Нехорошо, когда человек один

Нехорошо, когда человек один

В самом начале, когда мы только приехали к фаю, никто не знал, умеют ли они петь. Долгое время мы не слышали ни одной песни.

Но как-то раз, вернувшись с Данау Бира в деревню, мы обнаружили, что в наш дом опять наведывались воры. И вдруг услышали песню с другого берега реки. Это был Накире, он пел монотонно, но очень красиво:

— Оооо, — напевал он, — фаю, как птицы, ооо, они всегда питаются одним и тем же деревом, ооо, такие плохие люди, ооо, бедный Клаусу, бедная Дорисо, они печальны и спрашивают, где их вещи, ооо...

Отец был в восторге! Скоро мы поняли, что фаю придумывают песню на ходу. Она состоит всего из трех нот и выражает то радость, то горе — в зависимости от ситуации. Песня, конечно, очень примитивная, но эти звуки я очень быстро полюбила.

Может быть, именно благодаря песням фаю никогда не впадали в депрессии и не страдали от психических расстройств. Всем эмоциям давался выход через песни. Отводилось даже специальное время, когда все замирало для того, чтобы выплеснуть эмоции наружу — например, во время плача по покойному. Когда истекало время выражения чувств, люди продолжали жить дальше, будто ничего и не произошло.

Если кто-то переживал неприятность, он мог несколько дней лежать в хижине, не произнося ни слова, или тихонько петь. Все это время его снабжали едой. А потом человек вставал, и его душа будто очищалась, он снова улыбался и мог жить, как раньше.

Таким образом, пение для фаю — способ выплеснуть свои душевные эмоции — счастье или горе.

Когда мы вернулись после каникул в Германии и стали жить то в деревне фаю, то в столице, часто получалось, что наша семья вынуждена была разделяться. Кто-то жил в одном месте, кто-то в другом. Отцу тяжело было оставаться без мамы, он очень по ней скучал и казался потерянным.

И однажды вечером он сидел на вершине нашего нового холма. Мама уехала в Джаяпуру, потому что Кристиан заболел малярией. Фаю уже поуходили в свои хижины, а я сидела дома и читала книгу при свете карманного фонарика.

Внезапно послышались странные стоны. Я выглянула в окно: на улице был только отец, совсем один. Он пел на языке фаю печальную песню:

«Ооо, Дорисо, где ты, ооо, Дорисо, я совсем один, ооо, у вождя Кологвои прекрасная жена, и у Накире, ооо, только я один, ооо, мое сердце в печали». Песнь его уплывала в джунгли.

Я рассмеялась. Ну правда, это было смешно. Не успел он начать вторую строфу, фаю вышли из хижин. Они окружили его, взяли за руки, стараясь успокоить. И затянули все вместе:

«Ооо, Дорисо, приезжай скорее, ооо, Дорисо, ты нужна своему мужу, ооо, Дорисо, он в печали, ооо, Дорисо, приезжай скорее». Это была прекрасная песня. Я ее никогда не забуду.

На следующее утро ко мне пришел Ори. Он хотел кое-что показать мне. Я пошла за ним на край деревни, где была выстроена новая хижина.

— Это мой новый дом! — гордо сказал он.

Я похвалила его, как могла, — так было принято у фаю. Я уверила его, что такой красивой хижины я еще нигде не видела. Его лицо сияло.

Хижина была простая, но видно было, что строили ее с тщанием и любовью. Крышу укрывали пальмовые листья, стены были сколочены из широких досок. К входу вела простая лестница. Но особенно меня растрогало то, что Ори украсил свой дом, что фаю не делали. Пол был выложен плоским бамбуком, посередине оставлено место для разведения огня. Западному человеку трудно представить, но ночью в джунглях бывает по-настоящему холодно. Костер согревал, был плитой для приготовления пищи и отгонял насекомых. Я улыбнулась про себя: Ори собирался жениться.

«Ори наверняка станет хорошим мужем», — подумала я, немного завидуя. Я им гордилась. Он столько вынес в жизни и столько достиг! Он стал примером для меня и других. Если мне было плохо, именно Ори меня поддерживал. Одно его присутствие успокаивало. Он стал важной составляющей моей жизни. Если честно, и одной из причин моего нежелания уезжать из джунглей. В тот момент я поняла, насколько важно для меня считать его другом и братом.

Мы вместе вернулись в наш дом. Я предложила Ори кофе, но он наморщил нос, как это делают фаю, и сказал: «Хау».

Потом мы молча сидели на бревне перед домом и любовались волшебной картиной, «нарисованной» у наших ног. В тот момент мне было по-настоящему комфортно: ни забот, ни переживаний о будущем. С Ори мне было очень спокойно, и мысленно я желала ему удачи.