ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
12 апреля 1938 года Федор Иванович Шаляпин умер. Но с его кончиной мифотворчество не только не завершилось, оно обрело новые масштабы и направленность. В некрологе, опубликованном «Известиями» 14 апреля, солист Большого театра, народный артист СССР М. О. Рейзен писал: «В расцвете сил и таланта Шаляпин изменил своему народу, променял Родину на длинный рубль. Все его выступления носили случайный характер. Громадный талант иссяк уже давно».
Однако через неделю, 22 апреля, «Известия» вдруг публично извинились «за выражения о творчестве Шаляпина, недопустимые в советской печати». Задумаемся: кто мог в те суровые годы «строго поправить» официальную газету, «орган Советов депутатов трудящихся»? Не иначе как самое высокое в стране лицо.
Так кем же предлагалось считать Артиста?
В одном из кадров фильма «Яков Свердлов», вышедшем на экраны в 1940 году (сценарий Б. Левина, П. Павленко, режиссер С. Юткевич), в кресле развалился «известный певец» — так поименован персонаж в гриме и оперном костюме Мефистофеля (Н. Охлопков), он хмур, раздражен, груб и пьян. Позади, опершись на спинку кресла, стоит молодой цветущий Горький (П. Кадочников) и произносит вдохновенный монолог. Идейное и нравственное противопоставление акцентировано с предельной наглядностью…
1945 год… Проходит пять тяжелых лет кровопролитной битвы с гитлеровской Германией. Рабоче-крестьянская Красная армия, переименованная к концу войны в Советскую и обмундированная в офицерские и солдатские шинели с соответствующими нашивками и погонами, героически освобождает Европу от фашизма, утверждая в мировом сознании державное величие Страны Советов. В этом новом политико-идеологическом контексте в общественном сознании меняется отношение и к «заблудшим россиянам». Журнал «Новый мир» в феврале — марте 1945 года публикует вполне доброжелательные воспоминания о Шаляпине маститого писателя Льва Никулина.
В послевоенные годы власть декларирует открытость и всепрощение: из Европы на свой страх и риск потянулись эмигранты «первой волны». Литературных функционеров высшего ранга засылают даже к Ивану Алексеевичу Бунину — эту миссию возложили на поэта и драматурга лауреата сталинских премий К. М. Симонова, но проницательного автора «Окаянных дней» и «Темных аллей» трудно провести на пропагандистской мякине; он остается во Франции.
С Шаляпиным стало много проще — теперь согласия на любые манипуляции с его именем не требуется. Наступает фаза нового «пересмотра» непростой судьбы Артиста.
…24 февраля 1947 года И. В. Сталин беседовал с кинорежиссером С. М. Эйзенштейном и артистом Н. К. Черкасовым о второй серии фильма «Иван Грозный». В книге «Записки советского актера» Черкасов воссоздает умилительную атмосферу редкостного взаимопонимания художников с вождями.
«Как и всегда, товарищ И. В. Сталин, товарищи В. М. Молотов и А. А. Жданов создали обстановку необычайной простоты, которая позволила нам не только слушать, но и активно включаться в разговор… Иосиф Виссарионович подробно помнил не только наши фильмы, но и большинство актеров-исполнителей и изумительно точно определял возможности каждого из нас, — пишет он. — Говоря о задачах актера, Иосиф Виссарионович сказал, что самое главное достоинство актера — уменье перевоплощаться. Когда я заметил, что в юношеские годы мне удалось часто наблюдать такого мастера искусства сценического перевоплощения, как Федор Иванович Шаляпин, Иосиф Виссарионович сказал, что это великий актер».
Что означала эта фраза генералиссимуса? Высочайшее прошение?
Во всяком случае, уже в 1948 году в ленинградских и московских домах творческой интеллигенции решаются скромно отметить 75-летие со дня рождения Шаляпина. Оставшиеся в живых современники, друзья, знакомые, партнеры по сцене, просто зрители и поклонники выступают с воспоминаниями, музыковеды читают доклады о жизни и творчестве певца, приглашают публично слушать граммофонные записи. А 15 февраля 1953 года с неожиданной помпезностью отмечается восьмидесятилетие артиста в Большом театре Союза ССР: с высокой трибуны Федор Иванович Шаляпин официально провозглашается великим национальным достоянием.
Могло ли такое важное культурное мероприятие состояться без санкции Сталина? Разумеется, нет. Чем объяснить кардинальное изменение в отношении к певцу, еще недавно считавшемуся «невозвращенцем», «врагом» отечества и народа?
Вспомним, какова была политическая обстановка в стране.
В октябре 1952 года состоялся XIX съезд. Он переименовал Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) в Коммунистическую партию Советского Союза и наметил политическую, экономическую и культурную линию развития страны. Последнему съезду с участием Сталина предшествовали погромные постановления ЦК партии 1946–1948 годов по идеологическим вопросам: о неудовлетворительном состоянии литературы, журналистики, кинематографа, театра, музыки, концертного дела; в печати развернулись дискуссии, разоблачающие враждебную деятельность «антипартийных групп» в художественной критике, ширилась борьба с космополитизмом в области искусства и науки. Наконец, объявлено о раскрытии преступной группы кремлевских врачей-убийц и подрывной деятельности международных сионистских организаций, запущен слух о грядущей депортации еврейского населения в отдаленные регионы страны…
…А на торжественном собрании общественности в феврале 1953 года в Большом зале Московской консерватории любимый певец вождя бас Максим Дормидонтович Михайлов, народный артист СССР, бывший церковный певчий, рассказывает «об огромной силе таланта Шаляпина, поднявшего отечественную вокальную культуру на недосягаемую высоту», хвалит репертуар Шаляпина, в котором особое место занимала народная песня, говорит об исключительной ценности художественного наследия Ф. И. Шаляпина, бережно воспринятого деятелями советского искусства… И — ни слова об эмиграции, о лишении певца звания народного артиста. В концерте участвуют лучшие силы Большого театра, в том числе и «продолжатель шаляпинских традиций», автор скандального некролога в «Известиях» — народный артист Советского Союза М. О. Рейзен.
Совершенно очевидно: в послевоенной идеологии готовится масштабное внедрение в общественное сознание новой, сплачивающей народные массы национальной идеи, и Шаляпин — одно из ее знамен.
Спустя три недели после знаменательного концерта умер Сталин, а следом — реабилитированы «злодеи-врачи», расстрелян «враг народа» Берия, осужден «культ личности». Начинается хрущевская «оттепель». И опять к «шаляпинской теме» энергично обращаются видные искусствоведы и литераторы, в 1957 году выходит объемный двухтомник «Федор Иванович Шаляпин. Литературное наследство», в нем впервые представлены фрагменты «Маски и души». Однако полный текст крамольной книги остается запрещенным вплоть до следующей исторической «перестройки» — до 1989 года.
Дочь певца Ирина Федоровна Шаляпина-Бакшеева, проживающая в Москве, начинает хлопотать о поездке в Париж. Этот, казалось бы, сугубо частный вопрос решается на высшем партийно-государственном уровне. Получив отказ от всех нижестоящих административных инстанций, И. Ф. Шаляпина доходит до самых верхов — пишет секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шелепину:
«Обращаюсь к Вам с просьбой рассмотреть вопрос о предоставлении мне возможности выехать на один месяц во Францию. Цель поездки — посещение могилы моего отца артиста Ф. И. Шаляпина, похороненного в Париже в 1938 году на кладбище Батиньоль.
Данную поездку я предполагала бы осуществить на личные средства, выражающиеся во французской валюте, переданной на мое имя в парижский банк, и являющиеся частью завещанного семье наследства Ф. И. Шаляпина.
По справке Инюрколлегии в Москве сумма эта в переводе на советские деньги выражается примерно в 8000 рублей (восемь тысяч рублей).
Моя мать И. И. Шаляпина также просит Вас разрешить мне эту поездку.
Одновременно с этим в случае положительного решения, прошу Вас разрешить моему ближайшему другу — писательнице Кончаловской Н. П., сопровождать меня в этой поездке за мой счет, поскольку по состоянию моего здоровья мне будет трудно одной.
Уважающая Вас дочь артиста Ф. И. Шаляпина, персональный пенсионер СССР И. Шаляпина-Бакшеева».
Это письмо подкреплено ходатайством Министерства культуры заместителю заведующего Отделом культуры ЦК КПСС Б. С. Рюрикову:
«Министерство культуры СССР не имеет возражений против временной поездки И. Ф. Шаляпиной-Бакшеевой в Париж. Как известно, И. Ф. Шаляпина-Бакшеева нигде не работает, она является персональным пенсионером и намерена осуществить поездку по своим личным мотивам. В таких случаях оформление своей поездки она должна произвести на общих основаниях, т. е. через ОВИР Главного Управления милиции.
Заместитель министра культуры СССР С. Кафтанов.
19 апреля 1956 года».
Параллельно в ЦК КПСС поступило письмо заместителя заведующего Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюрикова и завсектором отдела (по совместительству известного музыковеда) Б. Ярустовского. В этом письме высокопоставленные партийные чиновники, по сути дела, категорически отмежевываются от И. Ф. Шаляпиной и ее просьб:
«Персональная пенсионерка И. Ф. Шаляпина-Бакшеева — дочь известного русского певца И. Ф. Шаляпина, просит предоставить ей возможность выехать на один месяц во Францию для посещения могилы своего отца, похороненного в Париже.
И. Ф. Шаляпиной рекомендовано осуществить данную поездку в порядке туризма с одной из экскурсионных групп, выезжающих во Францию.
3 мая 1956 г.».
Вопрос снят. На документе приписка: «В архив. 4. V. 1956 г.».
Поездка не состоялась.
Тем не менее «шаляпинский сюжет», видимо, остается в круге забот высокого начальства. Потому что уже в октябре того же 1956 года министр культуры СССР Н. А. Михайлов обращается за руководящими указаниями в ЦК КПСС:
«24 августа 1927 года на заседании Совета народных комиссаров РСФСР было принято Постановление о лишении Ф. И. Шаляпина звания народного артиста республики.
Это постановление в свое время было правильным и отражало мнение советской общественности, осудившей нелояльные поступки Ф. Шаляпина во время его гастролей в буржуазных странах.
Рост и укрепление Советского государства в годы социалистического строительства определили в дальнейшем изменения поведения отдельных русских писателей и музыкантов, в разное время и по разным обстоятельствам оставивших свою Родину. Это нашло некоторое отражение в их последующем творчестве и деятельности за рубежом, что позволило издать произведения И. Бунина, А. Куприна, композитора С. Рахманинова и других. Благодаря этому творчество выдающихся писателей и музыкантов, оказавшихся в эмиграции, вновь стало достоянием советского народа.
Ф. И. Шаляпин является неповторимым явлением в истории русского и мирового оперного театра, которым наш народ гордится по праву.
Министерство культуры СССР считает, что в настоящее время следует принять необходимые меры, для того, чтобы не только имя, но и все наследие Ф. И. Шаляпина вернуть нашей стране.
Прошу Ваших указаний.
Министр культуры СССР Н. Михайлов.
2 октября 1956 г.».
Указания из ЦК КПСС последовали незамедлительно, на следующий день:
«Отдел культуры полагает, что дата шестидесятилетия первого выступления артиста в московских театрах не является юбилейной и заслуживающей всесоюзного празднования. Что касается восстановления посмертно звания Ф. Шаляпину, то было бы правильным рассмотреть этот вопрос, не связывая его решение с шестидесятилетием первого выступления Ф. Шаляпина в московских театрах.
Зав. Отделом культуры ЦК КПСС Д. Поликарпов, зав. Сектором отдела Б. Ярустовский.
3 октября 1956 года».
Знакомство с документом подтвердили своими подписями члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС М. Суслов, А. Аристов, Е. Фурцева. Спустя два дня с документом ознакомился секретарь ЦК П. Н. Поспелов: «Полагаю, что нет оснований восстанавливать Ф. И. Шаляпину звание Народного артиста Республики. П. Поспелов. 5.Х.56 г.». Через четыре дня другой высокий чиновник ЦК Б. Рюриков начертал: «Тов. Михайлову Н. А. Сообщено 9.Х.56».
Бюрократический круг замкнулся. Но случилось нечто загадочное: несмотря на отрицательное отношение к празднованию шаляпинского юбилея, высказанное в документе от 3 октября, на следующий день, 4 октября, юбилейный спектакль в Большом театре все-таки состоялся. Видимо, сыграла свою роль какая-то чиновничья рассогласованность, столь характерная для отечественной бюрократии. Перед представлением «Ивана Сусанина» выступил генеральный секретарь Союза композиторов СССР Т. Н. Хренников и прозвучала «Дубинушка».
А меньше чем через год, 9 августа 1957-го, в нише плотно заселенного жильцами дома Шаляпина на Новинском бульваре установили мраморный бюст певца работы скульптора А. Елецкого и открыли мемориальную доску. Выступали живые свидетели триумфов артиста: театровед П. Марков, певец И. Козловский, режиссер Р. Симонов, итальянский гость — партнер Шаляпина Тито Скипа.
Когда-то Шаляпин писал: «Каждый раз, когда в Лондоне я с благоговением снимаю шляпу перед памятником Ирвингу, мне кажется, что в лице этого актера я кладу поклон всем актерам мира. Памятник актеру на площади! Это ведь такая редкость!»
В конце 1960-х годов возникло намерение создать двухсерийный фильм о Шаляпине. Идея родилась у Марка Донского, народного артиста СССР, признанного кинематографического мэтра. Когда-то начав свою служебную карьеру в следственных органах ЧК Украины, Донской вскоре переквалифицировался в кинорежиссера, его фильмы о Ленине, экранизация горьковской трилогии и повестей «Мать», «Фома Гордеев» имели зрительский успех. Сценарий о Шаляпине создавался совместно с драматургом и бардом Александром Галичем, первая часть дилогии называлась «Слава и жизнь», вторая — «Последнее целование». Интервью М. Донского в журнале «Советский экран» в начале 1968 года называлось «Шаляпин без легенд». Однако прохождение сценария через цензурное ведомство шло медленно и трудно: только 21 марта 1971 года газета «Советская культура» сообщила о предстоящем начале съемок. К тому времени сценарий уже вырос до масштабов трилогии и обрел новые названия: «Душа без маски», «Слава», «Маска и душа». Но тут возникли уже непреодолимые обстоятельства: «вызывающее поведение» поэта и барда А. Галича и последующая его вынужденная эмиграция поставили на фильме о Шаляпине крест. М. Донскому в утешение пожаловали вскоре звание Героя Социалистического Труда.
Миф неблагодарного «блудного сына», не успевшего покаяться и вернуться на родину, продолжает циркулировать в массовом сознании.
Федор Иванович, как хорошо известно, сам выбрал место своего упокоения на парижском кладбище Батиньоль. Здесь похоронены многие его друзья: художник Л. Бакст, семья А. Бенуа, композитор С. Ляпунов… Через 26 лет после кончины певца, в 1964 году, согласно совместной воле супругов, там же похоронили и Марию Валентиновну.
Но в 1980-х годах в умах почитателей певца, охваченных патриотической идеей духовного единения, возникла мысль перезахоронить его прах на родине. Перенесение праха с места на место, можно сказать, национальная традиция. Еще отважный европеец-путешественник по России XVIII века маркиз де Кюстин поражался: «В России и мертвые должны повиноваться причудам того, кто царит над живыми».
В 1982 году сын Шаляпина Федор Федорович обращается к советскому журналисту и писателю Юлиану Семенову с просьбой помочь ему вернуть в Россию портрет великого певца работы художника А. Головина, который в свое время был продан на Запад. Во время командировки в княжество Лихтенштейн Юлиан Семенов встретился с русским эмигрантом бароном Эдуардом фон Фальц-Фейном и с Федором Федоровичем. Именно тогда они и поставили перед собой задачу — перенести на родину прах великого артиста.
Одним из участников этого замысла оказался и священнослужитель Борис Григорьевич Старк. В письме автору книги от 17 марта 1987 года — Старк к этому времени переселился из Парижа в Ярославль, где получил церковный приход, — он сообщал:
«…Мне пришлось принять участие в его (Шаляпина. — В. Д.) отпевании и погребении в 1938 году. Потом много лет я был одним из инициаторов переноса праха Ф. И. на русское кладбище Ст. Женевьев де Буа под Парижем, так как его могила на кладбище Батиньоль была запущена. Семья уехала в США… Но его вдова Мария Валентиновна ни за что не захотела этого делать. Позднее, уже вернувшись на Родину, я был одним из инициаторов его переноса в Москву и у меня хранятся письма и Ирины Федоровны, и И. С. Козловского, освещающие все трудности долголетних хлопот, пока все не увенчалось успехом. Слава Богу!»
Но вернемся к реальным исполнителям этого смелого проекта.
Встретившись с Федором Федоровичем Шаляпиным, Юлиан Семенов пламенно воскликнул:
«Шаляпина так ждут в России… Много у нас горестного, ужасного, сплошь и рядом происходит то, что и объяснить-то нельзя, но ведь память по Федору Ивановичу только дома надо хранить, где же еще?! Несчастные — по несчастному гению, лишенному родины…»
Вскоре сын певца обнародовал документ, свидетельствующий о его твердых намерениях:
«Я, Федор Федорович Шаляпин, ставший после кончины моего старшего брата, художника Бориса Федоровича Шаляпина, главой семьи Шаляпиных, даю мое согласие на перевоз гроба с прахом отца из Парижа на Родину.
Моя сестра, Татьяна Федоровна Чернова, урожденная Шаляпина, как мне известно из беседы с нею, также присоединяется к этому согласию.
Документ составлен в Вазуце, столице княжества Лихтенштейн, двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот восемьдесят второго года в резиденции барона Эдуарда фон Фальц-Фейна, моего друга.
Свидетели подписания этого документа, барон Эдуард фон Фальц-Фейн и писатель Юлиан Семенов».
Далее предоставим слово Юлиану Семенову:
«…Вернувшись в Москву, я позвонил из Шереметьева в Министерство культуры.
— Победа! Семья Шаляпиных, отвергавшая ранее идею о перезахоронении Федора Ивановича, дала согласие на перевоз праха!
— А кто, собственно, позволит привозить в страну социализма прах антисоветчика, лишенного нашего гражданства?
— Талант не имеет гражданства, — заметил я, понимая, что говорю не то, и тем более не тому: передо мною вновь была столь знакомая нам из многовековой России ватная стена — куда страшней стены бетонной или железной…
— Странная позиция, — ответил незримый собеседник. — Она лишена самого понимания наших традиций — как вековечных, так и революционных…
Говорил я с человеком такого уровня, который не обойдешь; понял, что надежда осталась лишь на Андропова. Он тогда уже был секретарем ЦК, но городской телефон, который дал мне в шестьдесят седьмом году, только-только переехав на Лубянку (возглавлять Комитет государственной безопасности. — В. Д.), сохранил и на Старой площади».
В итоге последующих приятельских бесед писателя и секретаря ЦК КПСС принципиальное согласие на перенос праха Шаляпина было получено: некий начальственный голос по телефону сообщил Юлиану Семенову: «Юрий Владимирович просил продолжить работу по перезахоронению праха Шаляпина».
Оставались проблемы организационные. О них рассказывает сотрудник Музея музыкальной культуры им. М. И. Глинки Р. В. Саркисян:
«Федор Федорович Шаляпин поручил эксгумацию специальной фирме, которая доставила гроб в специальном вагоне. Самолет должен был взлететь, и тут выяснилось, что вагон невозможно открыть. Пришлось бежать к начальнику станции, который разрешил взломать вагон с тем, чтобы гроб успели погрузить в самолет. Дети от разных жен ехали в разных отсеках. На поле встречать в Шереметьево никто не был допущен. „Детей“ провели в депутатскую комнату. Там они разместились тоже не вместе, а раздельно. Затем все отправились в гостиницу „Метрополь“. На следующий день в Большом театре была устроена панихида без единого слова. В фойе бельэтажа был установлен гроб. Рядом портрет. По обеим сторонам гроба стояли дети. Накануне работникам Министерства культуры строжайше было объявлено хранить в тайне все подробности. В Большом театре присутствовал замминистра культуры А. Иванов. На кладбище его не видели. В Большой театр пускали строго по билетам. На кладбище пускали всех. В Большом театре было все оцеплено молодыми людьми. На кладбище их тоже было много. После похорон Министерство культуры устраивало поминки в „Метрополе“.
На следующий день Федор и Татьяна поехали в Загорск, но к обедне опоздали. Однако панихиду все-таки отслужили. К ним были очень внимательны. И был устроен роскошный обед. Федору, впрочем, стало плохо…
Еще в аэропорту Федор, узнав, что будет в Большом театре, ругательски ругал Большой театр, говорил, что там разучились петь…
Федор и Татьяна посетили Музей Глинки, накануне там были Стелла и Марина. Марина рассказывала о Марии Валентиновне. У нее (Марии Валентиновны. — В. Д.) был очень хороший характер. Всегда умела вовремя смолчать, но умела и настоять на своем, сделать, как она хочет. На авеню Эйло у нее был пятиэтажный дом, который она сдавала (один этаж занимала семья). Марина уверяет, что она с мужем снимала у мамы квартиру. Потом Мария Валентиновна переехала в Италию (продав дом), но жила отдельно от детей».
…Траурный митинг на Новодевичьем кладбище состоялся 29 октября 1984 года. Его открыл первый секретарь правления Союза композиторов СССР Т. Хренников:
«Мы переживаем сейчас исторические минуты… Навсегда завершается путь скитаний, много лет назад выпавший на долю Шаляпина…» Выступавший поставил Шаляпина в один ряд с вернувшимися на родину в 1930-е годы композитором Сергеем Прокофьевым и писателем Александром Куприным. «Чувства сыновьего долга и творческих корней владели в последние годы жизни Рахманиновым и Стравинским, — подчеркнул оратор, — определили их патриотические поступки. Сегодня, после долгих лет разлуки, по доброй воле родных и близких с Отечеством своим соединяется Федор Иванович Шаляпин, соединяется, чтобы никогда больше не расставаться».
В эти же дни в Париже, на улице д’Эйло, состоялась торжественная церемония открытия мемориальной доски. У бывшего шаляпинского дома прошел митинг. Все родственники певца в Москве. Заместитель мэра шестнадцатого округа Парижа Ж. Месман отметил большой вклад Шаляпина в развитие традиционных культурных связей между Францией и Россией. С мемориальной доски спадает покрывало. Надпись гласит: «В этом доме жил и умер русский лирический певец Федор Шаляпин (1873–1938)».
Вскрытую могилу Шаляпина на кладбище Батиньоль привели в изначальный вид, ее, как и прежде, венчает темный мраморный крест. На новой могиле Шаляпина вместо креста — в вальяжной позе сам Шаляпин. Скульптурное изваяние, по замыслу его автора Алексея Елецкого, не предназначалось для надгробия, а оказалось здесь по воле сложившихся обстоятельств. Креста на могиле великого певца советская власть допустить, разумеется, не могла.
Но «процесс восстановления исторической справедливости» в отношении Шаляпина еще далеко не завершен. Из квартир артиста в Москве и Ленинграде выселяются жильцы — теперь в них открываются музеи. Однако что позволено в столицах, еще не принято в провинции. Когда в родной Казани в конце 1980-х годов задумали поставить памятник певцу, старые большевики, ветераны войны и труда дружно сплотились в патриотическом протесте, выступили в местной печати против увековечивания памяти «изменника Родины». Ветеран войны и труда В. К. Лапицкий в республиканской газете «Вечерняя Казань» гневно напоминал: «Советский народ отражал интервенцию, потом защищал страну от фашизма, а Шаляпин в это время (?! — В. Д.) развлекал офицеров-белогвардейцев и гестаповцев. Не должно быть этому прощения!» Ему вторил ветеран войны и труда М. Ш. Шарафутдинов: «Шаляпину не только памятник ставить, о нем и вспоминать не следует!»
Всё же сторонники возведения памятника — авторитетные литераторы, мастера искусств, общественные деятели — победили. Совет министров Татарии распоряжением от 25 февраля 1988 года объявил о начале работ по созданию памятника Ф. И. Шаляпину, и уже через два дня «Вечерняя Казань» поместила оптимистичную заметку «Помнят и любят»: «Сорок рублей собрали на памятник Шаляпину участники вечера, состоявшегося в Доме культуры им. Воровского».
Готовность переписать историю, безответственность и легкость, с которой плюс меняется на минус, а за сотворением кумиров неизбежно следует их низвержение и наоборот, всегда раздражали и угнетали Шаляпина. С горечью писал он о «том странном восторге, с которым русский человек развенчивает своих любимцев. Кажется, что ему доставляет сладострастное наслаждение унизить сегодня того самого человека, которого он только вчера возносил… Точно тяжело русскому человеку без внутренней досады признать заслугу, поклониться таланту… Почему это русская любовь так тиранически нетерпима?».
Понадобилось десятилетие, чтобы сменился государственный строй, ушли старые поколения, «общественное мнение» успокоилось и пришло к «консенсусу». 29 августа 1999 года в Казани у колокольни церкви Богоявления во внутреннем дворе отеля «Шаляпин-палас» открыли памятник Федору Ивановичу Шаляпину. Звучали восторженные речи, выступали вице-премьер российского правительства В. Матвиенко, внучка певца Ирина Борисовна…
В 1967 году фирма «Мелодия» выпустила первую серию пластинок Ф. И. Шаляпина, собрание произведений, напетых в 1901–1936 годах. На восьми пластинках представлен самый разнообразный репертуар певца. Журналист Том Емельянов в 1973 году подготовил цикл радиопередач о Шаляпине, вышло несколько книг о жизни и творчестве певца. В 1988 году журнал «Новый мир» миллионным тиражом в двух номерах публикует «крамольные главы». В 1989 году запрет с «Маски и души» снят — ее выпускают массовым тиражом сразу несколько центральных и периферийных издательств. Наконец, уже в условиях развернувшейся демократической перестройки 10 июня 1991 года Совет министров РСФСР решил: «Отменить Постановление Совнаркома РСФСР от 24 августа 1927 года „О лишении Ф. И. Шаляпина звания Народный артист“ как необоснованное».
Сам факт перезахоронения праха Ф. И. Шаляпина стал рискованным прецедентом. Тут же нашлись патриоты-энтузиасты, ратующие за перенесение останков отечественных деятелей культуры на родину — назывались имена И. А. Бунина, С. В. Рахманинова и многих других… Между тем и к истории с прахом Ф. И. Шаляпина отношение было разное. М. Ростропович опубликовал в Париже статью «Перевоз трупов», в которой резко осудил предпринятый акт как нарушение воли покойного (см.: Понфилли Р. де. Русские во Франции. Париж, 1990. С. 226, 227).
В 1989 году в газетах «Известия» (21 августа) и «Советская культура» (15 июля) обсуждается возможность переноса из США в СССР праха С. В. Рахманинова. Идея долго волновала воображение энтузиастов, пока уже в постсоветскую Россию не приехал внук композитора Александр Рахманинов и не дал газете «Московские новости» (1993. 28 февраля) исчерпывающий ответ.
— Некоторое время назад шла волна перезахоронения великих соотечественников. У вас не было мысли перевезти в Россию прах деда?
— У меня не было. Но меня все время атакуют по этому поводу. Мне звонил даже посол России из Вашингтона… То, что Рахманинов похоронен не в России, по-моему, подчеркивает международный характер этого музыканта. И вообще, когда человек скончался, нужно оставить его в покое.