12.

12.

— «Рон», «Рон», «Рон»…

Пять минут кажутся бесконечностью. Длинными, как зимняя дорога. Просто терпения нет. Я совершаю проступок — через четыре минуты переключаюсь на прием. В наушниках — шуршащая тишина — неужели не слушают? И вдруг — тоненький писк, полетели тире и точки.

«Жант», «Жант», «Жант».

Наконец передаю:

«Фалештах улица Михая дом тринадцать обнаружен объект номер один. Охраняется часовыми, охрана усилена. Доме шефа обнаружен русский князь Палицын, служащий объекта. Палицын сын эмигранта. Шефа наблюдали входящим в здание вместе с Палицыным. Сообщите как действовать. Учитель».

Вот и все. Несколько строчек шифрованного текста — плод многодневной и трудной работы, завершающейся сегодня.

Остаток ночи мы провели с Федором.

Он был не меньше меня взволнован открытием. Теперь уже не оставалось сомнений — в доме со срезанным углом и красивым подъездом помещается немецкая разведывательная часть. Та самая, которую мы разыскиваем. И все-таки…

Все-таки могло быть и не так. Князь мог служить и в другой части, той самой, которую мы ищем, а не которую нашли. Ошибка может дорого стоить, поэтому еще раз контроль и контроль.

Едва забрезжил рассвет, мы с Федором пошли на завод.

Я обмотала голову платком: «Герр управляющий… Герр управляющий… — стану я хныкать. — Нестерпимо болят зубы… Так болят зубы, герр управляющий… Отпустите к врачу в Фалешты. Там прекрасный доктор, герр управляющий. Я боюсь других врачей»…

Управляющий — круглый, маленький человечек, страдающий одышкой, — отпустит. Он терпеть не может, когда ноют. «Благодарю вас, герр управляющий!» — скажу я жалобно и побегу искать повозку Федора.

Все разыгралось, как по нотам. Герр управляющий, наконец, осатанело выпятил глаза и заорал: «Черт бы вас всех побрал! Убирайтесь!»

Я убралась. Федор уже ждал — он погрузил самое первое молоко, чтобы пораньше выехать. План готов: я спрячусь сразу в будке или ларьке, что стоит на боковой улице. Федор быстренько сдаст молоко, оставит где-нибудь в тихом переулке повозку и приберется ко мне. Рабочий день начинается в девять, едва ли шеф и князь приедут раньше.

Ровно в девять — минута в минуту — подкатила лакированная коляска шефа. Из нее легко выпрыгнул князь и помог шефу. Коляска откатила за угол, князь и шеф вошли в подъезд.

Пока часовой проверял пропуска, вышел немецкий офицер. Взял под козырек, потом протянул руку шефу и князю. Обменялись какими-то фразами и разошлись: князь с шефом скрылись за тяжелой дверью, офицер свернул за угол — прошел мимо нашей будки.

Я вцепилась Федору в руку.

— Он!

— Кто?

— Майор!

— Но этот же — подполковник?

Я снова зашептала:

— Он!.. Его я узнаю из тысячи. Сколько раз видела.

— Возможно, — согласился Федор. — Он мог получить новое звание. И все-таки…

Я шепнула:

— Проверю.

— Мне пора… Если шеф и князь задержатся, не жди. Но этого майора или подполковника дождись обязательно.

Федор ушел, я осталась одна. Ох, и трудно сидеть в этой проклятой будке, когда хочется летать, или скакать, или хохотать. Только подумать, как все хорошо получилось!

Шеф и князь вышли часа через полтора. Подошли к коляске. Шеф взобрался на сидение, пожал руку князю, ткнул пальцем в спину жандарма и укатил. Князь прямой, нештатской походкой вернулся в дом.

А немца все не было. У меня затекло тело от однообразной позы, менять положение нельзя: или меня увидят с улицы, или я не увижу улицу. Во рту пересохло, захотелось пить. Потом начало поташнивать от голода. Будка накалилась на солнце, стало нечем дышать. День клонился к вечеру, а проклятого немца все не было. В глазах рябило от бессчетного количества лиц, промелькнувших мимо будки.

Но вот потянуло дымком немецких сигарет. Кто-то совсем рядом закурил, но кто — не видно. Кусок тротуара за домом не просматривается из моей будки.

Неожиданно — как всегда бывает, когда долго ждешь, мелькнул в щели околыш офицерской фуражки. Пока я проморгалась — заметила спину в серо-зеленом кителе. Вот уже видна и вся фигура.

Как заставить его повернуться!

Все-таки я счастливая. Офицер поднес сигарету ко рту и остановился. Погасла! Он сунул руку в карман галифе, вытащил зажигалку, встал вполоборота, спиной к легкому летнему ветерку и прикурил. Минуту, не больше, он так простоял. Но этой минуты мне было достаточно: подполковник — бывший майор.

Я улучила момент, когда улица на мгновение опустела, выбралась из засады и припустилась бегом.

Федор был уже дома. Готовил ужин.

— Он?

— Он!!!

— Садись поешь, — Федор накрыл на стол.

Я не могла есть. Рвалась к рации.

— Рано еще, — возразил Федор спокойно.

Просто удивительно, как этому человеку удается в радости и в бедах сохранять спокойствие.

Федора не переспорить. Я покорно села за стол, и волчий аппетит навалился на меня. Федор кормил жареной курицей. Потом налил чаю и высыпал из кармана горсть конфет. Он просто кудесник, мой Федор. Все время старается скрасить мне жизнь — побольше сделать домашней работы, подсунуть кусок получше. То яблоко принесет, то конфет. А я еще фыркаю на него: конечно, трудно разным темпераментам и разным возрастам мирно ужиться рядом. Мы никогда не говорим об этом, но мы крепко, по-братски любим друг друга. Такая любовь рождается лишь в трудной жизни.

Наконец, я на чердаке, держу в руках ключик-клопик. Отстукала короткую радиограмму, вобравшую в себя напряжение многих дней. Что-то мне ответят?

«Командование фронтом благодарит вас за работу. Дальнейшие действия отношения объекта номер один: наблюдение снять. Продолжайте работу по информации обстановки вашего квадрата. Сообщите отношение к вам шефа. Большим приветом сорок восемь».

Только теперь чувствую смертельную усталость. Я едва волочусь вниз. И в те несколько минут, что Федор читает радиограмму, засыпаю на стуле, положив голову на стол.