Глава VIII

Глава VIII

Хокон лежал в дозоре. Кудрявцев и Ершов — в укрытии. Немцы шли по тропинке к Киреянкам в открытую, почти не прячась.

Чтобы предупредить своих, Хокон, прицелившись в егеря в середине цепочки, выстрелил. Солдат схватился за живот и упал, двое закопошились возле него. Остальные рассыпались по скату высоты, побежали к домикам и шалашам в долине, стараясь оцепить строения с двух сторон. Дозорный, пока немцы переваливали гребень, кинулся к своим.

Кудрявцев приказал отходить. Перебежками один за другим бросились в гору, чтобы успеть скрыться за вершину.

Немцы видели уже всю группу. Они затарахтели им вслед из автоматов и карабинов. Разведчики приостанавливались, чтобы огрызнуться огнем, торопились укрыться за спасительный гребень.

Хокон догонял своих, оставалось меньше сотни метров. Пуля угодила ему в ногу. Он упал, пробовал подняться, но не смог ступить и шагу. Его брат Коре и Ершов вернулись, попытались подхватить раненого под руки и вести, но идти Хокон не мог.

Преследователи приближались, стреляя на ходу.

Хокон сказал Ойену:

— Уходите, меня не вынести. Всех накроют. Я задержу их сколько смогу…

Ойен обнял брата, и они с Ершовым кинулись догонять отошедших на другую сторону сопки.

Хокон лежал на краю неширокой седловины между двумя вершинами высотки и едва успевал менять обоймы. Патроны, что были в подсумках, кончились, бросил две гранаты.

Четырех карателей успел подстрелить, остальные подкрались почти вплотную, кричали, чтоб сдавался. Хокон подставил ствол к подбородку и нажал на курок…

Группа оторвалась, достигла извилин горных проходов. Совсем стемнело. Немцы в ночную черноту в сопки не полезли.

Через день из берегового поселка к разведчикам пришел связной. Он принес известия о карателях. Остатки вражеского отряда вернулись в Комагвер. В стычке с разведчиками они потеряли шестерых: первого убил дозорный, второго Ершов, когда задержался возле Хокона, и еще четверых уложил Хокон. Всех своих погибших и Хокона немцы доставили в поселок. Жители поселка жалеют парня и в то же время с гордостью говорят: «Комагвер дал бошам бой».

От связного узнали и другую тягостную весть: на встречу с разведчиками шел один из самых опытных руководителем Сопротивления на Варангере Альфред Мачисен. В пути он почуял опасность и повернул назад. Но скрыться не успел, немцы его арестовали. Двое братьев Альфреда вскоре пойдут в разведку по родной земле, занятой немцами, переправившись через море с советского берега. Третий — Туральф — ждет своего часа в родном Киберге.

Навел немцев на базу отряда Беньямин Хегала, за два дня до того прокравшийся под видом случайного охотника за оленями или дичью.

— Я не случайно уговаривал вас уйти из Киреянок, — сказал Кудрявцеву и Ершову Рикард, — не только потому, что там часто ходят люди.

— А что еще за причина? — спросил Ершов.

— В народе об этом месте говорят, что оно будто приносит несчастья.

— В приметы мы не верим — отмахнулся Кудрявцев.

— Какое же дурное имя у этого места? — допытывался Ершов.

— Место это в народе зовут болотом ругани, — ответил Рикард.

— Почему? — заинтересовался и Кудрявцев.

— Говорят, еще в том веке пришли сюда два финна. Очень тут им понравилось: ягод всяких, особенно морошки, полным-полно. И грибов вдоволь. И объявили по округе, что это болото стало теперь их вотчиной, пригрозились никого не пускать. Каждый тянул себе кусок побольше, никак не могли поделить. Сперва ругались, ссорились, потом стали драться. Когда же основательно измутузили друг друга, все же по болоту провели черту-границу. С тех пор и зовут Киреянками. Название — финское, не наше… Звучит непривычно.

Покинули базу на «Проклятом болоте», но бывать здесь еще пришлось: не все связные знали о новом лагере, поэтому приходилось их встречать.

Рикард и Ингольф после стычки у Киреянок вернуться в поселок не могли. И не только потому, что их видел у разведчиков Хегала. Соседи знали, что они ушли будто бы на охоту в эти места. В Киреянках Рикард стрелял по немцам из автомата. Его могли приметить.

Волей-неволей им пришлось оставаться в отряде.

Рикард убедил командира и политрука, что и в Бьевнескаре для них теперь небезопасно, каратели могут погнаться за ними и сюда.

Решили уйти еще дальше в горы, почти в центр полуострова. На карте Рикард показал хребет Щипщёлен.

Надо на зиму уходить сюда. Там нас не найдут.

— Где будем жить?

— Есть охотничьи избушки. И пристанища оленеводов. Да и сами кое-что сможем сделать.

— Где продукты достанем?

— Нам у поселков не прокормиться. Все живут только по карточкам. А забрасывать с самолета подальше от берега да от селений еще лучше, глаз меньше.

Пошли обследовать Щипщёлен — самую крышу Варангера, на ней ни кустика, ни травинки, голым-голо, только гранит да камни-валуны, изредка где мелькнет в расщелинке заросль ягеля. Снег тут ложится раньше всего, здесь всегда дуют ветры. Саами зовут это место Бельяй-черро: место, где ничего не растет.

В пургу брели по снегу, метр за метром подымаясь по крутым скатам Щипщёлена. Буран мгновенно заметал их следы. Все выбились из сил. Засыпали на ходу. То командир, то политрук, а чаще Рикард и его тезка, но по фамилии Юхансен, да Баранов прикрикивали на плетущихся, одергивали их, чтобы, задремав, не свалились с горы в ущелье.

Наконец отыскали охотничью избушку. В ней была печка, кто-то заботливый оставил дров. Растопили чугунку, сразу повеяло теплом. Двое завалились на нары и мгновенно уснули. Остальным можно было только сидеть на полу, плотно прижавшись друг к другу. Всех сморил сон.

Погода резко повернула на зиму. Из Арктики потянул леденящий северо-восточный ветер. Он притащил с собой такой обильный снег, что даже неба не было видно. В сопках завыло и запуржило. За сутки намело снегу выше чем по колено.

Разведчики пришли без зимней одежды, без спальных мешков. Продукты, что взяли с собой в поход, кончились, доедали остатки оленя, смерзшееся мясо строгали ломтиками, жевали строганину, челюсти сводило от озноба. Со дна рюкзаков выскребали крошки отсыревших заплесневелых сухарей. В ранцах, чтобы не гремели при ходьбе, остались лишь обернутые портянками патроны, гранаты…

Радисты в каждый сеанс связи просили базу забросить самолетом продукты. Оттуда отвечали, что, как только выдастся погода, летчики все нужное им забросят.

Наконец база сообщила, что самолет с грузом вылетает, им предложено проследить за выброской.

Глаз не сводили с неба: вот показались две точки, они приближались, росли. Уже совсем собрались подать сигнал, да в последнее мгновение рука с ракетницей остановилась: по силуэтам опознали «юнкерсы». Мигом зарылись в снег.

Как только вражеские самолеты скрылись, снова стали следить за небом. Вскоре разглядели еще самолет, опять шел к ним. Опознали — наш! Но он прошел в стороне, сигналов не заметил и вывалил груз километрах в пяти. Видели, как тюки отделились от фюзеляжа.

Два дня ходили по округе, искали, но никаких следов. Груз, видимо, попал в рыхлый снег. Снегом все припорошило.

Радиограммы о том, что разведчики голодают и мерзнут, на базе кое-кто читал с раздражением: сидят, мол, ждут манны с неба. Не мешало бы порыскать по округе, самим добыть пропитание.

Однако более здравомыслящие понимали, что оставлять разведчиков в таком положении дальше нельзя, поскольку немцы знают о них. Высаживать основную часть отряда нет смысла. Доложили командованию на ФКП[1]. Было приказано группу снять и на этом операцию прекратить.

Радисты приняли радиограмму: выходить к Лангбюнесу и там ждать подводную лодку.

Кудрявцев и Ершов повели людей к берегу. По пути заглянули на вторую базу, в Бьевнескаре. Там сохранились запасы дров и угля, развели огонь, скипятили воды, подкрепились, помылись, подсушили одежду и обувь. На душе стало уютнее, теплее, сил прибавилось.

До Лангбюнеса надо было пройти тридцать пять километров по заснеженным горам, долинам ручьев и речек. Сапоги, брюки постепенно намокали, холод пробивался сквозь одежду и обувь. Каждый шаг давался с неимоверным трудом.

Что-то надо было предпринимать. По пути наткнулись на заброшенный дом. Часть наружной обшивки домика отодрали, из досок смастерили нечто вроде снегоступов, на лыжи эти самоделки чуть смахивали, но не скользили и не катились. Ремнями от рюкзаков привязали их к сапогам. Шагать стало легче, а с небольших горок стали даже и скатываться.

Дошли до Киреянок, до первой базы. Откопали зарытого в снегу оленя. Поели, ожили и взбодрились.

В сумерки 18 октября вышли на мыс Лангбюнес, туда же, куда за три недели до этого высадились с подводной лодки.

Долго всматривались в море. Никаких силуэтов, ни малейших признаков корабля.

Подумали, что вместо торпедных катеров, о которых сообщалось в последней радиограмме, могла подойти подводная лодка, а она на воде менее заметна. Полагалось подать условленные сигналы. Батареи в фонарях сели, лампочки не давали света.

Пошли в стоящий невдалеке одинокий рыбацкий дом. Никто в нем не жил, он, видимо, служил пристанищем рыбакам во время путины. Возле домика лежали на обсушке несколько шлюпок, невдалеке от обращенных к западу окон сложены грудами мелкие и средней величины камни-валуны, несколько крупных камней лежали чуть особняком, похоже, из них собирались выложить вокруг домика изгородь. Такие каменные ограждения встречаются и в Финляндии, и в Норвегии. Между шоссе и домиком стояло до десятка копен сена, крайние ближе к морю, а остальные, изгибаясь полукругом, уходили в сторону шоссе.

В одной из комнат лежали на полках стопки газет и журналов. Взяли несколько пачек, принесли к берегу, укрылись в камнях и стали жечь бумагу, надеясь огнем привлечь внимание лодки или катера. Прождали до утра, но ни лодка, ни катер не появились. Приближался рассвет, небо на востоке чуть-чуть посеребрилось.

Днем оставаться на берегу было бессмысленно и рискованно. Пошли в пустовавший домик, чтобы в нем отсидеться до вечерних сумерек.

Возле домика разглядели поленницу дров, растопили печку, скипятили воду в большом котле. Хозяева оставили с килограмм сахару, получился божественный напиток.

Который раз принялись обсуждать, что делать, если лодка или катер не смогут подойти к Лангбюнесу. Как выбираться самим? Остановились на том, что четверо разведчиков-норвежцев сходят в селения по побережью, постараются добыть продукты, а может быть, кто-нибудь продаст бот, на нем можно дойти через Варангер на Рыбачий. Денег — и норвежских крон и немецких марок — у них было достаточно.

Решили, что день этот отсидят в домике, вечером, как стемнеет, опять пойдут к берегу ждать лодку или катер. Если и эта ночь не принесет удачи, то надо пробраться в Киберг, в Крамвик и в Комагвер и там искать возможности переправиться через Варангер-фьорд на Рыбачий.

Разделились на три группы: Ингвальд Микельсен и Рикард Юхансен пойдут в Комагвер и Крамвик, постараются разжиться продуктами, брат Ингвальда Рачивальд, Хокон и Рикард, посколько он знает обстановку в селениях лучше других, отправятся в Киберг добывать какое-нибудь судно для перехода морем. Остальные на день запрутся в домике, будут принимать только своих или их посланцев по условному сигналу.

Наступил час сеанса радиосвязи. Передали в базу, что более полусуток ждут плавсредства на Лангбюнесе, всю ночь продежурили у моря. В ответной радиограмме сообщалось, чтобы ожидали катер следующей ночью, были бы в сборе и готовности быстро погрузиться. Сигналы — огнем.

Затаившись, просидели в домике весь день, на улицу не выходили. По дороге проезжали машины, изредка в ту или в другую сторону проходили пешеходы-норвежцы, но никто не обращал внимания на стоявший на отшибе дом.

На всякий случай приготовились к стычке с немцами, если те полезут в их убежище, распределились, кому где быть и куда стрелять. Ершов, радист Баранов и один из норвежцев забрались на чердак, приготовились отстреливаться через слуховые окна.

Как стемнело, опять пошли на мыс, до боли в глазах всматривались в море, жгли бумагу, сигналили. Морская ширь не отвечала ни мелькнувшим огоньком, ни силуэтом корабля.

После полуночи Кудрявцев и Ершов согласились отправить обе группы в поселки на поиски продуктов, шлюпки или бота. И те ушли по своим маршрутам.

Оставшиеся просидели на берегу почти до рассвета, потом снова укрылись в домике. Вахту несли у окон, глаз не спускали с дороги.

Дежуривший у окна в большой комнате Сергей Щетинин позвал Хильмара Хейккиля:

— Вон возле дороги идут двое. Не к нам ли направляются?

Хильмар посмотрел на идущих, узнал обоих. Ему, жителю Киберга, большинство людей из соседних селений были знакомы.

— Они оба из Крамвика. Старшего зовут Якоб, он отец нашего Рачивальда. А второй — его зять. Они что-то ищут, но наверняка не нас.

— Почему?

— Если бы их послал к нам Рачивальд, они определенно знали бы, куда идти. Раз шагают мимо — значит, у них другие дела.

Утром пришли на лыжах двое норвежцев, сказали, что они из Комагвера, их послали Ингвальд и Рикард, ушедшие туда накануне. В рюкзаках принесли немного хлеба, маргарина и рыбы. Разведчики двинулись в следующие селения, намеревались вернуться в Лангбюнес к вечеру. Посланцы из Комагвера передохнули и отправились в обратный путь.

Наступил день, его коротали в приютившем их рыбацком домике. Было неуютно и холодно. Топить печь больше не решались. Старались не сидеть недвижимо, разминались, пробовали делать упражнения, но вскоре одолевала усталость.

Из Комагвера вернулись Ингвальд и Рикард Юхансен и принесли тревожную весть: накануне ночью у Беньямина Хегала в доме ночевало много немцев, они готовятся идти в тундру, к лагерю отряда, проводником опять собирается Хегала. Как раз две недели назад он был в Киреянках, пообещался сходить в разведку, и сегодня срок прийти на базу разведчиков.

Вскоре пришел из Крамвика Эрлинг Малин. Эрлинга послали сюда те трое, что ушли в Киберг. Сейчас они в Крамвике, в доме Рачивальда. Пришли туда затемно, разбудили спавшего на чердаке Альберта, рассказали ему о своих делах. Рассвет застал их в доме, выходить было опасно. Они укрылись в подполье.

Альберт пошел в соседний поселок Грюнес договариваться с кем-нибудь о боте или парусной лодке. Он зашел к Эрлингу Малину, рассказал о спрятавшихся в подполье и об оставшихся на Лангбюнесе.

Эрлинг уже знал, что немцы кого-то ищут в поселках, на побережье появились новые патрули, вчера небольшой отряд ходил в горы, там напал на следы разведчиков.

И Эрлинг тут же пошел на Лангбюнес. Он сказал Кудрявцеву и Ершову, что 7 октября должен был прийти в Киреянки вместе с Альфредом Мачисеном, но накануне увидел много новых немцев, две пушки на прицепах. Насторожился и визит отложил. Альфреда арестовали.

У немцев опять какая-то суматоха, снова кого-то ловят. Разведчикам лучше уйти из домика, перебраться в пещеру, есть тут всего примерно в километре. Там будет надежнее. А он, Эрлинг, будет добывать бот или шлюпку.

День кончился, совсем стемнело. Стрелки часов приближались к пяти вечера. На шоссе остановились два больших автобуса, из них вышло примерно до взвода немецких солдат. Потоптавшись немного на дороге, они пошагали всей группой к оконечности Лангбюнеса. Разведчики, затаившись, следили за ними из окон домика.

Дойдя до самой кромки воды, немцы разошлись вправо и влево, потом собрались вместе, стояли, смотрели то на море, то на дорогу, то на сопки. Чего-то подняли с земли, тщательно разглядывали, включив сильные аккумуляторные фонари. Лучи их рассекали темноту на десятки метров. Не трудно было догадаться, что немцы обнаружили следы разведчиков и остатки жженой бумаги.

На берегу завывал пронизывающий сырой ветер, немцы ежились, поднимали воротники шинелей, жались друг к другу. Некоторые, не выдержав прохватывающего ветродуя, группами возвращались к дороге.

Трое немцев приблизились к домику, несколько человек шагали по тропе, остальные еще топтались у берега.

Кудрявцев приказал приготовиться к бою, встать возле окон и дверей. Ершов, Баранов, Хильмар Хейккиля и Ингвальд влезли на чердак. Сметанин, Щетинин и Тюнер Берг через заднюю дверь выскочили во двор и залегли невдалеке от завала крупных камней.

Кудрявцев предупредил, чтобы все вели себя тихо, не выдавали своего присутствия, без его команды не стреляли.

Шедшего первым разведчики по фуражке с высокой тульей и кожаному пальто приняли за офицера. Следом за ним, вытянувшись гуськом, ступая в глубоко вдавленный снег, шагали два рослых крупнотелых автоматчика.

Офицер, видимо, разглядел лежащих возле камней разведчиков и скомандовал:

— Вставайте и сдавайтесь!

Младший политрук Геннадий Сметанин выстрелил в него из пистолета, офицер упал. В то же мгновение шедший за ним солдат застрочил из автомата. Пули прошили Сметанина. Немец кинулся бежать, впереди него еще резвее мчался его напарник.

Офицер, падая, навалился на радиста Сергея Щетинина. Сергей ударил его дважды ножом. Тот что-то кричал, пытался подняться на локтях и на коленях, но радист, выбираясь из-под немца, воткнул в него нож. Немец обмяк и перестал шевелиться.

К домику подбежали еще несколько немцев и пробовали через переднее крыльцо пробраться внутрь. Но дверь была на запоре. Тогда немцы высадили раму и один за другим полезли в окно.

Кудрявцев и Ингвальд Микельсен выскочили во двор. Старший лейтенант бросил в окно гранату. В домике ухнуло, полыхнула вспышка, разлетелись стекла во всех рамах. Донеслись истошные крики, ругань.

Новые солдаты мчались к дому, к каменным завалам. Баранов через чердачное окно пустил по бежавшим длинную очередь из автомата, трое упали и остались лежать.

Тюнер Берг выбрал удобную позицию в стороне от тропки и вел огонь из полуавтоматической винтовки. На тропке и в стороне от нее он уложил с десяток немцев.

Теперь к месту стычки шли солдаты с берега. Вплотную к домику они не приблизились, а укрылись за копнами сена и оттуда пытались разобраться что к чему.

Кудрявцев сказал, что лучше всего оборону занять за грудой камней, наваленных невдалеке от дома. Как только Кудрявцев оказался на открытом месте, из-за копен застрекотали автоматы. Старший лейтенант упал словно подкошенный. Пуля попала ему в голову. Рядом с ним, тяжело оседая, свалился Гюнер, его тоже прошила автоматная очередь.

Разведчики по задворкам отходили к берегу.

На какое-то время стало тихо. Немцы, видимо, считали, что домик опустел, выбрались из-за копен и побежали к крылечку. Но оставшиеся на чердаке разведчики обстреляли их из автоматов и винтовок. Еще двое свалились на снег, остальные спрятались за копнами.

Ершов, Баранов, Щетинин, Хильмар и Ингольф спустились с чердака, вышли во двор, осмотрелись. Немцы больше не стреляли. Они лишь светили фонарями в сторону дороги, то ли подавая сигналы, то ли отпугивая разведчиков.

Баранов и Щетинин доползли до гряды камней, где лежали Кудрявцев и Гюнер, подобрали оружие, командирскую сумку, спрятали убитых в небольшую яму, запорошили снегом и вернулись к дому. Возле дома валялись два пулемета, несколько автоматов и винтовок. Все это прихватили.

Стали обсуждать, что делать. Командир группы погиб. Старшим остался политрук Ершов. Где еще четверо, что были в домике и возле него, они не знали, во время перестрелки кто-то отошел к морю, а куда дальше — было неведомо. Баранов предложил пойти к берегу, так как к дороге выходить опасно. Немцы наверняка за ней сейчас следят. Ершов согласился с ним, сказав, что надо попробовать идти возле самого уреза воды.

На берегу снова пришлось решать, как быть дальше. Сергей Щетинин, самый молодой из всех, предложил пойти к домику, там укрыться, если немцы не ушли, сидят в засаде, навязать им бой, сколько удастся — истребить, не хватит сил выбраться — честно погибнуть в последней схватке. Его поддержал Ершов, сказавший, что лучше смерть в бою, чем бесславное прозябание или даже плен.

Однако Рикард Юхансен, человек местный и довольно опытный, ответил, что рано себя заживо хоронить. Они остались живыми, есть у них радиостанция и оружие — можно еще принести пользу: и повоевать, и с немцами расквитаться сполна за гибель товарищей и за пролитую кровь. С Рикардом согласился мичман Баранов, политрук Ершов какое-то время колебался, но все же понял, что Рикард прав.

Решили уйти в горы, там немцы в ближайшее время искать их не будут; если к этому берегу выходы перекроют, перейти на северное побережье полуострова, может, оттуда снимут свои корабли.

Шагали по кромке берега впритирку к воде, чтобы волна тут же замывала следы. Прошли с полкилометра. Приближался рассвет.

С той стороны, откуда они ушли, от моря, донеслась стрельба. В бинокль отыскали одинокий домик на Лангбюнесе. Виднелись вспышки пулеметов и автоматов, рвались гранаты. Это немцы снова пытались штурмовать дом, но, видно, убедившись, что русских в доме нет, постреляли ракетами, поосвещали вокруг фонарями и пошли на запад. Разведчики на сопке облегченно вздохнули.

На другой день немцы сожгли домик из огнемета.

Хильмар Микельсен — пятый из братьев, примкнувший к разведчикам после их высадки на Варангер, в момент перестрелки у домика перескочил за копнами дорогу и чуть поодаль от нее отошел в сторону Комагвера примерно на километр, залег на сопке и стал наблюдать, ожидая, когда остальные его товарищи пойдут туда же. Он видел, как перед рассветом немцы набросились на домик, потом там всё замолкло. Через какое-то время разглядел, что преследователи идут по следам невдалеке от дороги. Впереди всех, вглядываясь в отпечатки, крался Хегала.

Они дошли до Крамвика, начали там обыск. Стреляли на чердаки, в подвалы, в сараи. Хильмар наблюдал за ними из укрытия. Никого не найдя, немцы ушли из поселка.

Тогда Хильмар отважился спуститься к домам. Жители сказали ему, что в поселок приходили двое разведчиков, одного — Ингвальда — они знают, а второй — тоже норвежец, но не здешний, отсиделись в погребе, укрытые картошкой и соломой. Незадолго до прихода Хильмара они покинули селение, сказав, что будут искать своих. Хильмар, запасшись продуктами, тоже отправился на поиски товарищей. Дня через два ему сказали, что группа будто бы подалась в Перс-фьорд.

Трое разведчиков — Рачивальд, Рикард и Хокон после стычки у Лангбюнеса горными тропами перешли из Крамвика в Киберг. Туда же к ним добрались Ойен и Ингвальд.

Последним пришел в Киберг из Лангбюнеса Ингольф, знавший все подробности столкновения разведчиков с немцами. В Киберге им удалось купить за 800 крон шлюпку, и на ней поздно вечером 22 октября разведчики ушли в море.

Шли на веслах и под парусом всю ночь, тяжелая волна и ветер вымотали силы, было уже около девяти утра следующего дня, когда они пристали к стенке причала в Вайда-губе.

Так в разведотделе узнали о стычке у Лангбюнеса, о гибели Кудрявцева, Сметанина и Берга. Что стало с остальными разведчиками, где они, живы ли, норвежцы сказать не могли. От них же стало известно, в каком бедственном положении оказалась группа.

Член Военного Совета дивизионный комиссар Николаев вызвал к себе начальника отдела Визгина, комиссара отдела Орлова и приказал им немедленно отправиться к летчикам и найти способ оказать разведчикам срочную помощь.

Ершов, радисты Баранов и Щетинин и двое норвежцев, понаблюдав за стрельбой у домика на Лангбюнесе, поняли, что возврата к дороге и в прибрежные поселки им нет. Надо уходить, искать какую-то другую, более удаленную бухту и там ждать помощи.

Рикард Юхансен повел группу в Перс-фьорд.

Вечером набрели на летнее стойбище, где был небольшой запас дров. Рикард Юхансен пошел в разведку. Вернулся он поздно вечером с молодым норвежцем, назвавшимся Улафом. В двух рюкзаках принесли продукты. От Улафа узнали, что немцев в ближайшем поселке нет, лишь изредка рейсовыми ботами приходит небольшая патрульная команда, проверят людей, документы, расспросят, не бывают ли чужие, и уходят на боте дальше по береговым селениям. Но постоянно в поселке находиться опасно.

Передали радиограмму на базу, указали координаты, где они ныне находятся. Ответ плохо разобрали. Похоже, что обещали выслать лодку.

Когда совсем стемнело, вместе с Улафом пошли в поселок. Улаф привел их в свой дом. Мать его нагрела воды, разведчики впервые за этот месяц основательно вымылись, сбрили щетину.

Сели ужинать за настоящим столом, на стульях, в теплой комнате. К ужину молодой хозяин поставил на стол бутыль спирта домашнего приготовления, выпили по рюмочке, потом дали чай. Ужасно хотелось спать, но было не до сна. Сразу же из-за стола собрались, оделись и спустились к берегу. Там стояла шлюпка Улафа. На ней пошли в залив, надеялись встретить подводную лодку. На веслах сидел хозяин шлюпки. Ходили по фьорду больше часу, никаких признаков подлодки не обнаружили. Потом повалил обильный снег, запуржило. Вернулись к берегу.

В поселке оставаться не рискнули: можно было навлечь беду на хозяев. Улаф повел разведчиков в горы.

Обосновались в летнем домике. Улаф ушел домой, сказав, что, если возникнет опасность, он непременно предупредит.

Разведчики обосновались на этой новой базе. Надолго ли?

Связь по радио с базой возобновили по расписанию. На их запрос, когда снимут, в ответной радиограмме было сказано не очень определенно: ждать сигнала, только тогда выходить к берегу.

В следующей радиограмме база оповестила, что самолет сбросит продукты, просила указать квадрат, где лучше всего провести выброску.

На этот раз груз кинули им куда надо, самолет прошел на небольшой высоте, летчики, как показалось разведчикам, заметили их, приветственно качнули крыльями, тюки по снежному склону скатились в ложбинку, снежным же завихрением их накрыло, но откопать не стоило большого труда. Да и нести по снегу без лыж на радостях не показалось тяжело. Ожили, сил прибавилось, на душе стало бодрее. Понимали, что сидеть в домике без дела им никак не пристало. Ершов предложил подняться на сопку, осмотреть округу, поглядеть на море. Пошли втроем. В бинокль разглядели, как невдалеке от берега, прижимаясь к фьорду, курсом на восток идет транспорт, в охранении два сторожевых катера. Сообщили об увиденном в базу, оттуда поблагодарили за донесение.

Несли непрерывно вахту на сопке, ходили по двое, следили за морем.

Минула неделя после столкновения на Лангбюнесе. В Перс-фьорд пришел Хильмар Микельсен. Когда началась перестрелка у домика, командир послал его к берегу и велел подсмотреть подходящую шлюпку. Следом за ним сразу никто не появился; Хильмар подождал недолгое время, а затем понаблюдал немного за домиком, перешел дорогу, последил за немцами и пошагал в сторону Комагвера. В одном из поселков зашел к приятелю, виделись с ним совсем недавно, и тот не знал, что Хильмар последнее время провел у разведчиков. Прожил у друга два дня спокойно. Весть о столкновении на Лангбюнесе мгновенно облетела всю округу. Немцы увезли убитых куда-то в Сторону Вадсё. Ходили слухи, будто несколько человек махнули на боте через Варангер к Рыбачьему, поговаривали, что кое-кто ушел в Перс-фьорд. Хильмар раздумывал, как быть. Домой пока возвращаться не решился. Решил искать своих новых товарищей в Перс-фьорде.

Хильмар рассказал о том, что он узнал за эти дни на южном берегу, он же принес известия о боте, на котором кто-то из их товарищей переправился в Россию.

Запросили базу, оттуда подтвердили, что шлюпка с людьми причалила на Рыбачьем. Только не сказали, кто туда добрался.

Истекала вторая неделя их сидения возле Перс-фьорда. Продукты опять кончались.

В один из сеансов получили радиограмму: следить за небом, ждать самолет, он сбросит груз. Настроение улучшилось, но не совсем: о возвращении домой — никакого намека.

Перед самыми праздниками — 6 ноября — груз сбросили, по приземлился он неудачно: тюки разорвались, все рассыпалось по снегу. Банки со сгущенным молоком не выдержали удара, молоко перемешалось со снегом, попробовали это мороженое, вкусно, но не соберешь и не сохранишь.

Зато бутылки с шампанским все уцелели. Рады были, что кто-то подумал и подбросил к празднику нежданный гостинец.

По радио услышали о торжественном заседании 6 ноября в Москве, о параде на Красной площади, о двух выступлениях И. В. Сталина. На радостях устроили себе праздничный обед, а потом отправились в поселок. Там тоже кто-то Московское радио слушал, такие волнующие сообщения не таят, их разнесли молниеносно. Норвежцы говорили, что немцы на весь мир протрубили о скором взятии Москвы, а им утерли нос парадом на Красной площади. Все оживились, взбодрились, сил прибавилось, почувствовали, что немцам могут и надавать по зубам и погнать вспять. Давно ждали, что Москва наконец-то порадует.

В домик больше не возвращались, остались жить в поселке. То ли норвежцы осмелели после московских событий, то ли в такое непогодье они не ждали немецких патрулей, но сами жители предложили разведчикам поселиться у них. Разведчики добыли батареи для радиостанции, переговаривались не только с базой, но временами прослушивали эфир, ловили московские новости.

Наконец 15 ноября приняли долгожданную радиограмму: выйти на шлюпке в залив, подводная лодка примет их на борт.

Первый большой разведывательный рейд в дальний немецкий тыл на севере завершился. Пятьдесят суток на норвежских берегах в осеннее ненастье и зимнюю стужу пробыли разведчики. Не все вернулись оттуда. С них начался счет захоронениям тех советских воинов и норвежских патриотов, кто день за днем приближал час освобождения Норвегии от фашистов.

Слух о русских и норвежцах, высадившихся на Варангере в тяжелейшее время, когда решался исход сражения за Москву, облетел весь Финмаркен, он достиг западного побережья, докатился до Хаммерфеста и Тромсё. Норвежские патриоты поверили, что заря возмездия занимается не только на просторах России, но и здесь, у порога их дома.

Рейд разведчиков взбудоражил немецкое командование. Тишина в Северной Норвегии кончилась. Оккупанты вынуждены были усилить численность своих гарнизонов, на мысы и острова потянули пушки, на новые аэродромы прилетели самолеты. Появились посты, патрули, пропускные пункты. В селения зачастили подвижные патрули, они выискивали и вынюхивали чужих. Мужчинам запретили появляться на улицах после девяти часов вечера.

В городах и крупных селениях патрули маячили на улицах круглосуточно. Норвежцам запретили запросто переезжать из селения в селение. Такие места, как Яр-фьорд, Борис и Глеб, Сванвик, посетить можно лишь по специальному пропуску. На рейсовый пароход билеты продавались тоже только по особым пропускам. Коменданты и ленцманы на всех, кто собирался куда-то поехать, составляли списки. Потребовали сдать всякое, даже охотничье, оружие, в магазинах перестали продавать ножи.

Вдоль берега взад-вперед днем и ночью начали ходить сторожевые катера. В Вардё, Вадсё, Киркенесе сменили гарнизоны, повсюду добавили солдат.

В Комагвере выставили постоянный наблюдательный пост. Восемь солдат с капралом квартировали у Беньямина Хегала. Свою службу оккупантам он перестал скрывать.

В Киберге двадцать солдат поселились у Франца Хейккиля, в интернате и в народном доме, а трое офицеров разместились в молитвенном доме Ведехюст, поблизости поставили пеленгаторную станцию.

Норвежцы по своему отозвались на карательные меры оккупантов. В Киркенесе кто-то поджег два склада, сгорело пятнадцать тысяч пар лыж и много обмундирования.

Самая северная провинция Норвегии — Финмаркен (полуостров Варангер) — втянулась в войну.

В те дни, когда шестеро разведчиков перешли с Финмаркена на шлюпке через Варангер-фьорд на Рыбачий, там находился Константин Симонов. И он не упустил случая повстречаться с пришельцами из-за моря. Появился его рассказ «В скалах Норвегии».

О том, насколько тяжел был переход на утлом суденышке по осеннему бушующему морю, какие мозоли набили на руках веслами, рассказывал писателю Рикард Эриксен. Он не собирался уходить за море. Но случилось так, что в отряде разведчиков его видел соглядатай, потом произошло столкновение с карателями, Рикард взялся за оружие. А после Лангбюнеса ему и вовсе пути домой не стало. Так бывший морской офицер и учитель оказался среди своих соотечественников и соратников уже на советской земле.

Константин Симонов представил его читателю под другим именем. Тогда так и надо было: шла война, Рикарду Эриксену еще ходить и ходить на родную землю через море.

Поход первой большой группы разведчиков осенью сорок первого года на полуостров Варангер, в Северную Норвегию, не был изолированным эпизодом войны.

В задании разведчикам, отправлявшимся в Финмаркен, говорилось, что они должны выявить возможность и подготовить места для высадки морских десантов в районах Вардё, Вадсё, Киркенеса, обеспечить высадку десантов с суши, подготовить базы для хранения имущества, продовольствия, боеприпасов. Все это намечалось сделать после высадки второго эшелона разведчиков.

Обо всем этом группа Кудрявцева, конечно, не знала.

Только через десятилетия стало известно, что о развертывании активных боевых действий на Севере шла речь в переписке И В. Сталина с У. Черчиллем и Ф. Рузвельтом.

В своем первом личном послании У. Черчиллю от 18 июля 1941 года И. В. Сталин писал: «…военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан второй фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)…

Еще легче создать фронт на Севере. Здесь потребуются только действия английских морских и воздушных сил без высадки войскового десанта, без высадки артиллерии. В этой операции примут участие советские сухопутные, морские и авиационные силы. Мы бы приветствовали, если бы Великобритания могла перебросить сюда около одной легкой дивизии или больше норвежских добровольцев, которых можно было бы перебросить в Северную Норвегию для повстанческих действий против немцев».

У. Черчилль в своем личном и секретном послании И. В. Сталину, полученном 21 июля 4941 года, писал: «Однако если говорить о какой-либо помощи, которую мы могли бы оказать быстро, то нам следует обратить наши взоры на Север».

Далее премьер-министр Англии пишет о подготовке операций с авианосцев против германских судов в Северной Норвегии и Финляндии, о совместных действиях военно-морских сил, о посылке подводных лодок, минного заградителя, о базировании в Мурманске нескольких эскадрилий британских самолетов-истребителей.

В послании, полученном 6 сентября 1941 года, У. Черчилль писал И. В. Сталину: «По всей вероятности, можно будет оказать Вам содействие на Крайнем Севере, когда там наступит полярная ночь».

19 сентября 1941 года У. Черчилль писал И. В. Сталину: «Если бы мы могли действовать с успехом в Норвегии… но в настоящее время мы не располагаем ни военными силами, ни судовым тоннажем для осуществления этого проекта».

В те трудные осенние дни 1941 года вопрос о развертывании значительных военных действий на севере Норвегии рассматривался высшими военными руководителями весьма конкретно.

И свое место в этих планах должны были занять операции разведчиков.

И если это не случилось, то причина тут не только и не столько в том, что первый разведывательный десант не выполнил всех своих задач. И советские разведчики, и норвежцы — каждый делал все в меру своих сил и опыта, чтобы выполнить боевой приказ. На норвежской земле сложили головы смелые люди, горячие патриоты своей родины.