Десятая глава УДАР НА МГУ И ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ РУБЕЖ СИНЯВИНО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Десятая глава

УДАР НА МГУ И ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ РУБЕЖ СИНЯВИНО

В боевых донесениях немецких дивизий, противостоящих 6-му гвардейскому стрелковому корпусу генерал-майора Гагена, постоянно сообщается о действиях снайперов. В войне, где определяющими факторами являются техника и массированное применение войск, такие сообщения, на первый взгляд, выглядят совершенно необычными. В чем причина этого?

Тому, кто пытается укрыться от артиллерийского или минометного огня, кажется, что он находится под огромным молотом, который непрерывно наносит удары сверху. Все это напоминает лотерею: попадет ли молот в цель с первого удара, либо это будет следующий удар, либо вообще не попадет? Похожая картина во время обстрела из пулемета или другого стрелкового оружия. Вопрос в том, достанется ли тебе одна из этих пуль? Ты постоянно во власти случая или судьбы.

По-другому дело обстоит с тем, кто является целью снайпера. Если ты сразу же не становишься жертвой первого выстрела, то тебя пронизывает мысль — он целит в тебя! Конечно, и в рукопашном бою противник сражается конкретно с тобой, но ты по крайней мере знаешь, кто тебе угрожает, откуда и чем. Являясь целью снайпера, ты осознаешь лишь одно: только в укрытие, голову вниз, распластаться. Ну а если снайпер прячется в лесу? Если он способен быть везде и одновременно нигде. Если огонь из винтовок, автоматов и пулеметов сливается в один общий выстрел, если ты не знаешь, нацелен ли ствол снайперской винтовки на тебя сверху, снизу, слева, справа? Тот, кого охватывает паника, погибает. Ты должен сохранять спокойствие, даже если у тебя внутри все дрожит.

У тебя есть единственное кошмарное утешение: прежде, чем ты по-настоящему испугаешься, снайпер тебя уже достанет, и ты сполна получишь то, что тебе причиталось. Но есть также возможность и для защиты: для этого нужно быть таким же изобретательным, хитрым, осмотрительным, как и сам снайпер. Постоянно думать: чтобы бы ты сделал на его месте? Где бы ты выбрал место для обстрела? Тогда его засада бесполезна, тогда у него будет испорчено настроение, и он спрячет свою винтовку.

Опытные солдаты 132-й пехотной дивизии стараются втолковать это прибывшему молодому пополнению, когда по окопам разносится весть, что русские под Гайтолово используют десятки снайперов.

По-видимому, русские рассказывают у себя то же самое. И у обеих сторон достаточно причин для таких нравоучений. У немцев, потому что они наконец увидели, какую большую ошибку допустили, отказавшись в начале тридцатых годов от использования соответствующего опыта Первой мировой войны, расформировав отделения снайперов, приданные каждому батальону рейхсвера. Не было ведь сомнений в том, что солдаты рейхсвера метко стреляют, зачем же еще устраивать особый стрелковый клуб? Так, во всяком случае, думали высокие чины. По-другому было в Красной Армии. Насколько большое значение придавалось увеличению численности войск, вооружению, танкам, настолько важным был для красных генералов также и одиночный боец — снайпер. Это они усвоили, когда в двадцатых годах совместно с рейхсвером проводили военные маневры.

Находившаяся в упадке немецкая оптическая промышленность обрадовалась, когда Красная Армия выдала ей долгосрочный заказ на поставку оптических приборов и полевых биноклей. Она должна была даже разработать сменный механизм для прицелов марки «РЕ», который затем с большим успехом использовался против самих немцев. Таким образом, оказалось, что к началу похода на Россию одному немецкому снайперу противостояли двадцать русских. У самих немцев было крайне мало пристрелянных снайперских винтовок, и они вынуждены были использовать захваченное трофейное оружие. С первых дней немцы стали терять от огня снайперов огромное число командиров. Русские целенаправленно стреляли по всем «тонконогим немцам», то есть по офицерам, носившим сапоги с узкими голенищами, которые лучше всего подходили для верховой езды. Они также вели огонь по всем, кто носил петлички, нашивки, эмблемы на фуражках, воротничках и погонах. Последним решающим аргументом в пользу массовой подготовки специалистов-снайперов стал опыт Советско-финляндской войны. Меткими смертельными попаданиями финны выбивали командный состав русских, сея при этом панику. Русские этому научились, ведя снайперский огонь против пулеметных и орудийных расчетов, связистов и командиров танков, когда те высовывались из люка башни. У немцев к началу войны такую великолепную подготовку имели лишь солдаты 800-го отряда особого назначения, позднее преобразованного в «дивизию Бранденбург», проявившие себя в минно-взрывных и диверсионных операциях, в том числе в ходе наступления группы армий «Север».

Теперь немцы стараются наверстать упущенное. В то время как у русских стрелковую элиту составляют большей частью сибиряки, на Западе таких же специалистов называют «канадцами Востока». Поскольку они точно так же с юности умеют обращаться с охотничьим оружием, обладают бесконечным терпением в поисках цели. Сидя в засаде, так же великолепно ориентируются на местности и стойко переносят суровый климат. Поэтому немцы вспомнили о тирольских стрелках, которые подобные качества приобретали, охотясь в горах. Одним из таких стрелков был лейтенант Пленклер. О нем долгие годы после Битвы народов под Лейпцигом в 1813 году рассказывали, что с 950 шагов он сбил выстрелом французского офицера, скакавшего на лошади. Для подготовки снайперов немцы выискивают во всех стрелковых частях наиболее одаренных пехотинцев. На службе те освобождены от несения нарядов и получают дополнительный паек. Приказом запрещено пользоваться их оружием, в том числе для обучения других стрелков и проведения стрельб.

Лучшим немецким снайпером является тиролец Маттиас Хетценауэр с 345 подтвержденными попаданиями, который оказывается на Восточном фронте в 1943 году в возрасте 19 лет. Житель Зальцбурга Зепп Аллерсбергер добивается 257 попаданий. Оба они, как и Хельмут Вирнсбергер с 64 попаданиями, служат в 3-й горно-стрелковой дивизии, которая осенью 1942 года оказывается бок о бок с 132-й пехотной дивизией на южной отсечной позиции, препятствующей прорыву русских в Гайтолово.

При атаках противника или своими силами и в рукопашном бою попадания снайперов не берутся в расчет, поэтому фактически их в два раза больше, чем подтвержденных поражений. Хорошим снайпером считается тот, кто попадает в голову человека минимум с 300 метров и с 600 метров в стоящую фигуру. Хетценауэр однажды попал в человека с расстояния в 1100 метров. 65 процентов своих успехов он добился с расстояния не менее 400 метров, 30 процентов попаданий — с расстояния до 600 метров. Хетценауэр использует карабин «98к», являющийся модификацией винтовки 98 производства 1898 года, а также самозарядную винтовку «G43». Аллерсбергер — русскую винтовку Мосина — Наган 91/30, модернизированную конструкцию 1891 года, или карабин «98к». Каску на операцию они не берут: она затрудняет стрельбу, влияет при сильном ветре на слышимость. Аллерсбергер чаще всего в засаде скрывается под специальным навесом защитного цвета. Оба тщательно закрашивают лица и руки, маскируют тело и оружие, используют чучела и ложные позиции для введения противника в заблуждение.

Ни один снайпер в поединке с аналогичным противником не делает больше двух выстрелов. Затем он сразу же незаметно меняет свою позицию. Совсем не лишняя предосторожность, напротив обоснованное уважение к противнику, который точно также хорошо умеет наблюдать и стрелять.

Один немецкий снайпер за короткий промежуток времени уничтожает в бою 38 красноармейцев, прикрывая отход своих войск. После удачной контратаки это наглядно подтверждается. А ефрейтор Фридрих Пейн из 227-го егерского полка добивается двадцати попаданий всего за один день 18 февраля 1945 года, почти все в командный состав противника. Позднее за 200 в общей сложности попаданий он получит Рыцарский крест. Снайперы, которым не удается избежать плена, срывают свои нарукавные знаки и закапывают футляры с оптическим прицелом, так как русские расстреливают таких специалистов на месте. Таким образом, из слепой мести рождается еще один ритуал войны.

Говоря о русских снайперах, необходимо вспомнить о женщинах, входивших в их число. На Ленинградском и Волховском фронтах 32 000 женщин используются в качестве медсестер. Почти половину всего медицинского персонала Красной Армии составляют женщины. Тысячи из них служат зенитчицами и телефонистками. Но самое крепкое ядро женщин в военной форме составляют снайперы. Они воюют от Крайнего Севера до Кавказа. Людмила Павличенко имеет на счету 300 попаданий, двадцатилетняя Люба Руго — 242, Тари Вутчинник — 155, Екатерина Жданова — 155, Лиза Миронова — 100. Список ими не заканчивается. У мужчин число успехов такое же большое. Это свидетельствует как о мастерстве снайперов и снайперш, так и о беззаботности их жертв, которые осознавали опасность для своей жизни не в ходе боевой учебы, а когда было уже слишком поздно. Немецкая пропаганда негодует по поводу «трусливой партизанщины» и разжигает ненависть там, где важнее было бы качественное обучение тому, как уберечься от гибели. Тогда было много глупцов, которые пытались внушить себе и другим, что войны могут вестись исключительно методами рыцарских поединков.

Оценки русских экспертов по оружейному делу не отличаются от немецких. Мы узнаем, как определяется в теле потерпевшего по углу канала выстрела местонахождение вражеского снайпера. Как по месту и обстоятельствам ранения делается заключение о системе оружия. Как часами и сутками ведется наблюдение и проверяется реакция противника на ложные позиции и провоцирующие выстрелы, как снайперы отвлекают его внимание и снижают его осмотрительность. Как они сами бесконечно долго маскируются, прячутся и постоянно внушают себе, что противника нельзя недооценивать.

Кто был когда-нибудь целью снайпера, тот с большой неохотой вспоминает тихий звук «пиш», с которым в полусантиметре от его носа отлетает от дерева кусок коры. А тот, кто, прикрывая в бою отход частей, лежал бок о бок со снайпером, не верит глазам своим, видя, как один-единственный человек оказывается в состоянии на многие часы сдерживать продвижение противника.

Тесное взаимодействие и совместное участие в боях красноармейцев мужского и женского пола неизбежно приводит к интимным связям между ними. Переводчики постов перехвата у железнодорожной насыпи в Погостье и на флангах русского прорыва, которые ведут разведку, подслушивая телефонные переговоры, не могут сдержать смех, когда красноармейцы отпускают грубые шутки с оттенком зависти по поводу амурных историй между их офицерами и женщинами в военной форме. Естественно, об этих отношениях узнают жены в русском тылу и в блокированном Ленинграде, которые ежедневно страдают от голода и лишений. Такие факты во фронтовых частях из-за постоянного соприкосновения со смертью приобретают все более откровенную форму. Поэтому через полтора года в Советской России принимается так называемый «Закон о браке», действовавший до 1965 года. Согласно ему женщины с внебрачным ребенком не имеют права предъявлять претензий его отцу. Имя отца официально не регистрируется. Ребенок считается «безотцовщиной». Тем самым ответственность полностью ложится на незамужнюю женщину. Системе выгодно, чтобы солдаты получали какую-то разрядку. Сильно поредевшее мужское поколение нужно было любым способом восполнять. В то же время законные жены не должны были страдать из-за конкуренции с девушками-фронтовичками, гоняющимися за мужским полом. Следствием этого «позорного закона», как пишет Лев Копелев, стали миллионы детей, не имевшие отцов. Копелев, который в войну в звании майора Красной Армии занимался разведкой противника и вопросами ведения пропаганды, рассказывает также, что «впрочем, нередко были и нормальные фронтовые браки. Я видел примеры настоящей, светлой любви, особенно ярко проявлялась она у тех, кто постоянно соприкасался со смертью».

Немцы предотвратили окружение «Бутылочного горла», но тем самым похоронили планы по завоеванию измученного города. Поэтому они не радуются своему оборонительному успеху. В одном лишь Первом Ладожском сражении (27.8–2.10.1942 г. — Ю. Л.) они израсходовали свыше 40 000 тонн боеприпасов и потеряли 25 000 человек. И когда в конце 1942 года в 18-й армии подвели итоги, то оказалось, что ее потери за год достигли 120 000 солдат убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Манштейн к тому времени со своими шестью дивизиями уже находился на пути к группе армий «Юг».

Благодаря высадке десанта советским войскам вновь удалось создать плацдарм в районе Дубровки на берегу, занятом немцами. С него русские намеревались наступать навстречу корпусу генерала Гагена, когда тот прорвал немецкую линию обороны у Гайтолово. Теперь плацдарм выпирает в «Бутылочном горле», как грозный кулак. Немцам почти удается его уничтожить. Но в этот момент со стороны Ленинграда их накрывает огонь тяжелой артиллерии такой силы, что они вновь вынуждены отойти на исходные позиции. В конце концов 28-й легкопехотной дивизии удается локализовать этот участок. Но угроза, которая не давала покоя генералу Роберту Лоху, не устранена.

Успехи боев под Гайтолово немцами уже забыты. Хотя капитан Фриц Шмидт, захвативший этот населенный пункт, носит теперь железный крест, его 132-я пехотная дивизия в боевых сводках больше не упоминается. В ротах лишь изредка можно встретить знакомые лица. Дивизия, которая еще под Севастополем в боях за форты «Батарея Шишкова», «Бастион» и «Максим Горький» потеряла много солдат, теперь совсем обескровлена.

Русские не оставляют осаждавшие немецкие войска в покое. Это наглядно проявляется под Ораниенбаумом у Кронштадтской бухты, где они сразу после появления немцев под Ленинградом смогли создать вытянутый по форме плацдарм, защищенный огнем крупнокалиберной корабельной артиллерии Кронштадта и Ленинграда. Немцам не дают передышки ни под Киришами на реке Волхов, ни у Колпино и в устье реки Тосна при впадении в Неву. Точно так же происходит под Новгородом на озере Ильмень и на южном фланге группы армий «Север», где немцами удерживается узкий плацдарм, ведущий к семи дивизиям, окруженным под Демянском. Часть этих дивизий командующий группой армий «Север» фельдмаршал Кюхлер мог бы рационально использовать под Ленинградом. Теперь эти дивизии сковывают силы русских, но и русские делают с ними то же самое. Для 18-й армии больше не существует вопроса: будет ли противник еще раз пытаться овладеть районом «Бутылочного горла» с целью облегчения положения Ленинграда. Вопрос сейчас лишь в том: когда это произойдет?

Солдаты 18-й армии больше не диктуют свои условия противнику. Теперь немцы могут только лишь отвечать на действия другой стороны. Им не удалось прервать поставки американских военных грузов в Россию, которые осуществлялись морем, несмотря на смертельную угрозу со стороны германских подводных лодок, а затем эти грузы ежесуточно перебрасывались в южном направлении. Им не удалось соединиться с финнами на реке Свирь и полностью накинуть на Ленинград блокадную удавку.

Гитлер действительно объявил Ленинград «второстепенным театром военных действий». Сталинград и Кавказ стали для него более важными целями. Захват Ленинграда больше не является предметом обсуждения в штаб-квартире фюрера. Немецкие солдаты этого не знают. Зато ленинградцы по-прежнему живут надеждой.

Украинец Андрей Жданов, известный партийный руководитель Ленинграда, заядлый курильщик даже в свои 50 лет, про которого ходят темные слухи, наконец добился того, что Сталин его услышал. В начале декабря 1942 года командующий Волховским фронтом генерал армии Кирилл Мерецков и командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант Леонид Говоров получают задачу отбить «горло от бутылки», и тем самым навсегда освободиться от удушающей хватки немцев. Признаки подготовки к крупной операции не остались для немцев незамеченными, хотя русские по привычке перебрасывали солдат большей частью ночью и в закрытых вагонах, а орудия и танки маскировали под стога с сеном. Немцам ничего не оставалось, как только ждать. К 12 января 1943 года русские установили на позициях 4500 орудий. В тот же день они открыли огонь из всех стволов.

18 января 1943 года незадолго до полуночи диктор московского радио наконец-то смог передать долгожданное сообщение: «Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились, и, таким образом, блокада Ленинграда была прорвана». Георгий Жуков, которому в этот день было присвоено звание Маршала Советского Союза, был очевидцем того, как встретились обе советские наступательные группировки в «Бутылочном горле». «Царило неописуемое ликование, — пишет он. — Планы Гитлера задушить Ленинград голодом потерпели крах». Жуков считает прорыв блокады «самым большим событием зимы 1942–1943 годов». Для него Ленинград важнее Сталинграда, в котором через две недели капитулируют остатки 6-й немецкой армии. Символическая сила города на Неве, которую признает и Гитлер, для Жукова тоже имеет значение. Три недели спустя в Ленинграде к разрушенному Финляндскому вокзалу подошел поезд № 1108, преодолевший путь от Волховстроя до Шлиссельбурга. Два часа спустя оттуда отправляется поезд № 719. Но битва за Ленинград будет продолжаться еще долго. Заместитель Мерецкова генерал Иван Федюнинский получает тяжелое ранение 20 января в результате минометного обстрела, начальник бронетанковой службы Ленинградского фронта генерал Н. А. Болтников погибает.

Лишь в середине 1943 года в город поступают первые посылки американского продовольствия. Теперь и он подключен к «Мурманскому пункту раздачи». Генерал Говоров хотя и заявляет, что самое худшее уже позади, тем не менее призывает к дальнейшему выполнению долга. На ленинградском спортивном стадионе впервые с начала войны вновь проводится футбольный матч.

На вопрос о том, что произошло за время от начала артиллерийской подготовки до известия о прорыве блокады, можно получить быстрый ответ. Случилось то, о чем уже шла речь в докладной записке генерала Лоха. Советские войска смяли уязвимые позиции «Бутылочного горла»: 67-я армия с западного направления со стороны Ленинграда, вновь сформированная Вторая ударная армия с востока, 55-я стрелковая бригада по льду Ладожского озера и с тыла партизанские отряды Ленинградского фронта, вооруженные дополнительно 2000 винтовками и 700 пулеметами. Этой фразой, конечно, невозможно объяснить страдания огромного количества молодых немцев и русских. Любой фенрих (кандидат в офицеры. — Ю. Л.) мог бы заранее предсказать произошедшее, только взглянув на расстановку сил и положение сторон. Один из генералов задолго до этого в письменной форме уже предупреждал своего командующего о возможных последствиях. Гитлер играл ва-банк.

Перед своим наступлением 12 января русские уже провели большую подготовительную работу, поставив задачи намного более масштабные, чем овладение Шлиссельбургом или полоской топкой земли вдоль берега Ладоги. Они понимают, что это не больше, чем только уязвимая и тонкая нить снабжения с Ленинградом, находящаяся под непрерывным обстрелом. Поэтому русские намерены не только разорвать кольцо вокруг Ленинграда. Они хотят освободить от немцев значительную часть, а Ленинград полностью вывести из зоны опасного воздействия неприятеля. Гитлер не хочет этого допустить. Но выиграть ему удается лишь только время.

Как и в 1941 году, когда ленинградцы в боях за железнодорожный узел Мгу искали для своего города спасения в сопротивлении, так и теперь, в 1943 году, они возлагали надежды на то, что после взятия Мги последует освобождение Ленинграда от блокады.

Вначале для русских все складывалось удачно. Немцы не смогли устоять перед массированными атаками на обоих флангах «Бутылочного горла». У Мерецкова в одной лишь Второй ударной армии на каждый километр фронта приходится по 160 орудий. Это приводит к тому, что после открытия мощного огня в считаные минуты в щепки разбиваются немецкие блиндажи, засыпаются окопы, сравниваются с землей пулеметные гнезда. Лишь окаменевшая на морозе земля не позволяет окончательно сравнять все укрытия. Немцы всеми силами пытаются удержать позиции. Заградительный огонь их артиллерии попадает в гущу наступающего противника и усиливает ужас происходящего. Давно уже перемешались звуки одиночных выстрелов и разрывов. Дрожат барабанные перепонки, дыхание перехватывает из-за резко возросшего давления воздуха в местах разрывов снарядов. Из кусков земли и снежной пыли вырастает густая завеса. Дороги и ориентиры на местности исчезают из поля зрения. Все большее число мертвых лежит вокруг, первую помощь оказать раненым можно лишь, рискуя собственной жизнью. Посыльные носятся в этом хаосе как угорелые, пропадая затем навсегда. Проводные линии связи разнесены в клочья, аккумуляторные батареи радиостанций, вынесенные радистами из блиндажей, отказываются работать на морозе. Первые красноармейцы уже прорываются через проволочные и минные заграждения, начинаются рукопашные схватки. С обеих сторон наружу вырывается ярость, порожденная смертельным страхом, безудержным гневом и скорбью о погибших товарищах. Люди неистовствуют, теряя самообладание.

Спустя четыре дня после начала русского наступления немецкие полки, находившиеся у Ладожского озера, обескровлены и отрезаны от основных сил. Они лишились почти всех материальных резервов. Один из восточно-прусских батальонов вместе с подразделениями, отколовшимися от других частей, стоит как вкопанный у рабочего поселка № 8, преграждая путь наступающим красноармейцам. Некоторые командиры дивизий советской Второй ударной армии за несколько недель до наступления провели тщательную рекогносцировку противостоящих немецких позиций, после чего начали в своем тылу оборудовать подобные сооружения, постоянно отрабатывая со своими солдатами каждую фазу предстоящих операций. Поэтому после двухчасового ураганного огня они атакуют хорошо знакомую им местность. Русские танки после того, как ураганный огонь переносится вглубь, начинают движение параллельно остаткам немецких позиций, держа противника под огнем, пока красноармейцам не удается ворваться туда. Несмотря на это, солдатам 1-й пехотной дивизии по-прежнему удается сдерживать советские штурмовые отряды и отбрасывать танки на исходные позиции. Подполковник Венглер со своим 366-м полком и приданным саперным батальоном целый день сдерживает одну из атакующих дивизий противника. В конце концов, русские прорывают фронт на участке шириной 12 километров. Кроме того, они вклиниваются в стык 227-й пехотной дивизии по обеим сторонам Гайтолово.

С запада русские также наступают, преодолевая Неву. Десяти батальонам удается прорваться у Марьино южнее Шлиссельбурга и в районе Городка. Потери их ужасны. Лед Невы густо покрыт телами убитых, которые грудами лежат друг на друге. В местах прорыва саперам 67-й армии приходится оттаскивать трупы в сторону, чтобы затем приступить к наведению первой переправы для танков и орудий. Одна из танковых бригад прорывается с запада, другая — с востока. Они встречаются севернее Рабочего поселка № 5. Вестфальская 227-я дивизия и части ганноверской 96-й дивизии оказываются отрезанными от основных сил.

11-я пехотная дивизия получает приказ на переброску своих частей и подразделений из района, занимаемого на Волхове, на угрожаемый северный участок фронта. Она сохранила лишь 40 процентов маневренности. Транспортные средства отсутствуют. Одно за другим немецкие подразделения перебрасываются в эпицентр боев. И удается то, на что не рассчитывали ни русские, ни немцы: окруженные на побережье Ладожского озера немецкие части прорываются. 6000 солдат пробиваются у Поселка № 6 через русский «замок». 2000 раненых уносят они с собой. Прорыв удается также и тем, кто обороняет Рабочий поселок № 8.

Многие юноши, прибывшие из резерва, узнали войну так, как им ее до этого никто не мог изобразить: ни в учебных подразделениях, ни военные корреспонденты из киножурнала «Дойче вохеншау»(«Немецкое еженедельное обозрение». — Ю. Л.), ни один газетный журналист. Они увидели своих умирающих друзей, изувеченных и уже мало напоминающих людей, засыпанных землей. Органы пропаганды называли это героической смертью. Немецкие солдаты смотрели в направленные на них дула автоматов и не могли сдержать злобы, которая их охватывала, когда от выстрелов из карабинов, от ударов штыками, саперными лопатками и от разрывов ручных гранат замертво падали красноармейцы — их ровесники, на которых они в слепом отчаянии возлагали вину за все свои мучения. Никто не поможет им выдержать вид кровавого людского месива, никто не утешит их, когда они будут слышать крики умирающих. И ни у кого нет ни сил, ни времени, чтобы задуматься над тем, что юноши с советскими звездами, которые были объявлены их врагами, переживают то же самое, таким же образом и с тем же ужасом.

Немецкие солдаты, уцелевшие после таких встреч со смертью, награждались после 15 дней боев бронзовым знаком за участие в рукопашной схватке, после 30 дней — серебряным, после 50 — золотым. Рядовой состав в среднем мог рассчитывать на четыре недели участия в наиболее ожесточенных боях. После этого, исходя из опыта, солдат либо погибал, либо был ранен, или пропадал без вести. Командиру взвода на это отводилась неделя, командиру роты — три недели, командиру батальона — месяц. Рюдигер Оверманн в своем исследовании «Немецкие военные потери во Второй мировой войне» приводит данные о том, что на Восточном фронте в то время еженедельно погибало больше дивизии солдат (в период завершающих боев в 1945 году ежедневно гибло около 10 000 человек). Удивительно, что, тем не менее, 538 человек были награждены золотым знаком за рукопашный бой. Из числа тех, кто был награжден этим знаком, 19 процентов составили солдаты, 56 процентов — унтер-офицеры и 25 процентов — офицеры. Золотой знак как отличие за храбрость был самой редкой наградой в истории Второй мировой войны. Часто вместе с Золотым знаком военнослужащий награждался и Немецким крестом в золоте, который соотечественники с дружелюбным юмором именовали «яичницей-глазуньей» или «партийным значком для слабовидящих».

Кавалеры знака за рукопашный бой, независимо от его степени, пользовались во фронтовых частях большим уважением. Сам же знак для солдат был в большей степени зловещим символом: с одной стороны, награжденными восхищались за их хладнокровие и осмотрительность, с другой стороны — они считались людьми, кому выпало наибольшее счастье уцелеть. Поскольку многие солдаты сами уже прошли через рукопашные схватки, то смогли оценить, какой неслыханной моральной нагрузке подвергались участники таких боев, сражаясь один на один с противником, и как впоследствии давил на них этот груз.

Когда одного из награжденных спросили о его впечатлениях, тот нехотя пробурчал: «Если у тебя есть оружие в руках, то это как в спортивных состязаниях. Ты действуешь как бы машинально. Остаются ли в памяти осознанные впечатления? Но это уже после… Это невозможно описать».

Что он подразумевал: разбитые ниши в окопах, напичканную осколками обваловку пулеметных гнезд, зияющие дырами блиндажи, засыпанные ходы сообщений? Нагруженность до предела стрелковым оружием, ручными гранатами, ящиками с боеприпасами и патронными лентами, перепачканными грязью перевязочными средствами? И на фоне всех опустошений картина, изображающая безмолвно застывших, погибших солдат. Перепачканные грязью лица, рты с бледно-серыми губами, пальцы, по-прежнему сжимавшие приклад винтовки, пистолет, ручную гранату, нож. Между ними — другие солдаты, ушедшие в небытие, как будто спящие мертвым сном с полуоткрытыми пустыми глазами. Везде красные капли и ручейки крови на белесой коже, окрашенная в розовый цвет застывшая улыбка. А между мертвых тел, упавших друг на друга, слышны стоны раненых. Внезапно крики и судорожное дыхание тел, лежащих друг на друге — тех, кто атаковал, и кто оборонялся, — сменяются тишиной. Лишь время от времени поблизости слышен выстрел из винтовки или разрыв снаряда. Где-то совсем вдали рокочет артиллерия. Те, кто остался в живых, сидят на корточках, пристально всматриваются вдаль широко открытыми глазами, лица их застыли. Они не в силах произнести ни слова. А затем густой снегопад, покрывающий всю эту сцену будто саваном.

Все это пережили также и те, кто не получил знаков отличий. Но всем им вновь предстояло пройти этот ад. Заслужить знак за рукопашный бой было действительно непросто.

6000 немцам, вышедшим вместе с 2000 ранеными к своим позициям при прорыве из котла у берега Ладожского озера, не остается времени на отдых или на то, чтобы вообще прийти в себя. Каждый, кто был способен нести оружие или ящик с боеприпасами, вскоре вновь оказывался на участке обороны перед Кировской железной дорогой и у линии электропередач. Едва лишь русским удалось после недельных боев захватить десятикилометровую полосу болотистой местности у Ладожского озера, едва они успели доложить о своем триумфе и о том, что наконец установлено сухопутное сообщение с Ленинградом, как, окрыленные своим успехом и предвкушая дальнейшие свои победы, они начали концентрировать атаки в направлении Синявинских высот. Здесь находился песчаный выступ, поднимающийся вверх на 50 метров, через который на север шла дорога и который, имея плоские очертания, играл роль полосы обеспечения от Ладожского озера до Мги, где размещалась основная тыловая база немецких войск. Само Синявино было населенным пунктом, протянувшимся вдоль дороги в виде разрушенных домов.

Гитлер, с одной стороны, приказал, оборудовать в районе Луги и в более глубоком тылу опорные пункты, рассчитывая на них как на вспомогательное средство против дальнейших русских атак. С другой стороны, он намеревался организовать против Ленинграда новые операции «с применением новейшего наступательного оружия», как объявил об этом во всеуслышание. Но это абсурдное намерение не может быть для немцев единственной причиной, чтобы остановить русских перед Синявинскими высотами. Конечно, холмистая гряда является исключительно важным заслоном перед Мгой во время больших операций. Действительно, в больших штабах речь идет о том, чтобы создавать позиции, превосходящие предыдущие. Верховный главнокомандующий имеет гибельные заблуждения. Все это знают, но никто об этом не говорит вслух. Сегодня «второстепенный театр военных действий», завтра — «применение новейших видов наступательного оружия». Кто может это принимать всерьез? Пропасть между понятиями «хотеть» и «мочь» увеличивается с каждым днем. Гибель «Сталинградской армии» заслоняет все. Свыше 200 000 солдат погибают, что равнозначно двадцати двум дивизиям. Только во время доставки предметов снабжения для оказавшихся в котле немцы лишились из-за погодных зимних условий и обстрелов почти 500 транспортных самолетов и 1000 человек летного состава.

Вообще нет никакой разумной причины строить большие планы, не имея шансов на получение достаточного количества людских резервов и материальных средств, а также не обладая надежными возможностями для доставки предметов снабжения. Смысла оставаться под Ленинградом больше не было.

Название Синявино прежде было незнакомо большинству из солдат. Но теперь оно прочно оседает в их памяти. На участке в 2,5 километра по фронту солдаты Говорова и Мерецкова наступают на этот оборонительный выступ под Мгой в течение десяти дней силами 35 батальонов, используя танковые соединения и массированную воздушную поддержку. Американский журналист Солсбери описывает Говорова как бледного круглолицего человека сорока шести лет, с проседью в волосах и аккуратными усиками. Он артиллерист, перебежавший со своей батареей в вихрях Гражданской войны от белого адмирала Колчака на сторону Красной Армии. Ему удается не сломиться в период сталинских чисток, несмотря на обвинения со стороны все более агрессивного НКВД относительно его участия в колчаковском движении. В 1941 году Берия все-таки намерен привлечь его к ответственности, как и многих других офицеров. Заступничество со стороны Калинина и маршала Тимошенко уберегает его от казни. О Тимошенко один из офицеров рейхсвера, сопровождавший его в поездке по Германии в 1931 году, говорит следующее: «Обычный человек, истинный солдат, с присущими ему чертами рыцарства и войскового товарищества». Патриотизм Говорова, его военная закалка и моральная стойкость, которые помогли ему отличиться, будучи командующим 5-й армией под Москвой, не способны преодолеть комплекса подозрительности у Сталина. И он не единственный генерал Красной Армии, который ощущает это на себе. Будущий маршал Константин Рокоссовский в начале войны был выпущен из тюрьмы и сразу же вынужден был вставить зубы, которых лишился в ходе допросов. Мерецкову лишь чудом удалось выдержать беспредел чисток, инициированных его Верховным Главнокомандующим. Сейчас ему 40 лет. Это светловолосый, полный мужчина с пухлыми губами и холодными серыми глазами на широком лице славянского типа. Он тоже один из верноподданных. Он был военным советником во время гражданской войны в Испании, командовал советскими войсками во время Советско-финляндской войны и за два года до начала войны с Германией возглавил Ленинградский военный округ. Он очень хорошо знает этот обширный регион. Красноармейцы считают его спасителем Тихвина, так как он был во главе тех, кто оказывал сопротивление немцам. В глазах Власова Мерецков не более чем «дилетант».

Один из офицеров рейхсвера, встречавшийся с будущим маршалом в начале тридцатых годов, дает ему такую характеристику: «Типичный крестьянин, имеющий сонный вид. Человек, не вызывающий особого доверия. Но в вопросах тактики и по конкретным направлениям подготовлен хорошо».

В конце января 1943 года мы вновь встречаем 21-ю пехотную дивизию, которая кошмарным образом и совершенно напрасно была обескровлена под Киришами. Сейчас, под Синявино, она вместе с другими дивизиями становится преградой для русских на их пути на Мгу. Вначале в бой вводится один из ее батальонов, на следующий день — другой, а затем саперный батальон. Опытные солдаты уже давно подметили, что в этой войне в который уже раз нет возможности вести боевые действия с заранее подготовленных позиций и в составе своих родных частей. В результате саперы в неравном бою при температуре минус 28 градусов теряют больше половины своего боевого состава.

Фон Альмайер-Бек, взвешенно и обстоятельно описывающий исторический путь своей 21-й пехотной дивизии, аргументировано и убедительно объясняет, почему советская Вторая ударная армия, обладавшая большим превосходством в боевой технике, считает положение немцев безнадежным и почему тем все-таки удается использовать шанс для исправления ситуации. Дивизии и танковые бригады русских всецело полагаются на массированный огонь орудий, на знание поля боя, на свою возросшую способность более точно и на большую глубину поражать батареи и командные пункты противника в его тылу. Уверенность в победе подкрепляется действиями штурмовой авиации, которая все чаще наносит удары по переднему краю немецкой обороны и по его коммуникациям. Немцы чрезмерно высоко оценивают свой опыт ведения боевых действий. Но Альмайер-Бек знает: «К большим сражениям нельзя привыкнуть». Часть офицеров стала таковыми на фронте, и среди них, к примеру, командуют батальонами те, кому едва за тридцать. Вместе с уцелевшими опытными обер-ефрейторами и командирами отделений они поддерживают боевой дух солдат. Они знают, что сейчас находятся не на плацдарме, созданном в приказном порядке, как это случилось под Киришами, а на реальном, кризисном участке фронта. Кроме того, Манштейн после своего неудачного наступления передал немецким частям, остающимся в «Бутылочном горле», большое количество крупнокалиберных орудий. В наличии имеется также достаточное количество боеприпасов, хорошо организован и их подвоз. Так или иначе, основная нагрузка вновь легла на пехотинцев, когда Вторая ударная армия бросилась на штурм Синявинских высот после часовой артиллерийской подготовки и при поддержке штурмовой авиации.

Боевые донесения и свидетельства очевидцев, относящиеся к периоду Второго Ладожского сражения (прорыв блокады Ленинграда. — Ю. Л.), скупы. Что же все-таки, в действительности означает такое слово, как «вклинение»? То, что промерзшие болота, занесенные снегом поля, мелкий лес и кустарник начинают роиться от прыгающих, бегущих, ползущих фигур, которые посылают очереди или погружают штыки во все, что их окружает: в любое укрытие, любую землянку, воронку, земляной вал, вход в бункер. Что означают слова: «отражена атака» и «контрудар»? То, что в единый гул сливаются хриплые крики, судорожное дыхание и стоны дерущихся в рукопашной схватке. Раздаются хлесткие звуки выстрелов снарядов, гулкие хлопки минометов и видны белые следы от полета мин, слышен звук «Уф», с которым снаряды падают в снег или болото, звонкий шлепок от попадания осколков в дерево и землю. Все это результат индивидуального восприятия боя, конца которому не видно. Над всем этим царят скрежет, клекот разрывающихся артиллерийских снарядов, окаймляющих район боевых действий, воют моторы штурмовиков, проскальзывающих, как тени на бреющем полете над лесными полянами и атакующих оборонительные огневые точки. У каждого в памяти откладываются, как фотоснимки, моменты боя. Жест, которым ощупывает пулеметчик, первый номер, свое оружие, прежде чем его согнутый указательный палец нажмет на спусковой крючок. Усталое движение, которым он сдвигает назад стальной шлем, чтобы вытереть с лица пот, застилающий глаза. Тяжелый шаг спешащих на подмогу бойцов подкрепления, которые идут по еще теплым телам погибших, по доскам, положенным с целью укрепления стенок окопов, которые блестят ярко-красным цветом, как будто покрыты лаком. Ярость на лице ефрейтора, пытающегося прикрепить кумулятивный заряд на моторный отсек танка Т-34. У него перехватывает дыхание, когда он видит, как рука командира танка открывает башенный люк, и ствол его пистолета медленно направляется на ефрейтора. Неудивительно, что ветераны предпочитают молчать, когда их просят рассказать об этом. У них просто не хватает слов, чтобы описать это.

Герд Гайзер в книге «Умирающая охота» рассказывает из собственного опыта о жизненном пути молодых летчиков и их чувствах на войне. Чтобы показать различие между достоинством этих людей и моралью существующего режима, чей символ изображен на оперении их самолетов, приводятся слова, относящиеся ко всем солдатам, а не только к тем, кто носил серо-голубую летную форму: «Можно желать какого-либо дела и бороться за него — это великолепная судьба. Можно его желать, но не бороться за него — это даже не предмет для обсуждения. Можно не желать его, а потому отказаться за него бороться — это осложнит все, но это твой мир, который ты носишь в себе. Но не желать и все равно бороться, потому что этого требуют определенные обстоятельства — это в любом случае ведет к проигрышу». И затем: «Но мы ведь должны на чем-то остановиться. Нельзя же так просто уйти».

Солдаты, которые сейчас закапываются в песчаную почву под Синявино, не в состоянии думать о том, какую судьбу им следует выбрать. Они должны защищать свою жизнь.

В эти дни Красная Армия пытается уничтожить немецкие войска, окруженные под Демянском на южном фланге группы армий «Север» южнее озера Ильмень, чтобы высвободить силы для удара в тыл 18-й армии под Ленинградом. Кюхлер за шесть недель до этого вынужден был перебросить из-под Ленинграда в район Демянска три дивизии. Он должен был укрепить пробитый узкий коридор, который вел к ста тысячам окруженным немцам, создав своего рода «просеку Эрика» (как в боях в Волховских лесах, когда советские войска образовали коридор для помощи находившейся в окружении Второй ударной армии. — Ю. Л.). Зато теперь уже в самом «Бутылочном горле» явно ощущается нехватка трех дивизий. Но угроза того, что русские перекроют под Демянском эту единственную жизненно важную коммуникацию, с каждым днем возрастает, и поэтому речь сейчас идет о смелой операции. Гитлер наконец согласился на отвод семи дивизий из-под Демянска. Он уже больше не мечтает о том, чтобы начать отсюда наступление на Москву. Приказ гласит: в течение 70 дней покинуть район под Демянском, площадь которого составляет 100 квадратных километров. Немецкие штабы, знающие непредсказуемость своего верховного главнокомандующего, заранее подготовили соответствующие планы. Благодаря этой предусмотрительности и маневренности частей прикрытия, противостоящих наступающему противнику, который рассчитывал на легкую победу, немцам уже через 10 дней удалось вырваться из котла под Демянском. При этом им удалось избежать кризисных ситуаций. Однако ни надежды русских на маленький Сталинград, ни ожидания Кюхлера наконец получить дополнительные силы не оправдались.

Маршал Жуков видит это по-другому. В своих «Воспоминаниях и размышлениях» он говорит об «уничтожении противника в районе Демянска». На самом деле ему все хорошо известно, но, верный партийному долгу, он предпочитает в искаженном виде изображать умелый маневр немцев и тем самым умаляет заслуги Красной Армии. Русские между тем стали более бережно относиться к своим солдатам, составляющим основу боевых подразделений. Они учатся концентрировать силы на направлении главного удара, вместо того чтобы, как раньше, распылять их в ходе непрерывных атак небольшими подразделениями. Теперь им важнее не частный успех, а конечный результат. Есть ли у них причина выставлять противника в таком мрачном свете, как делает это Жуков? Когда идеологи берут верх над историками, то правда отходит на второй план. Немецкие солдаты, которым зачастую приходилось спасаться паническим бегством, подчас тоже не могут сдержать вымученной улыбки, читая в сводках вермахта о «планомерном отходе».

Немцы оставляют кладбища. Могилы десяти тысяч погибших солдат сравниваются русскими с землей, кресты и деревянные ограждения сжигаются. С тех пор уже почти полвека мало кто заботится об останках русских бойцов, погребенных под снегом и в воронках. То же самое касается безымянных останков немецких солдат. Трясина засасывает их все глубже, трава закрывает их от посторонних глаз, корни берез и ольхи переплетаются вокруг их костей. Лишь лесной бродяга, рабочий на лесозаготовках да старый крестьянин сооружают пристойную могилу для того или иного солдата, найденного среди ста сорока тысяч других погибших под Демянском. Лишь сейчас возвращается достойное отношение к тем, кто не был виновен в развязывании войны.

Сегодня, спустя 50 лет после войны, мы прослеживаем в телевизионных репортажах работу поисковых отрядов, которые находят в болотах и лесах бывшего Демянского котла между ржавыми минами кости и черепа, пробитые каски и оружие русских и немецких солдат.

А как теперь выглядит Синявино? Старым ветеранам бросается в глаза схожесть этих мест с полями сражений под Верденом в Первую мировую войну. Нет смысла искать сегодня село Синявино.[2] Местность полностью заросла лесом. Исчезли также и развалины всех восьми Рабочих поселков. Останки около 80 000 погибших немцев, обнаруженных в сровненных с землей и частично разграбленных немецких дивизионных кладбищах, перезахораниваются сегодня у разрушенной церкви в деревне Сологубовка на сборном кладбище, которое удалось создать благодаря неустанной деятельности Народного Союза Германии по уходу за воинскими захоронениями (в 2003 году церковь была восстановлена и открыта благодаря пожертвованиям из Германии. — Ю. Л.).

Но есть ли у нас, немцев, сегодня причина упрекать другую сторону в равнодушном отношении к мертвым? Да, Лев Копелев честно и точно описал, как красноармейцы устраивали привал на замерзших трупах немецких солдат или как аллея немецких мертвецов, воткнутых попеременно головами или ногами в снежный наст, окаймляла путь наступления русских.

Но разве нет также и в известной книге Пауля Кареля «Операция Барбаросса» фотоснимка расплющенного тела мертвого русского солдата на утонувшей в грязи дороге, которую с трудом преодолевает немецкий мотоцикл с коляской? И разве не было после неудачных советских атак груды трупов в болотных воронках, через которые срезали себе путь немецкие посыльные и подносчики снарядов и продовольствия? А единственные в своем роде заграждения в траншеях, снежных заборах из убитых и закоченевших на морозе красноармейцев? Кто из немецких солдат, воевавших в районе Невы, Погостья, Волхова, не помнит своеобразных указателей в минных проходах из частично уже превратившихся в скелеты мертвых красноармейцев, по которым ориентировались саперы-подрывники, посты наблюдения и подслушивания, боевые разведгруппы и дозоры?

То, что сегодня видится кощунственным, тогда являлось результатом огрубления чувств, как необходимая для самовыживания защита. Такой была реакция на длительное восприятие ужаса. И не проявляется ли сегодня тупое равнодушие, даже обыкновенная ненависть к мертвым в порушенных надгробных камнях, оскверненных кладбищах и недостойных сплетнях? Разве не наносится оскорбление бесчисленному количеству погибших, когда утверждается, что «солдаты — это убийцы»? Громогласно прозвучала в Германии радость по поводу данных оскорблений. Из этого даже не делали секрета.

Неловкость, возникшее неприятное чувство потонули в тумане юридических и литературных дискуссий. Стыдно? Нет ответа.