Анатолий Чубайс приватизирует Россию
Анатолий Чубайс приватизирует Россию
После того как Ельцину удалось укрепить свою власть, правительство получило возможность сделать еще один серьезный шаг к рыночной экономике. В 1992 году Егор Гайдар отпустил цены на многие товары, однако подавляющее большинство российских компаний оставались собственностью государства. Но теперь препятствие (парламент) было устранено, и массовая приватизация получила зеленый свет.
Для большинства россиян перемены в стране происходили с ошеломляющей скоростью. Всего четыре месяца – с августа по декабрь 1991 года – ушло на то, чтобы похоронить коммунизм и разрушить Советский Союз. В начале 1992 года всего за несколько недель шоковая терапия Егора Гайдара уничтожила плановую экономику, а заодно и сбережения подавляющего большинства граждан России. Теперь с той же безжалостной скоростью на страну обрушилась приватизация. Архитектором этой программы стал тридцативосьмилетний экономист из Санкт-Петербурга Анатолий Чубайс, руководивший относительно небольшой структурой, именуемой «Госкомимущество». Это ведомство находилось в здании напротив гостиницы «Россия». В коридорах слышались голоса американцев: это были молодые консультанты, которых Чубайс призвал под свои знамена.
«Чубайс появился в управлении Госкомимущества в 1991 году, – вспоминает Гайдар, тогдашний премьер-министр. – В то время был полный организационный и хозяйственный вакуум, потому что старые механизмы партийного и административного контроля в полной мере отключены. Значительная часть чиновничества, на основе полулегальных процедур, самым наглым образом разбазаривало собственность. Неоднократно на официальных заседаниях правительства начальники (местных) администраций говорили: „Отдайте все нам, мы назначим собственников“.
Поучаствовать в распределении богатейших природных ресурсов России жаждали все. Коммунисты и националисты хотели, чтобы собственность по большей части осталась в руках государства. Политики регионального уровня мечтали распределить собственность среди своих. Чубайс решил опереться на небольшую группу бизнесменов с хорошими связями. По мнению Гайдара, этот ход был верным. «В тяжелейших условиях Чубайс сумел разработать регулирование, которое позволило упорядочить процесс приватизации в России, – говорит Гайдар. – Он очень четкий администратор, очень хорошо умеет ставить задачи и контролировать исполнение».
Однажды я встретился с Чубайсом, когда он был первым заместителем премьер-министра, и мог лично убедиться в его феноменальной работоспособности. Наше интервью было назначено на 9:30 вечера в его кабинете. Огромное правительственное здание (Белый дом), где находятся кабинеты премьер-министра, его заместителей и их сотрудников, было погружено во мрак – пустые коридоры, молчащие кабинеты, запертые двери. Все разъехались по домам. Но в крыле Чубайса полыхал свет. Там кипела работа, люди звонили по телефонам, готовили документы, договаривались о встречах. Сам Чубайс появился в комнате для переговоров, чуть запыхавшись – было ясно, что он очень занят. Но говорил совершенно внятно и четко, и было ясно: передо мной – великолепный технократ.
По программе Чубайса приватизационные ваучеры были разосланы всем российским гражданам (151 миллион ваучеров). По плану предполагалось приватизировать основную часть российской промышленности за два года. Наиболее общий сценарий приватизации сводился к следующему: 29 процентов компании продавались за ваучеры на аукционе, 51 процент распределялся среди руководства и рабочих, остальное оставляло за собой государство, чтобы впоследствии продать за наличные или за обещания инвестиций.
Наиболее важной частью программы были ваучеры – в новой экономике каждый гражданин получает свою долю; акционером может стать каждый, и самые лучшие компании отнюдь не достанутся самым богатым. Эта идея являлась воплощением демократии Джефферсона – заложить основу для создания массового среднего класса и крупного внутреннего рынка, для быстрого развития экономики. Да, сбережения россиян сгорели в костре гиперинфляции 1992 года, но теперь граждане станут акционерами российских предприятий и смогут эти потери как-то компенсировать.
Летом 1992 года президент Ельцин познакомил страну с идеей ваучерной приватизации: «Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров. В этой новой экономике у каждого будут равные возможности, остальное зависит от нас… Каждый гражданин России, каждая семья получат свободу выбора. Приватизационый ваучер – это для каждого из нас билет в мир свободной экономики».
Доля, которую представлял собой один ваучер, была ничтожно мала, а российский рынок ценных бумаг был весьма примитивным, и владельцы ваучеров, как правило, на приватизационных аукционах купить акции напрямую не могли. Выбор сводился к следующему: инвестировать ваучер в компанию, где человек работал, для чего в компании существовала программа акционирования, либо передать ваучер в один из вновь создаваемых чековых инвестиционных фондов.
Поскольку многие жили в ужасающей нищете и в первую очередь думали о хлебе насущном, люди просто продавали ваучеры на улице за наличные, и таких было немало. В итоге уличная цена на ваучер была смехотворно низкой. Тоскливой зимой 1993/94 года в метро можно было видеть плохо одетых прыщавых парней, державших табличку: «Куплю ваучер». Цена составляла 10 000 рублей – около 7 долларов, как раз на две бутылки дешевой водки. При том, что каждый ваучер можно было купить на улице за 7 долларов, выходило, что гигантские промышленные и природные ресурсы страны оценивались примерно в 5 миллиардов долларов.
В теории ваучерная приватизация выглядела привлекательно, но на практике она полностью провалилась. Первая ошибка – выбор времени для ее проведения. Приватизацию следовало проводить до ценовой реформы Гайдара в 1992 году, как средство борьбы с рублевым навесом, с опасностью инфляции. Именно в этом заключалась суть плана Григория Явлинского «500 дней». «Я считал, что именно приватизация должна быть тем инструментом, который должен урегулировать вопрос с денежным навесом, – вспоминает Явлинский. – То есть я считал правильным использовать накопленные средства на приватизацию. Я предлагал начать с самого маленького – приватизировать грузовики, небольшие земельные участки, квартиры, магазины – и постепенно, постепенно двигаться к более крупной приватизации».
Явлинский настаивал на том, чтобы провести приватизацию за деньги. «Приватизация решает задачу собственника, смену (старого советского) управляющего, – говорил он. – Конечно, деньги заработанные в советские времена были крайне малы, но затратив даже эти маленькие деньги, посколько это были собственные, люди становились подлинными собственниками». Нельзя ничего получать бесплатно, утверждал он. Ты не сможешь относиться к этому с должным уважением. Все ценное добывается в поте лица своего. «Собственность обязательно нужно продавать, только так возникают подлинные собственники. Даже если ты покупаешь кусочек компании за маленькую сумму, это все равно твои деньги – ты будешь этой компанией дорожить, будешь искать хорошего менеджера, будешь строить на этом дело. А когда людям прислали ваучеры по почте, вам все безразлично».
С этим соглашался мэр Москвы Юрий Лужков, он говорил: при таких низких ценах приватизация бессмысленна. «Мы говорим: приватизация необходима, чтобы создать нового собственника, новый собственник будет лучше распоряжаться собственностью и расширять производство, – аргументировал Лужков. – Возьмите приватизацию завода – предполагается, что новый владелец будет управлять ею лучше. Но такое возможно, только если завод продается за настоящие деньги. Приведу конкретный пример. Я купил ЗИЛ, гигантский автозавод, за 4 миллиона долларов. Но как автозавод он мне не нужен. Он занимает 240 гектаров земли, и я могу быстро вернуть свои 4 миллиона долларов, если превращу эту территорию в склады или еще во что-нибудь.
Мой (химический) институт продали за 200 000 долларов. Во-первых, в этом институте трудились настоящие специалисты, каждый из которых тянет на 200 000 долларов в год. Во-вторых, у него есть экспериментальная производственная база, где можно разрабатывать новые технологии. И это предприятие было продано за 200 000 долларов! Да это цена одного спектрофотометра! А новый владелец решил – ему не нужно, чтобы институт работал. Он сказал: я всех увольняю, теперь у меня есть свободная недвижимость, с ее помощью я буду приумножать свои доходы – площадь буду сдавать и получать за это 500 000 долларов в год. Вот это бизнес!»
Но Явлинский и Лужков остались не услышанными. Позже Гайдар говорил, что у него с Чубайсом просто не было времени проводить приватизацию сначала – нужно было срочно отпустить цены, чтобы заполнить полки товарами, хотя иногда это означало: люди выкладывают все свои сбережения на то, чтобы запасти товары на несколько недель. Но все равно, даже если бы в пожарном порядке организовать продажу грузовиков, квартир, магазинов, садовых участков, а чуть позже малых предприятий вроде кирпичных заводов, лесопилок и текстильных фабрик, результат был бы куда менее разрушительным, чем тот, что был достигнут вследствие политики Гайдара и Чубайса.
Вторая ошибка Чубайса – темпы, с какими он провел приватизацию российской промышленности. Начнись приватизация раньше, она могла бы пройти куда более гладко. Чубайс поставил на кон все сразу: крупнейшие нефтяные компании, металлургические и горные комбинаты, гигантские комплексы по переработке леса, автозаводы, машиностроительные комбинаты, тракторные заводы, крупные промышленные компании, огромные флотилии, крупнейшие порты страны – все это выплеснулось на рынок одновременно. Любому инвестиционному банкиру известно: чтобы получить хорошую цену за акции, появившиеся на рынке впервые, необходимо ограничить предложение. Сначала нужно продавать небольшую часть компании, и только потом, когда становится ясно, что есть спрос, можно предлагать дополнительное количество акций. Интернетовские компании в США с 1995 по 2000 год продавались именно по такой схеме, в итоге цена оказалась высокой, хотя компании эти почти не приносили прибыли и лишь предполагали большие доходы в будущем (это же относится к российским компаниям).
Как и Явлинский, министр внешних экономических связей с 1994 по 1997 год Олег Давыдов считает, что первым объектом приватизации должны были стать магазины, рестораны, небольшие цеха. Далее правительство могло выставить на продажу предприятия легкой промышленности. «Рынок всегда начинается с обслуживания людей, – замечает Давыдов. – Начинается с малых предприятий».
Вместо этого Чубайс провел приватизацию крупнейших и наиболее прибыльных российских предприятий, работавших на экспорт. «Именно в этот сектор, у которого такой громадный экспортный потенциал, хлынул весь криминал, – с горечью говорит Давыдов. Он считает, что российские промышленные гиганты в таких стратегических сферах, как нефть и газ, металлы, алюминий, космос следовало превратить в государственные корпорации. Они бы научились действовать, как независимые предприятия, а потом, постепенно, их можно было бы приватизировать, по мере развития рынка. Примеров подобного рода в Европе и Японии достаточно.
И последняя ошибка политики Чубайса и Гайдара – уж слишком малой они сделали номинальную стоимость приватизационных ваучеров (10 000 рублей). Если исходить из номинальной стоимости ваучеров, то по ценам начала 1992 года вся российская промышленность была оценена в 100 миллиардов долларов, что со всей очевидностью не соответствовало ни огромным масштабам российской экономики, ни тенденции рынка акций превышать стоимость внутреннего валового продукта страны. Ярлык в 100 миллиардов долларов, который в 1992 году экономисты Ельцина нацепили на российскую экономику, меркнет по сравнению с оценочной стоимостью таких рынков, как Мексика и Гонконг, где в то время рынок акций оценивался в 150 и 300 миллиардов долларов соответственно. К концу 1993 года, когда россияне реально могли воспользоваться ваучерами, инфляция и девальвация рубля съели 95 процентов номинала ваучера, и стоимость промышленных и природных ресурсов России съехала к 5 миллиардам долларов.
Назначив за ваучеры такую смехотворно низкую цену, правительство дало инвесторам понять, что оно само эти ценные бумаги ни капли не ценит. В результате Российское государство понесло тяжелый урон. Оно за гроши распродало свои лучшие активы. 151 миллион российских граждан тоже оказались в проигрыше, потому что очень мало кто из них получил реальную долю в приватизированных предприятиях. С другой стороны, инвесторам с хорошими связями представилась возможность совершить фантастически выгодные сделки. Можно было купить прекрасно работающие компании и тут же, в одночасье, вернуть вложенные средства. Для инвесторов, которые действовали на российском рынке акций в тот первый год, ежегодная прибыль в 300 процентов не была чем-то необычным. За недели люди делали состояния.
Одним из таких был Березовский. В конечном счете именно в его руках сосредоточилось крупнейшее частное состояние в России – благодаря приватизации. Но сама ваучерная приватизация почти не привлекла его внимания. В 1993–1994 годах он вел другие проекты, а рынок ваучеров оставил другим коммерсантам.