Глава VII

Глава VII

В кабинете Визгина собрались его заместитель подполковник Добротин, батальонный комиссар Орлов, капитан-лейтенант Кондрашков, майор Люден. У многих свежие нашивки на рукавах, свидетельствующие о недавнем повышении в званиях.

Настроение у людей приподнятое. Не надо объяснять, что получение воинского звания — дело не обыденное, каждый его ждет, особенно радуется, если присваивают его досрочно. Это — признание успеха по службе. За первые три с половиной месяца войны это было первое крупное поощрение работников отдела.

Визгин напомнил, что на Варангер заброшен отряд Кудрявцева, и спросил:

— Какова готовность других групп для высадок с моря?

— Две группы готовы, товарищ капитан второго ранга. Тренировки закончены, всем необходимым обеспечены. Одну группу готовил Веселков, — ответил Люден.

— Как он себя чувствует? — спросил Визгин.

— Вполне благополучно, в строю, работоспособен.

Вопрос о Веселкове начальник отдела задал не случайно.

Перед войной Иван Михайлович Веселков возглавлял небольшую группу разведчиков в Петсамо и Лиинахамари. На их глазах происходило развертывание финнов по мобилизации, они видели военные приготовления. Как только Финляндия вступила в войну на стороне Германии и горнострелковые войска пошли к советской границе, всех интернированных отправили в сторону шведской границы.

Провезли их через ряд европейских стран, через Балканы в Турцию. И только оттуда уже вернули на Родину.

Высадим эту группу, — докладывал Люден, — с торпедного катера в Саг-фьорде. Разведчики углубятся на материк, обойдут Яр-фьорд, затем прокрадутся по правому берегу Бек-фьорда и вот из этой точки севернее Мильсхейма будут наблюдать за Киркенесом и Бек-фьордом. На обратном пути хотим им поручить взорвать мост.

— Зачем? Что вас все тянет стрелять, взрывать?

В вопросе Визгина, обращенном к Людену, чувствовалось раздражение.

— Я уже не раз вам говорил, что бойцы должны скрытно разведать и так же скрытно возвращаться.

— Теперь доложите о второй группе, — обратился начальник отдела к Добротину.

— Группу готовил политрук Зязин. Командует ею норвежец Нистрем. Вы его знаете, он уже ходил в дальние маршруты. Мы хотим высадить их тоже с торпедного катера. Они возьмут под надзор вход в залив Петсамо. Разведчики задание усвоили хорошо. С катерами все отработано.

Визгин приказал на Рыбачий переместить Догадкина с его подрывниками.

Вечером вице-адмирал Головко дал «добро» на заброску этих групп, поставил на планах свою подпись. Визгину сказал, чтобы катера прошли в Пумманки, а разведчиков доставят по Мотовскому заливу в Озерко, оттуда перевезут в Пумманки на машинах.

Веселков, Зязин и Догадкин со своими людьми вышли на мотоботе «Север» из Полярного и ночью 19 октября ошвартовались в Озерко. Командир погранотряда майор Каленников дал два грузовика, на них доехали к месту стоянки катеров.

Неожиданно из отдела поступила радиограмма: одну группу, которая должна осесть ближе к Киркенесу, высадить, вторую задержать.

Вечером 19 октября на торпедном катере вышли в море. Командовал катером лейтенант Александр Осипович Шабалин. В те дни это был уже известный на Северном флоте катерник. Он раньше всех своих коллег открыл счет потопленным вражеским кораблям и судам. И первым же среди командиров катеров еще в августе был удостоен ордена Ленина.

С этого похода судьба накрепко связала Александра Осиповича и разведчиков. Много раз он ходил с ними к берегам Мотовки и Варангера. Это боевое содружество переросло потом в дружбу и на послевоенные десятилетия.

Как только позади осталась губа Пумманки и открылась ширь Варангера, шторм так стал трепать катер, что он почти не продвигался вперед, волна окатывала кораблик от носа до кормы, из воды временами торчала только рубка.

Шабалин держал катер наперерез волне, и она то вскидывала его вверх, на свой гребень, то бросала в пропасть. В такие мгновения винты, не задевая воду, бешено крутились, разрезая воздух как пропеллеры.

На мостике стояли Шабалин, рулевой и Веселков. Их окатывало водой, лишь плотные кожаные шлемы с широкими наплечниками укрывали голову, шею и плечи. Вода скатывалась по ледериновому пластырю над турелью на верхнюю палубу, а там ее подхватывало новой волной.

Все люки задраены, иллюминаторы укрыты броняшками, винты их затянуты натуго. Бились со штормовыми волнами чуть более получаса, вперед не двигались. Того и гляди если и не утопит, то растреплет катер основательно, да и горючего на обратный путь не хватит. Команду и разведчиков болтанка вымотала до изнеможения. Пришлось вернуться обратно в Пумманки.

На следующий день база приказала высадить обе группы.

Снова вышли в море, на этот раз двумя катерами, но разведчики поменялись местами: на катере Шабалина шла группа Зязина, а Веселков — на катере Моля. Догадкина и его товарищей пока оставили в базе.

Шторм не утих, ходили длинные волны, гребешки их завихрялись белой пеной и брызгами. Водой, как и вчера, заливало стоящих за козырьком на мостике. Регланы промокли насквозь. Сырость чувствовалась даже под кителями. У Веселкова наручные часы окатило водой, они остановились. Командир катера отдал ему свои карманные.

Сперва шли параллельно друг другу, резали волну одновременно. Вздыбленная вода била то в одну, то в другую скулу, трясла катера как в лихорадке. С катера Шабалина просемафорили Молю, чтобы тот отстал и шел в кильватере. Но и позади идти оказалось не легче, передний катер не гасил волну, ведомый все равно то зарывался носом, то окатывался водой от форштевня до кормы. Плавание оказалось ничуть не легче, чем вчера. Снова вернулись к причалам.

Двадцатого октября море успокоилось, волны улеглись, только «мертвая» зыбь еще раскачивала воду. Над морем и в небе повисла молочно-белесоватая мгла. Трижды выходили по курсу, крутились по часу — по полтора, ползали на ощупь, видимость хуже, чем ночью или в сумерках. По расчету, подходили близко к цели, но определить точное место не удавалось. К невидимому берегу приближаться не рискнули: катера могли сесть на камни или разбиться о скалы. Снова повернули назад на Рыбачий.

22 октября туман несколько рассеялся, горизонт просматривался дальше. Решили еще раз попытать удачу. Прошли восточный Варангер, позади остался Петсамовуоно.

О берег билась накатная волна, она взлетала на камни, на утесы, вырывалась вверх, откатывалась назад и снова в ярости билась о камни. Вздыбленное штормом море никак не могло успокоиться после многодневной болтанки. Подойти к берегу нельзя: катера разнесло бы в щепки, а шлюпку не спустишь. Норвежцы говорили командирам катеров, что в тех местах есть подводные скалы, они их обнаружили, когда сетями тут ловили рыбу.

Походили вдоль и поперек, покрутились, посокрушались и опять взяли обратный курс.

Ночью видимость ухудшилась, один за другим налетали снежные заряды, шли как в тумане, вслепую, потеряли ориентировку. Только на следующее утро, когда рассвело, опознали берега губы Вайда-Лахти: в пургу прошли значительно севернее Пумманки. Пришлось добираться в Цып-Наволоки, там ожидать погоды. А море упорно не пропускало катера через Варангер. Выбились из сил экипажи, изнемогали разведчики. Ожидание изматывало.

Наконец из штаба флота пришла радиограмма: выполнение задания отложить до более благоприятной ситуации. Так и не решив задачу, пришлось идти обратно в Полярное.

Командующий приказал начальнику разведотдела готовить высадку с подводных лодок.

Погода сыграла злую шутку.

Окажись в те дни разведчики возле Петсамо, понаблюдай за тем, что там происходило, у флотского и армейского командования оказались бы бесценные сведения. Они могли повлиять коренным образом на изменение всей обстановки на Мурманском направлении.

Советские самолеты бомбили мост через, Петсамо-Йоки возле Парккино. В мост не попали, но последствия бомбардировки оказались куда более страшными, чем если бы мост обрушился в реку.

Бомбы легли выше и ниже моста довольно кучно, сделали множество воронок поблизости одна от другой.

И многометровые наносные илистые породы не выдержали напора, поползли. Один участок потянул за собой другой, за ним двинулся третий… И глинистая масса на протяжении без малого полутора километров самоходом поехала в реку. Земляная лавина с восточного берега подняла громадную волну, она разрушила левый берег. Телеграфные столбы с проводами свалились в реку.

Этим же ударом снесло и мост, его обломки оказались у впадения реки в залив Петсамо.

Вместо моста чуть южнее его образовалась искусственная земляная плотина, а выше по течению — громадное озеро. Вода его сливалась через рожденную стихией дамбу.

Движение всякого транспорта через реку Петсамо-Йоки прекратилось. Фашистскую группировку у Лицы, возле перешейка на полуострова и у Титовки, то есть почти весь корпус, отрезали от тылов.

Немцы на Мурманском направлении оказались в критическом положении. Был уже выработан план отвода войск от Лицы и Мустатунтури в южную Лапландию, в район Киркенеса — Сванвика — Луостари.

Вскоре ударили заморозки, начались снежные бури. От истощения погибло почти полторы тысячи лошадей и много греческих мулов…

Десять дней саперы работали круглосуточно, возводили новый мост, никто им не мешал. Даже самолеты не бомбили.

Но обо всем этом в наших штабах ничего не знали: разведчиков поблизости не было.