Государь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Государь

Иоанн Султанийский написал о Тимуре следующее: «Он не называет себя ни королем, ни императором… Отдавая распоряжения, он делает это от имени хана, занимающего самое почетное место при дворе». Да, известно, что Тамерлан являлся всего лишь Великим эмиром, «царским зятем», но со всем этим он исполнял обязанности главы государства и делал это максимально строго. Хан же при нем был всего лишь фигурантом, который, от времени до времени находясь в действующей армии, всегда состоял под его началом, и его, хана, имя в лучшем случае могло быть упомянуто в фирманах. Значит ли это, что Тимур представлял собой самодержца, власть которого была безграничной? Прежде чем ответить утвердительно, надлежит подумать не один раз.

Хозяином державы бесспорно был Тимур. Противиться его воле не смел никто. Если кто-то пробовал давать ему отпор, он его ломал через колено. Высказанные вельможами суждения, шедшие вразрез с его мнением, им пренебрегались. Решения о войне и мире принимал он. Он же был главнокомандующим. Чиновники находились у него в кулаке: он их назначал и смещал; когда было надо, уничтожал. Правосудие чинилось им одним, даже тогда, когда отправление его он делегировал другому. Когда имелась возможность, Тимур судил сам; его вердикты обжалованию не подлежали. Подобно всем добрым тюркам, он постоянно искал способы, как извлечь выгоду из ислама, и с этой целью провозглашал себя его ревностным служителем. Он покупал дервишей за золото, за дружбу, но главным образом прельщая похвалами. Он ставил себя над толкователями закона, заявляя, что получает от Бога послания. Он поставил во главе мусульманской общины верховного владыку. «Из потомков пророка я выбрал, — объявил он, — самого достойного, коему передал всю власть над мусульманами; он управляет всем вакуфом, назначает служителей культа, муфтиев… и определяет размер жалованья религиозных чиновников». [229]

В 1370 году Тамерлан одержал победу над Хусейном. Держа ситуацию под контролем, он сделал вид, будто бы хотел быть избранным на курултае, в соответствии с обычаем, установленным Чингисханом. Фактически речь тогда шла о плебисците. В дальнейшем Великий эмир регулярно созывал такие «пленарные заседания», чтобы создать впечатление коллегиального правления. Но иллюзий на этот счет не было ни у кого.

Кажется, никто и ничто не могло воспротивиться его воле. Однако находиться вне пределов законности он не мог, тем более вне рамок шариата и ясы. Будучи юридически неизменяемыми, они оставляли возможность законодательствования только в строго определенных областях, на которые сами не распространялись; или интерпретирования некоторых постулатов, что дозволялось одним богословам, а они, разумеется, состояли у Тимура на содержании и, закрывая глаза на его действия, самоуправствовать ему не мешали, а то и просто благословляли на тот или иной незаконный поступок. Со всем этим отсутствие законодательной власти является для любого деспота помехой, ставя его в рискованное положение, когда он пытается ее себе присвоить незаконными средствами.

Далее. Понятие священной монархии очень глубоко проникло в сознание Тимура, что, впрочем, характерно для всех самодержцев в мире, равно как и для тюрко-монгольской традиции и ислама. Он прочно усвоил идею об идеальном государе, каковой вдохновлялись все единодержавные правители, но еще больше тот, кого царствование вознесло над всеми другими самодержцами. Понятие священной монархии предполагает отправление правосудия, защиту народа от злоупотреблений чиновничества и нищеты; короче говоря, — ответственность полную и за всё.

В актив Тимура можно записать его внимательность к простому люду, контроль за ценами и действиями сборщиков налогов и иных государственных служащих, его царскую щедрость. Я уверен, что прекрасные человеческие качества действительно были ему свойственны. Будь он человеком несправедливым, скупым, безразличным, ничего такого он не делал бы. [230]

Чтобы быть Тамерланом, Гаруном аль-Рашидом, Сулейманом Великолепным, надобно держаться ближе к простонародью; как для того, чтобы побеждать, следует быть великим ратоводцем. Сознавая необходимость этого, Великий эмир превращал каждое свое появление в зрелище, и его биографы скрупулезно воспроизводят все его «мизансцены». Вот он горстями черпает золото из сундуков и ходит среди пожарищ им же сожженного города, налево и направо раздавая милостыню. Вместе с тем, почти тайно, избегая показухи, он восстанавливает, исправляет содеянное, помогает казной… Однажды аки Мухаммед-шах, мелкий колдунишка из хорасанского Кухистана, предал проклятию некоего бедного крестьянина; Тимур выдал несчастному пятьсот овец и полтысячи ягнят. Сей кодекс царской чести обременительным для Тамерлана не был, но он существовал, являясь таким же обязательным, как шариат и яса, и втискивая его абсолютную власть в рамки целого комплекса норм, обычаев и обязанностей.

Тимурово правительство состояло из министров, визирей, коих он собирал на совет, диван (когда в наличии их имелось не менее четырех) под председательством диван-бека. Штатный докладчик информировал совет о возникших важных проблемах, после чего начиналась дискуссия, на которой присутствовали глава управления мусульманских дел, два главных судьи гражданских и столько же религиозных, секретари, казначеи и «господа большой руки». Государство одновременно было сильно централизованным, состоя в непосредственном подчинении у Самарканда и Великого эмира, и децентрализованным, однако в той мере, в какой провинции пользовались большей или меньшей автономией. Во многих округах Тамерлан оставлял если не старый персонал, то прежние управленческие структуры обязательно. Где-то государственный контроль бывал строгим, где-то вялым, на далеких территориях мог просто отсутствовать. Великий эмир вполне довольствовался теми знаками признания его сюзеренитета, которые в мусульманском мире всегда были привилегией государей, например, нанесением его имени на металлические деньги и упоминанием в пятничной молитве, кутбе. Он по праву мог считать себя владетелем Египта с того момента, когда мамлюкский посол сообщил ему, что в Каире в его честь была отслужена служба; а также царем Индии после того, как 20 декабря 1398 года то же самое совершилось в Дели. [231]