Вторая глава ЧТО МЫ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ЗНАЛИ О СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ?
Вторая глава
ЧТО МЫ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ЗНАЛИ О СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ?
С 1703 года город именовался Санкт-Петербургом, названный так своим основателем Петром I в честь апостола Петра. С началом Первой мировой войны в 1914 году его переименовали в Петроград, чтобы искоренить немецкий дух. После смерти Ленина в 1924 году он стал Ленинградом, а с 1991 года вновь называется Санкт-Петербургом. Свыше 150 000 человек умерли от болезней и истощения прежде, чем был построен город. Его грандиозные сооружения возведены на сотнях тысяч свай. Только на фундамент огромного Исаакиевского собора потребовалось уложить в болотистую почву 24 000 стволов деревьев.
Сегодня город является одним из наиболее выдающихся в мире произведений зодчества. Он как светлое пятно на пути к сумраку лесов и болот перешейка между Финским заливом и Ладожским озером. Ладога, по существу, является морем, площадь которого — 240 километров в длину и 125 километров в ширину.
За тысячу лет до основания города по этому узкому коридору следуют норманнские торговцы и завоеватели. Они плывут по Ладоге и Волге на Ближний и Средний Восток, и через Волхов и Днепр в Черное и Эгейское моря. Через этот перешеек вступил на землю будущего огромного государства в середине IX столетия варяг Рюрик, основатель первой выдающейся царской династии.
В местечке Старая Ладога в десяти километрах от впадения Волхова в озеро сегодня находят при раскопках остатки мастерских, кузниц и верфей, в стенах которых изготавливали и ремонтировали детали судов. Можно обнаружить корабельные заклепки, инструменты, арабские серебряные монеты, даже деревянные игрушечные мечи, поскольку некоторые северные торговцы и завоеватели отправлялись в плавание вместе со своими семьями. Здесь они пересаживались с больших морских кораблей, на которых проделывали путь от Финского залива через Неву в Ладожское озеро, на малые плоскодонные речные суда и затем проплывали 200 километров по реке Волхов до следующей крепости — Новгорода, расположенного на озере Ильмень. Сегодня там также находят византийские весы, остатки восточного шелка, записи, письма, торговые договора, выполненные на березовой коре. В ту пору начали процветать Псков, Изборск, Полоцк. Города Санкт-Петербурга тогда еще и в помине не было.
В 1941 году Гитлер был намерен поставить здесь себе памятник особого рода, уничтожив дворцы, соборы и музеи, созданные руками Стасова, Монферрана и Кленце, и умертвив голодом его жителей. Он действительно хотел сравнять с землей «колыбель большевизма». Так Гитлер тогда называл этот город. В тот момент это звучало равнозначно как безумная, но вместе с тем и правдоподобная идея. Однако история в подобных случаях готова к любым поворотам.
Однажды я наткнулся на листок, где записаны слова одного убеленного сединой старца, солдатский опыт которого прослеживается по снисходительно-ироничному тону, которым он регистрирует весь словарный звон о мирном прогрессе на земле.
Там написано: «У меня эта картина стоит перед глазами, как будто все произошло сегодня. Поляна, окруженная кустарником и деревьями. У стереотрубы столпились генералы: Эрих Гёпнер, командующий 4-й танковой группой, Георг-Ганс Райнхардт, командир 41-го моторизованного корпуса, Вальтер Крюгер, командир 1-й танковой дивизии. Поодаль несколько штабных офицеров. Я стою рядом с генералами в готовности достоверно запечатлеть для истории этот момент. Сейчас середина сентября 1941 года, и мы находимся на Дудергофских высотах на местности, оборудованной еще с царских времен для проведения маневров. Вокруг грохочет артиллерия. А всего лишь в 20 километрах от нас, рукою подать — Ленинград. Город Петра Великого, так называемая колыбель большевизма. Цель трехмесячного наступления группы армий „Север“, преодолевшей от Восточной Пруссии свыше 800 километров. Пехота двигалась пешим порядком. Не нужно только думать, что русские за этим спокойно наблюдали. Вдруг Райнхардт, стройный, похожий на ученого в очках с золотой оправой, обращается к Гёпнеру: „Дайте мне 8-ю танковую дивизию, и завтра к вечеру я доложу Вам о взятии города!“ Гёпнер стоит в кожаном плаще, здоровенный, как бык. Русские называли его „Медведь, Гёпнер“ еще со времен боев за Лугу. Он сжимает губы. Затем бурчит: „Вы же ведь знаете, он этого не хочет!“ Под этим „он“ имеется в виду Гитлер. Гитлер этого не хочет. Могу Вам сказать: то, как Гёпнер это подчеркивает, производит впечатление. Крюгер вертит своим орлиным носом от одного к другому генералу и поднимает брови высоко вверх, явно обескураженный».
Примерно так изобразил бывший военный обозреватель Берт Негле эту историческую сцену.
Что скрывается за этим диалогом? По крайней мере, желание сполна получить компенсацию за кровопролитные многомесячные усилия и быстрее закончить «русскую авантюру», говоря о которой, Гёпнер все время надеялся, что она не произойдет. Кроме этого, недовольство и сомнение в компетентности Гитлера, магического воздействия которого Гёпнер не ощущал. Гитлер приказал вдруг вопреки всем явно выраженным намерениям Ленинград вначале только окружить, продолжая двигаться на Украину и Москву.
Иронией истории стало то, что стратегия Гитлера позволила выжить трехмиллионному огромному городу. Лишь осенью 1941 года у немцев было достаточно сил для овладения городом. Будущий маршал Георгий Жуков, который в те дни принял на себя командование ленинградскими армиями, признался, что каждую минуту ожидал начала штурма и проникновения немцев в город. Немцы не понимали, что хотя Гитлер успокоил их совесть термином «превентивная война», тем не менее он «забыл объяснить», что при этом главной его целью было поработить народы и обесчестить передовые слои их интеллигенции.
Немцы также не имели представления, что защитники Ленинграда поклялись: «Если враг проникнет в город, то он умрет в его развалинах!» Дословно так выразился командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал Владимир Трибуц. Специальные группы уже начали сжигать архивы. Полусгоревшая бумага летала по улицам. А все важнейшие здания, все заводы, все мосты были подготовлены к взрыву. Не только Гитлер, но и Сталин готовился разрушить город. В этот момент у Ленинграда не было ни малейших шансов на спасение. Его судьба была предрешена. Но вдруг Гитлер нашел Москву и Украину более важными целями. Ленинград был спасен.
Но его жители не обрели такого спасения. И для них не было утешением то, что в этот момент прибыл легендарный Жуков. Хотя его приезд был под вопросом. После того как самолет Жукова вышел над Ладожским озером из зоны низких облаков, его обстреляли два истребителя «Мессершмидт». Жукову едва удалось ускользнуть от них. В двадцатых годах в возрасте 25 лет этот приземистый человек атлетического телосложения с высоким лбом и крепким подбородком постигал военную науку у немцев. Там он особенно хорошо смог уяснить их образ мышления и взгляды. Теперь он умело и решительно побуждал своих солдат к ожесточенному сопротивлению. Однако Жуков не был в состоянии уберечь ленинградцев от голода, холода, эпидемий, авианалетов и артиллерийских обстрелов.
Сегодня едва ли кто-нибудь может себе представить, что это было драмой также и для немцев. Потому что к тому времени, как немецкие пехотинцы увидели перед собой окраины города, 18-я армия потеряла по меньшей мере 60 000 человек. Немцы были уже слишком слабыми, чтобы одерживать победы, но еще достаточно сильными, чтобы удерживать захваченные позиции. По этому поводу в журнале боевых действий 18-й армии имеется запись в ту пору шестидесятилетнего командующего армией Георга фон Кюхлера: «…Я подчеркиваю, что хотел бы уберечь потрепанные дивизии от дальнейших потерь, которые, они, без сомнения, имели бы во время наступления». Это не только вздох усталого, старого воина. Потери немецких войск на Восточном фронте угрожающе росли. Уже в середине ноября 1941 года говорилось о 230 000 погибших.
Заканчивается 1941 год. Ленинград блокирован. Полного окружения, впрочем, нет. Еще свободен путь через Ладожское озеро, которое уже начинает замерзать. Но лед еще не везде достаточно прочен, чтобы выдерживать грузовые автомобили, необходимые для доставки грузов и эвакуации людей. Десятки машин проваливаются под лед и спустя секунды бесследно исчезают под водой. Весной будут подготовлены баржи для доставки паровозов и вагонов. С восточного берега также спустят цистерны, заполненные на две трети топливом, которые в одной связке на буксире будут перегоняться на свободный от противника западный берег. Позднее по дну озера проложат силовой кабель для подачи тока от электростанции на Волховстрое и путепровод для доставки топлива. Мероприятия, благодаря которым военные заводы смогут продолжить работу, но которые не в состоянии надолго отвратить катастрофу. Уже отмечены первые случаи смерти от голода и холода.
Днем и ночью авиационные бомбы и снаряды осадной артиллерии несут смерть людям, находящимся в насквозь промерзших квартирах. На растопку идут деревья, мебель. Но на заводах в жутких условиях продолжается выпуск танков, орудий, боеприпасов. Город, который когда-то изготавливал 12 процентов всей советской промышленной продукции, по-прежнему производит и ремонтирует весомую часть своей оборонительной мощи. Десять предприятий изготавливают детали для танков, тринадцать производят боеприпасы. На ликероводочных заводах выпускается «коктейль Молотова» (бутылки с зажигательной смесью. — Ю. Л.). Свыше 300 самолетов, более 700 танков, 480 разведывательных бронеавтомобилей, 3000 орудий и 10 000 пулеметов направляются на фронт. Одних только орудий 1000 единиц отправляется из Ленинграда на кризисный участок фронта под Москвой.
Все надеются на спасение. Но каждый знает, что долго так продолжаться не может. Затем Ленинграду наступит конец. Немцы тоже так полагают. Но они уже не столь уверены в быстрой победе, как летом. С конца августа 1941 года они были вынуждены пробиваться в густых лесах под Лугой южнее Ленинграда через советские отсечные позиции, оборудованные прочными бункерами и орудийными площадками. Минные поля и противотанковые заграждения русских уходили в глубину на четыре с половиной километра. 45 000 ленинградцев — мужчин, женщин, подростков — строили их днем и ночью, многие при этом ценой здоровья и жизни, так как инструменты, снабжение и условия проживания были самыми примитивными.
В тумане, при проливном дожде, сильной жаре немцам удалось преодолеть Лужский оборонительный рубеж. Но в «зеленом аду», как его называли солдаты, их ударные дивизии понесли тяжелые потери. Командир полицейской дивизии СС увеличил список погибших. Саперы этого элитного соединения вынуждены были обезвредить или взорвать почти 7000 мин, начиненных 45 000 килограммов взрывчатки. 8-я танковая дивизия насчитывала лишь треть своего прежнего боевого состава.
11 августа 1941 года в одном из донесений группы армий «Север» командованию сухопутных войск говорилось: «Колосс-Россия нами недооценен». А генерал-полковник Франц Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск, записал в своем дневнике: «К началу войны мы насчитывали у противника 200 дивизий. Сейчас их уже 360».
В середине августа внезапно южнее озера Ильмень переходит в наступление 34-я советская армия в составе двенадцати дивизий, нанося удар по юго-восточному флангу группы армий «Север». На помощь срочно перебрасываются две дивизии. Их как раз и не хватает соединениям, пробивающимся с боями к Ленинграду. Причины, все сильнее определяющие положение наступающих, обнажают картину нехватки резервов, которая в такой степени не затронула Красную Армию. Немецкая авиация также начинает распылять свои силы, а русские в то же время оказываются даже способными вторгнуться пятью дальними бомбардировщиками через Штеттин в пределы рейха, сбросить бомбы на Берлин и продемонстрировать несокрушимый дух сопротивления.
Но немцы еще диктуют свои правила. Они стоят на берегу Финского залива против острова Котлин, где находится военно-морской порт Кронштадт. Они выходят к Мге, запирая, таким образом, железнодорожное сообщение на Восток. Они захватывают Шлиссельбург, где Нева берет свое начало из Ладожского озера, и занимают берег Ладоги до Липок. Тем самым у ленинградцев свободным остается лишь опасный путь по Ладожскому озеру. Красноармейцы ожесточенно атакуют немецкие позиции, в том числе под Петергофом и под Колпино на южной окраине города. Немцы отражают эти атаки. Русские начинают осознавать, что они только теряют людей, безуспешно стараясь исправить положение. Они приходят к выводу, что нужно готовить широкомасштабные операции, чтобы снять блокаду города, нанося противнику удар с тыла, перерезая его пути снабжения, окружая его самого ударом через Волхов и торфяные болота южнее Ладожского озера. Отчаянно дерзкий план. Но он все же реалистичнее, чем цель Гитлера двигать вперед чрезмерно растянутые немецкие фланги к линии «А — А»: от Архангельска на Белом море до Астрахани на Каспийском озере.
Гитлер решил пока не штурмовать Ленинград. Немецкие дивизии должны были прорываться через Тихвин на северо-восток, чтобы затем на Свири между Ладогой и Онежским озером соединиться с финнами. Тем самым Ленинград должен был быть отсечен громадными клешнями от последней ниточки, связывавшей его с внешним миром. Немцы должны были также выйти к устью Волхова у Ладожского озера и таким образом парализовать подачу тока Ленинграду от электростанции на Волховстрое. Однако при разработке этого плана не были в полной степени учтены три фактора: сила противника, непроходимая местность и власть климата. Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Риттер фон Лееб мрачно изрек в конце 1941 года: «Гитлер ведет себя в России так, как будто действует с русскими заодно». Именно Лееб заявляет в начале 1942 года о своей отставке: «Я не могу и не хочу больше нести за это ответственность!» Такие подробности солдатам неведомы. Но они знакомятся на своем горьком опыте с теми условиями, которые почти за сто лет до этого произвели на Бисмарка неизгладимое впечатление. Он их назвал «оружием».
Может быть, генерал-фельдмаршал фон Лееб вспомнил эти высказывания прусского посланника в Санкт-Петербурге, которому тогда было 44 года? Не задумался ли он над тем, что Бисмарк с того времени неизменно подчеркивал важность дружбы с Россией? Когда Бисмарк об этом говорил, то делал это отнюдь не как сентиментальный славянофил, а потому что, как он выражался, «заглянул в холодные глаза медведя». Знания страны и людей привели его к твердому убеждению, что даже в случае полной ожидаемой удачи немцам лучше иметь с русскими предвоенное, нежели послевоенное состояние. Поэтому Бисмарк никогда не соглашался на превентивную войну с Россией. А в 1890 году в своем поместье Фридрихсру он разъяснил русскому князю Игнатию Львову, что подвигло его еще с петербургского периода к такому осмыслению: «Если кто-нибудь полагает, — сказал он, — что с Россией не страшно вести войну, тот ошибается! Война с Россией опаснее, чем с кем-либо вообще. Зима и огромные пространства — это ужасное оружие, которому невозможно противостоять. Кроме того, русские способны без больших затрат восстанавливать свои деревянные дома. Но самым сильным и неодолимым у русских является их особенность смиряться и довольствоваться тем, что у них есть и что их окружает в данный момент. Это чудовищное оружие является полновесной защитой от любой агрессии». Так сказал старый Бисмарк через несколько недель после своей отставки весной 1890 года.
Теперь под Ленинградом, после изнурительного наступления, немцы вновь познают хладнокровие, неприхотливость и упорство защитников города. Они намного активнее, намного сильнее, чем этого ожидали осаждавшие. Хотя разве не было огромных потерь среди красноармейцев и многих тысяч деморализованных перебежчиков?
Никто не ожидал, что уже в конце сентября 1941 года (20.9.41 г. — Ю. Л.) русские, переправившись через Неву, создадут на занятом немцами восточном берегу Невы плацдарм под Дубровкой. Его ширина по фронту составляла четыре километра. Окопы противников находятся на удалении от 20 до 50 метров друг от друга. Почти ежедневно защитники плацдарма пытались расширить и укрепить свои позиции, зачастую при поддержке танков. Немцы из Восточной Пруссии, составляющие основу 1-й пехотной дивизии, сокращенно 1-й пд, пытаются при поддержке артиллерии воспрепятствовать доставке подкреплений через реку. В так называемые обычные дни дивизия расходовала 3500 снарядов легких полевых гаубиц калибра 105-мм и 600 снарядов для тяжелых орудий калибра 150 мм. Но этого недостаточно для уничтожения живой силы и вооружения противника, которые восполняются советской 8-й армией. К тому же авиация «красных» имеет превосходство в воздухе. Каждую ночь немцы укрепляют свои позиции. Как только наступает утро, русские начинают выбивать их из окопов огнем артиллерии и минометов. Солдаты из Восточной Пруссии могут им противопоставить только свою стойкость. Дополнительных снарядов для своих орудий они не получают. Сил для ликвидации плацдарма у них не хватает.
Бои за плацдарм являются наглядным примером того, что позднее будет происходить в значительно более крупных масштабах. Они отражают соотношение силы и бессилия. Русские используют преимущество «внутренних дорог». Они доставляют вооружение кратчайшим путем прямо с заводов в окопы и к орудиям. Они выдвигают туда даже 52-тонные танки КВ.
Ежедневно восточно-прусские солдаты расходуют 8000 ручных гранат, настолько близко подходят друг к другу позиции участников боев. По-будничному сухо подводит итоги шести недель боев начальник оперативного отделения штаба дивизии подполковник Вернер Рихтер: 79 разведывательно-поисковых операций со стороны русских, 60 их атак в составе одной или двух рот, 50 атак силой от батальона до дивизии. 17 раз русским удается ворваться в расположение немецких позиций, 17 раз их отбрасывают назад. Когда русские утром 1 декабря переходят в наступление большими силами, то немцы вынуждены постоянно открывать заградительный огонь. После полудня один из дивизионов 1-го артиллерийского полка докладывает о выходе из строя пяти из одиннадцати орудий, у которых от перегрузки отказали стволы. Через девять дней после начала боев один из батальонов 1-го пехотного полка докладывает о наличии в боевом составе всего лишь 90 человек. В одном из батальонов 22-го пехотного полка остается только 88 человек. Несколько месяцев назад все соответствовало штатному расписанию: 100 человек на роту, 400–500 на батальон, 1000 человек в полку, 10 000 — в дивизии. Потери в среднем имели такое соотношение: четверть составляли погибшие, три четверти — раненые, из которых треть — тяжелые, а около половины получили легкие ранения.
Разве свидетельствуют эти данные о снижающейся силе и падении боевого духа Красной Армии? Высокие чины в верховном командовании вермахта, похоже, не в состоянии увидеть предвестника их будущих поражений. Военный дневник верховного командования фиксирует для демонстрации несгибаемой воли по оказанию сопротивления советским солдатам такие фразы, как: «1-я пд отразила атаки противника с плацдарма, поддержанные танками». Или: «Отражение нескольких прорывов противника». А сводка вермахта, которая должна нести информацию внутри страны и на заграницу, исчерпывается такими стереотипами, как: «Под Ленинградом попытки прорыва противника потерпели крах». Между словами «о подбитых вражеских танках» и «больших кровавых потерях противника» вдруг прорывается фраза о «сильной артиллерийской подготовке со стороны русских». Но то, что одна из наиболее боеспособных немецких дивизий с каждым днем все больше перемалывается противником, это скрывается за монотонной трескотней официальных сообщений. Остаются лишь только невразумительные слова о безумстве происходящего, ничего не говорящие о страданиях и гибели русских и немцев. Восточная версия циничной формулы «На Западном фронте без перемен» имела тогда много вариантов.
Уцелевшие солдаты 1-й пд, мечтавшие отдохнуть после возращения из ада Дубровки, привести себя в порядок и в безопасном месте преодолеть шок пережитого, вновь безжалостно возвращаются в кошмарную реальность. Потрепанные подразделения придаются другим дивизиям и бросаются в сражение, которое вскоре разгорается на всем участке фронта от Ладоги до озера Ильмень против якобы уж поверженных красноармейцев. Один из батальонов возвращается оттуда, имея в своем составе одного офицера, одного унтер-офицера и шестерых солдат.
Многие солдаты 1-й пд гибнут затем при ликвидации в конце апреля 1942 года плацдарма в Дубровке. Лед на Неве с повышением температуры пришел в движение. Теперь русским становится труднее обеспечивать снабжение через несколько сотен метров речного пространства. У них нет достаточных сил, чтобы противостоять яростному порыву солдат из Восточной Пруссии. Спустя два часа немцы прорываются к берегу Невы. Но проходят еще несколько дней, прежде чем 28 апреля будет сломлено сопротивление последнего из защитников плацдарма. Тем временем картина боев под Ленинградом настолько изменилась, что достигнутый с огромным трудом и большими потерями успех восточно-прусских солдат отошел на второй план и поэтому даже не был упомянут в официальном сообщении. Никто и не мог предположить, что спустя всего лишь четыре месяца красноармейцы вновь будут стоять на том же самом месте на восточном берегу Невы.
Но давайте вернемся назад, в октябрь 1941 года, когда 11-я и 21-я пехотные дивизии получают приказ готовиться к прорыву в устье Волхова на Ладожском озере и к захвату электростанции на Волховстрое. Что происходит в эти дни?
Ленинградка Елена Скрябина записывает плохо слушающимися пальцами в своем дневнике: «Картошка закончилась. Последняя крупа съедена. Очереди перед магазинами становятся все длиннее, как только что-нибудь попадает в продажу. Сильные выталкивают из очереди слабых. Женщинам вообще невозможно проникнуть внутрь через двери магазина. Иногда приходится вставать уже в четыре утра». В эти дни сменный мастер В. Абакумов на ленинградской кондитерской фабрике «X» перевыполнил норму по выпуску «Венских пирожных», а на 2-й кондитерской фабрике идет изготовление «Ромовых баб». Они предназначены для ленинградской партийной верхушки.
В эти дни 16-я армия отмечает признаки отхода русских по всему фронту. В эти дни саперы Красной Армии уже целый месяц высокими темпами оборудуют позиции в низовьях Волхова. Немцам это неведомо. Позднее им стало известно, что в истории исключительно редко случалось так, чтобы руководство, как это было с германским вермахтом, имело бы такие большие победоносные планы над противником, истинную боевую мощь которого они себе так мало представляли.
Барон фон Альмейер-Бек, в то время офицер 21-й пехотной дивизии, является прилежным и сведущим летописцем. Он сообщает не только о недостатках в вооружении своей дивизии, он также знает, что в ней перед началом наступления через Волхов на Волховстрой был некомплект по штату 29 строевых офицеров, 277 унтер-офицеров и 1501 солдат. Хуже того, полностью отсутствовало зимнее обмундирование. Подшлемники, перчатки и теплые носки были выделены лишь тогда, когда солдаты уже давно вели бои. Но и они оказались непригодными в условиях резко понизившейся температуры. Не готовым оказалось также и зимнее оборудование для автомобилей. Отсутствуют как средства против замерзания, так и цепи противоскольжения, а также автомобильные печки и кожухи для защиты от холода автомобильных моторов.
Снег начинает падать большими хлопьями как раз тогда, когда солдаты в летнем обмундировании занимают исходные позиции на Волхове. Единственное осуществленное мероприятие по подготовке к войне в зимних условиях — это покраска в белый цвет стальных касок. При температуре минус 10 градусов солдаты ждут сигнала атаки, в то время как подвесные моторы надувных штурмовых лодок начинают отказывать из-за обледенения.
В таких условиях элитная дивизия приступает к операции против упорного противника в сложной местности и погодных условиях, требующих напряжения всех сил даже у хорошо оснащенных войск. Ужасная авантюра начинается. Русским стало известно время начала немецкого наступления, и, к изумлению немцев, они подтянули дополнительные силы на противоположном берегу Волхова. Позднее в подобных ситуациях или при смене позиций никто уже не удивляется, когда из русских громкоговорителей несутся наименования дивизий и даже называются фамилии их офицеров. И сегодня ветераны гадают, каким образом русским удавалось через передний край поименно обращаться к немецким солдатам как раз тогда, когда те готовились пойти в баню.
Пережившие войну солдаты постов перехвата, подслушивавшие телефонные разговоры, рассказывают истории, от которых волосы встают дыбом: о несоблюдении дисциплины переговоров немецкими командными инстанциями и о безалаберности, из-за чего вражеской разведке, подключившейся к телефонным линиям, становились известны сроки, боевой состав, оснащенность оружием и результаты боевых операций.
Впрочем, тогда уже было совершенно безразлично, где могла образоваться утечка в системе связи. В ходе наступления 21-й пехотной дивизии момент внезапности больше не играл роли. Чистая случайность то, что русские к этому времени и в этом месте не подтянули дополнительные силы для отражения атак. Тем не менее атакующие неожиданно встретили сильное сопротивление. И лишь после того как обер-лейтенанту Паульсу удалось с несколькими солдатами ворваться в хорошо укрепленный пункт Грузино (бывшее имение Аракчеева. — Ю. Л.) и пробить себе дорогу к русскому узлу корректировки огня, находившемуся на чердаке, сопротивление противника было сломлено. Успехи первых двух дней боев стоили дивизии потери 18 офицеров и 671 солдата, включая унтер-офицеров и рядовых.
Но солдаты не ведают, что с того времени, как за чашкой чая в ставке фюрера было принято решение об этой операции, между высокими и высшими штабами возникло расхождение во мнениях. Хотя приказы и однозначны, тем не менее они противоречат друг другу. Поэтому в 21-й дивизии гадают: является ли прорыв к устью Волхова через Волховстрой первостепенной задачей, или это фланговое прикрытие сил, наступающих в это же самое время на Тихвин? Должен ли противник, зажатый между двумя наступающими флангами, быть взят в кольцо окружения? Должны ли мы, следуя за дивизиями, наступающими на Тихвин, идти в поперечном направлении для прикрытия другого фланга? Это, в конечном итоге, вытекало из спонтанно рождавшихся идей Гитлера, его самомнения, презрения к человеку, иллюзий о быстрых, гениальных победах, которые, по его мнению, могли быть одержаны одним движением руки на карте боевых действий. В последующем это привело ко многим катастрофам. Но кто об этом знает на плацдарме Грузино, кто об этом вообще хочет знать, если его волнуют совсем другие проблемы?
Имеется лишь один путь доставки предметов снабжения к полкам 21-й дивизии. Но вскоре эта дорога забивается транспортом и разбита настолько, что ее периодически закрывают для ремонта. Каждый килограмм муки, каждый ящик с боеприпасами, каждая канистра с бензином проделывают долгий и мучительный путь из Германии по железной дороге до Чудово, затем по шоссе в грузовых автомобилях, потом на баржах по Волхову вверх по течению и, наконец, на санях дальше к месту назначения. Поэтому доставка предметов снабжения сопровождается большими трудностями. На самоходных баржах выходят из строя двигатели, вконец разбитые дороги приходится преодолевать вьючным способом. А тем временем сопротивление красноармейцев нарастает. К ним на подмогу подходят по-зимнему оснащенные новые части. Связь с соседней, 11-й пехотной дивизией, которая ведет бои по другую сторону Волхова, поддерживается с большим трудом. К тому же наступают сильные холода. Немногие уцелевшие дома в деревнях становятся целями русской артиллерии, чтобы немцы не могли их использовать для своего размещения. Солдаты вынуждены проводить ночи на улице при температуре минус 20 градусов. А противник становится все сильнее. Дважды ему удается отбить деревню Пчева. Все больше становится случаев обморожения. Русские же укрываются на своих оборонительных позициях в тулупах, ватных полушубках и валенках.
Солдаты 21-й пехотной дивизии, сохраняя высокий моральный настрой, продолжают свое наступление. Но вновь 15 офицеров и 447 унтер-офицеров и солдат выбывают из строя убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Одни батальоны расформировываются, остатки других пополняются новым личным составом. Будто сквозь стиснутые зубы рассказывает летописец 21-й пехотной дивизии о «скорее двояком впечатлении» этой операции: «Размеры потерь, а также измотанность подразделений, которые днем и ночью, в снег и ледяной холод противостояли врагу, затрудняли закрепление тактического успеха, а точнее, немедленное преследование противника». Это означает, что немцы хотя и смогли заставить противника отступать, для дальнейшего продвижения сил больше не имели.
После небольшой паузы наступление на север продолжается. Бои в лесу сменяются ночными сражениями, захватом населенных пунктов с уличными перестрелками и отражением контратак. Бои ведутся то в отрыве от основных сил, то в условиях круговой обороны. Орудия и автомобили опрокидываются на обледенелых, разъезженных дорогах, имеются потери в результате подрыва на минах. Постоянно ощущается нехватка боеприпасов и продовольствия. В каждой из автомобильных колонн выходят из строя от шести до десяти машин. Лошади настолько измождены, что не в состоянии тащить даже пустые повозки.
В конце концов передовые силы выходят к окраинам Волховстроя на расстояние прямой видимости. Дивизия с боями прошла 100 километров. Верные своему долгу солдаты вынуждены на себе испытывать все тяготы 100-километрового ледяного пути как следствие легкомысленных решений, принятых за чашкой чая в штаб-квартире фюрера. И вот приходит последнее и горькое разочарование: на заключительные 5000 метров, отделяющие от взятия Волховстроя, сил уже больше не остается. Но совсем без триумфа эта ужасная авантюра не может завершиться. Под прикрытием боевых разведывательных групп саперы скрытно преодолевают советскую линию обороны. Углубившись в тыл на десять километров, они взрывают полотно мурманской железной дороги, основной артерии снабжения красноармейцев под Ленинградом. Хотя это лишь символический акт, но в мире он вызывает резонанс.
Солдаты 21-й дивизии измотаны до состояния полной апатии. Роты «перемолоты» и частично восполнены за счет выздоравливающих. Оружия и автомобилей не хватает, артиллерийские стволы выработали свой ресурс. Температура опускается до минус 40 градусов. Заканчивается середина декабря. До сих пор еще никто из авторов этой операции, сидящих в глубоком тылу в тепле и безопасности, не позаботился об обеспечении 21-й пехотной дивизии зимним обмундированием. Поэтому дивизия сама посылает весь наличный штат снабженцев на родину, в Эльблонг, для доставки зимних вещей, которые поступают солдатам в виде пожертвований от местных жителей. Хотя они и не могут конкурировать с обмундированием «славянских недочеловеков», тем не менее их помощь очевидна. После трех недель пути протяженностью около 2300 километров колонна возвращается назад. Конечно, это большое достижение, но отнюдь не знак несокрушимой мощи немцев.
За несколько недель до этого русские уже перебросили воздушным путем и по льду Ладожского озера солдат из полков, разбитых под Ленинградом, и рабочих закрывшихся заводов, которых доставили на участок фронта перед 11-й и 21-й пехотными дивизиями. Теперь, после того как немцы безуспешно завершают свою авантюру под Тихвином отступлением с большими потерями по льду и снегу, генерал армии Мерецков может выдвинуть освободившиеся силы к Волхову. Таким образом, 191-я стрелковая дивизия русских появляется напротив фланга 21-й дивизии. И тут, в самое нужное время, следует приказ на отступление.
Дивизия должна совершить отход в четыре этапа. Кодовые наименования операций: «Ледяная дорога 1… — ледяная дорога 4». Также, как до этого прорыв через Волхов к Волховстрою был военным успехом, так и данный отход является не менее важным мероприятием. Отступление — это самая мягкая оценка происходившего. Противник делает все для того, чтобы нанести немцам поражение. Немецкие батареи расходуют немыслимое количество боеприпасов, и под постоянной угрозой прорыва противника на флангах, благодаря сохранению чувства товарищества и дисциплины солдатам 21-й дивизии удается осуществить планомерный отход.
Русские пытаются отрезать части дивизии от моста через Волхов. Их атаки удается отразить. Под огнем преследователя и в сильнейший мороз последние группы отходят по льду реки на западный берег. У населенного пункта Кириши удается создать плацдарм, который позднее обретет крайне печальную славу. Ни одной единицы тяжелой техники, ни одного орудия не достается противнику. Ни одна из деревень не поджигается. Последние дома должны быть взорваны, чтобы не дать красноармейцам возможности какого-либо размещения. Но когда дивизия получает на это приказ, то его не доводят до подчиненных подразделений. Авантюра у Волховстроя завершена. Но авантюра с Тихвином стала сигналом к повороту, который начинает осуществляться в ходе боев за Ленинград.
Вспомним: Тихвин должен был стать первым захваченным крупным населенным пунктом на пути к Свири — той реки, что соединяет Онежское и Ладожское озера. Там стоят финские войска. Если немцам удастся на Свири соединиться с ними, то большая ловушка захлопнется. Ленинград будет полностью блокирован, бесполезной станет также и ледяная дорога через Ладожское озеро. За чаепитием у Гитлера генералы по этому поводу быстро пришли к единому мнению. Чего не скажешь об их оценке возможностей сил своих и противника, состояния путей снабжения и времени проведения операции. Риттер фон Лееб предпочел бы вначале расширить восточную оконечность 15-километрового клина, который немцы вывели до берега Ладожского озера. Позднее этот узкий клин, названный «Бутылочным горлом», станет играть роль постоянного кризисного очага. Однако удар по Тихвину — вопрос решенный, и немцы начинают наступление.
Едва ли можно поверить тому, что немецкие войска, наступавшие на Тихвин, имели в своем распоряжении только карты масштаба 1:300 000. Если 1 сантиметр карты соответствует трем километрам местности, то как можно там ориентироваться командному составу? Единственная пригодная дорога проходит большей частью вдоль непролазных болот.
Вестфальская 126-я пехотная дивизия, которая переправляется у Кузино через 250-метровый мост, уже на подходе к нему начинает понимать, что ее ожидает в скором времени. Автомобили с приготовленными частями сборного моста застревают на дорогах, которые из-за дождя и снега становятся непроходимыми. Когда мост все-таки удается собрать и расчистить подходы к нему, бомбы, сброшенные со штурмовиков с красными звездами, повреждают его так, что он вновь закрывается для движения. Когда же движение возобновляется, то оказывается, что дороги, ведущие на восток, искусно заминированы, а местность там настолько сильно заболочена, что даже танки не всегда в состоянии ее преодолеть. Штеттинская 12-я танковая дивизия, помогающая 21-й пехотной дивизии преодолеть реку Оскуя, хотя и моторизована, тем не менее передвигается со скоростью пешехода: пять километров в час.
Боевая группа бранденбургской 8-й танковой дивизии оказывается не более быстроходной. Она может передвигаться лишь по единственной одноколейной железнодорожной насыпи. Если автомобиль останавливается, то его приходится сбрасывать под откос. В скором времени сотни из них скользят вниз по насыпи, многие бесследно исчезают в болоте. В дневнике дивизии есть запись о том, что при попытке обойти воронку, образовавшуюся при разрыве авиабомбы посреди лежневой дороги, семь танков завязли в болоте. Других путей обхода не имеется. Продвижение прервано на целый день. Ничего удивительного в том, что солдаты каждый раз ликуют, когда им удается заполучить проходимую всюду обычную телегу. У населенного пункта Гряды целый участок лежневой насыпи вдруг просел под проходившей колонной. Солдаты оказываются по колено, а автомобили по самый кузов в грязи. Позднее, когда мороз достиг минус 35 градусов, мотоциклетный батальон 8-й танковой дивизии лишился сразу 30 мотоциклов с колясками и всех полевых кухонь. По существу это составило каждое четвертое транспортное средство.
Вновь из-за нехватки резервов начинается перетасовка подразделений. 8-я танковая дивизия время от времени выделяет другим дивизиям в полном составе свои батальоны, роты, батареи. Температура держится свыше 30 градусов мороза. В истории 8-й танковой дивизии Вернер Хаупт приводит слова командира 80-го артиллерийского полка подполковника фон Скотти: «Под орудиями разжигался небольшой костер, чтобы не замерзала тормозная жидкость при откате ствола во время стрельбы. Артиллеристы прятали затворы орудий в карманы курток поближе к теплому телу. Также поступали и с хлебом. Естественно, наблюдались случаи массовых обморожений. Лишь 17 ноября, через месяц после начала наступления, наконец поступает первая партия теплого обмундирования. Его постоянно приходится подвозить издалека. 8-я танковая дивизия получает его не с родины, как 21-я дивизия. Бои в таких условиях приводят к наиболее крупным потерям, причем число обмороженных намного превышает количество раненых. 29 ноября 1941 года 8-я танковая дивизия докладывает о наличии боевого состава: 28 офицеров, 146 унтер-офицеров и 750 солдат. Полгода назад это число соответствовало полноценно укомплектованному батальону. Дивизия теперь считается „неспособной к ведению наступательных действий“, а лишь „предназначенной для обороны“ — 70 процентов всех боевых машин выведено из строя. В конце концов она объявляется „небоеготовой“. Из ее остатков формируются строительные батальоны, боеспособные подразделения переподчиняются другим дивизиям или боевым группам. Так, небольшую группу можно встретить спустя несколько дней в боях с красноармейцами, прорвавшимися на занятый немцами берег Волхова, другую группу, во время лесных боев с партизанами, а строительный батальон — спустя три недели в огне Волховского сражения».
Является ли судьба 8-й танковой дивизии исключительным случаем? Ни в коей мере. 61-я пехотная дивизия из Кенигсберга отправляется к Тихвину также без зимнего оснащения. Когда она достигает цели и входит с боями в город, тот в результате многодневных артиллерийских дуэлей оказывается разрушенным и наполовину сожженным. В результате дивизия не может получить пристанища. Уже во время наступления начался массовый падеж лошадей, которые замерзали в грязи. Все большее число пулеметов отказывает во время стрельбы, затворы орудий замерзают, моторы больше не запускаются. Что означает в этих условиях взятие Тихвина? Что означают 20 000 красноармейцев, взятых в плен, 179 захваченных орудий, почти 100 уничтоженных танков? Сводка вермахта с триумфом сообщает, что штабу 4-й советской армии удалось избежать плена лишь ценой бегства, зато он оставил все автомобили и важные документы. Русские подтягивают новые силы и новую технику. А немцы не в состоянии закрепиться в развалинах Тихвина со своими погибшими, обмороженными и ранеными. 5 декабря температура достигает минус 35 градусов. Три дня спустя генерал-лейтенант Хеннике самовольно отдает приказ на отход. Он чувствует себя ответственным за жизнь оставшихся в живых. Фон Лееб приказ подтверждает. Он перекладывает с Хеннике на себя ответственность перед верховным главнокомандующим, который в эти дни отдает исключительно приказы с требованием держаться до конца. Перед этим фон Лееб постоянно предостерегал воздерживаться от решающих операций против Ленинграда до тех пор, пока его группе армий не будут дополнительно выделены десять полнокровных дивизий. Снежная метель настигает саперов, которые подрывают склады с имуществом и боеприпасами, мосты и железнодорожные сооружения, создавая тем самым другим солдатам возможность для отхода. Взрывами уничтожаются также 42 орудия и 46 минометов, так как отсутствуют средства для их транспортировки. 190 выведенных из строя пулеметов и свыше 100 уничтоженных автомобилей остаются между развалинами домов. Ночью начинается отход. Зимнего обмундирования солдаты 61-й пехотной дивизии по-прежнему не имеют.
Вернер Хаупт приводит следующие слова из дневника солдата, прикрывавшего отход войск: «От минус 35 до минус 40 градусов. Бешеная перестрелка с группами русских солдат, которые пробиваются через густые леса. Тяжелая батарея русских ведет огонь с западного направления. Вдобавок к этому обстрел из минометов». Солдаты пытаются во время пауз оборудовать убежища. Но в промерзшей земле невозможно окопаться. Преследователи не дают им передышки. Кто засыпает, тот замерзает. Подшлемники, щетина на щеках, ресницы и брови покрываются льдом. Когда же удается соорудить шалаш или разбить палатку, то солдаты тесно прижимаются в них друг к другу у маленьких костерков. Промерзшая древесина выделяет едкий дым, от которого делаются черными лица и слезятся глаза.
О том, какого масштаба бесчинства вызывают бои при отступлении и преследовании, свидетельствует приведенный Йоахимом Хофманном документ 20-й мотопехотной дивизии, в котором говорится, что в середине декабря под Будогощью юго-западнее Тихвина были найдены 72 изувеченных трупа солдат 76-го пехотного полка, часть из которых в плен попала ранеными.
Силезская 18-я мотопехотная дивизия также вынуждена начать обратный марш. Две роты 52-го полка выделены для прикрытия от преследующих по пятам красноармейцев. Ни один из солдат обеих рот не возвращается назад. Они не единственные отряды прикрытия, которые в эти дни навечно пропадают в снегах. Лишь изредка поступают скупые сообщения от групп или отдельных солдат, часами сдерживающих преследователей и в конце концов погибающих в оружием в руках. Силезцы теряют за время тихвинской авантюры, задохнувшейся в грязи, снегу и крови, почти 9000 солдат. Когда дивизия выходит к Волхову, ее боевой состав насчитывает 741 человек.
Сегодня имеются так называемые историки, которые настоятельно предостерегают выражать «слишком большое сочувствие» к немецким солдатам, сражавшимся на Восточном фронте. Громко выдвигаются обвинения исключительно такого рода: «Исторические факты, — говорится, — у нас недостойным образом искажены. Уничтожающая война вермахта является таковой не только с точки зрения нарушения прав народов, но и по причине противоречия ее военным законам. Дисциплина у немцев упала до такой степени, что, по крайней мере в боях с партизанами ее заменил полный беспредел. Один лишь только страх бросал солдат в беспощадный, фанатичный бой, требование о котором звучало в каждом приказе».
В этом перечне нет и намека на желание без предубеждения рассмотреть вопрос о поколениях людей, обвиненных в преступлениях, нет даже тени понимания того крайнего состояния, в котором непрерывно находились люди с обеих сторон в прифронтовых районах и на самом фронте.
Творцы сводок вермахта в то время, разумеется, не были такими наивными, как вышеназванные историки. Но и они также вынуждены были «подправлять» события, затушевывать трагедии тех недель кажущейся объективностью. Поэтому оказывалось, что «в ходе перехода к… позиционной войне в зимние месяцы… предпринимаются необходимые планомерные улучшения очертаний линии фронта».
После десятидневного марша из Франции по железной дороге в леса Волхова в конце ноября прибывают первые батальоны баден-вюртембергской 215-й пехотной дивизии. Они попадают прямиком из цивилизации в дикую глушь. Вместе с 20-й мотопехотной дивизией они должны прикрыть более 100 километров открытых флангов других дивизий, которые наступают на Тихвин, чтобы затем где-нибудь и как-нибудь за лесами на Свири соединиться с финнами. О первом впечатлении, которое получают солдаты, когда воинские эшелоны тормозят у платформы Октябрьской железной дороги, повествует история 215-й пехотной дивизии: «Безотрадные дорожные условия, ледяной северо-восточный ветер с крупным колючим снегом, обледеневшие дороги, если они вообще имеются или распознаваемы». В районе боевых действий температура опускается до минус 40 градусов. Зимнего обмундирования нет. Вскоре возникают случаи тяжелых обморожений. Почерневшие от мороза пальцы ног и ступни подлежат ампутации. И здесь тоже действуют разведывательные группы, с которыми сутками нет связи, с некоторыми она теряется навсегда. Вдобавок к этому рвется от холода телефонный кабель и отказывают радиостанции.
Когда центральная тихвинская группа совершает отход вместе с 18-й мотопехотной дивизией и 61-й пехотной дивизией, когда противник намеревается атаковать как легкую добычу измотанные отступлением полки, представляющие превосходную цель для штурмовиков с красными звездами, когда красноармейцы уже видят скатывающиеся с обледеневших дорог под откос автомобили и орудия, отступающие группы ходячих больных и раненых, транспортируемую поврежденную технику — тогда пробивает час 215-й пехотной дивизии. Ей удается предотвратить смертельный прорыв красных стрелковых дивизий и танковых бригад во фланг измотанным немецким дивизиям.