ТРИ ИСТОРИИ

ТРИ ИСТОРИИ

Изначально я, как и большинство шведов, совсем не стремился поближе познакомиться с Россией. Совсем наоборот! Когда Ингвар Кампрад стал говорить о России на заседаниях правления ИКЕА, я был целиком на стороне большинства, которое не желало и слышать об инвестициях в эту страну.

Впервые я попал в Москву в 1994 году – это была короткая командировка, которая никак не изменила моего отношения. Тогда этот серый и мрачный город производил почти пугающее впечатление. Из той поездки я вынес три сильных воспоминания – и все неприятные. Остановился я в маленькой гостинице возле нашего закупочного офиса. Когда я утром пришел на встречу с сотрудниками, в офис неожиданно ворвались охранники отеля, утверждавшие, что я украл гостиничный фен. После коротких препирательств они удалились ни с чем. Наверняка фен прикарманил кто-то из персонала, а обвинить в этом решили «того иностранца, который здесь останавливался».

Другой случай произошел в этот же вечер, когда я с говорящим по-русски коллегой впервые отправился на Красную площадь. Помнится, не верилось, что я стою в том месте, которое столько раз видел в кино и по телевизору. В руках у меня было два огромных пакета с детской одеждой. Была весна, и накануне поездки мы с женой как раз перебирали гардеробы, прятали зимнюю одежду чердак и доставали летнюю. Среди вещей обнаружились те, из которых наши девочки выросли, так ни разу их и не надев. Мы единогласно решили, что я отдам эту одежду бедным детям в Москве.

Чтобы соединить приятное с полезным, я взял пакеты с вещами собой на Красную площадь. Бедные дети, которых, как я думал, в Москве полным-полно, должны наконец получить хоть что-то хорошее. Хотя бы немного одежды. Только вот незадача: таковых вокруг как-то не было видно – ни на площади, ни в примыкающих к ней переулках, Встреченные дети были неплохо одеты и выглядели вполне благополучно. Они гуляли с родителями и явно не нуждались в помощи.

На улице темнело, ручки пакетов все больше врезались в ладони, и желание поскорее выполнить благородную миссию с каждой мину той усиливалось. Моему коллеге Яну Мусиолику пришлось применив все свои знания русского языка. Как только в поле зрения появлялся очередной ребенок, мы наперегонки бросались к его родителям и объясняли, что хотели бы подарить детские вещи. Не знаю, к скольким людям мы подошли, но в лучшем случае нам отвечали: «Спасибо, не нужно». Чаще всего родители просто брали детей за руку покрепче и ускоряли шаг, чтобы побыстрее от нас избавиться. Несколько человек отреагировали на наше предложение весьма агрессивно. Мы еще постояли посреди Красной площади со своими пакетами и, наконец, отчаявшись, уныло понесли их обратно в гостиницу.

На следующий день я рассказал об этом в офисе. В ответ Лена Шурыгина сказала: «Леннарт, ты должен понять – русские очень гордые, и люди на площади никогда бы не приняли этих вещей, даже если кому-то из них они бы и пригодились». Она успокоила меня, пообещав, что позаботится о том, чтобы эта одежда попала детям, которые в ней действительно нуждаются.

Третье происшествие – это неудачная попытка избавиться от рублей. Вывозить национальную валюту из России было запрещено, поэтому все деньги надо было истратить до отъезда. Я уже был опытный, поэтому не стал раздавать эти деньги бедным детям на улице, а отправился в художественный салон, где приобрел весьма странное произведение, датированное 1993 годом, которое скорее соответствовало оставшейся сумме денег, нежели моему вкусу. Покупку завернули в упаковочную бумагу, и я отправился в аэропорт. На таможенном контроле меня, естественно, попросили распаковать картину. Таможенники заохали и начали что-то объяснять мне по-русски. Подошел еще один таможенник, за ним еще и еще. И ничего не понимал. Мне нельзя вывезти эту картину? Ее хотят отобрать? Надеюсь, меня хотя бы отпустят домой?

После долгих обсуждений, так и оставшихся для меня загадкой, меня наконец пропустили. Без картины.

Если бы кто-то сказал мне тогда, что пройдет совсем немного времени – и я перееду в Россию, я бы долго смеялся.