( В тот же год, где-то осенью...)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

( В тот же год, где-то осенью...)

В тот же год, где-то осенью, началась очередная сенсационно-романтическая история, уготованная мне какими-то высшими силами, которые своим орудием избрали мою одноклассницу Галину. Она сидела на парте за нами, точнее, сразу же за Янкой. Нравится ли это Галине или нет, я все равно обязана о ней написать в своей «Автобиографии», ибо, не будь Галины, моя судьба сложилась бы иначе, так что просто не могу не упомянуть о ней. Очень бы хотелось надеяться, что многие мои одноклассницы не заметят этого моего произведения и не прочтут его, особенно нижеследующих фрагментов. А если одна из моих одноклассниц и прочтет, смею надеяться – дело ограничится лишь тем, что какая-нибудь внучка удивленно поинтересуется, с чего это ее бабуля так вдруг развеселилась?

Галина, естественно, явилась прототипом Кристины из «Жизни как жизнь». Дело прошлое, но Галина выставила меня перед одноклассницами совершенной идиоткой, все, как одна, осуждали меня за свинское поведение, ибо никто не мог поверить в то, что я такая дура безмозглая и простодушная до омерзения. Сейчас все поясню.

Все девчонки знали правду, одна я не знала. Ну можно ли в такое поверить? И тем не менее это святая правда, такая уж я была идиотка. Дело в том, что у Галины был брат, и она много и часто о нем говорила. И еще у Галины был жених, и о нем она тоже часто нам всем рассказывала. Сначала я познакомилась с братом, причем произошло это отнюдь не при романтических обстоятельствах, а при самых что ни на есть прозаических. Мы с Галиной были в городе, что-то там делали, потом, сделав дело, возвращались домой. Она жила в самом центре, я немного дальше, в Мокотове. К ней я зашла по дороге только для того, чтобы воспользоваться туалетом, домой не доехала бы. Вот тут и появился брат. Не скажу, чтобы такой уж красавец, но мне понравился. Было в нем что-то такое, симпатичное. И он проводил меня до дому, поскольку уже стемнело. Вежливый молодой человек.

Вскоре после этой первой встречи мы все – Янка, Галина, ее брат и я пошли в кино на «Цезаря и Клеопатру». Этот фильм показывали в Варшаве во время каникул, когда нас в городе не было, и теперь он шел в кинотеатрах лишь на окраинах Варшавы, вот мы и поехали то ли в Прутков, то ли еще куда, не помню. Места нам достались стоячие на балконе, брат не вытягивал шею, чтобы читать подписи, английский он знал, как польский. И очень мне этим заимпонировал. Домой мы возвращались уже в темноте, под проливным дождем. Янка с Галиной помчались быстрее вперед, я же никогда не умела быстро передвигаться по грязи, вот и теперь шла, как калека какая, а брат опять же из вежливости сопровождал меня, неудобно было бросить одну.

О своем женихе Галина много нам рассказывала, что-то у них там не складывалось, а возможно, она излишне трезво подходила к вопросам будущей совместной жизни. Помню наш разговор в классе. Прислонясь к печке, она изливала мне душу и вдруг сказала:

– Не гожусь я ему в жены. Вот ты бы подошла больше. И вообще, собственно говоря, только на тебе ему и следует жениться.

Я с ужасом восприняла такое заявление в свете того, что Галина нарассказывала мне о женихе. Во-первых, звали его Станислав, я же не выношу этого имени. Во-вторых, он обожал супы, а я с детства не терплю их. В-третьих, он был очень вспыльчив, чуть что – выходил из себя и лицо его наливалось кровью, отвратительная черта! В-четвертых, обожал просыпаться чуть свет и был при этом бодр, как жаворонок, я же – совсем наоборот, а ранним вставанием меня и без того уморила моя мать. Ну, и в-пятых, с этим противным Станиславом требовалось обходиться бережно и осторожно, как с тухлым яйцом.

Слушала я слушала Галинины излияния, а про себя думала: «Какое счастье, что Станислав не мой жених!» Хотя ради справедливости стоит отметить, что у него были и кое-какие достоинства: ум, эрудиция, чувство юмора, мягкий характер. И вообще он был порядочный человек и не бабник.

Вот и теперь, в ответ на ее замечание, что Станиславу я гораздо более гожусь в жены, чем она, я ответила Галине, что мне гораздо больше нравится ее брат.

– Ты ему тоже, – сухо и каким-то странным голосом ответила Галина.

Ну и выяснилось, что Галинины брат и жених – одно и то же лицо. Хорошо помню, какой идиоткой почувствовала я себя, когда узнала об этом.

Брата у Галины никакого не было. Он возник из небытия просто по необходимости. Когда Галине надо было поступить в нашу школу, родителей по какой-то причине не оказалось в Варшаве, и записывать Галину отправился ее жених Станислав, выдав себя за ее старшего брата. В школьной канцелярии он произвел весьма благоприятное впечатление, и какое-то время Галина была вынуждена поддерживать миф о наличии брата, иначе обман бы обнаружился. Теперь уже такой необходимости не было, но Галина за это время привыкла выдавать Станислава за брата, хотя правду знали практически все в классе. Кроме меня. Вот почему все смотрели на меня осуждающе, ведь я, скотина этакая, отбивала жениха у подруги!

Никого я не собиралась отбивать, не было у меня такого намерения! Узнав об истинном положении вещей, удрученная и сбитая с толку, я попыталась ограничить свои контакты с братом, то бишь с женихом Галины, прекратила переписку и попыталась самоустраниться. Не очень, может быть, успешно, но попытку отойти в сторону я сделала, причем сама восхищалась своим благородством. Мне совсем не хотелось делать Галине пакость, я любила ее, и меня стала мучить совесть. Она совсем пала духом, психическое состояние ее было ужасно, и мы вдруг отчетливо осознали разверзшуюся перед нами кошмарную перспективу: Галина не сдаст выпускных экзаменов!

Очень хорошо запомнился один вечер. Мы трое – Галина, Янка и я ходили на занятия балетом, по вечерам, начинались они довольно поздно, часов в пять или шесть вечера, и продолжались два часа, так что заканчивались совсем поздно. В тот вечер с нами не было Янки, Галина с поджидавшим ее ложным братом и настоящим женихом отправились домой, я, одинокая, тоже, как и Тереска в «Жизни как жизнь», долго шаталась по темным улицам. Добралась наконец до дому, а там поджидал меня он, источник конфликта.

Это меня даже испугало – настолько было однозначно. Все мое естество окунулось в блаженство. Я испытывала одновременно и неимоверное счастье, и неимоверное смущение. Нет, я не хотела отбивать парня у подруги, не свинья же я в конце концов! Что делать? Домой я не зашла, мы отправились на ночную прогулку. Боюсь, из-за сумбура противоречивых чувств я несла сплошную ерунду, но мой воздыхатель каждое мое слово воспринимал с восторгом, ибо переживал тот этап, когда все, сделанное предметом обожания, представляется изумительным и замечательным. Как она обворожительно плюется! Как она восхитительно чавкает! Как очаровательно пересолила суп!

На следующий день у нас с Галиной состоялся серьезный мужской разговор. На него ушел весь урок латинского, который мы просидели в раздевалке. Она торжественно передала мне из рук в руки свое сокровище, заставив поклясться, что я сделаю его счастливым, и сама порвала с женихом. Тот благородно собирался играть комедию до конца учебного года, чтобы не помешать закончить его нормально, но Галина видела, что притворяться Станиславу удается с трудом, вот и вернула ему свободу, которую он теперь был вправе бросить мне под ноги. Мы же с Галиной решили оставаться подругами, ведь приходилось считаться с родственными и светскими предрассудками. Наши семьи были знакомы, обе сестры Станислава были приятельницами Галины, а меня возненавидели смертельно. Станислав обязался помогать Галине по математике и физике. Он учился в Политехническом, хорошо знал эти дисциплины, а Галине предстояло сдавать экзамены на аттестат зрелости.

Подарок я приняла с должным чувством признательности, а будущий аттестат зрелости Галины придавил меня, как мельничный жернов. Мы решили вместе готовиться к экзаменам, благородство так и лезло из нас всеми порами. Жених женихом, а мы все равно останемся с ней подругами, его она никогда у меня не встретит, я никогда о нем не заговорю, сейчас главное – нормально сдать выпускные экзамены.

Что самое смешное – нам удалось соблюсти все пункты соглашения. Готовились к экзаменам мы вместе, на экзаменах же, по мере необходимости, я тоже ей помогала. Например, по основам философии, когда Галина стояла у доски, я подсказала ей ответ (отметка шла в аттестат зрелости). Учительница находилась у меня за спиной и не видела моего лица, так что я могла свободно подсказывать. Помню, ей достался логический квадрат (который все в классе называли упорно магическим), и его углы у Галины вечно путались.

К истории мы готовились вместе, и вообще, пока дело дошло до выпускных экзаменов, трагедия немного утратила свою остроту. Возможно, Галину принялся утешать ее будущий муж, но на этот счет я не располагаю достоверной информацией. Во всяком случае, аттестат зрелости она получила, и я с облегчением вздохнула. Самое время было заняться наконец собой.

Переданный мне из рук в руки жених окружил меня заботой и лаской, проявил столь глубокие чувства, что я совершенно забыла свое прежнее к нему отношение, когда обнаруживала в нем много отрицательных качеств. Теперь мое отношение к этим качествам в корне изменилось, даже ненавистный суп я готова была варить ему целыми цистернами. Представила Станислава своим родным, и они его одобрили. Мы решили в сентябре пожениться. А почему бы нет? Оба мы были совершеннолетние, мне стукнуло восемнадцать, ему – двадцать один год. А вот денег у нас было что кот наплакал. В выпускном классе мне было не до заработков платными уроками, Станислав же немного заработал переводами с английского, но этого хватило лишь на обручальные кольца и оплату венчания. У него был всего один костюм, он носил его не снимая, и я лично обшила рукава пиджака, чтобы хоть в костеле не торчали лохмушки.

Вскоре сроки венчания пришлось пересмотреть, ибо выяснилось, что я беременна. Открытие одновременно привело меня в ужас и в восторг. Я уже не раз писала, какой же глупой была...

Пришлось пуститься на хитрости, чтобы довести известие до сведения моих родных. Действовали мы дипломатично. Сначала молодой человек официально просил руки у моих отца и матери, причем еще присутствовала и Люцина. На беднягу (я имею в виду будущего мужа) жалко было смотреть, так он волновался и потел. Моя же мать раскладывала пасьянс, и, не прерывая своего занятия в столь торжественный момент, небрежно ответила на сбивчивое предложение жениха:

– Все равно ведь она поступит по-своему. Отец к тому времени уже не слышал на одно ухо, до него вообще не дошло, о чем говорил этот молодой человек, по поведению присутствующих догадался – происходит нечто важное, и он потребовал повторить. Люцина в своем углу от души веселилась. Мы предусмотрительно называли сентябрь, ибо в начале июня он представлялся чрезвычайно отдаленным.

Дня через два решив, что семейство несколько свыклось со случившимся, мы перенесли срок венчания на июль, а еще дня через два я известила родных о своем интересном положении. И надо сказать, родные оказались на высоте, за что я им всю жизнь была искренне признательна.

Услышав потрясающую новость, моя мать ни слова не сказала, лишь беспомощно глянула на сестру и мужа. Люцина болела, не помню, что у нее было, и лежала в постели.

– Ну и что в этом такого? – пренебрежительно махнула она рукой. – Я давно уже об этом догадывалась.

– О, так я стану дедушкой? – обрадовался отец. – Чудесно!

Благородство проявила и Тереса. Будучи моей крестной матерью, она взялась обеспечить подвенечный наряд, а когда ей сообщили о новых обстоятельствах и поинтересовались ее мнением насчет того, не было бы целесообразным из-за этого внести коррективы и отпраздновать свадьбу не столь пышно, телеграфировала: «Только в белом! Я так решила!»

В пятидесятом году уже ввели и гражданскую регистрацию брака, но ее никто не принимал всерьез, каждый уважающий себя человек признавал лишь венчание в костеле. Мы решили заключить оба бракосочетания, и гражданское, и костельное, первое в июле, второе в августе. Начало лета я с матерью и одной из теток провела в Миколайках, а к назначенному дню приехала в Варшаву. Накануне регистрации брака я вдруг ужаснулась: что же это я делаю? Завтра выхожу замуж, Езус-Мария, не иначе как совсем спятила! Конец свободы, конец жизни! «Когда услышишь вдруг „жена“, считай, навек погребена». Эта трезвая мысль появилась в голове, когда я вечером шла домой, но продержалась не очень долго, лишь до ближайшего угла. Не потребовалось даже особого усилия воли, чтобы прогнать к черту за горизонт эту несвоевременную мысль.

Наутро пришлось прервать на половине приготовление обеда (жарила отбивные, в доме были отец, жених и собака, их всех надо было кормить), и на Вилловую опоздала всего на пять минут. Свидетелями в загсе были отец и некий Ренек, приятель молодожена. А потом мы все вместе отправились в кафе, пили кофе и ели мороженое. На следующий день я со Станиславом, уже с мужем, вернулась в Миколайки.

Там на меня набросилась рыба. Я предупреждала, что контакты с рыбой потянутся за мной через всю жизнь. Уж не помню, где в Миколайках мы жили, только оттуда было недалеко до озера Снярдвы. Мы взяли напрокат у одного из местных жителей огромную нескладную лодку с веслами и убедили мамулю научиться грести. Она на редкость быстро выучилась и гребла, как машина, только абсолютно не следила за правильным курсом. Эта обязанность легла на меня. Я сидела на корме и лишь командовала: лево руля, право руля. Но тут мой свежеобретенный супруг решил поймать щуку и велел подержать леску, пока он займется крючком. Я отвлеклась и очнулась, лишь почувствовав, как леска побежала у меня из рук. Вскрикнув от неожиданности, я отпустила ее. Муж кинулся на помощь, едва не перевернув при этом лодку, а мамуля упустила весло. Во всяком случае, мы остались живы, а щука, попавшаяся на нашу удочку, сбежала вместе с ней и другими мелкими предметами, которые леска сгребла со дна лодки.

Еще до венчания я нанесла визит родителям жениха, вернее, уже законного супруга. Я знала, что меня они не одобряют, достойной спутницей жизни их обожаемому единственному сыночку могла стать разве что Маргарита, английская принцесса, все остальные были его недостойны, в том числе и я. Станислав без их благословения решился на этот гадкий мезальянс. Всё это я знала, но не явиться к родителям мужа и не познакомиться с ними было просто нельзя, ну я и пошла. Муж уже заранее ощетинился, я вся в нервах.

На протяжении всего визита меня не покидало ощущение, что я участвую в представлении какой-то пьесы из жизни прошлого века. Я почти ни слова не произнесла, ругался с матерью мой муж, а закончился визит драматически.

– Чтобы дети ваши поступили с вами, как вы с нами! – в гневе крикнула свекровь.

– Ноги нашей больше не будет в этом доме! – в ответ ей воскликнул мой муж.

Ядвига, сестра мужа, в принципе была на моей стороне, но не осмелилась при матери ничего сказать в нашу защиту, а об отношении свекра к женитьбе сына мы узнали из его письма. Чего только в нем я не прочла о своем моральном облике! Завлекла невинного мальчика, обманным путем, притворясь беременной, заставила его расписаться со мной, а все потому, что польстилась на мужнино богатство и пожелала приобщиться к сливкам общества. Ничего у меня не получится, их родительского благословения мне не получить и к сливкам не примазаться. И вообще такой распутной особе, как я, нет места в их доме!

Меня как-то не особенно задели все эти оскорбления, но муж пришел в ярость, и результаты не заставили себя долго ждать. Полтора года мы совсем не поддерживали отношений с семьей мужа. Сын проклял родителей, не хотел слышать о них, не показывался им на глаза. Не знаю, сколько времени продолжался бы весь этот идиотизм, если бы я в одно прекрасное утро не встретила на улице Ядвигу.

– Послушай, – сказала она мне, – кончайте эти глупости. Мать плачет, места себе не находит. Не ей же первой к вам идти! Сделай же что-нибудь.

И я сделала. В конце концов, мать всегда мать.

– Собирайся! – сказала я мужу. – Кончай с этими глупостями. Едем к твоим родителям!

Мы поехали, вернее пошли, и нас встретили с распростертыми объятиями. Свекровь бросилась на шею сыночку и презентовала ему материал на новый костюм. Тот было заартачился, отказался брать, но удалось его переубедить. И до конца жизни свекра и свекрови я оставалась с ними в дружеских отношениях.

Вот и опять меня занесло вперед, а ведь еще не было венчания в костеле. Хорошо, сейчас будет.

Белый материал на венчальное платье и белые туфли купила и привезла Тереса, тюль для вуали удалось раздобыть из-под прилавка где-то в Варшаве, ведь со снабжением в пятидесятом году было не ахти. Из Чешина приехала Лилька. Проблему с костелом муж взял на себя и блестяще решил ее. Речь могла идти лишь о костеле Спасителя, ни на какой другой я не соглашалась, это был мой любимый костел. По правилам следовало венчаться в приходе молодой, то есть в костеле св. Михаила по моему месту жительства, где в свое время венчались Тереса и Тадеуш. Однако костельные власти пошли нам навстречу и разрешили венчаться по месту жительства молодого, в костеле Спасителя. Молодой проявил деловой подход к предстоящей церемонии и в первую очередь поинтересовался, во что эта церемония обойдется. Ему ответили – ни во что, само венчание ничего не стоит, платить придется лишь за сопутствующие моменты. Он спросил тогда, сколько же придется заплатить за эти моменты, и услышал, что от семи до восьми тысяч злотых.

И тут у моего мужа простодушно вырвалось:

– Только-то? А я думал – тысяч пятнадцать.

Ксендз обрадовался, муж вручил ему пятнадцать тысяч, и венчание нам откололи роскошное. Ковровая дорожка через весь костел, море цветов, на хорах музыка, полное освещение и все такое прочее. Из-за ковровой дорожки у меня случилась неприятность, но я о ней скажу позже.

В нашем доме с самого утра начались приготовления к торжественному мероприятию. Поскольку соседи на лето уехали, они оставили нам ключ от своей квартиры и разрешили переместить туда лишнюю мебель из нашей, чтобы освободить пространство для гостей. Их наприглашали множество, одних близких родственников набралось более десятка, надо же было их где-то разместить. Больше всего неприятностей доставил нам буфет, страшно тяжелый, еще довоенный, а выносить его пришлось одним бабам. Верхнюю часть мы как-то все-таки выволокли к соседям, а нижняя безнадежно застряла в дверях прихожей, так что нам пришлось перелезать через буфет, поставив по стулу с каждой стороны. А тут как раз доставили закупленные на свадьбу продукты, и их транспортировка через буфет оказалась весьма затруднительной. Мы понемногу стали привыкать к мысли, что свадьба так и произойдет на проклятом буфете, но тут примчались мои отец и муж, кооптировали еще одного мужика и протолкнули-таки проклятую мебель к соседям.

Там же, в комнате соседей, я и переодевалась в венчальный наряд. Белые розы мне доставили; в том, что касается белых роз, я была непреклонна, твердо заявив, что без белых роз венчаться не пойду. Ну и мне привезли совершенно роскошный букет белых роз, декорированный аспарагусом. Веточка аспарагуса вместе с розой украшала платье. Принялась я одеваться, и возникла совершенно неожиданная проблема – с нижней юбкой. Она была белой в мелкие незаметные цветочки, и оказалось, проклятые цветочки просвечивают сквозь белый креп-сатин платья! Кто бы мог подумать?! А тут еще вуаль никак не закреплялась, того и гляди слетит...

Муж с нашим штатным свидетелем Ренеком перебирали ногами от нетерпения в прихожей, и муж невоспитанно орал на весь дом:

– Если она сию же секунду не выйдет, мы уезжаем без нее!

Невзирая на юбку и вуаль, я все-таки сохранила чувство юмора и крикнула в ответ, чтобы они так и сделали. Интересно только, кто с кем будет венчаться?

Одним из угощений на свадебный пир была жареная телятина, приготовленная моей матерью, муж же ее просто обожал. Многие утверждали, что муж так торопился в костел именно из-за телячьего жаркого, которого до возвращения из костела мать никому не давала попробовать. Я уж и не знаю, торопил он меня из-за венчания или из-за телятины. Думаю, ему просто хотелось поскорее покончить со всеми этими церемониями, поскорей сложить голову на плаху, пусть уж ее отрубят, и дело с концом. Я наконец вышла одетая, муж подхватил меня и помчался к костелу.

По инерции к алтарю он тоже мчался чуть ли не бегом. Платье на мне было длинное, а пол в костеле оказался какой-то волнистый. Проклятая ковровая дорожка эту волнистость маскировала, я не знала, что встретится на следующем шагу – ямка или горка, высокие каблуки новых туфель усложняли задачу, подол платья путался под ногами, того и гляди упаду.

– Медленнее! – шипела я сквозь стиснутые зубы, стараясь при этом сохранять милую улыбку. – Куда мчишься, холера тебя подери!

Услышав шепот, муж резко тормозил, но лишь на минутку, чтобы затем мчаться к алтарю с прежней скоростью. Просто ужасно! Наконец мы оказались у алтаря, преклонили перед ним колени, и тут обнаружился новый кошмар.

Я уже сказала, что мое свадебное платье украшала розочка с веточкой аспарагуса. Очень красиво! Мы как-то забыли, что и то и другое не только красивое, но и колючее. Меня угораздило преклонить колени прямо на веточке аспарагуса. В одной руке у меня был желанный букет белых роз, другой завладел мой избранник, не хватало третьей, чтобы незаметно вытащить проклятый аспарагус из-под колена. Впрочем, окажись в моем распоряжении третья рука, вряд ли я решилась бы ерзать перед алтарем на собственном венчании и вытаскивать что-то из-под платья на глазах у всех приглашенных. Стыд и срам! Как я натерпелась на собственной свадьбе, знаю лишь я одна.

А за несколько минут до этого оскандалилась Янка. В костел она прибыла почти одновременно с молодой парой, увидела, что костел уже забит приглашенными, к алтарю не пробиться, решила подобраться к нему стороной, через боковой придел, насмерть забыв о том, что на ногах ее туфли на деревянной подошве. Стук деревяшек по каменному полу прозвучал не хуже орудийной канонады, все головы обернулись в ту сторону. В костеле стояла напряженная тишина, музыка еще не гремела. Грохот раздался такой, что у меня мурашки побежали по телу, я никак не могла понять, чем это вызвано. Вся красная и всклокоченная, Янка добралась наконец до алтаря, а потом уверяла всех, будто костел Спасителя в длину составляет не меньше двух километров.

Ну а затем уже все прошло нормально, только до окончания Ave Maria я на коленях не выдержала из-за аспарагуса, и Тереса потом меня за это строго отчитала. Фотографа мы по бедности не нанимали, снимки сделали любительские довоенной «Экзактой» моей матери, вот и получились так себе.

Ну, и завершением всей этой церемонии явилась сцена, которую в три часа ночи устроил мне муж. Злой как черт, сидя на краешке постели, он во всеуслышание интересовался, когда же, наконец, все эти люди разойдутся по домам...