7.
7.
Следующий день — воскресенье.
Я с утра жду Адлера. Выглядываю в окно, выбегаю на террасу, даже выхожу за ворота. Каждый приход Адлера — мука. Но сегодня я сгораю от нетерпения.
Наконец он появляется. Я успеваю принять позу: сажусь у окна, откидываюсь на спинку потертого стула и смотрю тоскующими глазами вдаль.
— Шеня!.. Я и моя коляска в вашем распоряжении!
Адлер шумен, надушен, оживлен.
Я делаю страдающую мину и чуть слышно говорю:
— Надоело…
Адлер не понял.
— О-о, прошу Шеню извинить вашего покорного слугу. Дела задержали. Сейчас я буду искупать свою вину. Мы покатаемся.
Я «капризничаю».
— Мне надоело кататься! Все одно и то же, одно и то же. Ужасная скука, Арнольд. Сколько можно так жить? У меня нет подруги.
— Подруги? Что такое подруга? Ах, друг женский! — Адлер кивает. — Понимаю… Но Шеня разве не подружилась с дефушкой Галя?
Маринка, моя Маринка? Как она там? Федор строго-настрого запретил встречаться.
— Что вы, герр комендант! — презрительно фыркаю. — Стану я дружить с такой деревенщиной, герр комендант!
— Зачем герр комендант, Шеня? А где же — Арнольд?
Я складываю на груди руки.
— Арнольд… Ну, пожалуйста! Познакомьте меня с культурной молодой женщиной или девушкой. Неужели нет у вас такой знакомой?
— Гм… Гм…
— Ну, пожалуйста, Арнольд! Вспомните…
В уголках губ Адлера вздуваются пузырьки, мелкие глазки жмурятся, кажется, сейчас он замурлычет. И он мурлычет:
— М-мар-рго…
— Что-что? Марго?
Адлер кивает.
— Жена шефа.
Разыгрываю восторг, вскакиваю со стула, хлопаю в ладоши — он подвозил меня на своей коляске.
Рассказываю про знакомство с шефом. И мы сговариваемся: сегодня к вечеру Адлер повезет меня к Марго.
Весь день уходит на сборы. По словам Адлера, Марго известная модница: «Большой вкус имеет Марго!» Мне приблизительно известен вкус женщин, подобных Марго, и я тщательно продумываю свой туалет: мне нужно понравиться. А поэтому я должна быть одета в ее вкусе. Так Федор сказал. Но что именно надеть, он посоветовать не смог.
Примерила несколько платьев и остановилась на синем в мелкий горошек. Неярко, модно, хорошо сидит. Долго возилась с бантом на груди — все не завязывался красиво. Неожиданно выручил Федор — бант лег, как надо. «Сестре косы заплетал», — сказал он тихо и печально.
Долго мудрили над волосами. Густые, непокорные. Что с ними делать? Наконец взбила пук надо лбом, на немецкий манер. Кажется, это больше всего подойдет. Федор поморщился, но в конце концов одобрил. Чуть припудрилась, чуть подвела губы и брови. Из зеркала на меня глядела незнакомая девушка — фифа препротивная! С досады показала ей язык.
Приехал Адлер и рассыпался в комплиментах. Значит, наряд выбран удачно.
Я выглянула в окно, увидела на козлах Семена и обрела прекрасное настроение. Сразу нашла нужный тон с Адлером. В сердце вселилась уверенность, что все пройдет отлично.
У ворот жандармерии Семен красиво придержал коней, и они остановились, круто выгнув лебединые шеи. Адлер молодцевато спрыгнул и подал мне руку. Мы пошли в ворота с румынскими часовыми, миновали здание жандармерии и подошли к дому с высоким резным крыльцом.
Вот когда стало страшно. Ком застрял в горле. Чтобы успокоиться, сделала вид, будто заинтересовалась архитектурой дома. Две-три минуты — и я свободно впорхнула по ступенькам, увлекая за собой Адлера. Я уже владею собой, мысль работает четко.
В прихожей нас встретила молоденькая прехорошенькая молдаванка — в белом передничке и белой наколке. Видимо, горничная. Марго — настоящая барыня.
Горничная вела нас через анфиладу комнат, заставленных дорогой и красивой мебелью. Я было встревожилась, но скоро заметила вышитые уголки салфеток, подушки с птичками и кошечками. Успокоилась. Марго — то, что я и предполагала.
Наконец нас встретила хозяйка. Я ее узнала сразу — пышная блондинка, но тем не менее стройная. Красавица. Глухое темно-красное платье, сильно затянутое в талии, оттеняло матовую белизну крупного лица.
Адлер запетушился, подскочил как-то боком, на одной ноге, клюнул слюнявым ртом руку. Марго поверх Адлера — он ей чуть выше пояса — внимательно рассматривала меня: по-женски въедливо, критически. Я состроила восторженные глаза — что было нетрудно, потому что красотой Марго нельзя было не восторгаться. То ли это моя восторженность, то ли я сама, а может, то и другое понравились Марго. Она широко и радушно улыбнулась. И сразу стало видно, что никакая она не барыня, обыкновенная простушка, играющая в аристократку. Мне стало жаль ее: «Зачем она, такая красавица, продалась этому поганому жандарму?» Мне даже почудилось что-то трагическое в ее судьбе.
Но это продолжалось до тех пор, пока Марго не заговорила, — тут из нее полезла обыкновенная дура.
— Глупышка! — кивала она на меня. — Ваша Женечка — половина ребенка. Она еще не видела свет — и вот прозябает со своим блаженным братцем в глуши. Привозите ее почаще…
Адлер успел выложить Марго мою биографию, и Марго расчувствовалась. Она строила планы, как меня лучше устроить в жизни, размахивая руками, возбужденная вином и неожиданным развлечением. Ей, видно, самой жилось прескучно.
Адлер слушал, кивал, поддакивал. А глазки его струили и струили масло. Он забыл обо мне. Он забыл обо всем на свете.
— Знаете, майн фройнд… — щеголяла Марго парой немецких слов, обращаясь к Адлеру.
И мне казалось, от Адлера вот-вот останется масляное пятно — так он млел. Мне стало душно — от июньской жары, от глупости, от откровенного скотства.
К счастью, вошел шеф.
Он вошел неслышно — шаги тонули в коврах, остановился позади моего стула. Особым чутьем разведчика я почувствовала его присутствие еще раньше. Глаз-паук жег мне затылок. Но я не оглядывалась. Не «увидела» шефа до тех пор, пока он не шагнул из абажурных сумерек в круг света. Тогда я встала и протянула ему руку.
— Здравствуйте, мой спаситель!
— Здравствуйте, прекрасная незнакомка! — Шеф улыбнулся одними губами. Глаза у него не улыбались. — Как ваша нога?
— Совсем зажила, господин Ионеску! Я в тот же день пошла на работу. Брат просил передать его благодарность. Я очень рада, что познакомилась с вашей женой. Милая, чудесная Марго…
Все это я вытряхнула Ионеску под сосущим взглядом огромного, черного до синевы глаза. И вытряхивала бы еще, если бы шеф не перевел глаза на Адлера. Второй глаз, видимо, неусыпно следил за женой. Когда Марго потянулась за бутылкой, чтобы подлить себе вина, шеф перехватил ее руку — полную, белую, в ямочках. Задержал в своей.
— На сегодня, по-моему, женщинам достаточно.
Марго глухо сказала:
— Ты мне ничего не рассказал про встречу с Женей.
— С Женей? Эту девочку зовут Женей?.. Забыл.
Раскаты его голоса подавляли. В ушах у меня стучали молоточки.
Шеф сел рядом с женой, и горничная тотчас вошла с чистым прибором. Марго наполнила его рюмку, положила на тарелку кусок жареной рыбы. Он поблагодарил — чуть кивнул головкой с носатым клювом. И мне опять стало жаль Марго: «Зачем она продалась этому противному жандарму?»
Конец ужина прошел шумно. Шеф громогласно рассказывал анекдоты, довольно остроумно шутил, охотно и громоподобно смеялся. Но глаза его при этом жили сами по себе — они не смеялись. Они прощупывали, жгли. Может, я еще не привыкла к этому необычному взгляду?
Когда прощались, шеф мило сказал:
— Приходите почаще, Женя. Моя Марго тоже скучает.
— Обязательно приходи, — Марго уже говорила мне «ты». — Господин Адлер, вы привезете Женю ко мне… хотя бы завтра. Хорошо, милочка?
«Милочка» растаяла от радушия хозяев. Рассыпалась в благодарностях.
Марго пошла проводить до выхода. Снова мы шествовали через анфиладу комнат с дорогой мебелью и дешевыми салфеточками и подушечками. Адлер шел позади, Марго оглянулась на него и зашептала в ухо:
— Ты, милочка, не теряйся. Как старшая говорю — держись за этого немчика. Мой, как видишь, тоже не бог весть что, а живу. Когда бы я так устроилась?
Горничная открыла дверь, и я с удовольствием вдохнула свежий ночной воздух. Удивительно, что мир остается прекрасен даже тогда, когда в этом мире живет нечисть.