Глава XXII

Глава XXII

Настала пора, про которую говорят: солнце на лето, зима на мороз. Солнце день ото дня поднималось все выше и выше. Полярная ночь кончилась, дни становились длиннее и длиннее. И хотя до настоящей весны в Заполярье было еще далековато, все же воздух менялся, он стал гуще, не столь разряженный, как зимой, кислорода в нем прибавилось. Дышалось легче. По ночам трещали морозы, лопался лед, а за день с крыш домов повисали огромные сосульки, такие же ледяные потоки текли по южным обрывистым склонам гор, ночью они замерзали.

По традиции довоенных лет в Мурманске отмечался праздник Севера с лыжными гонками, спусками с гор, с состязаниями оленьих упряжек. Мурманчане радовались многолюдному празднику. За окраиной города, по пути в Колу в долине Уюта, как и в довоенное время, собрались тысячи горожан.

Разведотряд выставил на соревнования три команды: две группы гонщиков и одну горнолыжников. Конкурентов у отрядных лыжников не нашлось, все призовые места в беге на десять и двадцать километров и по скоростному спуску с гор достались отряду. Абсолютным чемпионом праздника поднялся на пьедестале почета Борис Абрамов, на него надели красную шелковую рубашку победителя. Отряду вручили почетный приз (через тридцать лет на спортивном празднике на стадионе в Мурманске этот почетный приз был передан в городской музей).

На фронте заканчивалось зимнее противостояние. Множество признаков указывало, что на Лице вскоре могут разыграться новые большие бои. Горный корпус врага, подтянув значительно большие, чем прошлой осенью, резервы, готовился до распутицы прорваться в Мурманск.

Ставка Верховного Главного Командования своей директивой предписала подготовить и провести наступательную операцию. Предложения командования Карельского фронта, 14-й армии и Северного флота на этот счет Ставка утвердила.

Операции предстояло вести не только на суше, но и высаживать крупные десанты с побережья Мотовского залива во фланг вражеской группировки. За зиму этот фланг от Пикушева продвинулся на запад. Сетью опорных пунктов был опутан весь берег вплоть до Титовской губы.

Флот теперь мог высаживать уже не отдельные сводные батальоны, наспех собранные из разных частей, а бригады морской пехоты. Они стояли в готовности возле главной базы и на побережье вплоть до Ура-губы.

Разведотдел откомандировал на время майора Людена во главе оперативной группы из шести сотрудников отдела в бригаду морской пехоты. Им вменялось в обязанность развернуть в полосе боев разведывательную службу. (Потом, после завершения весенних боевых операций, Люден так и остался заместителем командира одной из бригад морской пехоты.)

Во второй половине апреля уже чувствовалось, что та и другая стороны ждут сигнала.

Начальник разведотдела сообщил командиру отряда капитану Инзарцеву, что в связи с выполнением в скором времени особо важного задания командования флотом отряд всем своим составом временно прикомандировывается к 12-й отдельной бригаде морской пехоты и поступает в оперативное подчинение командира бригады.

— Позвольте спросить, товарищ капитан II ранга: меняется ли дислокация отряда и надо ли брать с собой все отрядное имущество? — спросил Инзарцев Визгина.

— Отряд как был при штабе флота, так и остается. Он лишь временно выводится в оперативное подчинение командования 12-й бригады. Постоянным местом дислокации остается Полярное, — ответил Визгин. — С собой взять только нужное для выполнения боевой задачи имущество, все остальное по-прежнему содержать в отряде. Для его охраны выделить отделение, которое в боевую операцию не выводить.

На следующий день Инзарцев встретился с начальником штаба бригады полковником Родионовым.

— Вам, капитан, — сказал полковник, — ставится следующая боевая задача: завтра, то есть 27 апреля, на двух «малых охотниках» в девятнадцать ноль-ноль выйти в Мотовский залив, высадиться на берег противника в губе Кислая, к западу от мыса Могильного. На берегу не задерживаться, сразу же предпринять маршевый рывок через высоту 160,7 к высоте 415,3 и к шести часам утра овладеть ею. Там держаться до тех пор, пока не последует приказ покинуть ее. Вы будете обеспечивать крайний правый фланг десанта.

Инзарцев попробовал уточнить задачу:

— Непременно ли надо высаживаться в Кислой? Мы эти места хорошо знаем. Этот участок под прицельным обстрелом артиллерии и минометов и с Титовки и с перешейка на Средний Берег для десантирования неудобный, мелководье и камни. Нельзя ли высадиться чуть восточнее Могильного? Там скорее можно оторваться от берега и укрыться в сопках.

— План предусматривает высадку именно здесь. Нам важно отвлечь внимание противника на этот участок.

— Понятно. Значит, нам не надо особо соблюдать скрытность высадки?

— Сам момент выброски желательно провести незаметно, чтоб не пострадать от вражеского огня у берега. Потом противник вас наверняка обнаружит. С той минуты ваша роль существенно отличается от той, какую вы исполняли прежде. Вам нельзя с боем пробиваться обратно к берегу. Уходите от противника только вперед. Если на пути будут попадаться отдельно огневые точки противника или подвижные посты, ликвидируйте их и двигайтесь дальше.

— На маршруте от места высадки до указанной вами высоты есть вражеский опорный пункт с орудием и минометами. Он называется «Обергоф». Наши люди хорошо его разведали в марте. Обойдите этот опорный пункт стороной. В бой за овладением им не ввязываться.

Инзарцев поинтересовался, кто исчислял расчет времени на продвижение от берега до высоты 415,3.

Оказалось, что все расчеты велись в штабе бригады. Предполагается средний темп продвижения, включая возможные короткие стычки.

Инзарцев сомневался в правильности расчетов: от места высадки до высоты даже по прямой было километров восемь. В горах прямых дорог не бывает. А здесь, как хорошо известно, их вообще нет. Надо обходить высоты, подниматься, спускаться, огибать болота, озера, преодолевать ручьи, в которых бушует вешняя вода. Наступила оттепель, снег осел. На лыжи не станешь. Придется идти пешком по мокрому снегу. За шесть часов этот путь преодолеть очень и очень трудно.

— Надо уложиться в расчетное время, — сказал, как отрезал, полковник Родионов. — В действие вступят другие силы. Вы с ними взаимоувязаны. Занять на высоте оборону. Держаться там столько, сколько потребуется. Уйти оттуда можно только по приказу. Ваш ближайший сосед с левого фланга — разведрота нашей бригады. Она займет двести пятнадцатую высоту. Как видите по карте, разрыв между вами и нашими разведчиками два километра.

— Как предполагается поддерживать связь с вашим штабом, с командным пунктом? — не унимался Инзарцев.

Полковник пояснил, что предусмотрена переговорная связь по радио. Во избежание расшифровки противником передаваемых сведений разработана система условных выражений. Ее вам вручит капитан Глухов.

Инзарцев возвращался в отряд раздосадованный. Уж очень общей, неконкретной была задача, поставленная отряду. Он привык к порядку, сложившемуся у них: с командиром, который выполнял задание, все разбиралось до тонкостей, прорабатывались возможные варианты, маршрут вычерчивался на кальке.

Инзарцева смущал тон, каким с ним разговаривали. Чувствовалось, что полковник неукоснительно соблюдает правило: должна существовать дистанция между старшим и младшим по званию, между командиром и подчиненным. Доверительность вредна для дела.

Капитан понимал, что в большой задаче, которая поставлена перед бригадой, кто-то должен отвлекать противника на себя. Ничего он, Инзарцев, изменить не может. Но чувствовать себя второстепенным, прикомандированным было тошно. Однако никому из своих разведчиков об этих огорчениях и сомнениях даже не обмолвился.

Инзарцев пошел за советом к Визгину. Они разложили на столе большую карту и прошлись по всему маршруту, выбрали путь в обход опорных пунктов, обговорили, как стоило бы построить оборону на высоте.

Инзарцев сказал, что его беспокоит намеченная штабом бригады связь. Набор условных терминов и фраз для переговоров, который ему дали, крайне узок, беден. Если случится осложнение обстановки или надо будет передать что-то, не предусмотренное разговорником, то не стоит даже пытаться выходить в эфир, так как радисты ни сведения, ни просьбы, кроме утвержденных фраз, записывать не будут.

Визгин принял решение выделить Инзарцеву рацию и радистов, чтобы в крайнем случае можно было связаться с узлом связи в Полярном.

Теперь, после встречи с Визгиным, Инзарцев хоть и не знал всех деталей, но понимал, что операция затевается внушительная. Привлекаются большие силы. Разведчикам отдела отводится особая роль. Какое-то время немцы должны думать, что поймали их в мышеловку, они будут прилагать все силы, чтобы уничтожить отряд.

— Мы, — пояснил Визгин, — готовимся к тому, чтобы отразить возможный набег немецких крупных кораблей для поддержки своих войск на Лице. В фьордах Северной Норвегии сейчас стоят линкор «Тирпиц», крейсеры «Лютцов», «Шеер» и «Хиппер». Если они двинутся сюда, нам будет трудно. Их орудия не оставят в покое четыреста пятнадцатую высоту. За последнее время у немцев прибавилось самолетов, они почти восполнили прошлые потери. Об этом должны знать только вы лично, чтобы лучше ориентироваться и принимать правильные решения.

— Благодарю вас, товарищ капитан II ранга, за доверие!

Два «малых охотника», приняв каждый на борт по взводу разведчиков, в девятнадцать ноль-ноль 27 апреля сорок второго года отошли от причалов губы Кислая, что примыкает к Полярному со стороны Кольского залива. Отряду для посадки на катера по плану отпускался час, а фактически выделили только двадцать семь минут, но отряд управился и вышел вовремя. Провожал отряд до высадки на берег капитан II ранга Визгин.

Ровно в полночь подошли к Могильному, но не к западному его берегу, не к губе Кислой, а к восточному, к губе Сеннуха. До Могильного — рукой подать, он виделся как на ладони. Один катер приблизился к берегу для высадки разведчиков, а второй держался пока мористее и прикрывал выброску первого взвода младшего лейтенанта Шелавина.

Только успели вынести сходню и начали по ней спускаться, завыли мины и стали рваться на берегу и в воде, менее чем в полусотне метров от катеров. Каждый разрыв крошил камни, поднимал фонтаны воды все ближе и ближе к катерам.

— Капитан Инзарцев, ускорить высадку, — приказал Визгин.

Мина попала в корму катера, развернула обшивку, раскромсала большую зубчатую пробоину, к счастью, выше ватерлинии.

По совету Визгина командир катера написал ратьером сто двадцать четвертому, чтобы тот отошел левее на милю и там высадил людей.

Инзарцев побежал по трапу. Мины в воду больше не падали, они рвались по береговой кромке. Катера обстреляли из орудий вершины сопок, откуда виднелись вспышки минометных выстрелов.

Артиллеристы с Рыбачьего, наблюдавшие за высадкой, обнаружив артиллерийскую и минометную дуэль между катерами и берегом у Могильного, выпустили серию снарядов по Титовке и Овечьему. Немецкие орудия не отмолчались: с обоих сторон Мотовского залива снаряды летели навстречу друг другу.

Взвод Шелавина развернулся цепью и бегом взбирался по некрутому береговому откосу к гранитному материковому увалу. Мины неотступно рассыпали свои осколки позади них.

— Товарищ капитан, впереди обнаружены вражеские наблюдатели, — доложил Шелавин.

— Прикажи, чтоб шли осмотрительно. Может быть, это корректировщики минометов.

Взвод одолел подъем до прибрежной гряды. Вражеские дозорные убежали, но впереди, замаскировавшись между камнями, лежали солдаты.

— Федор, веди людей левее, обойдем ущельем, — крикнул Инзарцев Шелавину, — ты не видишь второй взвод?

— Нет, не вижу.

— А катер?

— Катера сблизились, дрейфуют.

— Значит, Синцов высадился. Выдели человека, пусть, как заметит Синцова, даст ему знать, где мы.

Спустились в ущелье и, скрывшись от вражеского наблюдения, оказались на флангах неприятельского взвода. Шелавин предлагал атаковать.

Инзарцев ответил, что надо выждать, пока подтянется Синцов. Но лучше с немцами пока не связываться.

Немцы тоже, видимо, не очень хотели скрещивать оружие, снялись с занятого ими гребня и повернули к губе Кислая, и в этот момент со стороны, откуда должен был появиться взвод Синцова, послышалась стрельба из пулеметов и винтовок.

Шелавин направил в разведку Мотовилина и Агафонова. Они вернулись минут через двадцать и доложили, что взвод Синцова наткнулся на вражеский заслон. Там не менее роты, ребятам пришлось принять бой.

Взвод Шелавина навалился на немецкую роту с фланга. Дело шло к тому, что моряки возьмут врага в клещи. Немцы стали спешно отходить в сторону Кислой.

Взводы Шелавина и Синцова соединились, разведчики прошлись по позиции, которую только что занимали немцы. Насчитали до десятка убитых солдат. По документам выяснилось, что все они служили в одной роте 388-го пехотного полка.

Стычка с врагом сразу же после высадки порушила первоначальный замысел командования. Взвод Шелавина залег, пулеметный огонь не давал поднять голову. Командир отделения Николай Даманов пополз к пулемету с гранатами, подобрался к нему совсем близко, приподнялся и метнул одну гранату за другой. Пулемет замолчал, но струя свинца успела прошить Даманова.

Володе Шеремету перебило ноги. Он понимал, что бойцы не могут его ни с собой нести, ни возвратиться с ним к берегу.

— Товарищ капитан, — сказал Володя, — оставьте меня здесь, только дайте пистолет. Вы ведь там недолго задержитесь, заберете меня на обратном пути. Я буду ждать.

Времени явно не хватало, чтобы добраться до цели к назначенному часу. Надо было наверстывать часы, потерянные в бою. Пришлось дать Шеремету пистолет. Отряд прошел полторы-две сотни метров, как позади раздался одиночный выстрел.

Разведчики вытянулись в цепочку, шли друг другу в затылок. Головной дозор вел Радышевцев, в хвостовое прикрытие Инзарцев поставил отделение Кашутина. В середине цепочки ковылял раненый Яков Попов.

Курс держали на юго-восток. Параллельным курсом двигалась и вражеская рота. Этот параллельный марш продолжался час, другой, третий…

После высадки прошло уже четырнадцать часов. Цель марша — высота четыреста пятнадцатая — теперь виднелась отчетливо, но шагать до нее надо было еще часа два, не меньше.

Инзарцев приказал устроить большой привал. Командиры взводов и отделений заставили каждого переобуться в сухое, проветрить промокшее, лечь на спину, приподнять ноги, чтобы хоть немного оттекла кровь. Минут через пятнадцать-двадцать разрешили развязать рюкзаки и подкрепиться.

Однако подкрепиться не пришлось. На вьючной тропе из Титовки появилось до двух рот неприятеля.

Отряд спешно снялся с привала, но идти по маршруту уже не смогли. Маршевая колонна развернулась цепью и обрушила на разведчиков огонь из пулеметов и винтовок.

Инзарцев распорядился, чтобы каждый взвод выделил отделения прикрытия. Остальным быстро уходить. Заслоны пойдут по их следам.

На виду у егерей отряд устремился, в сторону Пикшуева, но, как только спустился в ущелье, снова повернул к цели своего похода. Уловка ввела преследователей в заблуждение. Немцы двинулись к Пикшуеву. Тем временем моряки шли в гору.

Вражеский пост на вершине пытался было отстреливаться из пулемета, но вскоре немцы на высоте поняли, что вот-вот им перекроют узкую лазейку для отхода, бросили оружие и побежали к дороге на Титовку.

Моряки оседлали высоту — задача была выполнена.

Командиры не успели прикинуть, где лучше занять оборону, как на склонах высоты появилась вражеская рота, которая тенью плелась за отрядом с самой высадки. Немцы шли в рост, не стреляли. Потом залегли, в трех точках выставили пулеметы, делали короткие перебежки. Стало ясно, что егеря или готовятся атаковать вершину, или бегают открыто, чтобы взять на испуг разведчиков, занявших вершину высоты. Двигались они по северо-западному скату, на более широкий охват сил у них явно было маловато.

Инзарцев приказал прикрыть пулеметами северо-западный склон, но огня до его команды не открывать. Из винтовок и автоматов вести только прицельный огонь.

Немцам подавали какие-то команды. Потом разом затараторили три пулемета, солдаты поднялись и, стреляя куда попало, пошли к вершине.

Инзарцев скомандовал:

— Пулеметам — огонь.

Флоринский, пофыркивая носом, разрядил пол-ленты из трофейного немецкого пулемета, Курносенко не выпускал из рук облюбованный им «суоми».

Наступавшие пробовали бежать, но через полминуты выдохлись, наткнулись, на завесу огня и залегли.

Через минуту-другую егеря один за другим начали отползать назад. Поднялись и побежали несколько человек, а еще через мгновенье бежала вся цепь.

— Пулеметам замолчать, огонь из винтовок на выбор по бегущим, — приказал Инзарцев.

Нападение отбили. Внизу вразброс лежали убитые солдаты в серо-зеленых шинелях.

О том, как проходит общая операция, разведчики не знали.

В утренние часы, когда отряд разведчиков после столкновения возле берега шел маршем к высоте, отдельная 12-я бригада морской пехоты завершила десантирование на южном берегу Мотовского залива и по берегу губы Западной Лицы. Выброска прошла успешно, вражеских сил прикрытия поблизости от залива не оказалось, подвижные резервы оттянулись от берега в погоню за разведчиками. Плацдарм достался бригаде без борьбы и потерь. Можно было с ходу развернуться для намеченных боевых действий.

Инзарцев обязан был доложить обстановку, сообщить о выполнении задачи, получить дальнейшие распоряжения. Однако подвижной радиоузел бригады не отзывался. Прошел час, второй, третий… Отчаявшись добиться прямого переговора, Инзарцев приказал передать радиограмму на свой узел связи и просил сообщить об этом на командный пункт бригады.

Через некоторое время из отдела поступила радиограмма, что сообщение отряда передано командованию.

Инзарцев не понимал, зачем нужна связь через посредника, если штаб бригады находился всего в нескольких километрах от отряда.

Ночь прошла относительно спокойно, немцы притихли до утра. Разведчики, откопали из-под снега некрупные камни-валуны, выложили небольшие огневые точки, потом, завернувшись в палатки, уснули. Вахту несли только дежурные посты. Мороз стоял не сильный, всего три-четыре градуса, но после дневной оттепели снег затвердел, покрылся коркой. На голой вершине ветер, казалось, дует со всех сторон, от него нигде нельзя было укрыться.

С рассветом всю округу старательно осмотрели в бинокли.

К немецкой роте подошло подкрепление. Врага теперь по численности было втрое больше.

К юго-западу, в трех-четырех километрах разглядели батальон бригады морской пехоты. По плану там должен был занимать позиции батальон Симоненко.

Разведчики обозревали окрестности на многие километры, они видели, как вражеский батальон через ущелья и долины между сопками подбирался во фланг и тыл батальона морских пехотинцев. Но оповестить о надвигающейся опасности со стороны Титовки разведчики никак не могли. Прямая связь с бригадой по радио все еще не отладилась.

Как назло в те минуты нельзя было связаться и с узлом разведотряда.

Днем вышло солнце, заметно потеплело, снег подтаивал, между валунами местами потекла вода.

К полудню к немцам, стоявшим под высотой, подошло новое пополнение. Теперь их здесь было не меньше батальона. Немцы перекрыли все спуски. Они не стреляли, полагая, видимо, что из мышеловки моряки все равно не выйдут. Пусть себе сидят там на ветру.

Инзарцев, Дубровский, Шелавин и Синцов развернули карту, на которой был нанесен план операции бригады морской пехоты. То, что было обозначено на карте, отличалось от реального положения, которое они хорошо видели с высоты. Это вызывало беспокойство.

К югу в разрывах между горами просматривалась дорога из Титовки к Западной Лице. Там к фронту и обратно проскакивали то одиночные машины, то колонны. По тропе от Титовки к Пикшуеву егеря больше не ходили. Эту тропу пересекла и оставила позади себя бригада морского пехоты. К востоку и юго-востоку громыхала канонада. Линия, где сошлись бригада морской пехоты и егеря, угадывалась хорошо. Десант не предпринимал даже попыток, чтобы сблизиться с разведчиками на высоте.

У Шелавина, Дубровского, Синцова и других командиров возник один вопрос: вызволят ли разведчиков из кольца морские пехотинцы или им самим надо пробиваться к основному десанту?

Сами этого они решить не могли. Разведчики начали замерзать. Ноги, мокрые с самой высадки, не просыхали. Ребята без конца переобувались, проветривали носки и портянки, но толку было мало, так как сапоги промокли насквозь. Оставалось одно — заставлять людей работать, двигаться, только не лежать — иначе придут вялость, сонливость.

Инзарцев предложил развести людей по секторам. Командиры осмотрели спуски и подъемы. Более уязвимым был склон со стороны Мотовского залива, другие скаты крутые, менее доступные.

Летом на этой высоте был вражеский наблюдательный пост. Тогда разведчики его разрушили, егеря восстановили, даже покрепче сделали. Зимой тут никого не было, на продуваемом всеми ветрами посту наблюдатели не усидели. Теперь, когда потеплело и стали вероятнее боевые действия, этот пост опять пригодился. У немцев здесь службу несло всего одно отделение, а тут привалил целый отряд — два взвода да группа управления.

Попробовали откапывать камни из-под снега, но они примерзли, а крупные отколоть было нечем: ни лома, ни кирки, те, что полегче и помельче, расшатывали, отдирали от ледяного припая, выкладывали из них брустверы, потом обваливали влажным снегом. Получилась стенка, она вполне могла защитить от пуль.

Радышевцев, Мотовилин, Леонов и Кашутин присели в кружочек. Из головы не выходил Даманов.

— Еще одного подводника взяла война на суше, — ни на кого не глядя, как бы про себя, сказал Леонов.

— К сожалению, Коля не последний, еще не одного моряка война приберет, — заметил Радышевцев. Он служил с Дамановым в мирные дни на подплаве, скорбел о нем, но не хотел, чтобы друзья сильно унывали. Впереди еще столько крови!

— Душевный был парень. Такому жить да жить. А тут один миг, глазом не успели моргнуть — и нет человека, — поддержал Леонова Вася Кашутин.

— Пули и осколки как будто нарочно хороших ребят отыскивают, — продолжал Леонов.

— А у меня не выходит из головы Володя Шеремет. Его бы сразу в госпиталь, мог бы жить, но от нас до госпиталя всегда очень и очень далеко. Нелегко, наверное, самому расстаться с жизнью. А Володя понял, что надо ради отряда, для боевого дела. Осознал и не дрогнул.

— Наступает, видно, в жизни такой момент, что сознание высвечивает — другого выхода нет. Так в октябре на Варангере случилось с Коре, — напомнил Степан Мотовилин прошлогодний случай возле Киреянок.

— Заладили! Сплошная панихида, — проворчал Кашутин, — затушив окурок каблуком.

Егеря, охватив с трех сторон высоту, стали подбираться к позициям разведчиков. Шли они поодиночке, перебегали от валуна к промоине, от ложбины к валуну, выискивая малейшие укрытия. Ложились, приостанавливались, приседали, потом снова шли.

Все замерли, приникли к оружию, вжались в укрытия.

— Не забросают минами — к себе не подпустим, отобьем, сказал своему соседу Агафонову Вася Горшков.

— Самолеты бы не налетели, — высказал опасение Женя Уленков, посмотрев на небо.

— Не налетят: цель мала да и в своих попасть можно, — успокоил Жора Лазько.

Наступающие были метрах в восьмидесяти, вершина суживалась, поджимала идущих в цепи одного к другому.

Снова работали пулеметы разведчиков, били без промаха снайперы, вели прицельный огонь из автоматов и винтовок.

Егеря побежали вниз, бежали не пригибаясь туда, где отсиживались с утра.

— А трухнул я, когда близко подошли, побегут, думаю, сомнут — не удержим. Вжался меж камней, сразу маленький стал. При моем росте могли пробежать, не заметить, — признавался соседям Барышев.

— Ты что же, не стрелял?

— Стрелял! — Только с перепугу плохо видел. Не знаю, сколько раз и попал. А может, и ни разу, — продолжал Павел.

— А не ты, Паша, «ура» кричал?

— Не я. У меня на это духу не хватило. А я и не слышал, чтобы кто-то кричал. Тебе не почудилось?

— «Ура» ни у кого не прорезалось. А вот «лупи их» — это я точно слышал.

— Это я во всю глотку надрывался, когда они подальше убежали, — сказал Павел Барышев.

Барышев от рождения наделен чувством юмора. Подшучивает он прежде всего над собой. Не отличаясь геркулесовым ростом, он может приподняться на носки, вздернуть вверх одно плечо и сказать: «Я тогда был большой и красивый…» И всем кажется, будто Паша в самом деле только для разведки уменьшился ростом, чтобы не мозолить глаза ни своим, не немцу.

— Так ты, Пашенька, больше ни в ширину, ни в высоту не расти. Интенданты будут рады экономии в одежде и пропитании, — советовал своему другу Семен Агафонов.

Непонятно, как сдружились Барышев и Агафонов. Семен — молчун, слово из него редко вытянешь. А у Павла, наоборот, сплошные баечки-прибауточки.

Вразвалку, будто нехотя, надвигалась светлая весенняя ночь. Командование бригады не подавало никаких сигналов, ближайшие соседи к разведчикам, не пробивались, но и вражеский батальон осаду не снимал.

Разведчики не знали о том, что бригаде морской пехоты в первый день после высадки предписывалось продвинуться на десять-двенадцать километров и местами выйти на рубеж, который занимал противник прошлым летом. События сначала развивались строго по плану. Батальоны заняли практически все намеченные рубежи. Определился первоначальный успех операции. Людские потери были минимальными.

Из частей 14-й армии наибольшее продвижение имели 10-я гвардейская дивизия и 6-я лыжная бригада.

Командование 12-й бригады и батальонов не воспользовалось неорганизованностью и отступлением противника, ночью преследование прекратили и расположились на отдых. Это позволило неприятелю подтянуть резервы и поставить заслоны. Против десанта выдвинулись дополнительно два батальона, противодействующие силы противника удвоились. И все же перевес в силах и инициатива еще сохранялись на стороне бригады. Четыре-шесть километров оставалось до поселка Большая Западная Лица и до дороги от Титовки к Лице. Но темп продвижения сильно замедлился.

Только Инзарцев да комиссар могли догадываться, что события перестали развиваться по плану, что деблокировать окруженных врагом на высоте разведчиков в ближайшее время некому. Никаких команд разведчикам на прорыв своими силами не поступало.

Командир отряда приказал с утра продолжать укреплять оборону, беречь боеприпасы, стрелять только прицельно.

Подобрали группу наиболее метких стрелков, двое из них со снайперскими винтовками, старшим назначили Семена Агафонова. Им велели старательно замаскироваться и поодиночке выбивать вражеских солдат.

Сидение на высоте явно затягивалось. С Ледовитого океана дул холодный ветер, разыгрывалась метель. Майские праздники разведчики встретили на высоте 415. Попробовали делать снежные шалаши. Первый сложили неудачно, наскоро сведенная на конус кровля рухнула. Другие возвели более умело. В них хоть на какое-то время можно было укрыться от пронизывающего ветра.

Кончилась вода, лужицы, из которых пили в первые дни, замерзли. Изредка жевали снег.

Прошел день третий, наступил четвертый. Люди слабели, начались обморожения. Подтаявший ранее снег покрылся коркой. Ходить по нему стало неловко, ноги разъезжались. На припорошенных снегом камнях падал то один, то другой. Заледенелый снег блестел как зеркало, раздражал и слепил глаза, они слезились.

Егерям внизу тоже было несладко, но они не уходили от высоты, блокаду с разведчиков не снимали.

На пятые сутки капитан Инзарцев, не добившись связи с бригадой, решил послать тройку разведчиков, чтобы наладить контакт с каким-либо из батальонов. Установить такую живую связь поручили Лосеву, Мотовилину и Леонову. Ребята несколько раз обошли вершину высоты, поискали, где побольше валунов, впадин и ручьев. Самым подходящим оказался юго-восточный скат. По нему и пошли посыльные. В метельной пелене за спиной егерей они спустились в лощину.

Добрались до позиций третьего батальона, попросили командира поддержать разведчиков огнем, помочь вырваться из окружения.

Комбат связался с командным пунктом бригады. Оттуда дали согласие выделить стрелковый и минометный взводы, отделение станковых пулеметов, но покидать высоту отряду не разрешили.

Посыльные привели в отряд подкрепление. С вершины на егерей обрушился нежданный огневой удар. Они сперва огрызались, отвечали пулеметным огнем. Какая-то пуля, шальная или на излете, попала Леонову в щеку, застряла во рту.

Вскоре немцы перестали отвечать огнем, спрятались и затихли. Но со своих позиций не ушли, кольцо окружения не сняли.

Четвертого мая командование бригады приказало отряду прорвать блокаду и выйти на соединение с десантными частями.

В операцию пошли семьдесят разведчиков. Вернулось в полном здравии десять. Два разведчика погибли, еще два получили ранения. Остальные либо поморозились, либо ослепли от яркого весеннего солнца. Всех отправили в госпиталь.

— Отвлекающая операция! — ворчал Инзарцев. — Слишком дорогой ценой она нам досталась!