ГРОССМАН-РОЩИН ИУДА СОЛОМОНОВИЧ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГРОССМАН-РОЩИН ИУДА СОЛОМОНОВИЧ

Полное имя – Гроссман Иуда Соломонов Шлоймов

(род. в 1883 г. – ум. в 1934 г.)

Известный анархист, создатель особого террористического направления в русском анархизме – «чернознаменства».

Родился Иуда Гроссман в феврале 1883 года в зажиточной купеческой семье в местечке Новоукраинка под Елисаветградом в Украине. В возрасте 15 лет он становится социал-демократом, его неоднократно арестовывают. Иуда находился под влиянием своего старшего брата Александра (Абрама), который в 1897 году создал Елисаветградский кружок «Южно-русский союз рабочих», в котором оказался и Иуда. Александр и Иуда были арестованы в 1898 году. С 1899 года Иуда проживает в местечке Новоукраинка и находится под гласным надзором полиции.

Летом 1902 года Иуда Гроссман эмигрировал в Европу, где завязал контакты с русскими эмигрантами – социал-демократами. В 1903 году в Лондоне он перешел на анархистскую платформу и оказался в анархистской группе, возглавляемой Кропоткиным. В Лондоне он связывается с Федерацией еврейских анархистов, печатает статьи в газете Федерации «Свобода». В том же году Гроссман посещает Женеву, где входит в местную группу анархистов-коммунистов-эмигрантов «Хлеб и воля», работает в редакционном совете.

Выступая с лекциями перед революционерами, Гроссман призывал начать в России тотальный революционный террор, добывать деньги на революцию путем экспроприаций. В 1904 году он порывает с кропоткинским кружком «Хлеб и воля», пытается создать собственное направление в анархизме – «чернознаменство», которое отличалось прямо-таки кровожадностью среди и так склонных к экстремизму анархистов.

В конце 1904 года, вернувшись из эмиграции в Российскую империю, Гроссман поселяется в Белостоке, где к этому времени сформировалась группа анархистов-террористов «Хлеб и воля», в которой были исключительно молодые рабочие-евреи. Там ему удалось перетянуть в анархисты членов местного БУНДа. На основе белостокской группы Гроссман организует террористическую анархистскую организацию «Черное знамя», которая террором и «эксами» завоевывает себе популярность у люмпенизированных слоев города. В Белостоке образовалось сильнейшее в России анархическое объединение. Тут появились многочисленные группы анархистов, которые практиковали террористические акты против предпринимателей, полицейских, чиновников, казаков, солдат. Анархистские боевики открыто обосновались на Суражской улице Белостока, куда полиция боялась и сунуться. Белостокские боевики совершали нападения на офицеров и солдат Казанского пехотного, Харьковского и Мариупольского драгунских и 4-го Донского казачьего полков. 27 мая 1906 года анархисты под руководством Иуды Гроссмана бросили бомбу в колонну солдат Казанского пехотного полка, вследствии взрыва были убитые и раненые. Очень часто среди бела дня они нападали на постовых городовых, и те все реже и реже стали появляться на улицах.

Анархист Нисель Фарбер бросил бомбу в полицейский участок, ранил двух городовых, писаря, убил «двух буржуа, случайно находившихся в канцелярии», анархист Гелинкер-Елин тяжело ранил помощника полицмейстера, пристава, двух околоточных и троих городовых. Другие белостокские боевики ранили 5 офицеров, 7 солдат, убили пристава, 4 городовых, 2 жандармов… Власти постоянно боялись того, что анархисты на Суражской «начнут бунт», полицейские привыкли, «что бунта надо ждать и сегодня, и завтра, и послезавтра».

«Чернознаменцы» Гроссмана «…склонялись к тому, чтобы начать усиленную боевую деятельность, которая по возможности непрерывно поддерживала бы атмосферу классовой войны». Они открыли террор на еврейских буржуа: Фарбер тяжело ранил владельца мастерской Кагана «ударом ножа в шею»; было совершено нападение на владельца мастерской Лифшица, купца Вейнрейха… «Чернознаменцы» провели ряд «крупных антибуржуазных безмотивных актов», «…пусть вечная угроза смерти… висит над буржуа каждый миг, каждый час его существования».

Тогда среди анархистов обговаривалась изуверская идея «…по всей [главной улице Белостока] расставить адские машины и взорвать на воздух всех крупных буржуа» сразу или «…захватить город, вооружить массы, выдержать целый ряд сражений с войсками, выгнать их за пределы города… осуществить захват фабрик, мастерских и магазинов».

Но рабочие массы Белостока не поддержали анархистов, и Гроссман стал работать по «ликвидации… пассивного настроения масс», перенеся восстание в Белостоке на 1906 год. В ознаменование начала восстания анархисты убили полицмейстера на Суражской улице, где базировалась еврейская анархистская организация, затем анархисты стреляли и бросили бомбу в проходящую по улице церковную процессию.

В 1905 году Гроссман организует группы «чернознаменцев» в Одессе, Николаеве, Елисаветграде, Екатеринославе, Киеве. В 1905 году он издает нелегальную газету «Черное знамя», в которой призывал революционеров к тотальному террору против буржуазии и к организации кровавых бунтов против власти. Тогда окончательно сложились «теории» Гроссмана. Он выступал как сторонник немедленного бунта, который можно вызвать тотальным террором, был антисиндикалистом и противником анархо-коммунизма. Весной 1906 года Гроссман ездит по городам России, организовывает террористические акты против буржуазии и крупных царских чиновников.

Иуда Гроссман-Рощин боялся «…поддаться постепеновщине и благоразумию», решив в июне 1906 года «взять в свои руки город» и экспроприировать производства. «Полагалось, что уход из Белостока без последней классовой битвы ни на чем не основан и является капитуляцией перед сложной задачей высшего типа»; если «…не перейдем к высшей стадии борьбы, то масса потеряет доверие [к нам]».

Но для захвата Белостока у анархистов не хватало ни сил, ни оружия, и Гроссман уехал в Варшаву просить помощи у боевой организации ППС (польских социалистов). В Белостоке же произошел еврейский погром, в ходе которого было убито 70 и ранено 80 человек.

Интересно, что кроме погромщиков в «охоте» на евреев-революционеров принимали участие и войска. Против отрядов анархистов и еврейской самообороны вышли пехота и кавалерия.

В 1906–1907 годах Гроссман создает анархистские группы в Украине, Литве, Белоруссии, российской Польше, на Кавказе. В конце 1905 года он поселяется в Вильно (Вильнюсе), где организует покушения на «власть имущих». В Одессе Гроссман разрабатывает планы взрыва биржи и планирует ряд террористических актов. Анархисты Гроссмана в Одессе неоднократно совершали убийства казаков 8-го Донского полка, солдат и офицеров Люблинского и Замосцкого пехотных полков, военных моряков.

В Польше Гроссман становится одним из организаторов анархистской группы «Интернационал». Он провел конференцию «чернознаменцев» юга и северо-запада России, съезд анархистов-«безмотивников» в Кишиневе. Летом 1907 года Гроссман был арестован полицией накануне отъезда на Амстердамский конгресс анархистов. Полиция не догадывалась о всех грехах Гроссмана, он тогда «отделался» 4 месяцами тюрьмы в Киеве и ссылкой в Тобольскую губернию на три года.

В начале августа 1908 года Гроссман бежит из ссылки за границу, где уже выступает за союз всех анархистских сил, симпатизирует анархо-синдикализму и Бергсону. В 1910 году он издает журнал «Черное знамя», с 1914 года сотрудничает в газете анархистов-эмигрантов «Рабочий мир», а с 1915 года – в анархистской газете «Рабочее знамя».

Весной 1917 года Гроссман возвращается в Россию, где активно включается в анархистскую агитацию и работу анархистского издательства «Голос труда». Лидер террористов активно поддержал большевиков в Октябрьском перевороте, а в конце 1917 – начале 1918-го организует Бюро анархистов Донецкого бассейна. Летом 1918 года он участвует в Московской конференции анархистов.

В начале 1919-го Гроссман – один из организаторов группы «советских анархистов» «анархо-большевизма», признававших диктатуру большевиков необходимой для «переходного периода» к анархизму. В мае 1919-го он посещает Гуляйполе, старается перетянуть Махно на платформу «советского анархизма».

В середине 1920-х годов Гроссман полностью отходит от анархизма и публикует в «Правде» письмо, в котором объявляет себя приверженцем большевиков и «ренегатом анархизма». Теоретик «безмотивного терроризма», Гроссман-Рощин был другом Луначарского, он разрабатывал теорию анархо-коммунистической диктатуры пролетариата. В 1920-х годах Гроссман интегрировался в советскую систему, став ведущим литературным критиком РАППа и членом Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопереселенцев. Он постоянно печатался в журналах «На литературном посту», «Октябрь», «Печать и революция», «Былое». Писал о творческом методе пролетарской литературы, отстаивая революционное, идейное содержание литературных произведений, остро критиковал Маяковского и «лефовцев», группу Воронского. Гроссман выпустил сборник статей «Художник и эпоха», книгу «Искусство изменять мир». Он один из немногих русских анархистов, которые умерли своей смертью: он скончался в июне 1934 года в Москве.

Вот что писал И. Гроссман-Рощин в 1920-х годах в программной работе «К критике основ учения П. А. Кропоткина».

«Странно: я никогда не был сторонником кропоткинизма, боролся с кропоткинизмом в лекциях и докладах; писать же о Кропоткине мне приходилось скорее догматически – я чувствовал, что необходимо дать более углубленное понимание и оценку системы, а потом только возможно будет приступить к плодотворной критике. Только в статьях, посвященных борьбе с милитаристической позицией Кропоткина в период империалистической войны, я критикую Кропоткина, где я вскрываю противоречия милитариста Кропоткина с самим собой…

Кропоткин занимает своеобразно-промежуточное место между научным социализмом и утопизмом. Он не настолько утопист, чтобы не пытаться обосновать «естественнонаучно» свое мировоззрение, но не настолько научен и объективен, чтобы не подчинять бессознательно-научные доводы своему моральному идеалу. Это-то делает особенно трудным анализ кропоткинизма, это же накладывает на все учение печать некоторой туманности и расплывчатости, несмотря на изумительное техническое умение ясно, соблазнительно ясно, излагать свои мысли…

Что ярче всего бросается в глаза при анализе учения Кропоткина, это чисто этический, моральный характер его. Оно все пронизано моральным пафосом, категорией должного; это вполне понятно, если вспомним, что Кропоткин, славный представитель плеяды «кающихся дворян», поклявшихся уплатить «долг народу» и хоть чуточку вознаградить его за обиды и гнет. Но ни к кому так не приложим афоризм Владимира Соловьева о том, что интеллигенция мыслит по парадоксальному положению – «человек произошел от обезьяны, а потому будем добрыми», как к системе Кропоткина. Ибо свой этический идеал Кропоткин хочет обосновать натуралистически – естественно-научным методом. А это теоретически безнадежно…

По существу своему Кропоткин умудряется соединить различные категории, спутать воедино натуралистический аморализм с панморализмом. Возьмем пример. Какой смысл учения Кропоткина, что космос организован федералистически? Что там, в космосе, нет «центра», нет властелина, что космос есть уже готовое царство анархического федерализма? Ведь безначалие, федералистическая организация имеет смысл и значение только там, где есть живые люди, элементы, проклинающие централизм, борющиеся за автономию. В приложении же к механической природе все эти термины – только метафоры; но для Кропоткина это не только метафоры. Здесь несомненно – неосознанный антроморфизм. И здесь сразу вскрывается основное противоречие всей системы: сторонник чисто механического миропонимания, применяющий естественно-научный метод, не знает и не может знать этической категории. Он знает только веления природы, а эти веления безразличны к добру и злу…

Взаимопомощь для Кропоткина не просто факт, а формула прогресса. И эта формула прогресса контрабандно подбрасывается природе, как будто бы из природы «вытекает» и естественно-научным методом открывается. Естественно-научный факт в сущности толкуется, как моральная норма, а эта моральная норма живет под фальшивкой естественно-научного «закона»…

Нам, после пережитых великих годов, трудно уже представить себе, какое ошеломляющее впечатление произвела, и не только среди революционеров, весть о том, что П. А. Кропоткин «принял» войну. Ликовали бешено и исступленно идеологи империалистов и их соглашательские помощники! Знаменитое письмо Кропоткина, кажется, шведскому ученому, о том, почему социалисты и анархисты должны стать под знамена Антанты против Германии, – это письмо сделалось одновременно как будто бы знаменем, а на самом деле прикрытием для империалистов. Для многих лозунг Кропоткина – «отливайте пушки и везите на позиции» – был равносилен идейному кризису. Многим казалось, что этим наносится глубочайший и непоправимый удар вере в значимость и прочность какой бы то ни было идеологии. Да на самом деле: какое значение имеет тростник-идеология, когда вихрь фактов гнет и пригибает в какую угодно сторону?..

П. А. Кропоткин проделал цельно весь цикл анархо-шовинизма, принял войну, отверг лозунг гражданской войны, отвернулся от Октябрьской революции и с принципиально-несущественными оговорками признал Версальский мир… В лице Кропоткина сошел в могилу последний великий представитель полуутопического, полунаучного анархизма. Моральная связь с трудовым народом дала возможность Кропоткину в «Речи бунтовщика» вскрыть язвы буржуазного общества, в «Хлеб и воля» дать несколько наивную, но во многом не устаревшую картину будущего общества».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.