Открытие гегелевской философии

Открытие гегелевской философии

Маркс, как писал он в письме к отцу, «почувствовал желание испытать свои силы в философии»[15]. Без философии невозможно проникнуть в суть явлений, утверждал он. Но с помощью какой философии это можно сделать?

Юноша искал твердую мировоззренческую опору, надежное теоретическое обоснование для своей научной работы и политических взглядов. Эти поиски были присущи ему, как и всякому молодому человеку того времени или сегодняшнего дня, пытливо относящемуся ко всему, что происходит вокруг. Маркс взялся за нелегкое дело, штудируя немецких философов Канта и Фихте, читая произведения Вольтера и Руссо. Вновь и вновь с беспощадной самокритичностью анализировал он ход и результаты своих размышлений, постепенно все больше убеждаясь в ненаучности субъективного идеализма – философского направления, для которого мир существует не объективно, а лишь как порождение человеческого сознания.

Напряженные занятия – а Карл часто засиживался над книгой при свете свечей вплоть до рассвета – грозили подорвать его здоровье. Оно и в дальнейшем оставалось настолько неустойчивым, что его пришлось освободить от военной службы. Один врач порекомендовал Марксу провести лето на лоне природы. И весной 1837 г. Карл покинул городские стены, переселившись в Штралов (Штралау), пригород Берлина, где квартировал в доме № 4 (сегодня это Альт-Штралау, № 18) у владельца гостиницы и рыбака Кёлера. Это здание было разрушено в годы второй мировой войны, но о пребывании Маркса напоминает установленная здесь мемориальная доска. Ежедневные прогулки по лугам вдоль реки Шпрее, шестикилометровый путь, который он дважды в день проделывал, отправляясь в университет и возвращаясь обратно, свежий воздух привели в течение немногих месяцев к тому, что «хилый и немощный» Карл стал, по его собственным словам, «здоров и крепок телом»[16].

Непрестанный поиск Маркса тем же летом 1837 г. позволил ему найти поначалу удовлетворявший его ответ на вопрос о смысле и путях развития истории человечества. Студент «открыл» Гегеля. Прошло всего шесть лет с тех пор, как этот знаменитый философ скончался в Берлине. Гегелевская попытка доказать внутреннюю взаимосвязь исторических событий и необходимое развитие истории произвела на Карла Маркса, как и на многих других, огромное впечатление. Уже вскоре он открыл для себя самое существенное, революционное в философском учении Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: метод его мышления, диалектику.

Гегелевская диалектика делала очевидным, что исторические обстоятельства представляют собой лишь преходящие ступени развития, этапы бесконечного хода развития человеческого общества от низшего к высшему. То, что еще вчера имело оправдание для существования, сегодня отмирает; его место в истории человеческого общества занимает новая, более высокая действительность.

Конечно, Гегель еще оставался идеалистом. Он видел первооснову всего происходящего в развитии идей или, как он сам говорил, абсолютной идеи. Он утверждал – в полном противоречии со своим собственным диалектическим методом, который не признавал никакого застоя и никаких абсолютных истин, – будто развитие абсолютной идеи нашло в его, Гегеля, философии свое завершение, а в реформированном прусском государстве, которое он представлял как конституционную монархию, найдет высшее воплощение. Это была консервативная точка зрения.

Данное противоречие в философии Гегеля студент Маркс обнаружил не сразу. Оно отразило противоречивость, раздвоенность немецкой буржуазии, которая, хотя и желала освободиться от пут феодализма, в то же время испытывала страх перед народом и искала компромисса с прусской монархией и феодальным дворянством. Тем не менее, несмотря на эти противоречия и половинчатость, гегелевская философия представляла собой крупный шаг вперед в истории человеческой мысли. Именно это и привлекало к ней Маркса.

«…Все крепче становились узы, связавшие меня самого с современной мировой философией»[17], – писал он отцу в ноябре 1837 г. и характеризовал собственный переход на позиции гегелевской философии как поворотный пункт в своей жизни. Для девятнадцатилетнего юноши это поразительное суждение, ибо восприятие гегелевской диалектики фактически явилось исходным пунктом для последующего развития теории научного коммунизма.