Хорасан

Случившаяся в 1335 году смерть монголо-иранского хана Абусаида положила конец существованию империи Ильханов. Почти везде иранское население попыталось снова получить власть над собственной судьбой, которую они утеряли после достопамятного нашествия арабов в VII веке. Однако единственным результатом их действий стала анархия. В то время как Месопотамия и Западный Иран по-прежнему находились в зависимости от монгольских ханов, правда, значительно исламизированных и довольно иранизированных (в частности, под влиянием могущественной семьи Джалаиридов), древний Фарс (давший свое имя Персии) сумел освободиться от оков завоевателей усердием Музаффаридов, арабо-иранских государей.

Совсем иначе развивались события в Иране Восточном, Хорасане, по выражению Жана Обена, «еще одном хранилище персидской культуры», который юридически и фактически оставался в рамках монгольской системы, но более тщился ее использовать, нежели ей служить. Главной хорасанской державой являлось гератское царство Курт (или Керт), уже добившееся определенной самостоятельности во времена Ильханов. Его повелитель, Муизаддин Хусейн, признал Тогай-Тимура (1336–1353), Ильхана-марионетку, которого «сотворил» сам, и даже взял себе в жены его дочь за десять лет до того, как трансоксианец Казаган попытался своими силами узаконить свою власть, взрастив с этой целью собственного хана-марионетку. Это позволило ему еще более распространить свое владычество, правда, в основном за счет сербадаров (1342).

Сербадары, еще одна важная сила Хорасана, сформировали нечто вроде «республики» с центром в провинции Байхак, главным городом которой являлся Себзевар, что западнее Нишапура. Сербадары представляли собой общественное движение мелких иранских собственников, умеренных шиитов, объединившихся для защиты своих интересов от вождей и знати кочевых племен. У них власть не была наследственной и потому служила объектом соперничества представителей различных придворных группировок. Подобно Куртам, не имея возможности влиять на владения, подчинявшиеся племенным вождям, или фиефов феодального толка (самый крупный из которых волею судеб образовался в Мазандеране, провинции, простиравшейся южнее Каспия, а именно Астрабадский монгольский эмират, очень скоро подчинивший себе Бистам, Дамган и Семнан), то и дело сталкиваясь с ненавистью Куртов, «республиканцы» все более слабели и, если и выжили, то единственно потому, что их государство успешно исполнило роль буферной зоны. [37]

Становилось очевидным, что иранская реставрация пока еще была невозможной. История с гератским маликом стала тому доказательством. 5 августа 1349 года под давлением тройки временщиков, выходцев из знатных семей, он принял титул султана и в пламенной речи, дошедшей до нас, возвестил о намерении реставрировать ислам: «Милостью Божьей мы с корнями вырвем гнусное древо безверия. Мы погасим опустошительный огонь Гога и Магога, вздутый полчищем экстремистов-новаторов… Мы повелеваем истребить все нововведения неверных, дожившие до наших дней в стране ислама, и считать законными только дела, оформленные по законам шариата».

Невзирая на то, что именами Гог и Магог во все времена обозначали Центральную Азию, несмотря на выражения «полчище экстремистов», «нововведения неверных», все были согласны с тем, что в своих заявлениях Пир-Хусейн не метил ни в монголов, ни в Чингисово законодательство; и в самом деле, его взаимоотношения с ханом-свояком не испортились. Однако все же с Чингисовыми законами он порывал, на что до него не осмеливался никто. Не спровоцировать взрыв монгольской реакции это не могло, и она последовала со стороны Джагатаидов, несомненно, подстрекаемых шейхами Джамы. «Как смеет какой-то таджик[5] претендовать на титул султана?» — произнес эмир Казаган с традиционным презрением к иранцам, которое мы найдем и у Тамерлана. Вознамерившись образумить дерзновенных, Джагатаиды отправились в поход. Разбитый в чистом поле, Пир-Хусейн успешно защищался в Гератском оазисе, и мир был заключен. Герат и Куртское царство оказались под ярмом Джагатаидов. Малик лишился было трона, однако возвратил его себе очень скоро. Мы еще встретимся с ним, поскольку он умер лишь в 1370 году, по приходе к власти Тамерлана. [38]