальная разводка. Но, тем не менее, прекрасно осознавая это, я на нее все же согласился, ибо выхода у меня нет.

А мерзкий и наглый “евросетевой” вариант передал мне вчера вечером привет от “запасного”, с которым он дружит и который просил меня зайти. Зашел сегодня утром – перед завтраком и, получилось, вместо него. Хотелось прежде всего узнать судьбу 5 тысяч, отданных этой швали матерью. Он сказал, что “труба” куплена и лежит в Москве, но сейчас ее сюда “тянуть” нельзя и не надо: нет “дороги”, вводятся “ограничения” на “трубы” (блатные по баракам собирались, пересчитали все наличные “трубы”, “постановили” оставить несколько на барак, а остальные “отогнать” на “святые места”). Начал “кошмарить”: ожидается со дня на день страшная комиссия; кто–то прямо из зоны “сливает” всю информацию обо всем “движении” в зоне прямо в ГУИН (якобы из–за этого и забирали “лишние” “трубы”, а тот, кто отказался бы отдать, был бы сильно избит и стал бы считаться “сукой”, сливающей эту информацию в ГУИН; точнее, на нем было бы это “подозрение”); “хозяин” где–то недели 2 (точно не сказал) назад дал “положенцу” месяц на нормализацию обстановки в зоне (подъемы, зарядки, отбои, походы в столовку, и пр. и пр.), а иначе обещал ввести в зону ОМОН, который недавно уже тут был и даже хотел зайти под “крышу”... В общем, набор ужасов, стандартный и заезженный до того, что за год и 8 месяцев я лично уже перестал его бояться. В конце концов, ОМОНом они бить не посмели даже год назад, когда 8.2.08. тут был “кипиш”, битье СДиПовцев и уничтожение их будочек.

Пока пишу, уже говорят рядом: комиссия. Опять комиссия!!! Ну что ж, надо срочно стелить красное одеяло...

10–29

Что ж, застелил быстро, баул со жратвой убрал, отдельно сложил жратвы на 2 дня. Дело уже привычное... Каждое утро теперь, вставая и складывая еще затемно одеяло, я думаю о том, не придется ли его сегодня расстилать... Провокатор уже не спит. О комиссии знают уже даже “обиженные”. Да и вчера ночью кто–то говорил, что на 3 дня приехала. Как обычно... Ждем пробуждения зэков и предпроверочной истерики, выноса “сидорОв”, мата и угроз шимпанзе, и пр. и пр. Тоска, смертная тоска и отчаяние охватывают от этой уже знакомой перспективы. Когда же конец всему этому? Еще целых 739 дней...

15–30

То понос, то золотуха... Вечно что–нибудь случается... Про комиссию не орали, баулов не выносили, проверка прошла спокойно. После нее “телефонист” пришел ко мне с телефоном, я позвонил матери (которая уже звонила на его новый (!) номер, откуда–то узнала) и Е.С. (этот хмырь решил просить ее на моей старой “симке” поменять номер, для этого нужны ее паспортные данные. Типа, ему кажется, что она прослушивается, и т.п., хотя, как справедливо заметила Е.С., прослушать можно любой номер. Заодно наконец–то вспомнил и спросил ее, найдут ли мне адвоката (м.б., Трепашкина) на новое УДО.).

И пока я разговаривал, а хозяин “трубы” сидел на корточках на шконке напротив меня, – прорвало вдруг трубу в каптерке! То все несли “сидорА” туда, а теперь кинулись и понесли оттуда! :))) От одной этой метаморфозы, глядя на нее со стороны и философски, можно было помереть со смеху! Лампочка в каптерке почему–то “накрылась” (позже принесли от завхоза другую, на время); вещи, висевшие в сушилке, облило грязной водой (в том числе постельное белье стирмужика, – из белого оно стало темно–коричневым :))) ), из темноты валил густой пар; подбежавшее шимпанзе, как обычно, морщилось и орало, что “воняет как туалет!” (чувствительное какое! :) ). В общем, веселье продолжалось. И в разгар этой беготни и пара кто–то кому–то (стремщику) крикнул нечто вроде: пойди узнай, где там прокурор! Как?! Неужели он еще не уехал?..

После обеда с этим вчерашне–сегодняшним гнусным вымогателем–“телефонистом” пошли в ларек – отдавать ему (на “общее”?) мои 100 рублей, на которых он, по его словам, сговорился с шимпанзе, что будет давать мне “трубу”. 100 на этот, плюс к уже отданным 2–го марта 500–м; а на следующие месяцы – 200. Реальная цена ежедневной связи для меня здесь, в условиях враждебности как “мусоров”, так и до смерти их боящегося “положенца”...

Заходили в “локалку” ларька – навстречу нам из штаба вдруг вышел вчерашний прокурор Овсов вместе с Агрономом и еще каким–то чмом в форме. Я специально остановился во дворе ларька – посмотреть, куда они пойдут, хотя был уверен, что к вахте. Ничего подобного, они поперлись вглубь зоны! Вот уж не ожидал!.. Но тут уж, как говорится, своими глазами увидел, и не верить им было бы глупо.

Отдал чек в 100 рублей, этот хмырь тут же отдал его “провокатору”, пришедшему туда еще до нас. Тот, прямо передо мной в очереди (впрочем, человека 2–3 всего) стал покупать на них рулет, конфеты, пакетный чай и т.п. На “общее”, ага! Как же, как же... Верим–верим!.. :))

Пошли “домой” в барак, только зашли в калитку на “продол” – навстречу нам оттуда выходит прокурор с одним из “мусоров”. Я спросил у первого же СДиПовца (кстати, все они сегодня с утра в красных повязках с надписью “СДиП” – очень плохой признак; верный признак комиссии или чего–то еще в таком духе), куда именно он тут лазил. Оказалось – на 12–й и 8–й, больше никуда. Захожу в барак – все спокойно, все “шкерки” и перегородки между шконками висят на своих местах; главное – моя одежда, которую я перед уходом не снял и не убрал (кто же ждал этого прокурора 2–й день!..), висит на месте! Я–то боялся, что ее, согласно вчерашнему рецепту шимпанзе, снимут и куда–нибудь денут, – нет, обошлось.

Пришел, вытащил продуктовый баул из–под своей шконки (с большим трудом, как всегда, – он цепляется за крючки), выложил покупки, поел. Когда пришел. В сушилке что–то сваривали, видимо, в связи с прорывом трубы; во дворе, у входа, стоял уже знакомый мне сварочный аппарат, внутрь тянулся провод. Поел, пошел выбрасывать корки в туалет, – оказалось, он опять забился, в нем потоп, не войти. О–о, давно потопа не было в туалете!.. Проклятая страна, все в ней через жопу, то понос, то золотуха, то туалет затопит, то трубу прорвет. И все в один день...

Не в тему, но пока помню: вчера узнал, что у блатных, в их “маленькой секции”, уже 2 новых чайника. Один – тот круглый, белый, стоит наверху; 2–й, как мне сказал видевший его шнырь, они прячут в тумбочку. Слава богу, хоть не будут теперь приходить и требовать мой, который, увы, и без того уже еле работает, – контакт в соединении шнура с чайником пропадает, и нужно менять положение провода, включать его через другую сторону чайника, чтобы ток шел и лампочка на ручке горела...

Очень хочется надеяться, что это уже все испытания на эту неделю, не будет больше ни прокуроров, ни комиссий, ни шмонов (сегодня, кстати, их нигде не было). Но, увы, на спокойствие надежды мало, даже до выходных, а расслабиться тут нельзя ни на секунду...

12.3.09. 9–27

Осталось описать за вчерашний день лишь “вечер трудного дня”. Впрочем, ничего особенного: перед ужином приперся отрядник. После ужина я сразу пошел к нему подавать документы на УДО. Он заставил прямо в его кабинете переписать ходатайство в суд: там стояла дата 10.3.09., и он заявил, что 11–го числа с такой датой он принять не может! Я долго сидел в его кабинете, не столько переписывал эти 10 строчек, сколько разговаривал с ним. В основном разговор шел на больную тему: о письмах и книгах. Оказалось, прокурор и с него тоже взял вчера объяснительную, причем отнесся так (мне очень смешно было эти жалобы слышать :)), как будто отрядник эти письма украл, вместо того, чтобы вручить мне. :) После этого они придумали следующее: с этого дня (11.3.2009.) все приходящие мне письма, и простые, и заказные, будут записываться в специальный журнал (большая общая тетрадь) и при получении каждого из них я должен буду ставить число и роспись. Понятное дело, что эта мера никак не гарантирует о того, что некоторые письма будут опять перехватываться, не доходя ни до самого отрядника, ни до его журнала, ни до меня. Собственно, в том, что это так и будет, сомнений нет: под конец беседы отрядник спросил, показывать ли мне акты изъятия писем, если такое изъятие в будущем будет происходить. Я ответил, что, конечно, показывать, так я хоть буду знать о судьбе этих писем, но лучше мне приносить сами письма, а не акты об их изъятии. Когда зашла речь о книгах, эта скотина пыталась прищучить меня статьей УИК о том, что з/к может иметь при себе только какое–то ограниченное количество книг, и была очень удивлена тем, что я не храню всю эту библиотеку при себе, а отдаю матери, которая их увозит.

Позвонил после этого разговора Тарасов; потом, когда отрядник уходил, пришлось, естественно, прерваться; а после этого я быстренько позвонил матери и успел все эти свеженькие новости рассказать ей. Надеюсь, сегодня все это уже будет опубликовано.

Что ж, начался новый день, четверг. Время 9–45. Ждем комиссию! :)))))))) А может быть, и шмон (вчера вроде нигде их не было, но сегодня тоже “режимный день”).

19–45

Ну вот все и определилось! КГБ, даже локальное, зоновское, как всегда, действует руками уголовников. Только что приходило какое–то незнакомое мне плюгавое чмо – видимо, с 10–го барака, вызвало меня на разговор в раздевалку и сказало: я знаю, что ты пишешь жалобы, кроешь “мусоров”, так вот, пиши про всех, только Демина не упоминай. На мое резкое возмущение, что именно из–за Демина (нач. оперчасти) у меня все проблемы – чмо заявило: если будешь продолжать, то просто у тебя не будет телефона; подумай. Да, и предложило подняться на 10–й, к “положенцу”, но я от общения с этой харей отказался. Таким образом, ясно теперь не только то, КТО именно показал этому “положенцу” в прошлом сентябре мое “грузинское” письмо, но и чьей вообще креатурой является этот “положенец”. На оперчасть, как всегда, и работают все самые блатные из блатных. Видимо, в связи с жалобой матери о книгах и моими объяснениями прокурору тот потревожил и Демина – объяснительную потребовал, или что еще похуже. Тот разозлился – и решил мне отомстить доступным ему “неофициальным” способом, через блатную нечисть, неявно работающую на него, им опекаемую – и одновременно контролирующую все вопросы сотовой связи в зоне...

13.3.09. 10–59

На улице с утра опять мороз, довольно сильный, и держится до сих пор. Небо почти ясное. “Мороз и солнце...” Вернулся только что из бани (пятница). До ухода успел (не ожидал, что смогу так рано) сообщить матери про вчерашний инцидент. Асимметричный ответ Демина, так сказать. Мать, как всегда, плохо слышит и половину не понимает, а говорить приходится в присутствии хозяина телефона, внимательно все слушающего. Очень неприятно.

Затишье: часть в бане, часть еще спит. Командовать и буянить они начнут позже – после проверки, а особенно к вечеру. Прокурор, кстати, и сегодня, по всей видимости, здесь, т.к. у одного из з/к сегодня суд по смене режима на поселок. Но сегодня пятница – есть надежда, что эта сволочь пораньше уедет, в бараки опять не попрется, баулы прятать не придется. Трусливые твари!.. На них любой “мусор” чуть прикрикни, нажми – и они мать родную продадут, и пойдут в самое позорное, холуйское услужение, на брюхе поползут... А СДиПовцы все это время, кстати, так и ходят с красными повязками.

Очень мешают и беспокоят гноящиеся язвы внизу левой ноги. Сегодня посчитал их в бане – 10 штук!

14.3.09. 9–30

Пришел вчера из бани, лег – и дикий озноб колотит, никак не могу согреться. Все открыто, да, но даже зимой, при открытой двери не было так холодно. Потом дошло: температура! И точно, стало гореть лицо и уши. А надо переться на обед. Перед самым обедом, когда я уже одевался, явился вдруг этот мой “запасной вариант”, сука, и стал просить дать ему “в долг” 200 рублей ларьком, а точнее – купить на них 4 пачки чая и 4 шоколадки. Зачем я это сделал, сам не знаю, – пошел, купил, ему занес (а его еще и в бараке не было, попался мне навстречу с другими такими же возле ларька). Мразь!.. И я идиот слабовольный, трус! Не хватило духу сразу и резко отказать!.. Как же – вдруг еще пригодится на тему связи... Но это еще не все: там, в ларьке, поросячье блатное чмо стало тоже выклянчивать шоколадку или, на худой конец, рулет. На шоколадку мне рубля не хватало, а на рулет (на 2 р. меньше) – как раз, плюс еще погасить 1 рубль долгу с прошлых времен. И вот – купил и отдал этой мрази! Вместо того, чтобы взять себе. Сам себе я был в этот момент так омерзителен, так гнусно на душе (да еще “телефонист” постоянно терся рядом, смеялся и шутил весьма тупо), что впервые за ровно (!) год и 8 месяцев в этой зоне забыл в ларьке свою палку. Спохватился только уже поравнявшись с ЛПУ, за первыми от вахты воротами, и с тяжеленным мешком пришлось переться за ней назад.

Пришел “домой” с двумя буханками хлеба, но при явной температуре даже боялся начинать есть – вдруг опять все станет комом в желудке и начнет рвать, как в январе! Но потом, уже полчетвертого, все же решился, поел хлеб с ларьковским же паштетом, запил соком, – вроде ничего, все нормально.