87. Постой паровоз, не стучите колеса…
87. Постой паровоз, не стучите колеса…
— Сержант Гнедовский!
— Я!
— Курсант Копыто!
— Я!
— Курсант Пономарев!
— Я!
— Курсант Симонов!
— Я!
— Выйти из строя на десять шагов! Училище, СМИРНО! За смекалку, находчивость и мужество, проявленные при тушении пожара и спасение железнодорожного состава с важным грузом, данные курсанты награждаются ценными подарками от Министерства путей сообщения СССР — наручными часами «Победа»!
Генерал-майор — начальник училища солидно спустился с трибуны, облицованной мраморными плитами, подошел к нам и с подчеркнутой важностью происходящего, вручил каждому по маленькой пластиковой коробочке с наручными часами. При этом лицо сурового генерала откровенно светилось искренней отеческой теплотой, многочисленные морщинки на коже пожилого человека разгладились, а в глазах периодически проскакивали озорные искорки молодецкого куража — «чертики бегали», и доброй зависти, наверное.
Да-да, скорее всего именно доброй зависти. Было явно заметно, что нашего генерала прямо распирает от нескрываемой гордости, что его воспитанники наконец-то отличились в лучшую сторону (не «Агдам» стырили, а действительно что-то приличное сотворили), и по-доброму завидует нам — четверым курсантам, благоговейно замершим на училищном плацу по стойке «смирно».
В этот торжественный момент, по крайней мере, нам четверым (вру, пятерым — включая генерала) было отчетливо и предельно понятно, что начальник училища с превеликим бы удовольствием и абсолютно не задумываясь, немедленно променял бы свой помпезный генеральский китель с красивыми погонами, расшитыми золотой нитью, на многократно застиранную, затертую и заношенную «в хлам» курсантскую ХБшку, лишь бы вернуться в бессовестно-беззаботную молодость.
И сбросив с себя всю показную напыщенность и важность — неизменные атрибуты высокой должности и наплевав на обрыдло-занудную кабинетную рутину, с молодецкой удалью и разухабистым юношеским азартом, поучаствовать в каких-нибудь головокружительных приключениях — в тушении пожара, например (про расхищение цистерны «Агдама» опять же скромно промолчу).
Крепко пожимая нам руки, начальник училища приветливо улыбался и тихо говорил.
— Спасибо, ребята! Порадовали старика, так держать! Молодцы парни! Молодцы! Спасибо, орлы!
Затем, степенно поднявшись на трибуну, генерал вновь принял «уставное» суровое выражение лица и с металлом в голосе громыхнул над притихшим плацем.
— А сейчас мой заместитель по политической части полковник Боргударов зачитает официальное письмо, присланное в адрес командования училища из Министерства путей сообщения СССР. Слушайте внимательно и гордитесь, что вместе с вами учатся эти славные и ответственные парни! Берите с них повсеместный пример и старайтесь хоть чуть-чуть походить на них! И тогда я могу с чистой совестью спокойно уходить на заслуженный пенсион, ибо лично меня переполняет чувство полного удовлетворения за проделанную работу и отеческая гордость, что эти курсанты — воспитанники именно нашего училища ВВС. Итак! Слово предоставляется полковнику Боргударову.
«Политический» полковник подошел к стойке с микрофонами и, медленно развернув противно шуршащий листок бумаги, с чувством, с толком и профессионально играя интонацией, завел долгоиграющую агитационо-помпезную песню.
— В благодарственном письме от руководства МПС СССР, за подписью ЛИЧНО САМОГО заместителя министра на имя командования нашего училища ВВС, выражается искренняя и горячая благодарность за воспитание достойной смены, которая в скором времени вольется в стройные и монолитные ряды офицеров доблестной Советской армии. Руководство МПС СССР абсолютно уверено, что курсанты нашего краснознаменного и орденоносного училища в трудную минуту для окружающих их людей, для своей страны, для своей Родины — Союза Советских Социалистических Республик, сразу и все как один, решительно встанут плечом к плечу, мужественно преодолевая любое проявление постыдного страха и презрев личные интересы, будут надежной опорой… и т. д. и т. п. … еще на добрые полчаса.
Весь личный состав училища обреченно замер в монолитном строю на огромном плацу, благоговейно внимая каждому слову зажигательной речи, а за нашими спинами, взгромоздившись на отделанную белым мрамором трибуну, заливался соловьем партийный рабочий — замполит училища полковник Боргударов.
Хорошо поставленным голосом, с правильной литературной дикцией достойной диктора центрального телевидения, он мощно вливал в благодарные уши курсантов, бесконечный словопоток, щедро насыщенный возвышенной патетикой пропагандисткой направленности. В коротких паузах, необходимых для физиологической вентиляции натруженных легких, работающих в авральном режиме, полковник периодически эмоционально потрясал в воздухе «гербованной» бумагой из незабвенного МПС СССР, призывая в авторитетные свидетели искренней правоты своей эпохальной речи, не иначе как все МПС СССР в целом.
Блин, вот умеет же привирать красиво, фиг докопаешься! Могу поспорить, что в том письме не было и половины того, что наплел наш краснобай-сказочник зам. генерала по политической части — Ганс Христиан Андерсен доморощенный. А куда деваться, работа такая! Профи… не зря свой «хлеб с маслом» кушает и «какавой» запивает! Эх, учиться у таких надо, если хочешь быструю и непыльную карьеру в уютных штабах делать — подальше от «любимого» личного состава и боевой техники! Блин, ну заткнулся бы что ли?! Неуютно как-то на плацу торчать! Отпустите за ради Бога в родную роту, дайте в строю среди ребят затеряться… неудобно как-то все это…
Но мы продолжали стоять перед всем личным составом училища, 4-мя неподвижными столбами, глупо улыбались и рассеянно вертели в руках маленькие пластиковые коробочки с часами «Победа». Честно сказать — совсем неловко стоять перед почти 3-х тысячным строем себеподобных, врожденная скромность там и все такое… Тем более, каждый на тебя пялится как на «чудо-юдо» какое-то.
Герои, ратиборы, огнеборцы, куда деваться?! Надо же, как вдохновенно замполит вворачивает красивые и непонятные слова. Мде, в красноречии полковнику Боргударову не откажешь, язык то «без костей», не иначе.
Пока над плацем носилось эхо восторженно-громогласных речей, в моей памяти, словно цветные картинки из детского калейдоскопа, всплывали все наиболее яркие обстоятельства и хронологические подробности свершения нашего «эпохального» подвига…
— Санька, Леля, собирайтесь! Сейчас шустренько двигаем в баню, а потом в чепок (буфет) заскочим, надо съестным максимально затариться, в караул сопровождения завтра едем (караул сопровождения — группа вооруженных военнослужащих, сопровождающих груз военного назначения, который перемещается по стране на достаточно длинные расстояния).
Мы с Леликом многозначительно переглянулись и вопросительно посмотрели на сержанта Валеру Гнедовского, который принес эту достаточно приятную новость — прокатиться по стране и отвлечься на некоторое время от монотонности училищной жизни, а почему бы и нет?!
Валера, снимая пилотку и подтыкая ее за поясной ремень, озадаченно прищурил глаза и продолжил.
— Приказом по училищу от нашей роты, кроме нас с вами, еще курсант Петровский отдан, но он, как вы знаете, на прошлой неделе в госпиталь с двухсторонним гайморитом загремел — фиговый расклад, однако. Наверное, подмену из 5-й роты назначат.
Сержант Гнедовский опять недовольно поморщился.
— Жаль, конечно, лучше бы с нашим философствующим «Люфтваффельником» поехать, парень проверенный, да и веселее, а так с чужим … как-то не очень… попадется мудак какой-нибудь, замотаемся его перевоспитывать всю дорогу.
— А куда едем и насколько?!
— Из Свердловска тащат какое-то немыслимое артиллерийское орудие калибром в 152-мм образца времен Ивана Грозного…
— Охренеть?! А мы то причем?! С какого перепугу ВВС и сраная пушка, да пусть хоть внебрачная дочь шрапнельной пищали и Царь-пушки?! Орудие пусть другие волокут — стратеги например! У них же в петличках две пушки сношаются, перекрещиваются так сказать в порыве страстного экстаза… А нам подавай авиабомбы, реактивный движок или чего-то в том же духе похожее…
— Да какая в принципе разница?! Все, какое-никакое разнообразие! Покатаемся по бескрайним просторам Родины, пока пацанам тут будут мозги знатно сушить. Потом на сессии поноем жалобно: «Мол, пропустили все Ваши гениальные лекции, товарищ великий преподаватель, но не по своей воле и не корысти ради, а токмо из-за треклятого выездного караула». Глядишь, и накинут пару баллов?! А эту младшую дочку царь-пушки еще недавно сопровождали солдаты со «сверчком» (военнослужащий сверхсрочник) — стадо идиотов, иначе не скажешь. Не успели отъехать от Свердловска, как их караул поголовно нажрался в сопли и на первой же остановке, бдительный комендант застукал голубчиков. Прямо «тепленьких» за ноги из теплушки вытаскивали. У нас же комендант — всем комендантам комендант, хрен проскочишь! Сейчас эти «алконафты» на гарнизонной гауптвахте вытрезвляются! Пока платформа попутную оказию ждет, в наше училище из гарнизонной комендатуры заявку на 4-х «конвойных» скинули. А пушку волокут в Измаил — солнечная Молдавия вроде как, если не ошибаюсь?! Не судите строго, в школе географию принципиально прогуливал. И если Измаил на самом деле в Молдавии или на Украине, кто его знает, мне все едино, то там все равно теплее, чем сейчас здесь — на суровом Урале-батюшке. Весна называется, что ни год, то — 10 в апреле и снега по колено, охренеть!
Услышав про «солнечную Молдавию», Витя Копыто, присутствующий в спальном помещении казармы, оттопырив уши, всячески проявляя максимальный интерес к нашему незатейливому разговору, неожиданно встрепенулся и, придя в «крайнюю» степень возбуждения, заорал дурным голосом.
— Парни возьмите меня с собой! У меня тетка единокровная в Измаиле имеется, молдаванка, пля буду — родная сестра матушки, сто лет не виделись…
— Витя, приказ по училищу, тебя там нет…списки утверждены…
— Давайте попросим Нахрена. Я уговорю! Я смогу! Я попробую… Я вам обязательно пригожусь, не пожалеете! Ну, возьмиииитеееее меее…няяяяяяяя….
Как мы не отнекивались от такого незапланированного счастья, как наш незабвенный Витенька, но спорить с ним было абсолютно бесперспективно.
Откровенно надеясь, что у курсанта Копыто ничего не выйдет, мы поставили категоричное условие, что договариваться с командиром роты — капитаном Хорошевским о включении в состав выездного караула, Витя будет сам лично (один, без ансамбля), без нашего активного участия. Получится — значит, получится! Нет?! Извиняй Витенька, мы сделали всё, что смогли! Искренне расстроены, украдкой утираем слезы! Любим, целуем, пиши письма…
Однако мы недооценили дипломатические способности нашего дорогого Витеньки! Энтузиазм крайне заинтересованного индивидуума способен чудеса творить! Уболтал, уговорил, убедил, нашел нужные и проникновенные слова для вечно раздраженного Володи Нахрена.
При проведении данной процедуры, легендарные уши Виктора уморительно шевелились, а живописное лицо выражало такую степень отчаяния, что капитан Нахрен бессовестно ржал взахлеб до полного изнеможения и обильно-истеричных слез в три ручья (у курсанта Копыто шевелились ушные раковины при разговоре, см. «Пластическая хирургия»). В результате, ротный офицер на удивление достаточно быстро сдался и Витя Копыто был незамедлительно включен в состав выездного караула.
Не иначе, Володя Нахрен с тайным восторгом воспринял данную идею — на законных основаниях отдохнуть от такого чуда «генной инженерии» и явной ошибки природы, как Витя Копыто, хотя бы в течение короткого времени, заслав его хоть в выездной караул в Молдавию, хоть в экспедицию на Северный полюс, хоть в полет на Луну, хоть к черту на кулички.
Готовились к неожиданной командировке в аврально-истеричном режиме. Времени на раскачку не было по-определению.
Используя всю без остатка накопленную и заныканную для романтических увольнений в город в приятном женском обществе, денежную наличность, накупили еды — печенья, пряников, конфет. Получили на училищном прод. складе тушенку, рыбные консервы «братская могила» — бычки в томате, различные крупы, сухофрукты, хлеб, сухари «термоядерные» (хрен раскусишь), сахар, чай, соль. Собрали вещмешки, взяли ложки, посуду, бачки, полотенца, зубные щетки, бритвы и прочее. Получили оружие, патроны, командировочное предписание на выполнение задание. Все шустренько и бегом.
Лихорадочно носясь по училищу, мы ловили на себе откровенно завистливые взгляды остающихся в училище ребят. Еще бы, сорваться в командировку на пару недель — это почти что «внеплановый» отпуск.
На училищном ГАЗ-66 «Шишига» приехали на ж.д. станцию, скоропостижно и без проволочек приняли маленькую теплушку (такие в кино о войне часто фигурируют) с прокопченной буржуйкой и деревянными нарами вместо кроватей (из постельных принадлежностей одни матрасы и свалявшиеся старые подушки без наволочек). Одеяла были в таком состоянии, что складывалось устойчивое впечатление, что на них выросло не одно поколение моли. Фиг с ним, не страшно, вместо одеял используем свои шинели.
Мде…, знали бы такое положение дел с постельным бельем, из училища прихватили бы свое. Ну, да ладно, это не самое страшное, не смертельно, стандартные тяготы и лишения и все такое… не в первый раз и самое досадное — не в последний.
Объект охраны впечатлил своими размерами и солидностью. Огромная пушка занимала всю грузовую платформу от края до края и завораживала своей исполинской мощью. Ее гармоничная конструкция источала скрытую угрозу и вызывала трепетное уважение. Раззявя рты в благоговейном восторге, мы только и смогли издать нечленораздельное.
— Вот это «даааааа….»!
Платформа с длинноствольным орудием была предпоследней в длиннющем составе грузовых вагонов, а наша теплушка — самой последней. Так было удобней с точки зрения перецеплять наш груз от поезда к поезду, выбирая попутную оказию, да и нам — сподручней охранять военное имущество, просматривая сразу обширный сектор подступа к объекту на целые 270 градусов.
Но у этого «удобства» была и «обратная сторона медали» — т. к. теплушка была достаточно маленькой, двухосной и относительно легкой, то при движении ж.д. состава с более-менее приличной скоростью, нас болтало весьма нещадно. Создавалось устойчивое впечатление, что мы попали на маленький кораблик, который волокут на буксире в бушующем море.
Т.к. туалет в теплушке отсутствовал по определению — мятое ведро с днищем в виде прогнившего сита, а остановки грузового состава были крайне редкими, то справлять естественные надобности приходилось урывками, где как — в чистом поле, на перегонах, в отстойниках и во время работы маневровых паровозиков, перестыковывающих два наших вагона от одного локомотива к другому и т. д.
Особенно неудобно и достаточно рискованно было «облегчаться» на «полном ходу» поезда. Пописать было достаточно легко, элементарно открыв сдвижную дверь. Самое главное — удержать руками свое мужское достоинство и шаткое равновесие персональной тушки на краю мельтешащей «бездны», когда пол маленького вагончика так и норовит выпрыгнуть из-под твоих ног.
После того, как Витя Копыто, не справившись с силой гравитации и, не учтя общеизвестных законов гидродинамики из курса физики за 7-й класс средней школы, пару раз обильно обрызгал стены и пол теплушки (только потолок, почему-то остался сухим, непонятно) и, получив последнее «китайское» предупреждение в виде дружеского пинка по костлявой заднице, он тоже научился вполне прилично попадать личной струей в открытый проем огромной сдвижной двери, почти с первого раза. Снайпер!
А вот сходить «по большому» — это вообще «песня», заслуживающая отдельного краткого пояснения! Итак, прошу прощения за подробности, но жизнь есть жизнь, куда деваться?! Немного пофантазируйте и представьте следующее действо.
А лучше, попробуйте на досуге удержаться на постоянно вибрирующем и хаотично дергающемся краю пропасти открытого проема вагонной двери, да еще со спущенными ниже колен штанами, на приличной скорости поезда и под задорный свист встречного ветра?! Это что-то! Впечатлений «выше крыши»! Главное — чтобы в этот ответственный момент, навстречу не попался другой поезд!
Во-первых — перепугаешься до полусмерти, а во-вторых — образовавшимся завихрением воздушного потока между двумя поездами, несущимися навстречу рядом друг с другом, в открытую дверь теплушки обязательно задует продукты жизнедеятельности твоего организма, с которыми только что стремился безуспешно расстаться. А это уже «не есть хорошо», поверьте на слово.
Вечно чадящую древнюю печку-буржуйку топили углем, который во время редких остановок шустро грузили из угольных развалов или добывали, входя в образ «жалобного попрошайки», у проводников пассажирских вагонов поездов, стоящих на параллельных путях. Приготовить на «буржуйке» горячую пищу было совсем не просто, ибо печка катастрофически быстро остывала но, тем не менее, мы старались питаться более-менее регулярно.
Во время остановок грузового состава, независимо от времени суток и погодных условий, выставлялся обязательный пост — курсант-часовой с автоматом.
Пушка — огромная длинноствольная «дура», зачехленная выцветшим брезентом, внушала уважение всем своим фундаментальным видом не только нам. На всех ж.д. станциях, поголовно все и каждый из местных жителей старался рассмотреть это чудо поближе, а ребятня норовила незаметно пробраться на платформу и заглянуть под брезент. Приходилось постоянно гонять «гражданское население», куда деваться?!
Откровенно говоря, такое внимание местных жителей, поднимало наш статус в наших же собственных глазах до заоблачных высот. Важно поглядывая на орудие, нас распирало от гордости и осознания всей важности выполняемой миссии. Мощная штукенция, ничего не скажешь, не смотря, что устаревшая. Не иначе, радикально усилятся западные рубежи нашей родины после получения такой грандиозной хренотени. Враги трепещите! Везем! Тащим!
До конечного пункта назначения ехали утомительно долго, наши вагоны то прицепляли, то отцепляли, то загоняли в отстойники и тупики. Мы уже почти три недели не мылись, форма ХБ, некогда цвета хаки, стала равномерно землистого оттенка, угольная пыль въелась в ткань очень основательно. Подшива (сменный белый воротничок) была безнадежно черная, наши физиономии тоже были матово-черные от мелкой как мука угольной пыли и безнадежно чадящей печки. Складывалось устойчивое впечатление, что у нас четверых один общий папа, причем — негр!
Единственное, что радовало — погода. Чем дальше отъезжали от Урала, тем мягче становился климат. Ласковое солнышко посещало нас все чаще и чаще, шоколадный загар не заставил себя ждать, будет потом чем покрасоваться перед уральскими девчонками. Хотя, кого я обманываю?! Размечтался?! Это была банальная всепроникающая угольная пыль, не более того.
На редких остановках, чаще всего — ночных, вдоль нашего состава обязательно ходила пара станционных рабочих в исключительно грязной и промасленной буквально насквозь (до кожаного блеска) робе. Один монотонно постукивал молотком на длинной ручке по ступицам колесной пары, а второй, в зависимости от звонкости «эха», открывал створку колесной буксы и заливал в нее машинное масло из чайника.
Сначала, наш часовой попытался не подпустить чумазых работяг к платформе с пушкой и, передернув затвор АК-74, озвучил угрозу применения оружия — военная тайна и так далее, понимать надо! Но бригада в черных робах объяснила свой «повышенный» интерес к вагонам достаточно спокойно, прозаично и убедительно.
Оказывается, в конструкции колесных пар любого вагона применяется допотопный подшипник времен царя Гороха, который с поразительным и завидным аппетитом пожирает машинное масло в неимоверных количествах — прямопропорционально пробегу самого вагона и маслице надо периодически добавлять по мере выработки, чтобы не было перегрева всей колесной ступицы. Во как?! А кто-то сказал, что мы уже в космос летаем, а сраный подшипник для вагона изобрести не можем?! Мде, архаизм!
По мере незапланированной затяжки срока нашей командировки, начались неизбежные проблемы с продуктами питания. Хлеб и тушенка закончились неожиданно быстро, осталась одна крупа и сухари — мечта стоматолога …и вот вроде бы и все…
Так как с продуктами питания наступил фатальный дефицит, местами переходящий в полный пипец, у личного состава караула остро встал вопрос о добыче хлеба насущного, дабы не протянуть ноги и не опуститься до фактов откровенного каннибализма. Из всех нас, Витя Копыто был откровенно в выигрышном положении. Из-за своей телесной тщедушности, он напоминал банальный суповой набор, состоящий из одних мослов и голых костей, и не представлял особого кулинарного интереса. Хотя, в качестве навара для первого блюда, почему бы и нет?!
На ближайшей станции единогласным решением всего состава караула, Витя Копыто как наиболее вызывающий жалость и сострадание у гражданского населения, был отправлен на «разведку».
Внешний вид нашего разведчика был впечатляющим — с беспросветно чумазым лицом, покрытым толстым слоем угольной и дорожной пыли, подшивой подворотничка цвета грязной земли, бесформенными сапогами неопределенной расцветки, окислившейся бляхой поясного ремня равномерно зеленого цвета, а также, некогда желтыми волосами, которые давно свалялись в грязные сосульки и торчали из под пилотки модными сейчас «дредами», выпирающими костями и громыхающий мослами — короче, полная жуть, а не воин или именно то, что надо!
На маленькой и ухоженно-симпатичной глубоко провинциальной станции, Витя с горящими от голода глазами приблизился к бабулькам, сидящим рядком вдоль перрона и торгующих жареными курочками, огурчиками, творогом, сметанкой, семечками и в процессе выяснения приемлемой цены на продуктовое изобилие, пробил поголовно всех старушек на элементарную жалость и острый приступ сострадания. Типа — едем на Запад, гаубицу секретную везем на границу. Обстановка в мире неспокойная! Но не волнуйтесь бабоньки, не посрамим, отстоим, все как один и все такое…
В результате, курсант Копыто вернулся к вагону в окружении многочисленной группы старушек, которые помогали ему нести кучу всего съедобного исключительной вкусности и, причем абсолютно бесплатно.
Когда наш состав тронулся в путь, сердобольные старушки продолжали насильно впихивать нам в руки незатейливую снедь домашнего приготовления — пирожки с различной начинкой, творог, вареную картошечку, посыпанную мелконарезанным укропчиком, а затем, не сговариваясь, выстроились на ж.д. платформе в идеальную шеренгу и еще долго махали нам вслед своими платочками, вытирая обильные слезы, периодически причитая.
— Эх, лишь бы не было войны! Берегите себя, ребята… совсем еще дети…
Очевидно, эти бабушки вспомнили, как когда-то очень давно провожали своих «соколиков» на жестокую войну.
У всех ребят от такой трогательной картины тоже защемило где-то глубоко в груди и предательски защипало в глазах. Что ни говори, а поколение, которое пережило кровавую войну, питает к «человеку с ружьем» какую-то особую нежность!
Курсант Копыто опасно висел в проеме распахнутой настежь двери, вглядываясь в добрые лица старушек, остающихся на убегающей «вдаль» станции и отчаянно долго махал пилоткой, зажатой в грязной кулаке.
Уже давно осталась позади гостеприимная уютная станция с добрыми бабульками, и скрылись за изогнувшимся дугой горизонтом сама платформа с маленькими фигурками наших благодетельниц, а Витя все висел и висел на поручнях вагона, старательно вглядываясь в неумолимо удаляющийся вид провинциального городишка (даже названия не помню, а жаль).
Когда он, наконец, вернулся в вагон, мы заметили, что по Витькиным прокопченным щекам пробежали две крупные слезинки, оставляя после себя следы в виде относительно чистых дорожек.
Все ребята дружно сделали вид, что не заметили этого, т. к. у каждого из нас к горлу подкатил необъяснимый комок, говорить ничего не хотелось. Одно было предельно понятно — эти старушки видели настоящую войну, пережили пронзительный момент расставания «навсегда», познали горечь утраты близких и любимых, и наше неожиданное появление однозначно всколыхнуло их добрые сердца, захлестнуло волной щемящих воспоминаний и наполнило трепетными переживаниями.
— Эх, лишь бы не было войны…
Еще долго данная фраза отдавалась стуком вагонных колес в наших ушах. Спасибо Вам, бабушки!
Пару дней мы питались относительно сытно, но любые запасы, даже самые обильные и вкусные, имеют нехорошее качество — заканчиваться.
Очередная узловая станция, безликая и неприметная — одна из череды многих. Стоим ночью, зябко, сыро, промозгло, в воздухе висит ощущение скорого дождя. Часовой Лелик Пономарев кутается в шинель и постоянно дышит на застывшие руки, пытаясь хоть как-то согреться, но все равно парня откровенно знобит. Подходит «древний» старлей — комендант ж.д. станции, посмотрел на нас, на орудие, на теплушку, проверил предписание и документы на груз, спросил о запасах продуктов. Услышав откровенный неутешительный ответ, грустно вздохнул, тихо выматерился и привел меня и Витю Копыто в станционный буфет.
В буфете, полная и розовощекая мадам за прилавком, налила старлею стаканчик водочки «во здравие», а нам отпустила ящик «Буратино», 4 буханки хлеба, добрый кусок сыра, батон колбасы, целлофановый пакет с гречневой крупой и дохлую курицу (сплошные кости, толстенная кожа в огромных пупырышках, не иначе как умерла своей смертью в глубокой старости или от хронического истощения, на «дареному коню в зубы не смотря», берем что дают). Также буфетчица насыпала в 2-литровую банку вкуснейший винегрет и выставила на прилавок 4-ре бутылки кефира, причем денег взять категорически отказалась. Спасибо Вам, добрые люди!
Едем дальше. Солнечный день, двери теплушки открыты нараспашку, варим гречневую кашу с расчлененной и мелкопорубленной курицей. В воздухе отчетливо попахивает горелым. Не хотелось бы испоганить дефицитный харч, поэтому стараемся разобраться в источнике и причинах возникновения характерного запаха.
Старательно и качественно обнюхали весь вагон, не у нас горит. Точно! Но горит ведь! И где?!
И вдруг Лелик, ухватившись одной рукой за металлическую скобу, высунулся из вагона и, вглядываясь по ходу движения поезда, прокричал.
— Парни, вагон впереди дымится!
Мы дружно повисли в проеме теплушки. Да, точно, буквально через один вагон впереди нашей платформы с пушкой, из-под днища вагона шел приличный черный дым, который уверенно набирал объем и плотность.
Сержант Гнедовский задумчиво заузил глаза и сплюнул в проем открытой двери.
— Букса, похоже, горит!
Действительно, складывалось впечатление, что подшипник в ступице колесной пары разрушился или его банально заклинило, а масло в буксе от повышенной температуры начало активно разлагаться или гореть. У локомотива «дури» — мощности выше крыши и он знай себе тащит состав длиной почти с километр, не меньше, особо не напрягаясь и не замечая такой мелочи, как дымящийся вагончик.
— Что будем делать?!
— Машинист увидит, остановится и потушит, а мы поможем!
— Что-то он не очень то и видит! И останавливаться тоже совсем не собирается?! И тушить, как бы тоже не сильно торопится, не находите, парни?! А сейчас все как разгорится, а до паровоза гораздо дальше, чем до нас… Факт!
— Надо подать сигнал…
— Надо…
— Давайте полотенцами махать!
— Давайте!
Схватив армейские вафельные полотенца далеко не первой свежести, и совсем уже далеко не белые, как в начале нашего затянувшего путешествия, мы, открыв обе двери теплушки, опасно высунулись из вагона по разные стороны и, рискуя вывалится на полном ходу, начали активно махать, свистеть и громко орать. Бесполезно! Локомотивная бригада нас не слышала! Совсем! Абсолютно не слышала! Оно и понятно, состав был очень длинный.
Замучавшись висеть на сквозняке и наглотавшись до «першения» в горле, набирающего силу дыма, мы увидели слабые огоньки пламени в районе колесной буксы. Вообще складывалось впечатление, что она уже успела раскалиться до красна.
Валера Гнедовский, задумчиво побегав по замкнутому пространству теплушки от стенки к стенке, решительно сказал.
— Выбора нет, будем стрелять!
Витя Копыто изумленно выпучил глаза и, оглядевшись по сторонам, спросил.
— Я готов! В кого?!
— Надо бы в тебя, конечно! Случай — самый походящий от такого дурака избавится, но пока — в воздух, к сожалению!
Валера был неисправим. Даже в такой нервозной обстановке, он умудрялся шутить. Копыто обиженно надул губы, а Гнедовский продолжил.
— Опять же, надо стрелять так, чтобы гильзы не просрать, а то потом отписываться замудохаемся. Куда дели?! Где патроны?! Почему стреляли?! Что, не было другого выхода?! Бюрократия сраная, куда деваться?! Расход боеприпасов — это строгий учет, так ведь?!
Валера взял свой автомат из пирамиды с оружием и отошел вглубь вагона. Теплушку прилично пошатывало.
— Так парни! Я стреляю, вы ловите гильзы! А Саня смотрит на реакцию машиниста и машет ему полотенцем. Приготовились!
Я привязал полотенце на ствол своего автомата и максимально высунулся «на улицу».
Гнедовский тем временем подоткнул магазин с патронами, поставил автомат АК-74 на «одиночный огонь», передернул затвор. Плотно прижав приклад к плечу, сержант произвел одиночный выстрел. Эхо выстрела в замкнутом пространстве теплушки больно ударило по ушам и оглушило всех нас (меня даже в меньшей степени — болтался на сквозняке за пределами вагона).
Лелик и Витя на перегонки — «рэксом», бросились на карачки и подхватили упавшую на пол гильзу, которая, задорно позвякивая, уверенно покатилась к «выходу» из теплушки.
— Ну, как Сань?!
— Хреново! В ушах звенит!
— Не, я о машинисте?! Высунулся?!
— Аналогично хреново! Нет, не высунулся. Вся сила звука в стенах теплушки потерялась! Одного выстрела мало!
— Понял! Всем приготовиться! Внимание! Стреляю!
Та-дадададах! Валера врубил весьма приличную очередь, гильзы весело позванивая и задорно подпрыгивая, хаотично раскатились по вибрирующему полу теплушки. Я опять повис «за бортом» вагона, отчаянно размахивая автоматом, на стволе которого болталось вафельное полотенце — черный флаг на манер пиратского «Веселого Роджера».
А по грязному полу вагончика опять ползали оглушенные выстрелами ребята, лихорадочно собирая стреляные гильзы, пока те не покинули пределы небольшой теплушки.
— Ну?!
— Ничего! Никакой реакции!
— Мде… ладно! То есть, хреново конечно! Сейчас бабки с гильзами подобьем — посчитаем, и надо будет что-то более радикальное придумывать!
Витя Копыто, высыпая собранные гильзы в пилотку Гнедовского, предложил «гениальную» мысль.
— А может, по крышам вагонов пробежимся?! Я в кино «Неуловимые мстители» видел. Ничего сложного в принципе! Прыг-прыг и ты в паровозе! Могу попробовать!
— Ты что дурак, Витя?! Над нами троллея с током! 6-ть тысяч вольт, не меньше! Да и скорости разные, сдует с крыши! Тем более, в кино каскадеры прыгали! Отставить! Не хочу потом твою бездыханную тушку с колес соскабливать. Думайте парни, похоже, эта дрянь, все сильней разгорается!
Собрав гильзы и отсоединив магазин, сержант Гнедовский начал было считать остаток и подбивать дебит с кредитом, но Витя Копыто с виноватым видом, «закатывая глаза под образа» промолвил.
— Валер, можешь не стараться, я одну гильзу упустил… Выпала! Прям, как живая, между пальцев проскочила! Но ты не беспокойся, я место запомнил! Там еще кустарник на полотне растет, найдем… сухостой такой, без листьев…обязательно найдем!
— Ты что идиот, Витя?! Как мы ее найдем?! Кустарник?! Сам ты кустарник! Сухостой! Когда найдем?! На обратном пути?! Сам ты … и руки у тебя из жопы растут! Все, теперь смысла нет, гильзы собирать! Однозначно все равно теперь все мозги через член высосут! Эх, была, не была! Обратного пути у нас нет! Пора о своих персональных шкуренках подумать…
Гнедовский высунулся из вагона и, удерживая автомат одной рукой, дал длиннющую очередь вверх. Стреляные гильзы веером полетели на гравий железнодорожной насыпи и сразу же скрылись из вида в скудной прирельсовой растительности.
Машинист локомотива не высунулся. Становилось все грустнее, дым повалил более активно.
В это время наш ж.д. состав пошел по огромной дуге и вдалеке стал виден мощный локомотив, который уверенно тащил длиннющую связку грузовых вагонов.
— Ах, так?!
Валера разозлился! Он лег на пол теплушки и тщательно прицелился. Да-дадах! Мы увидели как вдалеке, перед самым локомотивом, от гравийной насыпи отделились легонькие облачка еле заметной пыли. Сержант влупил по прирельсовой насыпи, стараясь хоть как-то привлечь внимание паровозной бригады. Молодец, попал куда надо, облачка пыли вполне заметны! Но машиниста данное явление не заинтересовало! Совсем не заинтересовало!
— Бля, они не только глухие, но еще и слепые!
Взревел Валера Гнедовский и высадил еще одну длинную очередь. Он давил на спуск АК-74, пока не закончились патроны в магазине. Никакой реакции со стороны паровозной бригады! Никакой!
— Твою мать! Ах, так, вашу мать?! Ну, держитесь!
Гнедовский шустро сменил магазин и начал короткими очередями посылать пули в гравийную насыпь железнодорожного полотна, поднимая многочисленные фонтанчики пыли, которые поднимались перед паровозом весьма заметным облачком! Что ни говори, а наш сержант был неплохим стрелком, но ситуации это не изменило!
Безуспешно расстреляв второй магазин до последней железки, Валера в полном недоумении от происходящего, сел на полу и с надрывом в голосе произнес.
— Пипец, я уже не знаю, что дальше делать!
— Надо продолжать стрелять дальше! Ну не совсем же они глухие! На первой же остановке надо будет узнать фамилию машиниста, не Бетховен ли?!
— Парни, попробуйте Вы, может у вас получиться?! Придумал! А давайте все вместе, одновременно… залпом!
Мы вчетвером, дружно улеглись в один ряд на полу теплушки. Лелик передал свой запасной магазин Валере Гнедовскому. Тщательно выцеливая в пляшущем прицеле АК-74 полотно ж.д. дороги метров за 30–50 перед «паровозом», я услышал команду сержанта: «Огонь».
Одновременно рявкнули четыре АК-74. Мы высадили каждый по 30-ть патронов, как вдруг «О, чудо», из форточки кабины локомотива высунулся машинист и наконец-то заметил дым, поднимающийся из-под «огнеопасного» вагона. Ура!
Скорость состава начала заметно замедляться и вскоре он совсем остановился. Мы спрыгнули на землю и, размахивая полотенцами и оружием, побежали к уверенно разгорающемуся вагону. От «паровоза» в нашу сторону бежал машинист с одним огнетушителем в руках.
Встретившись у проблемного вагона, мы начали дружно орать на машиниста, что уже почти полчаса не можем привлечь его внимание. При этом увлекшийся Витя Копыто красноречиво размахивал автоматом перед самым носом у достаточно перепуганного машиниста, который с явной опаской отслеживал траекторию движения пламегасителя на кончике ствола Копытиного АК-74. Пришлось даже отогнать не в меру активного Витю «для охраны» орудия, чтобы не нервировал представителя локомотивной бригады.
Как выяснилось, на пожар прибежал помощник машиниста, а старший в локомотивной бригаде в это время связывается по радио с ближайшей станцией, чтобы вызвать пожарную команду.
Машинист, искоса поглядывая на неожиданно разбушевавшегося курсанта Копыто, который принялся с особым показным рвением и усердием выполнять функции часового в «чистом» поле, озабоченно спросил.
— Парни, у вас на платформе с пушкой, снаряды есть?! А то давайте ее от греха подальше отцепим прямо здесь — на перегоне и саперов вызовем! Вдруг пламя на платформу перекинется, а впереди городишка районный… притащим эту хрень, а она и взорвется аккурат на станции …
— Нету, там одна железяка… по крайней мере, нам про снаряды ничего не говорили! Значит, будем считать, что нету!
Злосчастная букса тем временем уже раскалилась фактически до бела! Пом. машиниста, максимально вытянув руки и закрывая глаза, разрядил огнетушитель, который приволок с собой. Было много пара, шипения и белого дыма, но радикально ситуация не изменилась! Посмотрев на результаты «пенной атаки» железнодорожник посетовал, что больше у них огнетушителей нет и, волоча пустой баллон за собой (отчетность, куда деваться) побежал опять к паровозу, а нам посоветовал незамедлительно загружаться в теплушку, т. к. поезд сейчас опять помчится на станцию, до которой уже совсем недалеко.
Действительно, как только мы забрались в теплушку, поезд тронулся в путь, но весь оставшийся отрезок пути, мы видели голову пом. машиниста, который постоянно торчал в форточке паровоза, наблюдая за процессом горения буксы и состоянием потенциально опасного вагона.
До станции поезд долетел достаточно быстро, и надо отдать должное, сразу же подкатила местная команда пожарных на допотопных ГАЗ-51, которые, опасливо поглядывая на платформу с огромной пушкой и на 4-х «бойцов» с оружием в руках, быстренько залили горящий вагон обычной водой. На всякий случай, команда пожарных щедро залила водицей и платформу с нашей пушкой. Типа — хуже не будет! От греха подальше! Да и хрен с ней, высохнет по дороге…
Затем шустренько подошла местная «кукушка» — станционный маневровый паровозик, подцепила нашу теплушку с платформой, а также злополучного «горелика» и отволокла в сторону от состава. Мы попытались, было возмутиться, но нас авторитетно заверили что «так надо»! И действительно, отцепив «горелого» в глубине узловой станции, после ряда прогонов «туда-сюда-обратно», наши вагоны опять пристыковали к «родному» составу.
Пока шустрая «кукушка» занималась «возвратно-поступательными» маневрами на путях, растаскивая вагоны, мы вели занимательную беседу с начальником станции с применением всего богатства русского языка, особенно его «непечатной» составляющей.
Т.к. станция достаточно маленькая и военной комендатуры здесь не было, то все спорные вопросы пришлось решать с начальником перегонного узла. Кстати, оказался на редкость вменяемый мужик. Уважаем!
Перебивая друг друга и, постоянно затыкая рот Вите Копыто вносящему нервозность и хаос, мы рассказали, что расстреляли «целую кучу патронов», пытаясь привлечь внимание «глухого машиниста» и поэтому нам позарез нужна авторитетная справка с «гербовой» печатью, что мы это сделали «не нарочно», а во благо.
Машинист, в свою очередь убедительно оправдывался, что как только услышал «страшный грохот» по всему корпусу локомотива, то сразу же высунулся в окно и, заметив дым в третьем с конца поезда вагоне, согласно инструкции остановил состав и послал своего помощника для выяснения всех обстоятельств.
В качестве аргументированного доказательства своих слов, бригадир машинистов продемонстрировал «всем желающим» характерные пулевые отверстия в боку «паровоза». Вот это уже было неожиданное и настоящее «откровение»?! Кстати, достаточно кучно легли…
Мде… пипец, приехали! Оказывается, кто-то из нас «сдуру» попал в локомотив! Хорошо, что никого не угробили.
После таких «бронебойных» аргументов, мы посчитали за благо скоропостижно завершить данную дискуссию, снять все свои «необоснованные» претензии к «дефектам слуха» локомотивной бригады и активно восторгаясь исключительно грамотными действиями машиниста, начальника станции и пожарной команды, призвали решить все полюбовно.
Когда наконец все прения «враждующих» сторон затихли, нервная обстановка разрядилась и все фигуранты данного действия успокоилось, мы, получили необходимую справку из рук начальника станции и его клятвенное обещание (типа: «зуб даю!») сообщить в вышестоящую организацию о нашем несомненно геройском поступке. Пожав друг другу руки и заверив противоположную сторону в полной любви и солидарности, мы посчитали все возникшие разногласия исчерпанными и незамедлительно тронулись в дальнейший путь.
Кстати, пока тянулась эта бодяга с незапланированным пожаром и сомнительными маневрами в политесе и дипломатии, безнадежно сгорела гречневая каша и курица, оставленные в пылу событий на поверхности работящей «буржуйки». Бачек с пригоревшими «вусмерть» остатками дефицитных продуктов пришлось выбросить на следующем ж.д. перегоне. Блин, опять голодными остались… В который раз попили чай с "таком".
Монотонно трясясь в обрыдлой теплушке, ребята стали осторожно выяснять, кто из нас четверых мог бы оказаться таким виртуозным снайпером, что прострочил локомотив вдоль и поперек?! Вроде как бы все стрелки достаточно неплохие и на училищном полигоне откровенных ляпов никогда не допускали?!
Неожиданно Витя Копыто, наивно хлопая длинными ресницами с налетом угольной пыли, выдал следующее.
— А я сразу подумал, что надо по паровозу стрелять, раз машинисты ни на что не реагируют! Ну и высадил в него весь «рожок»! Еле попал, вагон ведь качало сильно…
При этих «страшных» словах откровенного признания, выражение его лица оставалось настолько непосредственно-трогательным, что ни у кого из нас не повернулся язык, высказать, что могло бы произойти при наихудшем раскладе и чем бы все закончилось! И что мы о нем — Вите Копыто, сейчас думаем, включая всю его родню до десятого колена и даже — домашних животных!
Мы дружно заткнулись от осознания незыблемой истины, неожиданно забытой нами в пылу «горячих» событий — Бог Витю любил! Факт!
Действительно, посудите сами, высадив магазин из 30-ти патронов в «паровоз» с огромного расстояния, Витя никого не убил (тьфу-тьфу, не дай Бог), а всего лишь привлек внимание машиниста и фактически спас целый состав вагонов от неминуемого пожара! Герой, не иначе! Аллилуйя!
Весь остаток пути, мы искоса поглядывали на Витю, до которого похоже так и не доходила вся опасность и возможные последствия, совершенного им поступка. Что ни говори, а славяне — мудрая нация! Не даром, дурачков называют «божьими людьми»! Бог Витю любил!
И великое счастье, что наше училище перевооружили на автоматы АК-74 калибром 5,45 мм., т. к. еще не известно чем бы все закончилось, если бы под рукой у Витеньки оказался бы грозный АКМ с калибром 7,62 и «тяжелой» пулей?!
Наконец добравшись до Измаила и несказанно одурев от счастья, что все благополучно закончилось, мы сдали платформу с многострадальной пушкой куда следует. Комендант — майор этнический молдаванин, прочитав предъявленную сержантом справку начальника станции, искренне восхитился нашим «геройством». Ему весьма живописно рассказали обо всех обстоятельствах данного подвига, естественно, без «ненужных» подробностей со снайперской стрельбой по локомотиву.
Впечатленный майор решил тоже посильно принять участие в процедуре создания нашего «культа личности» и незамедлительно выдал свою «бумагу с печатью», что полностью подтверждает факт незапланированного израсходования боезапаса личным составом караула, с неизбежным отходом в невосполнимые потери, то есть — без возможности представить стреляные гильзы с целью оправдания оного расхода. Что-то так, уж больно фраза была очень замысловатая и витиеватая. Тем не менее, все равно спасибо.
Вздохнув свободней, мы смогли спокойно оглядеться вокруг. Измаил, Южная Украина, весна, тепло, красота. На Урале снег еще только начинает таять, а тут яблони цветут на каждом шагу. Обалдеть! Девчонки смугляночки черноволосые по улицам шастают. Загляденье! Эх, лепота, а мы не мылись три недели и питались абы как.
Мягкость природы наложила отпечаток и на характеры людей. Комендант оказался на удивление очень душевным человеком, не чета нашему уральскому монстру. Видя наш откровенно непрезентабельный внешний вид и плачевное состояние, майор незамедлительно предложил помывку в солдатской бане и приличное харчевание в казармах комендатуры. Но мы, применив все возможные и невозможные чудеса дипломатии, вперемешку с неприкрытой лестью и постоянным давлением на жалость, все же выклянчили пару суток «не совсем законного» отдыха.
Договорившись с майором о нужной отметке в предписании, мы получили возможность посетить дорогую тетю нашего главного героя-снайпера, обрадовав, так сказать, ее неожиданным визитом.
Стоит отметить, что тетка Копыто оказалась очень радушной и хлебосольной хозяйкой. Зоя Николаевна проживала в частном доме и совсем не испугалась, когда перед её калиткой возникло 4-ре чумазых тела в военной форме с оружием в руках. Да еще и со словами: «Здравствуйте тетя Зоя, я — Витя Копыто, Ваш дорогой племянник, а это со мной!»
Надо отдать должное, тетя Зоя приняла нас лучше некуда! Мы спокойно и комфортно разместились в уютном доме и знатно покушали впервые за три недели нашего путешествия и наконец-то смогли отмыться от проклятой и всепроникающей угольной пыли.
Пока, наша форма, сохла после грандиозной стирки, мы сидели во дворе роскошного сада в тени беседки под виноградной лозой и смаковали замечательное «черное» вино из прошлогоднего урожая.
Наши автоматы АК-74 были надежно заперты в старинном и абсолютно не подъемном сундуке 18-го века, с углами, обитыми внушительными медными пластинами, который переходил по наследству среди женской линии клана Копыто, для хранения приданного, во как?! Грандиозный ключ от сундука, Гнедовский повесил себе на шею, для спокойствия.
Слегка захмелевший Витя авторитетно утверждал, что у них в гараже стоит точно такой же сундучина — приданое его дорогой мамы.
Прошу прощения, не могу не вернуться к вину. Оно было просто удивительным. Приготовленное из винограда сорта «изабелла», вино было абсолютно черным и не пропускало солнечный свет! А какой был вкус, и запах?! Не передать словами! Единственный недостаток — слабовато в градусах!
Тетя Зоя, выслушав, наши капризы, лукаво улыбнулась и принесла горшочек с сахаром. Взяв наши стаканы для очередного пополнения божественного напитка, она высыпала в каждый по столовой ложке сахара, налила вино до краев и размешала. Результат не заставил себя долго ждать, через полчаса, мы были «в слюни»!