Глава двенадцатая ИУДА БЫЛ НЕ ОДИН

Глава двенадцатая

ИУДА БЫЛ НЕ ОДИН

Томас тщетно ломал голову. Где кроется причина такой разительной перемены в настроениях герцога? Две недели назад, после проповеди в альштедтском замке, Иоганн был растерян и подавлен. Но ничто не свидетельствовало о его враждебности к Мюнцеру. В Веймаре его точно подменили. Он устроил ему настоящий допрос и разговаривал с ним, как с обвиняемым. Почему?

Вернувшись в Альштедт, Мюнцер понял все. Ему передали печатный экземпляр лютеровского «Послания саксонским князьям о мятежном духе». До какой низости докатился Мартин! Ослепленный ненавистью и страхом, он решился на донос.

Доктор Мартин, предавая бывших товарищей, умолял своих повелителей задавить дух мятежа. Он начал с подобострастного обращения к князьям. Затем пустился рассуждать об извечной борьбе дьявола со словом божьим. Сатана не гнушается ничем: когда открытое насилие оказывается недейственным, он вводит в бой ядовитые речи. Там, где дьявол не надеется одолеть силой, он прибегает к хитрости и выпускает на сцену раскольников и лжепророков. Множатся секты, которые должны погубить истину.

Виттенбергского папу мысль о Мюнцере приводила в ярость. Он называл его бесом и сатаной, изощрялся в ругательствах и насмешках.

«Я обращаюсь к Вам, — писал Лютер, — только потому, что понял из их писаний, что этот сатана не ограничится словами, а намерен пустить в ход кулаки, применить силу против властей и поднять настоящий бунт».

Натравливая князей на Мюнцера, Лютер рассыпался в изъявлениях преданности и повторял: власть им дана богом, чтобы они сохраняли мир и карали смутьянов. Сейчас нельзя спать или колебаться. Господь потянет вас к ответу, если вы не воспользуетесь вверенным вам мечом и не предотвратите восстания!

Среди брани и ехидных реплик постоянно вылезала наружу сущность всех разногласий, причина раскола. Лютер и здесь повторял, что Антихрист будет уничтожен «без содействия рук». Чернь очень склонна к мятежу. Пока не поздно, надо подавить бунтарский дух и обуздать кровожадного дьявола из Альштедта. Необходимо осудить его учение! Он должен в Виттенберге предстать перед своими противниками. Он не соглашается на «диспут в закутке»? Если он прав, то обязан спорить в любом месте и перед кем угодно. Князья должны сказать ему: «Мы терпеливо наблюдаем за словесной борьбой, когда вы спорите о правильности вашего учения. Но руки держите при себе, применять силу — это исключительно наше Дело, или же убирайтесь вон из страны!»

Сатана неспроста избегает держать ответ перед двумя или тремя сведущими людьми. Он понимает, что это кончится для него плохо, — черт почуял запах ладана! Ведь он, Лютер, в своем монастыре уже дал альштедтскому духу как следует по носу!

Томас не находил себе места от возмущения. Мало того, что Лютер пошел на предательство, он не остановился перед самой низкой ложью. Как он беззастенчиво врет, этот ученейший доктор Люгнер![3] Настойчивое свое желание одолеть и посрамить противника Отче Пролаза выдает за действительность. Он годами спал и видел, как повергает Мюнцера в прах. Руки коротки! Если бы Лютер согласился на настоящий диспут в присутствие народа, то получил бы отменную взбучку.

Два года назад в Виттенберге Штюбнер, а потом Шторх ожесточенно спорили с Лютером. Они доказывали необходимость переворота. Их доводам Лютер не смог противопоставить ничего, кроме избитых ссылок на библию. Издеваясь над «фанатиками и фантастами», он насмешками прикрыл свое поражение, а теперь не только выдает его за победу, но и изображает дело так, будто он «дал по носу» самому Мюнцеру.

Но это еще не все. Сейчас Лютер лишь упомянул о тайных беседах, которые велись в его келье, но, если князья захотят, он выложит им и остальное.

«Я готов перед Вами в случае необходимости разоблачить все, что произошло между мной и этим бесом в моей комнатушке. Тогда Вы и весь свет уразумеете и поймете, что этот дух на самом деле лживый дьявол, злейший дьявол!»

«Послание к князьям» потрясло Мюнцера до глубины души. Он знал, что черный виттенбергский ворон способен на многое, но не ожидал такой беспредельной подлости.

Иоганн прозрел. Лютерово послание открыло ему глаза. Рядом свил себе гнездо предерзкий бунтовщик. Сотни дюжих рук тянутся, чтобы вырвать меч у законных правителей. Число сторонников этого дьявольского учения растет с каждым днем, и не сегодня-завтра в стране вспыхнет великий мятеж. Что предпринять?

Схватить Мюнцера? Это наверняка вызовет бунт. Разумеется, они с курфюрстом его подавят, но тогда волей-неволей вся эта история сделается притчей во языцех. В хорошем же свете предстанет герцог Саксонии перед имперским правительством и самим Карлом! Он проглядел бунтовщиков и дал себя одурачить: он пребывал в бездействии до тех пор, пока не раздался предостерегающий голос Лютера. Его позорная нерешительность могла сравниться только с его непонятливостью. Имеющий уши да слышит! Разве можно признать перед всем светом, что он ровно ничего не услышал? Он сидел у кафедры, с которой Мюнцер низвергал на него крамолу, приправленную библейскими текстами. Тогда он был растерян и задумчив. Не был ли он вообще трусоват?

Если теперь, когда его ткнули носом, он поступит с Мюнцером со всей суровостью, какой тот заслуживает, не докажет ли он этим лишь свою слепоту? Он-то ведь выслушал «Проповедь перед князьями» без всяких возражений и даже разрешил ее печатать. Хитро его обвели вокруг пальца! Не только из заглавия, но из самой проповеди видно, что она была произнесена в присутствии князей. Значит, или герцог разделяет идеи Мюнцера, или же он их не понял.

Особенно злило герцога, что у Мюнцера была типография. Тот, если захочет, может и дальше размножать «Проповедь перед князьями» и выставлять Иоганна ка потеху читающей публике как глупца, который безропотно выслушал его возмутительную речь!

Оставалось делать хорошую мину при плохой игре: Иоганн, конечно, понял проповедь, но не придал ей сколько-нибудь важного значения. Мало ли каких вздорных идей не высказывают полусумасшедшие фанатики, свихнувшиеся на ветхозаветных пророках. Да, он выслушал проповедника — это его обязанность. Выступление Мюнцера не больше, чем обычная «пробная» проповедь человека, который хочет, чтобы его утвердили в должности. А раз это так, то нет нужды связывать беспорядки в Альштедте с взглядами Мюнцера.

Восстановить порядок следовало потихоньку, без ненужного шума, благо среди альштедтцев были люди, на которых вполне можно положиться.

О, «Брат Любитель сладко пожить» получит свое сполна! Томас начал писать яростный, пронизанный сарказмом ответ Лютеру. Но его оторвали от рукописи. Шоссер настойчиво звал Мюнцера к себе. Не ожидая ничего дурного, он направился к Цейсу. Его неприятно поразило, что в воротах и на дворе замка находились десятки вооруженных кнехтов. Что все это значит?

Рядом с шоссером сидели те, кто ездил в Веймар, — шультейс, Рейхард и Боссе. Остальные члены магистрата расположились на скамьях вокруг. Народу много, но, удивительное дело, подмастерьев не видно. Уже это одно насторожило Мюнцера.

Разгадка не заставила себя долго ждать. Заговорил Рюккерт. Томас не хотел верить своим ушам. В Веймаре его подло предали! Недаром Иоганн отослал Мюнцера, когда вызвал к себе его спутников. Они скрыли от Томаса, что произошло между ними и герцогом, и хранили в глубокой тайне принятые решения. Только теперь, поставив у ворот надежную стражу, изменники рискнули сбросить маски.

Рюккерт громко читал приказ: герцог предписывает распустить союз, не противиться аресту маллербахских злодеев и избегать всякого непослушания. Типография, учрежденная по настоянию Мюнцера, закрывается.

Его подбадривали одобрительными возгласами: «Молодчина, шультейс! Пора приструнить крикунов!» Рюккерт был не один. Боссе и Рейхард от него не отставали. А шультейс набрался смелости и, не смущаясь присутствием Томаса, воскликнул, что скорее сломает мятежному проповеднику шею, чем позволит ввергнуть город в кровопролитие.

Гнев душил Мюнцера. Какую гнусную шутку сыграли с ним друзья-приятели! И теперь эти бесстыжие рожи еще пугают его расправой. Они выдали все замыслы, покорно согласились на роспуск союза и, вероятно, сами надоумили герцога закрыть типографию. Именно сейчас, когда надо пригвоздить Лютера к позорному столбу!

Настроение собравшихся было не в его пользу. Стараясь не терять самообладания, он обратился к магистрату с просьбой не закрывать типографию. Ведь им известно, что Лютер издал недавно позорную книжонку, где всячески его поносит. Будет несправедливо, если его лишат возможности достойно ответить.

Мюнцеру возразили, что решение о ликвидации печатни исходит от герцога и обсуждению не подлежит.

Плохо же они его знают! Если князья Саксонии, не позволяя выступить печатно против Лютера, хотят связать его по рукам и ногам, то он сделает им самое злое, что только сможет!

Ему не дали говорить. Магистрат уже однажды получил нагоняй за то, что не помешал Мюнцеру ругать законных правителей. Все, сказанное им, тщательно записывается и будет послано в Лохау.

Вспыльчивость и брань не помогут. Он одумался, сказал, что его неправильно поняли. Он хотел жаловаться на князей всему христианскому миру.

Отговорка не достигла цели. Члены магистрата заявили, что их долг передать курфюрсту его слова точно так, как они были произнесены. Мюнцер сам будет за них отвечать. А сейчас он должен дать обещание не покидать города, согласиться с упразднением печатни, освободить всех «избранных» от присяги.

На него наседали со всех сторон. Так вот чего они хотят! Верные прислужники князей, потрясая приказом, пугают колеблющихся и требуют, чтобы магистрат единодушно высказался против Мюнцера и вынудил его распустить союз. Еще совсем недавно среди советников было немало людей, которые называли себя его друзьями и братьями. Но они быстро от него отреклись, когда почувствовали опасность, и теперь готовы поддерживать его злейших врагов.

Зря они думают, что с Мюнцером так легко справиться. Они боятся? Ну что же, он их тоже не будет щадить! В магистрате берут верх его враги. Рано они торжествуют.

Он не подбирал выражений помягче и не скрывал своего гнева. Хорошенько ли все взвесили члены магистрата, намереваясь идти на поводу у изменников и подхалимов? Понимают ли они, что произойдет, если попытаются заткнуть ему рот или вышлют из города? Он ведь не один. Множество людей разделяет его взгляды. Широко известно, что Лютер выступил против него со своим постыдным писанием. Разве можно сейчас закрывать типографию? Он должен беспрепятственно напечатать свой ответ черному виттенбергскому ворону! Он готов защищать свои взгляды и посрамит любых книжников. Никто не докажет, что учение его ложно. Поэтому и «Союз избранных», который он провозгласил, нельзя запрещать. Это было бы произволом и тиранией. А народ знает, как на это ответить!

Ему не надо было особенно распространяться о недавних событиях. Все хорошо помнили, как над Альштедтом гудел набат, как на улицах горели костры и всю ночь не расходились вооруженные люди. Все помнили, как появился в городе отряд мансфельдских рудокопов, призванный Мюнцером на помощь. Или магистрат желает повторений?

Наивно полагаться на крепкие ворота и на усиленную стражу. Когда поднимается настоящая буря, она сметает любые преграды. Мюнцер не уговаривал и не убеждал. Грозен был он в своем гневе. Магистрат откажется от исполнения несправедливого приказа, или же начнется восстание!

В зале воцарилась напряженная тишина. Не прислушиваются ли советники к тому, что творится за стенами замка? Не чудятся ли им уже крики разъяренной толпы и лязг оружия?

Тишину прервали благоразумные голоса. В самом деле, справедливо ли, что с магистром Томасом, любимым проповедником, обращаются так незаслуженно сурово? Нет, пока не поздно, надо исправить положение. Большинство магистрата согласилось с Мюнцером.

Писцу велели снова взяться за перо. Вторая часть послания к курфюрсту во многом противоречила первой. Раз Лютер выступает против «нашего проповедника», то справедливость требует, чтобы типография в Альштедте была сохранена и Мюнцер мог бы напечатать в ней свой ответ.

Его учение нельзя считать ложным, пока оно не разобрано на публичном диспуте. Если курфюрст в ближайшее время не устроит такого диспута, а начнет преследовать Мюнцера, то возникнет кровопролитие. Фридрих должен понять всю сложность положения: «Пусть Ваша милость подумает не о проповеднике, а о благе наших бедных людей, и чем быстрее, тем лучше. В противном случае мы не сможем предотвратить восстания!»

Тут же, в замке, Мюнцер продиктовал и свое письмо Фридриху.

«Ради бога, молю я серьезно подумать, — предупреждал Томас, — что получится, если я как следует воздам Лютеру за клевету, которую извергают его уста. Я не намерен этого делать. Однако возмущение многих праведных людей, разделяющих мое учение, настолько велико, что нельзя такую хулу оставить без ответа».

Письмо было проникнуто ощущением силы. Мюнцер просит, но не тоном просителя, чтобы курфюрст не мешал ему устно и письменно распространять свое учение.

Томас одержал победу. Он добился, что магистрат отложил исполнение герцогского приказа, и, обращаясь к курфюрсту, признал доводы Мюнцера справедливыми. Однако в городе обстановка не разрядилась. Рюккерт не отказался от своих замыслов. Всеми средствами старался он заручиться помощью магистрата. Потакать Мюнцеру дальше — значит открыто противиться законным властям. Иоганн велел Мюнцеру вести себя тихо, не мутить народ проповедями и ждать решения курфюрста. А что он делает? Он грозит мятежом! Какие еще нужны доказательства, что он и не думает подчиниться? В первое же воскресенье, когда в Альштедт, как обычно, придет много народу, Мюнцер намерен выступить с проповедью. Новое ослушание! Не удобный ли это повод, чтобы скрутить возмутителя?

Он уже собирался идти в церковь, когда вдруг у дверей башни раздались крики. Оттилия выглянула в окно. Томаса хотели повидать представители магистрата.

Миссия была не из приятных. Они заметно волновались. Их уполномочили предупредить Мюнцера, что проповедь его не состоится. Власти города не желают брать на себя ответственность за его крамольные речи. Он обязан выполнить волю герцога и остаться дома. Если он не внемлет голосу рассудка, то магистрат воспрепятствует силой.

Он должен молчать, как пес бессловесный? Но разве он может перестать возглашать истину?

Посланцы ушли. Томас распахнул окно. Ему трудно было дышать.

Рюккерт, собрав своих сторонников, решил напасть на Мюнцера. Еще в Веймаре он подсказал герцогу удачную мысль. Зачем Иоганну углублять распрю со своими подданными? Все само собой разрешится, если дело Мюнцера рассматривать как ссору невоздержанного на язык проповедника с мансфельдским графом. Отличнейший выход! Отправить Мюнцера к Эрнсту, в Хельдрунген! Пусть сам граф, человек злопамятный и свирепый, сдерет с него кожу — старые между ними счеты. Ни герцог, ни альштедтские власти тут ни при чем, они лишь исполняли давний приказ курфюрста. Магистрат поддержал шультейса. Томас вознегодовал: советники, которые клялись в верности Евангелию, теперь заодно с Ркжкертом. Доходные места им во сто крат дороже правды!

Добровольно отдаться в руки врагов, чтобы, учинив расправу, они потом хвастались, будто задушили сатану? Как бы не так!

Его окружали надежные люди. По всему было видно, что они, не задумываясь, пустят в ход оружие, если Рюккерт попытается запереть в подвал брата Томаса. Шультейс не двинулся с места.

Снова призвать рудокопов? Опираясь на подмастерьев и горнорабочих, захватить власть? А дальше? Разве маленький городок один отобьется от войска курфюрста, когда восстание еще не подготовлено?

Оставаться в Альштедте и бездействовать нельзя. Даже если Рюккерт и отказался от намерения его арестовать, Томас все равно не может сидеть сложа руки и покорно ждать, пока ему вынесут приговор. Сейчас лучше уйти из Альштедта. В альштедтцах. он был уверен: они не подведут, когда надо будет подниматься на борьбу. А советники — разве дело в кучке предателей и трусов?

С ним согласились и Бартель Крумп, и Бальтазар, и Петер Вармут.

Он поцеловал сына, обнял Оттилию.

Под покровом ночи он перелез через городскую стену — ворота тщательно охранялись — и скрылся в темноте.