8
8
Сокращая и без того близкий путь от Технологического института к общежитию в Измайловских ротах, Петр миновал несколько тупичков с потайными лазами в железных огородках, чахлый сквер н вскоре оказался в теснине Тарасовского переулка. Оттуда добрался до Измайловского проспекта. Здесь, у перекрестка, серой глыбой возвышалось строение, в котором благотворительные учреждения Санкт-Петербурга устроили обитель — «Общество дешевых квартир». В одном из этажей на бесплатные места поселены неимущие слушательницы фельдшерских, акушерских и прочих курсов. Среди них — Соня Невзорова, бестужевка.
Этаж, вернее, один из коридоров в третьем этаже, доставшийся курсисткам, наименован «Аннинским» отделением. Соня перебралась сюда, когда ее сестра Зинаида, окончив химическое отделение Бестужевских Высших женских курсов, не смогла получить работу в Петербурге и уехала к родным в Нижний Новгород.
Странные отношения у Петра и Сони. «Старики» давно привыкли видеть их вместе, считая, что между ними существует нечто большее, чем просто товарищество. Однако Соня, мягкая, ласковая, не очень самостоятельная Соня, как-то призналась Петру:
— Ты мне как Павлик. Понимаешь?
Ее младшего брата тоже зовут Павликом. Он учится в Нижегородском дворянском институте, ему восемнадцать лет. Соня очень его любит. Но ведь не такой любви добивался Петр. Не такой…
На рождественские каникулы Соня уехала к родным. Пора бы ей уже вернуться. Может, сегодня будет?..
У входной двери общежития Петр столкнулся с Крупской. Рядом с Петром она выглядит девочкой, хотя на три года старше его. Небольшие глаза смотрят ясно, внимательно, в пухлых губах затаилась милая улыбка.
— Как Соня? — спросила Крупская.
— Не знаю, — признался Петр. — А разве она уже приехала? — и обеспокоился: — Что-нибудь случилось?
Надежда Константиновна утвердительно кивнула:
— Приехала, но с простудой. Курсовой врач прописал аспирин, а в аптеке дали атропин. Хорошо еще, что рядом живут девушки с фельдшерских курсов…
Они заспешили по лестнице.
Вот и Аннинское отделение. Открыла одноквартирница Сони.
— Софья Павловна! — певуче позвала она. — К тебе новые гости. Принимай. А я пойду. Теперь есть на кого оставить…
Соня сидела на кровати в подушках, замотав горло теплым платком. Увидев Петра, готового броситься к ней, сделала останавливающий жест рукой:
— Ну здравствуй, здравствуй… Шинель-то сними…
Совсем по-другому она встретила Крупскую: обрадованно потянулась навстречу, готовая обнять, расцеловать. Но Надежда Константиновна не подошла к ней, остановилась рядом с Петром.
— Мы с улицы. Как бы не нанести холода…
У зеркала, прилаженного к двери, она поправила высокий ворот белой блузки. Пышная русая коса ее упала на суконную юбку, ниже широкого кожаного пояса. По натуре Надежда Константиновна спартанка, любит все строгое, простое, без украшательств.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец подсела она к Соне и, словно маленькую, погладила по вьющимся волосам.
И та счастливо притихла, успокоенно зашептала:
— Мне уже лучше, Крупа… А сначала я так испугалась…
Петр почувствовал себя лишним.
Ладно, пусть немного посекретничают, а он покуда сходит в этажную за кипятком. Сдоба и сладости в портфеле; на всякий случай купил в лавке возле Технологического.
Вернувшись, Петр молчком принялся собирать на стол.
— Вот что значит хозяйственный человек, — похвалила его Крупская. — У него всегда в запасе скатерть-самобранка. Но и у нас кое-что припасено. — Она начала доставать молоко, мед, творог. — Будем кушать и о Нижнем слушать!
Петр мысленно отметил: после Нижнего Надежда Константиновна Соню не видела, но знает о ее приезде и о болезни. Неужели от Владимира Ильича?
Прихлебывая чай с медом, Соня стала рассказывать о поездке — сначала вяло, болезненно, потом увлеклась. В первую очередь, конечно, о Зинаиде, ближайшей подруге Крупской.
Дали было Зине место в воскресной школе для рабочих, но после четырех занятий — о мировоззрении и происхождении человека — указали на дверь. Судя по всему, на уроках доносчик сидел. Губернатор распорядился: в двадцать четыре часа убрать новую учительницу! Не то велит закрыть школу. Однако ж Зина успела составить кружок из наиболее толковых учеников.
Слава у сестер Невзоровых в Нижнем Новгороде громкая — жандармское управление следит за каждым шагом. Старшая, Августа, принуждена была из-за этого перебраться во Владимир, служит там классной дамой. И только Ольга остепенилась, вышла замуж за благонамеренного во всех отношениях преподавателя Аракчеевского кадетского корпуса. Бывая в отъездах, ключи от своего дома Ольга и ее супруг оставляют матери — чтобы ухаживала за цветами. Именно в их доме останавливался летом Владимир Ильич. А несколько дней назад, в рождественские каникулы, там собрали гектограф.
Конечно, без Кржижановского это событие но обошлось. Поначалу, определяясь в Нижегородское земство инженером по кустарным промыслам, Глеб много ездил. Побывал в Ветлужских и прочих глубинках, насмотрелся на разорение не только крестьян, но и шинкарей, работающих ворсистые половики, гвоздарей, бочаров, посудников, вязальщиков, плетельщиков и прочих мастеров-издельщиков. Повсеместно бросают они родные места, идут на поклон в город. А статистика земская составляется так, будто кустари по-прежнему в селе и деревенские беды и капиталистические отношения их не коснулись. Особенно силен по этой части народник Николай Федорович Анненский, глава Статистического управления земской управы, известиый публицист. Он и на Короленко влияние имеет. Кржижановский не раз с ним схватывался, но пока безрезультатно.
Социал-демократическая группа в Нижнем подобралась боевая. Вокруг нее немало рабочих с заводов Сормова, Доброва и Набгольц, Курбатова, из городских типографий. Глеб и Зина помогают поставить дело. А Сильвии в это же время винит нижегородцев в провинциальной ограниченности, самодовольстве.
Виленские товарищи, замкнутые, в основном, на рабочих мелких мастерских, на ремеслешшках-одиночках, оттиснули недавно на гектографе сшивную книжку «Об агитации». Сильвин буквально переполнен ею. Подавай ему листковую агитацию, заводские бунты! Грозил привезти книжку в Петербург и добиться немедленного обсуждения в центральной группе…
— Прекрасно, — заметила Крупская. — Пусть привозит! Правда, эта брошюра до Петербурга тоже успела дойти. Более того, листковую агитацию мы уже начали.
— Да? — охрипшим от долгого рассказа голосом спросила Соня; румянец, пылавший до того на ее щеках, начал гаснуть.
— Да, — подтвердила Крупская. — Петру Кузьмичу об этом лучше знать. Он помогал переписывать воззвание. В ночь под рождество. Почти по Гоголю. Да он и сам об этом расскажет.
— Что рассказывать? — замялся Петр. — Четыре воззвания всего-то и сделали. Два попали к сторожам…
— Зато два других пошли по рукам! — досказала Надежда Константиновна. — В Смоленской школе о них только и разговору. Давно я не видела на уроках такого возбуждения. Ну прямо шмелиный гуд стоит!
Слова Крупской обрадовали Петра. Выходит, не все так плохо, как ему представлялось по сообщениям Машенина и Рядова.
— И вообще я думаю, — добавила Надежда Константиновна, — что уходящий год был для нас удачным. Образовались связи с Москвой, Нижним, Киевом, Вильно, Иваново-Вознесенском, с другими городами. Сделаны три выпуска о «друзьях народа». Это новый поворот в нашей работе. Многое уже изменилось, многое меняется. В таком свете листки на Семянниковском много значат. Они берут не количеством, а подходом. Они завершают год…
Договорить им не дали жильцы соседней комнаты.
Они привели врача. Петр узнал в нем доктора Глазовской школы, любителя фонвизинских басен.
— Проходите, Николай Александрович, — пригласила его Крупская. — Спасибо, что пришли.
— Вы меня знаете? — удивился Плаксин. — А я, извините, никак не могу сообразить…
— Учительница Смоленских классов Крупская. Надежда Константиновна. А встречались мы с вами на собраниях учителей объединенных вечерних воскресных школ Шлиссельбургской стороны.
— Очень приятно! Как же, припоминаю…
Пока Крупская поливала доктору на руки, Петр решил проверить свою догадку. Подсев к Соне, он спросил:
— Когда здесь был Владимир Ильич?
— Утром. А что?
— Ничего, — Петр торопливо погладил ее руку. — Пусть у тебя в новом году все будет по-новому. Как ты сама того желаешь… Главное, не болей.
— Спасибо, Петя, — голос ее дрогнул. — И — прости… Будто отсекая что-то очень важное, невозвратное, место Петра занял Плаксин.
— Ничего страшного, — выслушав больную, объявил он. — У вас, сударыня, главным образом простуда. Необходим покой, тепло, хорошее питание.
«Ничего страшного, — мысленно повторил Петр. — Ну что же, так и следует считать…»
Провожая Крупскую, он был молчалив. И она не пыталась заговорить с ним, понимая его состояние.
Оттепель все не унималась. Она несла с собой влажную пыль, хлюпала под ногами, клубилась у газовых фонарей, будто мошка. Но воздух уже доносил студеные потоки. И казалось, зто время направляет их, торопя наступление новой календарной поры.
Какой она будет?