Эпилог Их имена

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эпилог

Их имена

Их имена не сгинули бесследно.

Одни из этих сильных, ясных людей стали победной песнью Октябрьской революции, руководителями и полпредами первого в мире социалистического государства, другие погибли на самом взлете. Тем величественней их подвиг — подвиг жизни, отданной во имя создапия Коммунистической партии.

Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» стал ее началом. Не раз в тайных посланиях из Дома предварительного заключения Ульянов писал о необходимости созыва первого съезда Российской социал-демократической рабочей партии. Социал-демократы различпых городов предприняли попытку провести съезд в Киеве. Но съезда не получилось — не смогли приехать многие делегаты, и тогда встречу объявили конференцией. Она приняла знаменательное решение: наименовать все социал-демократические организации «Союзами борьбы за освобождение рабочего класса».

Первый съезд РСДРП состоялся в марте 1898 года. Степан Радченко прибыл на него с большим опозданием. Он застал острые споры и разногласия — даже по такому вопросу, как своевременно или нет создавать объединенную социал-демократическую партию… Собравшиеся склонялись к тому, что программу партии может составить лишь Плеханов.

Радченко со своей стороны предложил поручить эту работу социал-демократам Петербурга. Основываясь на «Проекте и объяснении программы», составленной Ульяновым, он огласил важнейшие положения будущего «мотивированного» документа. В конце концов его предложение было принято, а сам Радченко стал членом Центрального Комитета еще не сложившейся партии.

Решено было издавать «Рабочую газету», а «Союз русских социал-демократов», основанный в 1894 году в Женеве по инициативе Плеханова, Засулич, Аксельрода, признать частью партии.

Товарищи поручили Радченко подготовить и обнародовать Манифест съезда. Вот тогда-то Степан Иванович ц попросил Струве помочь ему. Он зорко следил, чтобы в текст не вкрались реформистские взгляды Петра Беригардовича. Затем ему пришлось выдержать бой с Кремером. Воспользовавшись арестом третьего члена ЦК — Эйдельмана и других делегатов съезда, Кремер долгое время не давал Манифесту хода, пытался стушевать политические моменты и усилить экономические. После изматывающих проволочек и споров документ был отпечатан типографским способом. Но теперь против него выступили «молодые»…

И все же первый шаг был сделан, «детство и отрочество» русской социал-демократии завершилось.

К весне 1898 года определилась судьба еще четырех «стариков». Крупской назначена была высылка в Уфимскую губернию, но она добилась проходного свидетельства в Шушенское — к Ульянову. Зинаиде Павловне Невзоровой удалось сделать то же самое — с одной лишь разницей: вместо Архангельской губернии она попала в Нижний Новгород, а затем в село Теснинское близ Минусинска — к Кржижановскому. Сильвин назначен был под гласный надзор полиции неподалеку — в село Тасеевское Канского уезда. Любовь Николаевна Баранская-Радченко, с двумя дочерьми, — в Черниговскую губернию, к матери мужа. Радченко остался совершенно один. Он противостоял мощному напору инакомыслящих социал-демократов — крикунов и соглашателей…

Из Шушенского, Теснинского, Туруханска, Тасеевского и других глубинок следили за происходящим его товарищи — радовались, что сделана наконец попытка создать партию, печалились, что объединение оказалось столь зыбким.

По-разному складывалась их жизнь. Разъединенные немалыми пространствами, они тем не менее находили возможность встречаться, обсуждать и решать политические вопросы, выступать против идейных противников общим фронтом.

На их долю выпало немало невзгод — не только житейских, но и нравственных. Гнусные измышления Юхоцкого довели до самоубийства Николая Евграфовича Федосеева. Это случилось весной 1898 года в Верхоленске.

Через год с небольшим не стало Анатолия Александровича Ванеева. Это произошло в селе Ермаковском.

Незадолго до трагической осени один из красноярских врачей сделал заключение: «Я нахожу у него резко выраженный туберкулез легких, который в силу неблагоприятных климатических условий принимает в данное время тяжелую форму общего заражения организма туберкулезным ядом — милиарный туберкулез». Это не остановило судебную машину: «за содействие побегу» одного из «политических смутьянов» Ванееву были добавлены еще два года ссылки. Безжалостный приговор лишь ускорил течение болезни…

Еще об одной смерти в № 4–5 за 1900 год сообщил журнал «Рабочее дело»: «В субботу 5 февраля в здешней (тверской) тюрьме умер рабочий Борис Иванович Зиновьев… Это был, по словам знавших его лиц, человек очень способный, даже талантливый».

Но чем больше редели ряды «стариков» и их сторонников, тем напряженнее трудились «сибирские изгнанники». В первую очередь — сам Ульянов. Именно в Шушенском создал он работы исторического значения — «Задачи русских социал-демократов», «Развитие капитализма в России», «От какого наследства мы отказываемся?» и другие. Именно в Шушенском Крупская, ставшая его женой, написала свою первую брошюру «Женщина-работница». В ней она ярко и доказательно показала неминуемость участия женщин в политической борьбе: «Лишь борясь рука об руку с мужчиной за рабочее дело, женщина найдет ключи от „счастья женского, от женской вольной волюшки“».

Судьба самой Надежды Константиновны, как и судьбы других участниц Петербургского «Союза борьбы…», стала лучшим тому подтверждением. Слушательница Высших женских Бестужевских курсов Доминика Васильевна Труховская разделила участь Анатолия Александровича Ванеева. Совместная их жизнь оказалась несправедливо короткой, но в ней соединилось столько света, бескорыстия, жертвенности и веры, что их вполне хватало бы на несколько «многотомных жизней»…

Зинаида Павловна Невзорова стала женой Кржижановского, ее сестра Софья пошла по жизни рука об руку с одним из организаторов Иваново-Вознесенского «Рабочего союза» — Сергеем Павловичем Шестерниным. Сестра Кржижановского Антонина Максимилиановна, подобно женам декабристов, последовала в Сибирь за Старковым; Ольга Александровна Поперек — за Сильвиным; воспитанница Петербургских Рождественских курсов лекарских помощников и фельдшериц Ольга Борисовна Протопопова — за Лепешинским…

Завершался девятнадцатый век, вырисовывался на горизонте двадцатый. Из сибирского далека он виделся, пожалуй, более ясно и объемно, нежели из российских центров. Борьба за истинно марксистскую рабочую партию вступала в решающий момент. Ульянов и его товарищи с нетерпением ждали освобождения, чтобы включиться в нее. У них уже имелся четкий план организации, разработанный Владимиром Ильичом: создать газету и журнал — и не где-нибудь, а за рубежом, сделав их недосягаемыми для царских ищеек, с их помощью подготовить новый съезд РСДРП — опять же за границей, это убережет его от вероятного разгрома…

С неистовой энергией принялся Ульянов после освобождения за выполнение этого плана. Всего за четыре месяца он побывал в одиннадцати городах Российской империи, в иных по три-четыре раза, разыскал супругов Радченко, Шестерниных, Кншювич, Бабушкина и других товарищей, заручился поддержкой Струве, Потресова, Туган-Барановского, денежной помощью Александры Михайловны Калмыковой, свел много новых знакомств. В июле 1900 года он приехал в Швейцарию — для встречи с руководителями группы «Освобождение труда».

Плеханов отнесся к идее создания газеты и журнала, призывающих к открытой политической борьбе, скептически, высказал немало критических замечаний. И все-таки 11 декабря в Лейпциге вспыхнула долгожданная «Искра». Эпиграфом к ней стали слова, адресованные Пушкину декабристами: «Из искры возгорится пламя!» Газета была подписана «Российской Социал-Демократической Рабочей Партией».

Затем начал выходить журнал «Заря». В № 2–3 за 1901 год Ульянов поместил работу «Гг. „критики“ в аграрном вопросе»,[20] подписав ее очередным своим псевдонимом — Н. Ленин. В ту пору он вряд ли думал, что ставит не просто подпись, а принимает партийное имя — отныне и навсегда.

«Искра» пережила немало острых, порою критических моментов. Кроме Ульянова, в число ее редакторов вошли Плеханов, Аксельрод, Засулич, Потресов и Цедербаум, принявший партийное имя Мартов. Секретарем «Искры» стала Крупская, а легендарными ее агентами — Бабушкин, Кржижановские, Книпович, Баранская-Радченко, Сильвин, Бауман, Лепешинский, брат Степана Ивановича Радченко — Иван, брат Германа Борисовича Красина — Леонид, Дмитрий Ильич и Мария Ильинична Ульяновы и многие другие.

Всего за три года вокруг «Искры», как и предполагал Ульянов, сплотились ведущие социал-демократические союзы, действующие в России и за ее пределами. Это позволило созвать второй — учредительный — съезд РСДРП. Свою работу он начал в Брюсселе в июле 1903 года, закончил в Лондоне — в августе. На него прибыли представители двадцати шести организаций. Сорок три делегата имели пятьдесят один решающий голос, четырнадцать — совещательный. Среди первых — Ульянов-Ленин, Крупская, Плеханов, Аксельрод, Засулич, Книпович, Бауман, Цедербаум-Мартов, Потресов.

Предстояло обсудить ряд важных вопросов, принять Программу и Устав партии, выбрать Центральный Комитет и редакцию Центрального Органа. Еще до начала съезда определилось соотношение сил: «пскровцам», которые составляли подавляющее большинство, противостояли бундовцы с ярко выраженными националистическими сепаратистскими взглядами и сторонники борьбы лишь за улучшение экономического положения рабочих. Десять делегатов занимало позицию колеблющегося центра. Назревала острая борьба.

И она началась. В первые же дни съезда стало ясно, что далеко не все «искровцы» выступают единым фронтом, что твердым марксистским установкам Ульянова противостоит более мягкая, размытая линяя Мартова. Сначала он попытался усложнить процедуру заседаний, затем поддержал, пусть и с оговорками, организационные притязания бундовцев и, наконец, обсуждая устав, предложил считать членом партии всякого, кто признает ее программу и оказывает партии регулярное личное содействие под руководством одной из партийных организаций.

— Но тогда любой демонстрант или стачечник может объявить себя членом партии! — послышался возмущенный выкрик с места.

— Если хотите — да! — ответил Мартов. — И мы должны этому только радоваться!..

Его поддержали бундовцы, экономисты и часть центристов. При голосовании первого параграфа они дала Мартову и его сторонникам перевес. Однако все остальные статьи Устава были приняты в редакции Ленина. Даже Плеханов, у которого наметились серьезные расхождения с Владимиром Ильичей, проголосовал за все параграфы — без исключения…

К концу тридцать седьмого, заключительного, заседания съезд явственно раскололся на большинство и меньшинство. Возникли две фракции — ленинская и мартовская, большевистская и меньшевистская. Это не помешало утверждению РСДРП как партии истинно революционной, пролетарской, резко отличной от тех, что уже действовали в различных странах Европы и тоже именовались социал-демократическими.

Ничего этого Петр Кузьмич Запорожец не знал…

Румынская газета «Социалистическое движение», сообщившая 6 апреля 1897 года о том, что «Великий император избавился от группы молодых борцов за освобождение пролетариата», что «студент Технологического института Петр Запорожец был отправлен на пять лет заключения в Восточную Сибирь» и что «его товарищи, государственный служащий Ульянов, инженеры-механики Кржижановский и Старков… должны будут отправиться в эту „приятную“ страну и прожить там три года», ошиблась в одном: Петр Кузьмич не последовал в Сибирь.

Профессор Корсаков и врачи Бутырской тюрьмы нашли у него прогрессирующую душевную болезнь, вызванную перегрузками в умственной жизни и долгим пребыванием в одиночестве, от которого здоровые натуры нередко страдают сильнее всего. В связи с этим ссылка Запорожцу была отсрочена, а сам он отправлен к родным в Тептиевку Каневского уезда Киевской губернии — под гласный надзор полиции.

Родители жили скудно. Арест Петра тяжело отозвался на их судьбе — их загнали на выселки в развалившуюся хату с крошечным огородом. Места мало. Теснота. Ветхость. Посреди горницы — люлька с грудным младенцем. Это младший брат Петра. Он родился в 1896 году, и, поскольку в письме из Дома предварительного заключения Петр упомянул, что ему нравится имя Антон или Антонина, родители и назвали младшенького Антошей.

Поначалу полицейские мучили Запорожцев частыми и ненужными обысками, потом один из них и вовсе поселился в хате — рядом с люлькой Антоши. Он был прожорлив, невежествен, без конца курил трубку, любой малостью стараясь досадить поднадзорному и его семье.

19 июля 1897 года Владимир Ильич написал матери из Шушенского письмо. Оно кончалось словами: «Ужасно жаль Петра Кузьмича! Я только из твоего письма получил известие о нем!..»

В сентябре того же года — по решению товарищей — к Петру в Тептиевку нелегально выехала Зинаида Павловна Невзорова. Однако неподалеку от хутора бдительные стражи арестовали ее и с проходным свидетельством отправили назад, в Нижний Новгород, где она находилась под гласным надзором полиции.

Известие об этом потрясло Петра, он попытался бежать, и тогда его заключили в Киево-Кирилловскую лечебницу. Семь месяцев томился он там в отделении испытуемых. Его подвергали унизительным процедурам — единственно для того, чтобы узнать, не симулирует ли он.

Запорожец не симулировал. Сознание то покидало его, то возвращалось; периоды упадка чередовались с пробуждением интереса к жизни, и тогда он возвращался мыслями к друзьям, к любимой, пробовал установить с ними связь, но безрезультатно.

29 июня 1898 года его перевели в Винницкую окружную лечебницу, приняв надлежащие меры «к устранению возможности побега».

В ноябре того же года на имя директора лечебницы поступило письмо из Архангельска от инженера-технолога Александра Леонтьевича Малченко. В нем говорилось:

«Милостивый государь!

Обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой сообщить мне о состоянии моего товарища Петра Кузьмича Запорожца, находящегося на излечении во вверенной Вам лечебнице.

По имеющимся у меня сведениям, за достоверность которых я не ручаюсь, Запорожец в настоящее время находится в лучшем, сравнительно с прежним, состоянии и вспоминает своих друзей и знакомых.

Если это верно, то не найдете ли Вы полезным, чтобы я или кто-нибудь другой из друзей Запорожца вступил с ним в переписку, причем покорнейше прошу Вас не отказать мне в указании, каких тем следует избегать в переписке с ним.

Быть может, Запорожец испытывает в чем-нибудь нужду, я попросил бы Вас написать мне также и об этом, указав, чем я могу быть ему полезен.

Петр Кузьмич Запорожец — бывший студент С.-Петербургского технологического института, и мы с ним однокашники, так что всяким сообщением о нем Вы мне окажете огромную услугу, в ожидании которой имею честь быть Вашим покорнейшим слугой».

О том же заклинали директора больницы отец, братья, мать Запорожца Мария Макаровна.

«…Покорнейше прошу Вас, многоуважаемый г-н надзиратель, будьте так добры, напишите мне, согласно моей просьбе, о состоянии здоровья моего когда-то самого умного и добрейшего в мире любимого сына Петра Запорожца, — писала она. — На ответ прилагаю при сем две почтовые гербовые марки семикопеечного достоинства…»

Ответы были обтекаемыми, уклончивыми.

Друзья и родные слали в лечебницу не только письма, но и деньги — на улучшенное питание и лечение Запорожца. Об этом свидетельствует обращение к директору Винницкой лечебницы (июль 1904 года) Глеба Максимилиановича Кржижановского;

«Милостивый государь!

Имею честь уведомить Вас, что вместе с этим письмом я высылаю на Ваше имя 8 руб. для больного Петра Кузьмича Запорожца. Это часть денег, которые отныне будут высылаться для него его товарищами по Teхнологическому институту в сумме 25 рублей ежемесячно. Мне сказали, что требуется именно эта сумма для перевода его во второй разряд.

Если сведения эти не точны, покорнейше прошу уведомить меня об этом и сообщить мне подробные условия содержания больных в Вашей лечебнице.

Остальные деньги должны Вам высылаться инженером Василием Васильевичем Старковым (Баку, Электросила) и инженером Александром Леонтьевичем Малченко (Нижний Новгород, контора К0 Надежды).

Соблаговолите уведомить, получены ли уже Вами первые взносы означенных лиц.

О всякой задержке прошу давать мне знать по адресу: Киев, Управление Юго-Западной железной дороги, материальная служба, ревизору Г. М. Кржижановскому.

На ответы прилагаю при сем пять семикопеечных марок».

В ответе Кржижановскому говорилось: для перевода Запорожца во второй разряд требуется тридцать пять рублей. Старков тут же послал обязательство на эту сумму — под тремя подписями. Вероятно, ту же сумму дирекция лечебницы затребовала с родных Петра Кузьмича… Во всяком случае уже в начале 1905 года его брат Иван направил в Винницу возмущенное требование:

«Милостивый государь!

Прошу Вас, г-н директор, сообщить мне как можно в скором времени: почему деньги моего брата Петра Кузьмича Запорожца идут на мелкие расходы, а не на его классное содержание и квитанции о получении денег получаются тоже с зачислением этих денег на мелкие расходы; почему он вдруг не содержится теперь в классном отделении, или же это просто недоразумение канцелярии?

Покорно прошу Вас сообщить мне об этом и разъяснить причину его перевода в худшее отделение. Так же прошу сообщить и о его здоровье».

Объяснений не последовало.

19 февраля 1905 года Петра Кузьмича Запорожца не стало. Медицинское заключение гласило: умер от туберкулеза легких…

В России эту смерть мало кто заметил. Оно и понятно: «Дело о возникших в С.-Петербурге в 1894 и 1895 гг. преступных кружках лиц, именующих себя „социал-демократами“», уже отошло в архивную даль. Над Россией разгорался год первой русской революции; рабочий люд под водительством РСДРП готовился брать штурмом царское самодержавие; воздух был напитан яростью и отчаянием борьбы… Лишь в сердцах родных и товарищей по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» эта утрата отозвалась тогда острой болью, гневом, вызвала стремление быть ближе друг к другу.

Им еще предстояло терять…

В январе 1908 года в Забайкалье погиб Иван Васильевич Бабушкин. Освобожденный революционным подъемом масс из ссылки, куда он был брошен как агент «Искры». Бабушкин остался в Сибири, чтобы помочь руководителям Иркутского, а затем Читинского комитетов РСДРП сдерживать натиск карателей, писал для газеты «Забайкальский рабочий», проводил конфискацию оружия для нужд самообороны. Его расстреляли на станции Мысовая у открытой могилы…

В тех же боях «Читинской республики» принимал участие председатель исполбюро Совета депутатов служащих и рабочих Забайкальской железной дороги Яков Максимович Ляховский. Ему удалось избежать участи Бабушкина, переправившись за границу.

В апреле 1906 года в петербургских «Крестах» ослеп Василий Андреевич Шелгунов. При аресте его били по больным глазам. Однако выйдя из тюрьмы, он вновь начал работать для партии.

10 августа 1911 года остановилось надорванное сердце Степана Ивановича Радченко. После того как Любовь Николаевна приняла сторону Мартова, они расстались. Затем последовал арест и высылка Радченко на пять лет в Вологодскую губернию. Могучее прежде здоровье быстро пошло на убыль. Он бы еще мог сопротивляться, если бы не подточенные расколом в партии и семейной трагедией душевные силы…

29 мая 1914 года умерла от туберкулеза Аполлинария Александровна Якубова. Высланная в Сибирь вместе с другими членами Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», она сумела бежать оттуда за границу, стала женой Тахтарева, деятельно помогала в организации Второго съезда РСДРП. Переход на позиции «молодых» в конце концов привел ее в ряды меньшевиков. Но и от Мартова она скоро отошла, запутавшись в его формулировках. Отказ от партийной деятельности показался ей единственно разумным выходом, и она приняла его…

3 сентября 1917 года из Двинска в Москву прибыл тюремный эшелон с солдатами, отказавшимися участвовать в империалистической войне на стороне Временного правительства. Каждый третий из них был большевиком. Но законам военного времени многим грозила бессрочная каторга.

Под своды Бутырской тюрьмы двинцы вошли под алыми стягами, гордо вскинув головы. Далеко по улицам неслась их песня:

Смело, товарищи, в ногу!

Духом окрепнем в борьбе,

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе…

В этом необычном строю шел и девятнадцатилетний солдат 144-го Каширского полка 5-й армии Антон Петрович Запорожец.

12 сентября все 869 двинцев объявили голодовку: «Наш арест — есть не что иное как контрреволюционный удар по демократии, а посему для нас — свобода или смерть»…

21 сентября они были освобождены.

Вечером 27 октября рота двинцев под командованием Евгения Николаевича Сапунова, прорываясь от Озерковского госпиталя на помощь окруженному Московскому Совету, возглавлявшему в городе октябрьское восстание, приняла перавный бой с контрреволюционерами на Красной площади. В этом бою погибли Сапунов, Запорожец и сорок три их товарища, многие — безымянно.

Восстание продолжалось семь дней.

Солдат и рабочих, павших за власть Советов в эти дни, благодарные москвичи похоронили в Братских могилах на Красной площади. На одной из мемориальных плит позже появилась скупая надпись, взятая, вероятно, из солдатской книжки: «ЗАПОРОЖЕЦ АНТОН ПЕТРОВИЧ (1898–1917)». Более полных сведений о нем не осталось, но и эти красноречивы. Вполне возможно, что это сын Гуцула…

Одним из тех, кто по горячим следам событий начал воссоздавать историю Октябрьской социалистической революции, был Пантелеймон Николаевич Лепешинский. По его инициативе создана специальная комиссия, более известная как Истпарт. Позже он стал директором Государственного исторического музея и Музея Революции СССР.

В 1922 году при Истпарте возникло Общество старых большевиков. Оно объединило партийцев с дореволюционным стажем. В их числе были: Надежда Константиновна Крупская, Зинаида Павловна Невзорова-Кржижановская, Ольга Борисовна Лепешинская, ставшая впоследствии доктором биологических наук, лауреатом Государственной премии СССР, Василий Васильевич Старков, заместитель торгового представителя СССР в Германии, Михаил Александрович Сильвин, ответственный сотрудник торгпредства СССР в Англии, сотрудница Истпарта МК ВКП(б) Софья Павловна Невзорова-Шестернина, Василий Андреевич Шелгунов, получивший трогательное и уважительное имя «дедушка русской революции», Мария Петровна Резанцева, жена заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров и Совета Труда и Обороны СССР А. Д. Цюрупы, Никита Егорович Меркулов, работник дирекции Томской железной дороги, Елизавета Капитоновна Атринская и многие другие.

В 1948 году и от их имени выдающийся советский партийный и государственный деятель, академик Глеб Максимилианович Кржижановский писал:

Ужель все кончено? Все струны отзвенели?

И о страде всех нас замолкнет в мире речь…

Не может быть! Недаром мы сумели

Такой костер из искорок зажечь…

Далеких юных дней отрадные волненья,

И встречи первые, Ильич, с тобой…

О, если бы в последнее, предсмертное мгновенье

Твой облик пламенный предстал передо мной!

И чтобы не укор прочесть в твоем мне взоре,

А прежний теплый твой и дружеский привет…

С самой бы смертью я тогда поспорил,

Сказал бы я: где ты — там смерти нет!

Где ты — там сердце мира бьется,

Там знамя красное победно развернется!