СЕНТЯБРЬ 2009

СЕНТЯБРЬ 2009

2.9.09. 9–02

Вчера смотрел “Время” в 10–м часу вечера, как обычно, – вдруг донесся рев сирены с улицы. Обычно она всегда ревет по утрам, и почему–то – все знают – означает, что в этот день где–то будет шмон. А вечером–то что, – неужели шмонать пойдут, или еще что случилось?..

Выхожу после “Времени” на проверку – народу во дворе мало: вечера уже ощутимо холодные. Гуляю, гуляю, как обычно, по двору туда–сюда, смотрю на часы, – уже без одной минуты 10 вечера! Что это так долго они?.. Но – бывало уже такое; гуляю дальше. Через некоторое время долговязый лось, мой бывший сосед, гулявший тоже с кем–то неподалеку, спрашивает время. Смотрю на часы, – батюшки, четверть 11–го уже!!. Что ж такое?.. Лось, а за ним и все немногие, кто был во дворе, уходят в барак. Я тоже захожу, первым делом спрашиваю “обиженного” Юру (который обычно в курсе всех местных дел), не знает ли он, что случилось. Он вместе с другим “обиженным” говорит, что что–то случилось на “промке”, “мусора” все там, и были слышны выстрелы. Сказал он также, что “промка не пришла”, т.е. работающие там, но это потом, по–моему, не подтвердилось. Захожу в секцию – шимпанзе орет кому–то по телефону, что был побег, трое пытались бежать!

Пока мы все тут сидим тупо и покорно, как бараны, – кто–то сделал рывок к свободе, рывок решительный и бескомпромиссный. Эх, если б не больная нога, – и сам бы я не сидел тут так вот, покорно и спокойно, уже 3–й год... Осуждать за это людей невозможно, хотя – наверняка это были сами по себе отпетые и достаточно мерзкие уголовники, 162–я статья какая–нибудь, наверняка...

Начались толки, пересуды, будет сегодня вообще проверка или нет (ага, не будет, как же! Ждите!..), шутки, что, мол, 1 сентября – школьники сбежали, в школу, и т.д. и т.п. Спать никто не ложился – понимали, что только ляжешь – поднимут и погонят на проверку. Но мне вот так сидеть, неопределенное время, в неизвестности, не раздеваясь, было тяжеловато, – я снял тапки (“ботинки”) и, не снимая и не расстегивая робы, улегся на шконку. А ведь еще перед ужином спать хотелось дико, прямо слипались глаза, – и не мог заснуть!.. Полежал немного – и вдруг стремщик кричит о появлении “мусоров”! Время – около 11 вечера. Встал, взял палку и пошел снова гулять. Через несколько минут пришел “мусор” и провел, как обычно, проверку – даже не по карточкам, как многие ожидали по случаю побега. Окончилась она – я специально посмотрел на часы – в 23–10.

Напсиховался я вчера и днем, до обеда. Сам, конечно, дурак, виноват, сам взвинчиваю себе нервы до внутренней, тихой истерики, почти до безумия... Знаю, что виноват сам – но ничего поделать с собой уже не могу. Все ждал, будет перевод с 13–го еще людей, или нет, и попаду ли я в список, если будет. Зато какое расслабление, какое дикое, немыслимое, запредельное блаженство– вот прошло 5, 10, 20 минут после проверки, вот и завхоз уже вернулся с “движухи” из штаба – и ничего! Все тихо–спокойно. Нет суеты, суматохи, беготни, толпы вокруг “общественника” со списком переводимых на маленьком клочке, как в те 2 раза... Не переводят!!! Ур–р–ра!!!... Можно хоть немножко расслабиться...

Сейчас еще только утро. Такое же испытание нервов на прочность предстоит мне и сегодня после проверки, через 3 часа. Дай бог, чтобы и сегодня меня никуда не перевели...

3.9.09. 9–50

Опять бродит по зоне комиссия (“на тот продол”), опять лежит у меня на шконке красное одеяло – сигнал опасности, опять звучит у меня в голове “Владимирский централ” – сосед–алкаш напел, и пошло...

Свежайшие новости: не успела комиссия “уйти на контрольную” – “наш отрядник к нам”. Всеобщий шухер в секции, пробуждение, расталкивание спящих и подъем.

Мерзкой обезьяне остался всего 1 день, до завтрашнего утра...

Беглецов с зоны оказалось не 3, а 2 человека, и их, конечно же, поймали. Комиссия вчера – как мне сперва показалось из слов главпровокатора – приехала именно по этому поводу. Какой черт носит ее сегодня еще и ходить по баракам, – хрен поймешь. На “промку” вот уже 2–й день никого не водят, все тамошние работяги торчат в бараке, толпы перед вахтой, в 8–м часу, когда идем на завтрака, нет.

Переводов пока не было, но я с тяжелым чувством и взвинченными нервами ожидаю их – м.б., даже и сегодня. Перестать ждать, расслабиться – нельзя ни на секунду, это висит над тобой как дамоклов меч. Все говорят (и предСДиП, и со слов завхоза “обиженный” Юра, ставший их с предСДиПом личным шнырем), что меня не тронут, оставят здесь. Чем увереннее это говорят, тем слабее мне в это верится. М.б., им просто дано задание усыпить мою бдительность?..

Общее глубоко тревожное ощущение, ожидание неведомой и неизбежной беды...

16–00

Долго хотел и не мог взяться, записать последние новости в дневник, да и сейчас еле–еле, – совсем одолели эти проклятые суки соседи. Пришли с обеда – полублатной соседний проходняк никак не опускает свою “шкерку”, – обычно опускают сразу, но иногда на них находит, и они валяются прямо так. Будьте вы прокляты!.. Вшивый дедулька сидит прямо напротив меня и таращится, по обыкновению, следит за каждым движением (как я ем); полоумный бандит–отморозок – на соседней шконке с другой стороны (а когда ссосед–алкаш на нее улегся, – так и на моей, в ногах), те полублатные сидят и лежат дальше. М.б., им всем и пофигу, ЧТО я пишу, – но я в таких условиях работать не могу. А так проходит время – и полчаса, и час, и больше, и вот только сейчас, когда соседний проходняк спустил, наконец, “шкерку”, вшивый завалился спать, а отморозок куда–то ушел, – я быстренько достал тетрадь – и тотчас пожалел об этом, потому что отморозок почти сразу же прибежал обратно...

Короче, отрядник на проверке сообщил поточнее, что эта страшноужасная комиссия – “приволжская”, т.е. с уровня “федерального округа”, а едет за ней еще страшноужаснее – “москвичи”. Почти сразу же после проверки на эту же тему блатота собрала всех в “культяшке” – едут страшные комиссии, убирайте вольные вещи в баулы, а баулы – в каптерку, и т.д. Некоторые опять сказали, что из той каптерки приносят потом свой баул распотрошенным, половины вещей нет, да и те приходятся по всей каптерке собирать, все раскидано. Самый злобный из моих полублатных соседей – типа, старший по каптерке :) – стал оправдываться, что, мол, “мусора” порой лазят там по баулам, открывают их – и не закрывают, а после них туда уже лезет кто хочет! Ага, ага, как же!.. Как будто это “мусора” украли у меня там из Е.С.–овского рюкзака и баула в 2007 10 блоков сигарет, кипятильник, 2 новых простыни, новые спортивные брюки и пр.!..

Один из блатных, открывая собрание, сказал, что с московской комиссией могут приехать “маски”, но точно это еще неизвестно. На самом деле, это явный бред, – но слух такой, насчет возможного скорого приезда ОМОНа (хотя на самом деле это спецназ Минюста), “масок” и пр. , блатные, как я заметил, пускают уже не 1–й раз. Такое впечатление, что делают они это специально – чтобы, запугав, держать здешнее быдло (“мужиков”) в большей покорности...

Надо сказать, что сборища в “культяшке” без шимпанзе – сущее наслаждение по сравнению со сборищами с его участием. Никто, по крайней мере, не орет оглушительно и не коверкает русский язык. Эта тварь сегодня целый день, как проснулась (даже на проводившуюся отрядником проверку не вышла), веселится, буянит и орет у себя, в дальнем конце секции, вместе с блатными с этого барака и с других, – готовится к завтрашнему освобождению...

День, в общем–то, прошел без потерь – и не перевели, и вещи целы (т.к. не в каптерке, а у меня под шконкой), только вот поработать, переписать побольше из июня 2009 не давали, считай, весь день, – совсем немного успел до проверки. А за зимними и пр. казенными вещами, за которыми безуспешно водили на днях, больше так и не ведут...

4.9.09. 12–21

Очередной безумный день – комиссии, комиссии, комиссии... Психоз по комиссии, – иначе это не назовешь. Все прятать, убирать, снимать, выносить, – едет генерал из Москвы!.. “Прячьте всё и прячьтесь сами”, короче.

С утра казалось, что главным событием дня будет, конечно же, уход мерзкой обезьяны. Всю ночь эта тварь пьянствовала с другими блатными у себя в конце секции, орала, как всегда, среди ночи во весь голос (я, помню, проснулся в 12 от этого) и говорила – мне запомнилось – что когда она “курнёт” или напьется, то “как будто акула проснулся”. Акула хренова, хоть бы тебя загарпунили поскорей!.. Утром начали приходить чередой прощаться блатные с других бараков, и в 7 часов они всей большой толпой проводили эту мразь – кто до “продола”, а кто и до вахты, видимо. Даст бог, навсегда, – не увидимся больше!.. Уф–ф–ффф!!! Какая огромная тяжесть разом свалилась с плеч – просто не передать. Спохватываешься еще, по привычке, что сейчас эта мерзкая тварь проснется, заорет, вылезет во двор, – а твари–то нет!.. :)

Собирался на завтрак – прибежал обратно из столовки шнырь–заготовщик и крикнул, что “в столовую без 20–ти 8!” (на 10 минут позже). Подождал, вышел погулять во двор, потом на “продол” – вдруг издали сюда идут 2 “мусора”, да не в камуфляже, а в обычной форме. Прутся прямо на 13–й мимо нас. Батюшки!.. Комиссия!!! Я зашел за ними в секцию – они уже были в дальнем ее конце, там толпились блатные. Я – на всякий случай – быстро снял с крючка свои спортивные штаны и куртку, засунул с глаз долой за шконку – и вышел в фойе. Простоял там меньше минуты – те двое выходят из коридора, где “маленькая секция” и пр. – и идут к выходу. Один оказался местный – “Пожарник”, узкоглазый (якутского, что ли, типа) и довольно редко появляющийся. Другой – это и была комиссия – жирный, вислогубый, вислощекий, похожий на бульдога. Прошел мимо, глянул на меня этак презрительно, – я не поздоровался с ним, да вдобавок был давно не брит, но он, видимо, такими мелочами не интересовался, – не для того приехал. Ушли.

После завтрака пошел в баню. Знакомый СДиПовец в будке около нас первым сказал, что и эта комиссия сегодня не уедет, и какой–то генерал из Москвы ожидается сегодня же. Но выпустил со двора, спросил только: “Не прилипнешь один?”. Я сказал, что есть подписанное заявление на “свободный ход”. Но – неожиданно не хотели пропускать на “нулевом посту”! Сперва говорили, – каких–то новых туда посадили, кстати, – что сегодня им сказали: по...й на все “свободные хода. Но когда я упомянул про заявление, тот, что, видно, командовал на этом посту, заинтересовался и спросил, где это заявление, а когда я показал его, – пропустил.

Охренел я и в бане. Мало того, что не вставили, конечно же, стекла. Но в дальнем углу, около этих окон без стекол, самым натуральным образом вывалился кусок стены! Если считать, что стена толщиной в 3 кирпича, – то от потолка и где–то за метр до пола в стене образовалась огромная выемка толщиной в 2 кирпича. Просто большое углубление в стене, и сквозь оставшуюся тоненькую, в 1 кирпич, стеночку просвечивает улица! Нет сомнения, что: а) чинить не будут, пока не рухнет все; б) кладка в 1 кирпич долго не выдержит, рухнет весь угол; в) если все же этот остаток стены дотянет до зимы – холод будет поступать в “помывочный зал” не только через окна, но и через эту “нишу”. Что ж, посмотрим, что будет. При этом в бане как раз никакой суеты по поводу едущей комиссии совершенно не заметно...

Пришел из бани – оказывается, у нас сидит отрядник! До сих пор по пятницам его не бывало никогда, и вот – нА тебе! Оказывается, пришел, когда я был в бане, и сказал всем все убирать – генерал из Москвы едет инспектировать именно 13–й отряд! Это бред, конечно. Но суета опять поднялась с новой силой, – уже, кажется, все, что можно было убрать, убрали еще вчера, но опять что–то снимают со шконок, опять несут в каптерку еще какие–то баулы...

Самое важное, сокровенное, самое болезненно чувствительное для меня, – только вышел из дверей бани, а из какой–то соседней двери (прачечная?) выходит Демин, нач. санчасти! Я его сперва не узнал, пока он не спросил меня: “Сегодня банный день?”. Я сразу же, пользуясь случаем, спросил его: “Помните наш последний разговор?” – по поводу моего нежелания переводиться на другой отряд. Он сказал, что начальник в курсе, и что когда вся эта катавасия уляжется, он поговорит с Русиновым. Тот, видимо, как и в прошлом году, замещает Милютина, а Милютин, небось, в отпуске. Не знаю, не будет ли хуже, если он напомнит обо мне, расскажет о моем больном вопросе Русинову, который после жалобы Шаклеина в прокуратуру в том году вряд ли питает ко мне теплые чувства...

Общее впечатление, точнее, настроение после всех этих комиссий, переводов, ожиданий, страхов и нервов, – да наплевать мне на все!.. Уже абсолютно на все наплевать!.. Даже на то, что можно простудиться зимой в бане без окон и куска стены. Провались оно все, пропади все пропадом, – что будет, то и будет , в конце концов, бояться я уже устал, а изменить все равно ничего не могу, – значит, остается плюнуть!.. Гори оно огнем!.. Осталось мне здесь 562 дня; через 2 дня, в воскресенье, останется ровно 80 недель. До ближайшей же длительной свиданки – всего 22 дня...

15–37

Хочется еще что–то добавить, но что? Да и надо ли? Никакая комиссия пока что не ходит. Перед обедом случились 2 события. Сперва без всякого моего приглашения явился “телефонист”. Я просил его быть завтра с утра для важного разговора – он, конечно, не упустил случая и приперся клянчить уже сегодня, чтобы я купил ему в ларьке пожрать, – несколько брикетов лапши, растительное масло, майонез и т.п. В общем, он пришлет своего дружка и, видимо, сотрапезника (тоже переведен туда от нас и живет с “телефонистом” в одном проходняке) в ларек после нашего обеда за чеком на 100 р., хорошо? Пришлось, стиснув зубы, согласиться, – связь мне нужна, и в основном, тем паче в экстренных случаях, вся надежда в основном на него.

Потом второе событие, перед самым выходом на обед, без 5 или 10 минут 2: на 7–м шмон–бригада! Они уже пообедали, до ужина времени достаточно... Опять, суки, как тогда, в начале июля, начинают шмонать не только утром, как обычно, но и в течение всего дня!

Охренеть!!! – в столовке ВСЕ миски сегодня были новые, пластмассовые, разноцветные!.. “Фирменных” старых, алюминиевых, кривобоких, с гнутыми донышками, из которых суп проливается на штаны, – не было во всей столовке ни одной!!! Вот что значит комиссия, особенно московская! Эх, показать бы ей баню...

Пришел в ларек, уже на 2 ступеньки крыльца из 3–х поднялся, – зовет поговорить мерзкий наглый главпровокатор, бывший обезьяний 1–й зам. Я, конечно, тут же понял, что ему надо: денег. И точно: опять просит 100 рублей на чай! Очень вежливенько, и божится, что в этом месяце ко мне больше не подойдет и другим скажет (вера ему, естественно, сами понимаете, какая...). Ну ладно, черт с тобой... Зашел в ларек, посмотрел – все, что “телефонисту” надо, есть (и посланец его меня уже караулит), а что мне надо – нет ни хрена! Последний пакет сока забрали прямо на моих глазах, рулетов (мне вместо обеда:) нет вообще, – а больше я ничего и не думал брать. В итоге я потратил 200 р. (вместо планируемых на себя 127–130) и ни копейки из них на себя: 100 главпровокатору на “общее” и 100 “телефонисту” на частное...

Да, забыл еще: когда стояли на “продоле”, ожидая отправки на обед, я еще раз заговорил с тем добродушным СДиПовцем, что сегодня здесь дежурит и пустил меня в баню без звука. Тот рассказал невероятное: что (уже) приехавший московский генерал приехал не из–за побега, а к Русинову по поводу “ветеранов” (Афганистана и Чечни, что ли?), а главное – что ходивший сегодня к нам утром в барак жирный полковник – это из нашего (нижегородского) управления “режимник” Большаков! Я так и ахнул!.. Налицо какая–то явная путаница: Большаков–то ведь не “режимник”, а по воспитательной работе, и как раз он–то мог приехать к Русинову, своему подчиненному. Но главное – если это и впрямь был Большаков, утром, – вот, м.б., почему он так странно, пристально посмотрел на меня, проходя мимо. Я–то не удивительно, что не узнал его, но и он, если даже и узнал, – поговорить, тот раз, в июне 2008, что–то не вызывает. А позарез надо бы. И еще: если это Большаков, зачем бы ему могло понадобиться заходить к нам в барак?..

18–25

Самое смешное, однако, было под конец дня. (А запись–то разрастается уже до 4–х с лишним листов...) Вышли на ужин – и вот она, в начале “продола”, долгожданная комиссия!.. Боже, сколько их уже было за 2 моих года здесь... Толстый, как всегда, жирный начальник–“комиссионер2 в фураге, – приезжее начальство (черт его знает, но, скорее всего, уже точно не Большаков); с ним – мелкий местный начальничек, не знаю фамилию; и замыкающий – Русинов.

Уходили на ужин – они у нас перед носом зашли на 5–й. Шел я назад – они выходят с 10–го (а я как раз к нему подхожу) и идут к нам. Сперва хотел я было задержаться, пропустить их вперед и погулять по дворе, пока не выйдут. Но русинов тоже отставал, с кем–то разговаривая, и получилось бы, что он сзади меня, – мне это совсем не было нужно. И я пошел вперед – в барак, а потом и в большую секцию вошел непосредственно вслед за комиссией, отрядником (встречал их во дворе и отдал честь! :) и завхозом.

Ничего особенного. По позднейшим рассказам, жирный начальник недовольно тыкал пальцем, что у кого–то на стене висит “картинка” (затянутое в рамку изображение на полиэтиленовой сумке–пакете), у кого–то – еще с Нового года большая открытка в форме елки. Чем уж эта елка ему так помешала?.. Я лично слышал впереди себя, в середине секции, его раздраженные высказывания (близко к тексту): “где блатные, где “обиженные” живут, не поймешь”, “живете как чушкИ”, “я все зоны объехал, такого бардака нигде не видел” и т.п. Сленг, кстати, вполне уголовно–зоновский, – недаром ведь давно замечено, что тех и других переодень, поменяй мундиры и робы местами, – не отличишь!..

Долго торчали потом у отрядника. Когда ушли, он зашел на порог большой секции и коротко, раздраженно вякнул: типа, я же просил все снять, что там за “елка” у вас висит? Вот только что пришел “общественник” и – от имени отрядника, видимо – велел моим полублатным соседям в крайнем проходняке снять висящую у них “картину”. Вот и все. Никаких видимых потерь от “комиссии” пока больше нет. А меня по–прежнему гораздо волнует вопрос, не перевели бы меня куда, особенно на 1–й, чем все эти комиссии, вместе взятые.

5.9.09. 17–46

И еще один безумный день прошел в тихой истерике – в ожидании комиссии, уже другой, не той, что вчера. Мне не верилось, что такое бывает...

Началась эта истерика еще с утра, до завтрака – убиранием и срыванием “шкерок”, выносом еще каких–то “сидорОв” в каптерку мытьем полов и оконных рам, прятаньем в тумбочки всех кружек, и т.д. и т.п. Так и просидели/пролежали весь день – в пустоте, чистоте и бездействии ожидания. Секция с убранными со шконок занавесками стала видна вся насквозь, и от этого возникало ощущение именно какой–то пустоты...

“Телефонист”, сука, конечно же, не пришел ни в 8–30, как обещал, ни в 9, ни потом... У же я горько усмехался про себя и решал, что 2 раза обманул (28–го, накануне короткой свиданки, и сегодня), – больше копейки не дам и просить ни о чем не буду. Приперся отрядник, – все звонки стали в бараке невозможны (слишком опасно). Вдруг, в районе пол–одиннадцатого где–то, – зовет к забору. Сразу говорит, что, мол, 5 2мусоров” у нас на “продоле” – а тут на самом деле, по данным стрема, только отрядники, и то 4, а не 5, – на 12–м, 5–м, 4–м и у нас. Говорит, что специально просил себя разбудить в 8, но из–за “5 мусоров” все это время не мог прийти; а харя–то сонная–сонная. Ясно, –проспал. Обещал зайти все же вечером, после ужина, – вот сейчас пишу это – и жду... :)

Успел за день переписать совсем немного из июня 2009 г. Без 10–ти минут 5, перед ужином, дописываю уже – вдруг крик стремщика: “Комиссия на большом продоле!”. Уф–ф–ф–ф, наконец–то!!! (Вздох облегчения.) Через пару минут: “Комиссия на 1–м!”. Бросаю, не дописав всего несколько строчек (т.к. второпях это писать, увы, невозможно), одеваюсь и выхожу на двор, – на ужин. Из “локалки” сегодня в столовку весь день не выпускают, пока не соберутся все и не выйдет “общественник”. Народ гуляет по двору. Выходит и отрядник и тоже тусуется возле входа в барак. Стрем кричит, что комиссия 8–й прошла, 10–й прошла, – короче, идет к нам, и СДиПовец с ключом на “продоле” это подтверждает. Но – нету и нету. Ждем.

Наконец, открывается калитка, и все устремляются на “продол” – на ужин. И тут мы видим, наконец, комиссию. Толпа жирных “мусоров”–начальников в фурагах и форменных голубых рубахах стоит на “продоле” напротив 10–го, что–то обсуждает, машет руками, и т.д., а рядом стоит СДиПовец и, похоже, с ними тоже разговаривает.

По команде отрядника 13–й отряд начинает “разбираться по трое”, и тут комиссия... уходит по “продолу”! К нам они так и не зашли! Трус отрядник (в такие критические моменты подтверждаются наблюдения более спокойных минут, в том числе и о трусости этого хмыря, что я знал и раньше из разговоров с ним) придерживает нас и говорит: подождите, пока уйдут подальше, лучше им на глаза не попадаться. Это тебе, сука, лучше, а мне, хоть я и 10 дней почти не брит, – мне плевать!

Еще говорил он, что, мол, в столовку заходите строем, по одному и пр. – они там будут смотреть, снимать на камеру и пр. Но в столовке их не оказалось, да и вообще нигде – ни на том “продоле”, ни по дороге к вахте, – словом, как в воду канули. С ужина нам навстречу уже шел 12–й, который обычно ходит после нас, – мы слишком долго прождали. На ужин была гречка в тех новых, больших, разноцветных пластмассовых мисках. Они же были и в обед а в завтрак, когда комиссия еще не приехала, а только ожидалась, – были обычные кривобокие алюминиевые плошки. Подлецы, циники и лицемеры!..

Еще из забавных новостей дня, – с утра, после завтрака, мой сосед сверху, гопник–отморозок из психушки, – переехал в “красную” секцию”! Еще несколько дней назад стал его вдруг, уходя, будить даунический шнырь–заготовщик, – стал, видимо, ходить на заготовку. А теперь и в ту секцию переехал, – “косяк”, что ли, решил надеть, на путь исправления встать?.. :) Избиение обезьяной до синяков под обоими глазами на него, что ли, так повлияло?.. У меня (точнее, надо мной) он прожил месяц, – подтвердилось бывшее, когда он сюда переселялся, у меня предчувствие, что это ненадолго...

6.9.09. 17–28

И еще один безумный день прошел – опять в ожидании комиссии!.. :)) Правда, уже не такой безумный, малость полегче, но все же...

“Телефониста”, тварь, обещавшего прийти сюда в 8 утра, я ждал до 10 минут 9–го, потом вскипятил чай, позавтракал – и пошел бриться. Было уже часов 9, процесс бритья был в разгаре, когда он вдруг явился! Ссылался, что у них сидит их отрядник, но – я думаю, он просто опять проспал. Я сказал ему подождать минут 10, пока я добреюсь. Добрился – и тут пришел наш отрядник! Я уж думал, все, накрылись все планы медным тазом, но “телефонист” таки не ушел – выставил в “фойе” стрем из “обиженных” (свой личный стрем вдобавок к основному), и мы долго говорили с матерью, – я стоял в фанерном предбаннике барака. Когда вдруг крикнули: “Мусор 5–й прошел!” – я отдал ему “трубу” и он убежал, а “мусор”, не дойдя до нас, вскоре ушел с “продола”.

После этого блатные вскоре заорали – мол, убирайте все, идет комиссия! Господи, сколько же можно?!. Это уже явно чересчур... Красное одеяло я с подъема не расстилал, продуктовый баул не убирал под шконку, равно как и одежду с торца шконки, – пришлось срочно все делать и убирать (сейчас сижу на этом одеяле).

Стрем пару раз кричал: “Комиссия на 12–м!” – потом сразу же “Комиссия ушла с продола!”, и еще с каким–то бараком была такая же история. Не ходила никакая комиссия, короче, сегодня по баракам, а кого уж там эти стремщики за комиссию принимали – бог весть. Зато “простые” “мусора” шлялись постоянно. После обеда вдруг пошли толки, что сейчас будет “шмон по лагерю”, и было дано всеобщее строгое блатное распоряжение : попрятать все телефоны! (Блатного “обиженного” подонка, который завтра уходит домой, долго крыли за то, что он не убрал, – он оправдывался тем, что ему ни вчера (когда их тоже убирали), ни сегодня никто об этом не сказал.) Тем не менее, шмона не было, а когда начался обход 2–х “мусоров” по баракам, дошедший на этот раз и до нас, – я сразу понял, что шмона не будет, шмон и обход одновременно здесь как–то не бывают...

Вот и все. Пока все тихо, спокойно, ни комиссий, ни шмонов. :) Один из друзей моего соседа–алкаша узнал в столовке (у работающих там з/к), что комиссия уедет только во вторник. Значит – завтра опять красное одеяло с подъема...

Однообразная, унылая жизнь, разнообразимая только таким вот приступами лихорадки – как сейчас, по комиссиям, или как июльские вообще беспричинные проверки по карточкам каждый день... Прошла 81–я неделя до конца. Она была отмечена – огромным событием! – уходом шимпанзе, а также вот этой многодневной истерикой ожидания комиссий. Осталось мне тут, в этом дурдоме, ровно 80 недель, 560 дней...

8.9.09. 17–45

Пока никуда не перевели, – и это единственное, что радует. Настроение весь вечер вчера и все утро сегодня было отвратительное, – господи, когда же все это кончится, сколько еще мне сидеть тут, в этой бессмыслице, в этом сумасшедшем доме, среди быдла, подонков и прочих деградантов?!.

Ублюдок Юра, “обиженный”, с самой пятницы (а сегодня вторник!) так и не постирал мне вещи, снятые в бане. Сука!.. До понедельника у него была отмазка – в ожидании комиссий завхоз и блатные не давали вообще вешат стиранные вещи нигде во дворе – ни со стороны калитки, ни в “спортгородке”, и снимали, точнее, заставляли “обиженных” снимать уже повешенные. Негде повесить сушить – так что же, мол, их стирать?.. В понедельник это чмо с утра само подошло ко мне и сказало, что сейчас уберется – и возьмет мои вещи стирать. В результате – ни вчера, ни сегодня, и нет даже намека, что собирается. Я ничего не говорю ему, даже не смотрю, – не хватало мне еще бегать за этой алкогольной (на воле) падалью и упрашивать ее! “Помни, кто ты есть!” – это уже здесь. Я просто жду, когда у этой нечисти , как постоянно бывает, кончатся сигареты и она придет ко мне их клянчить...

Завтра, по слухам, ожидается уже новая комиссия, рангом пониже, – 17–я уже за неполные 10 месяцев!.. :) Значит, по отработанному уже до автоматизма алгоритму, – вечером собрать на завтра еду в пакет – и за шконку его; с утра – красное одеяло, один баул опять передвинуть, другой – завязать ручки и запихнуть под шконку... Будьте вы все прокляты, суки, – и те, и эти!..

10.9.09. 9–14

Ну что ж, вот и перевели... Вот и случилось то, чего боялся. Эти строки пишу уже на 11–м. На 11–м вместо первого...

Вчерашний день был сущим кошмаром, – недаром циферки так совпали: 9.9.09. Три девятки... По дороге на завтрак – у “нулевого поста” Заводчиков со свитой, рулящий потоками зэков с обоих “продолов”. Да, забыл: на зарядку неожиданно явился отрядник, в среду вместо понедельника! – но я таки успел выскочить, даже робу (с шапкой в кармане) успел натянуть еще, заслышав крик об отряднике. После зарядки – собрали в “культяшке”, как водится, и торжественно провозгласили очередную комиссию, – с уборкой всех вещей, разумеется, как и всегда.

В 11–м часу утра на 13–й приперся шмон – 10 “мусоров” в камуфле, с ними Пожарник, Наумов, еще кто–то. Шмон без вещей, всех просто выгнали на улицу. Заглядывал несколько раз в окно – ничего особенного, просто подняли в изголовье матрас и, видимо, порылись под ним. Настроение было хорошее, – и не такие шмоны мы уже тут видели, это–то сущие пустяки, – как вдруг кто–то (Наумов?), выгоняя из барака немногих всегда там остающихся, сказал: сейчас будем зачитывать приказ, кого переводят, кто остается... И тут я понял, что это конец, что все рухнуло...

Построили, стали зачитывать. Подтвердился безумный слух, в который я не хотел верить еще недавно: переводят 49 (!) человек, 28 оставляют (всю блатную верхушку в том числе), и эти оставленные будут заниматься ремонтом, потому что от этого барака в ужасе все комиссии, дошло уже не только до Нижнего, но и до Москвы!..

Наумов называл группу из нескольких человек – все на такой–то барак – и заставлял ждать, пока те пойдут, соберут вещи и под конвоем “мусоров” уйдут на назначенный им барак, лишь после этого он зачитывал следующих. Когда назвали 6–рых на 11–й (один сразу отказался), я думал, что собирать вещи придется безумно долго, чуть не весь день. Но – благодаря тому, что бессчетное число раз с мая думал о предстоящем переезде, как о неизбежности, планировал, прикидывал, как и что будет быстрее и удобнее собирать, – сгреб все барахло очень быстро. Кроме 2–х постоянных баулов – продуктового и вещевого – получился еще один, огромный, с вещами из–под матраса и из–за шконки, плюс маленький баульчик с казенными ботинками и зимней телогрейкой.

4 тяжеленных баулища (ну, пусть 3),а я и сам–то еле хожу, не то что еще их переть. Отрядник на мой вопрос пустился уверять, что сейчас мне ребята помогут, повторил это оживленно так раз 10. (Я просил его оставить меня хотя бы до вечерней проверки, чтобы постепенно все перетащить.) Однако на самом–то деле помогать никто не спешил (кому я нужен?..). На счастье, в это время перед самыми воротами 13–го уже довольно долго стояла лошадь с телегой, неизвестно (я пропустил в суматохе, – не до того было...) когда приехавшая и что привезшая. Сперва предложение кого–то из “мусоров” (начальства) погрузить вещи на телегу и отвезти на 11–й я воспринял как издевку, но потом вроде бы и другие стали это повторять, спрашивать, кто возчик, зачем приехал и пр. Тогда действительно с одним из остающихся на 13–м (земляк и друг по воле бывшего стирмужика) перетаскали мои 4 баула на телегу, и туда же остальные положили свои.

Что сказать о дальнейшем? Блатные 11–го позвали, побеседовали, но особого интереса и радушия не проявили, даже чаю не предложили, как было и на 5–м, и, по–моему, на 13–м. Поинтересовались, правда ли я журналист, есть ли у меня всякие полезные связи на воле, и сразу же предупредили, что прежде чем использовать эти связи, что–либо предпринимать (ЧТО – не сказали, все звучало крайне расплывчато), мне надо будет подойти к “людям” (т.е. к ним – других блатные за людей не считают), посоветоваться...

Обед, ужин (здесь в 18–30 только – на полтора часа позже, чем на 13–м) – а шконку все не дают. Сижу во дворе на лавочке, благо их тут 2. На соседней сидят тот злобный старикашка, что бил палкой “обиженных” по утрам и открывал зимой форточку, живя на 13–м напротив меня, и его дебил–сосед сверху, своей громадной тушей каждое утро заслонявший мне свет из окна. Их тоже перевели на 11–й. Они пили чай, заваренный в банке, по–простецки (как всё у них), угощали меня, – несладкая гадость. После ужина место все–таки показали.

Сначала они хотели остаться в том же проходняк, что и я (свое уже занятое в нем место старому хрычу уступил его полублатной приятель, тоже сюда переведенный). Но местное блатное начальство в весьма хамской форме выселило их обоих порознь куда–то в другую секцию (а жаль, – с ними, давно знакомыми и достаточно примитивными, но ко мне настроенными не враждебно, мне было бы жить тут легче).

Соседи оказались весьма так себе, но это еще не главная беда. Хуже, что тумбочки стоят одна на другой – их 2, место в них есть, но резать хлеб, колбасу, есть и пить оказалось не на чем! Сегодня для завтрака пришлось уже просить и брать соседскую табуретку, положив на нее принесенный еще вчера старым хрычом с 13–го лист толстого картона (забыл название; из него делаются задние стенки шкафов, а я таскал его своей Ленке для ее художественного училища еще в 2005, кажись, году).

“Обиженного” пацана, взявшегося постирать вещи, нашел очень быстро. С утра сегодня не было бани (тут она по четвергам, как и ларек, но в ней опять, говорят, прорвало трубу), так что отдал только вещи с прошлой бани, которые этот скот Юра (переведенный вчера на 7–й) так и не выстирал. Баулы та же наглая тварь–“комендант”, что распределяла вчера нам шконки, вчера же вечером заставила запихнуть в здешнюю каптерку, – мол, ожидается комиссия... Т же порядки, что и на 13–м... Кстати, когда вчера переводимых посылали быстро собрать вещи, а каптерку в это время шмонали “мусора”, вытряхая все баулы и не давая их забрать, – я оценил, насколько правильно и мудро я поступил, что не стал убирать их туда... Но на 11–м у меня есть тумбочка – и пришлось запасти некоторое количество жратвы, на 2–3 дня, собрать в большой пакет и положить в тумбочку, а остальное – в каптерку. Если и не разворуют, то половину наверняка сгрызут крысы...

Осталось мне здесь 556 дней...

11.9.09. 9–10

11–е сентября... 8–я годовщина грандиозной трагедии в Америке 11.9.01. Но никто вокруг не вспоминает об этом...

Эту ночь спал лучше, чем предыдущую, – с 11 вечера до 5 утра проснулся только 1 раз, в начале 3–го. А первую ночь на этом бараке спал всего только часов до 2–х, и после этого уже не мог уснуть.

Бани вчера не было до вечера, и сегодня с утра она работает. Быдло бегает в баню, хотя день и не свой, – всем пофигу. У меня есть был?) соблазн сходить после 10–00, но сегодня пятница, – во–первых, туда, как обычно, набьется 2–й отряд, а во–вторых, видеть остатки 13–го, особенно всю эту блатную сволочь, очень не хочется.

Быдло тут вокруг ужасное, – еще не хуже ли, чем на 13–м (хотя точно определить трудно). Примитивные, грубые, тупые скоты вокруг. Блатных, м.б., не так много, или они не так активно и нагло себя ведут, как на бывшем 13–м, до начала разгона его в мае. Но общее ощущение ужасное. Хорошая, теплая, даже – днем – жаркая погода на улице, – бабье лето, но спуститься ли вниз, во двор, посидеть на лавочке, подышать воздухом, – каждый раз приходится принимать решение, после некоторых колебаний и взвешивания всех “за” и “против”. Если решил спускаться – надо идти в секцию за палкой, без нее мне эту лестницу не одолеть ни вверх, ни вниз.

Есть приходится 2 раза в день на табуретке (уже писал вчера об этом?), 2 тумбочки стоят одна на другой, место в одной пока есть (пока ее не забрали), но сверху на них не поешь...

Задача задач на ближайшие дни – выцарапать свои баулы (2 из 3–х) из здешней каптерки. Некоторых продуктов, что запас перед убиранием туда баулов, хватит только на завтра.

Зато, дурак, уже (на 2–й день, вчера еще!) сделал себе 3 бирки “11 отряд”, 4–я будет на той неделе. Будет забавно, если вскоре опять переведут куда–нибудь (на 1–й?)...

Переписывать оставшиеся дневники за 2009–й тут, видимо, будет или уже нельзя, или очень трудно (любопытные расспросы быдла гарантированы), да и вести–то с трудом...

Записался сегодня на прием к Демину – попытаться поговорить с ним о постельном режиме, об освобождении от всех этих зарядок–проверок и пр. Идти надо в 10, но недавно опять вырубили свет (ненадолго вырубали перед подъемом), – по опыту 2–х лет здесь, это вполне достаточное основание, чтобы отменить прием врача в больнице...

12.9.09. 8–46

Быдло, быдло, быдло, быдло... Главная проблема Буреполома и всей России. Поселили не в блатной секции, и то спасибо, но – среди тупых, грубых, звероподобных каких–то заготовщиков и уборщиков. Быдло сиволапое, зачем же вы живете, место занимаете, тратите кислород, которого и так не хватает?.. С утра – новое несчастье: у соседа в соседнем проходняке (именно такого вот, как я описал), на чьей табуретке я ем утром и вечером, вчера после моего ужина забрали ее “на игру” (прямо в “фойе” сразу же после проверки уселись играть в карты) и до утра не вернули. Хозяин, с утра занятый в бараке стиркой и мытьем полов, в столовой – заготовкой, только вот сейчас, вымыв пол, обещает пойти искать ее. Завтракать мне пришлось на тех 2–х листах – оргалита (вспомнил–таки!) и фанеры, принесенных с 13–го барака. Просто положил их на шконку, и колбасу резал, и чай пил – на них. Чай пролился, но, слава богу, не сильно, постель не намокла.

Связи в этом бараке нет по–прежнему. Зашел вчера один блатной, прежде бывший на 13–м, принес “трубу” “телефониста”, я набрал матери, – длинные гудки, не берет трубку. Я сразу в таких ситуациях начинаю нервничать, тем паче, что уж в 7 вечера она точно должна была быть дома. (А “телефонист” – в ШИЗО на 7 суток.)

Задача задач на сегодня – выцарапать–таки баулы из каптерки. Сердцем я чую, что это будет нелегко, если вообще удастся. Но – уже суббота, страшная комиссия со среды так и не ходила по баракам, да и уже должна была уехать, – сколько можно?! Вторая по важности, тоже весьма сложная задача – переться опять “дорогами” на другой барак, чтобы попробовать отуда дозвониться матери.

13.9.09. 9–27

К запасному варианту сходил вчера очень удачно, – после небольшого колебания рванул сразу же утром, как закончил писать. И дозвонился (мать говорит, что не было такого, что она накануне не брала трубку, – телефон, говорит, лежал рядом с ней и не звонил), и даже какао с сухим тортом меня там напоили. :) Вечером, похоже, наладилась (усилиями ближайшего наперсника “телефониста”) связь уже и в этом бараке. Вещи свои тоже забрал из каптерки весьма удачно – разграблены они не были, похоже, тут все–таки каптерка понадежнее, чем была на 13–м. Пока (с вечера) никто еще не орет, почему у меня баулы под шконкой, а не убраны в каптерку.

Что ж, – вроде бы жизнь наладилась? :))) По крайней мере, теперь уже не будет этого тошнотворного, изматывающего, обессиливающего страха – да что там, ужаса! – что, вот, переведут, и как я буду там, на другом бараке, с другими людьми, обустраиваться, и как буду собирать вещи, и как тащить. Все самое страшное рано или поздно случается – посадили, отправили на зону, лишили надежды на УДО, перевели на другой барак. А я все это как–то выдержал, – надо же!..

Кончилась 80–я неделя здесь, на которой меня перевели с 13–го барака на 11–й. Осталось мне здесь 79 недель, или 553 дня.

18–15

Опять сборы в “культяшку” – она и здесь именуется так же, – опять ожидание какой–то предстоящей комиссии, опять уборка вещей со шконок и из–под шконок... Все повторяется... Только вчера достал, принес, успокоил нервы, – опять!.. Не потащу, да и все, – по крайней мере, пока лично не потребуют. Достали!..

Настроение невыносимо тоскливое, какое–то совершенно упадническое, да еще до ужина постоянно клонило в сон (да и сейчас тоже, но уже вздрючены нервы опять “комиссией”...). Тоска дикая. Я не страдаю от одиночества среди этих тварей, но – поговорить тут абсолютно не с кем, еще хуже, чем на 13–м (там хоть старый словоохотливый (даже слишком) алкаш был под боком). Вокруг чужое, настороженно–агрессивное, дебильно–примитивное быдло – и его блатные “начальнички”, как всегда (желающие быть и “начальничками” надо мной). Тоска... Пустота... Работать, переписывать дневник здесь едва–едва получается по чуть–чуть утром, когда большинство их спит, а увидев – они проявляют очень сильный и вполне беззастенчивый интерес к тому, ЧТО это я такое пишу; читать нечего, кроме Ницше, но это не такое легкое чтение, за него надо браться с соответствующим настроением и расслабленными уже нервами, для отвлечения и расслабления их он не годится. Так что – ни писать, ни читать; делать нечего совершенно, разве лежать целыми днями, бездумно глядя перед собой да на идиотика–соседа сверху. Но лежа – я засыпаю, точнее, проваливаюсь в какую–то болезненную дрему (особенно болезненную к вечеру) и долго потом чувствую себя как–то помято, плохо, как и вправду спросонья...

14.9.09. 8–45

Упорно выхожу каждый день на зарядку. Тоскливо, безнадежно, сжав зубы, гуляю туда–сюда по мощеным дорожкам здешнего двора, под песни, а потом – упражнения. Деваться некуда. “Козлы” ходят и будят с утра, выгоняют, так что даже захоти я остаться, не выходить, как на 13–м, – едва ли они позволят. Да и барак – 1–й по “продолу”, “мусора” заходят непременно. Выползаю заранее, еще минут в 5 7–го (зарядка официально начинается в 6–10), медленно сползаю по лестнице, тыча палкой в упоры между ступеньками, следя и стараясь, чтобы она не провалилась в щель. Пока тепло, или не очень еще холодно по утрам, – ничего, как–то еще терпимо. Что будет, когда начнутся морозы и снежные заносы по утрам, с ночи, – не хочется даже думать. (Впрочем, похоже, “обиженные” здесь убирают двор и утром, – м.б., заносов не будет.)

Осень. Сентябрь. Вся душа напряжена, натянута, как струна, и грозит лопнуть. Состояние отчаяния от своего бессилия – и лютой, смертельной, испепеляющей ненависти к ним ко всем, которые претендуют мной командовать, – и к тем, и к этим... Боже, как это унизительно – зависеть в самых простых, бытовых, повседневно–житейских мелочах, в каждом своем шаге от всякой мрази и быдла, от тупой, бессмысленной, животной нечисти, биомассы, подавляющей исключительно своим количеством. Поодиночке любой, даже самый здоровый из них для меня – не противник, что в споре, что в драке; но и там, и там они всегда, непременно набрасываются толпой... Унижение такое, и омерзение к ним и к себе (побежденному, забитому этой бандой ублюдков) такое, что нет слов описать и нет сил жить...

Баулы, оба, пока под шконкой. Никто ничего не говорит. Но это только пока. И – приказ местной блатоты я, значит, уже нарушил, и за это подлежу наказанию (на 1–й раз, возможно, небольшому). Вот если будет, как вчера обещали, шмон, то они, конечно, мне пригодятся – будет куда что убрать, да и в каптерке могут из всех баулов все вытряхнуть в одну общую кучу, как бывало на 13–м... Одна только мысль слегка утешает: если уж даже такую тварь, как бешеное шимпанзе, я как–то сумел объехать, обойти и ни разу, при всех его личных проверках, не “засветить” неубранные сумки, – м.б., и здесь, с этими, все же более спокойными, как–нибудь обойдется?..

Сколько их уже было, этих безумных, надрывных, черных, страшных, навеки памятных сентябрей в моей жизни... Каждая осень – как откровение, как сметающий все вихрь (отчаяния или радости, неважно, но обычно отчаяния), как отрицание всей нормальной, спокойной человеческой жизни. Из всех особо памятны мне 2 сентября – 88–го и 96–го годов... Началась 79–я неделя до конца срока, осталось 552 дня.

17.9.09. 10–08

Наконец–то! Уф–ф!!! Нервы напряжены, мысли разбегаются, я не могу даже сообразить, что писать, с чего начать... На 3–й день наконец–то с трудом дорвался до дневника, – не давали взяться, суки!.. То одно, то другое!.. Задергали совсем... То не давала комиссия и боящееся ее до смерти быдло в бараке. Еще позавчера, во вторник, на 16–00 был назначен ее обход по баракам. Выносили в каптерку баулы, убирали “шкерки”, снимали полотенца и одежду с дужек, – все как всегда. Секция стала прозрачной, просматриваемой насквозь из одного конца в другой. Сидели, ждали. Комиссия не появилась вообще. Назавтра (вчера, в среду) повторилось все то же самое – тот уж психоз убирания и прятания, начиная с 2–х часов дня (сразу после обеда). Комиссия появилась “на большом” (“продоле”), зашла в столовку, потом пошла на наш “продол”. Но не к нам, а дальше куда–то – на 7–й ли, на 3–й, – толки ходили разные. Очень долго там торчала, потом ушла “на контрольную” (т.е. на вахту, по донесениям местного стрема, у которого из всех бараков самый лучший и дальний обзор, – до самой вахты). Я оба дня не убирал баулы, оба, из–под шконки, и даже одеялом тут, на этом бараке, не завешиваю, – просто задвинул поглубже. Никто из всего этого барачного быдла, ни блатные, ни козлы, ни завхоз, – не заметили и не докопались. Обошлось, хотя я ждал их истерик по сему поводу. Но, правда, никто таких персональных проверок, как шимпанзе на 13–м, тут не устраивает.

Черт его знает, будет ли когда–нибудь кому–нибудь, кому доведется читать эти записки, интересно, как именно я прятал вещи от комиссий, блатных и пр. на разных бараках и как именно трясся и нервничал, ожидая разоблачения. Нет, на самом деле, не будет, конечно, я это знаю с несомненностью. Но просто – тут больше по сути не о чем писать. Когда это происходит, когда приезжает очередная комиссия и начинается психоз и поспешная уборка и вынос вещей, подстегиваемая блатными и “козлами”, – все остальное, все прочие мысли отходят разом на 2–й план! Ни о чем другом не можешь все это время думать, кроме как готовить ответные реплики и мысленно уже отбиваться о наседающих, злобно матерящихся блатных, разъяренно требующих унести сумки в их проклятую каптерку... Об этом думаешь больше, чем о свободе, о работе, от смысле жизни... Это, без сомнения, показатель деградации от здешней жизни.