Правда светлее солнца

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Правда светлее солнца

… Великая Отечественная. Группа узбекских писателей и актеров поехала с подарками узбекского народа на фронт. На передовой дали праздничный концерт: выступали на импровизированной сцене — у пятитонного грузовика откинуты борта, грузовик задрапирован, сверху накрыт ковром. Поэты читали стихи, актеры плясали и пели. А в первом ряду сидел командир и чему-то все время усмехался.

После концерта поэт Гафур Гулям» подошел и спросил:

— Что вас смешило?

Командир возьми да откинь драпировку с грузовика. Оказалось, стенки подперты ящиками с минами., Плясали на минах! Актерам стало не по себе, а командир протянул им мелок:

— Распишитесь на минах. От вашего имени пошлем в подарок фашистам!

Дрожали, но расписывались.

В тот же Первомай Гафур Гулям беседовал с пленным гитлеровским офицером. Вот запись, сделанная мною тогда же, по свежему следу:

Гафур Гулям. Что заставило вас поднять против нас оружие?

Офицер. Меня мобилизовали и отправили на фронт.

Г. Гулям. А как далеко вы думали пройти в глубь нашей страны?

Офицер. До тех пор, пока командование не приказало бы нам остановиться.

Г. Гулям. Вот я узбек. Вы знаете такую республику, такую страну — Узбекистан?

Офицер. Нет, не слыхал.

Г. Гулям. Ну а Туркестан? Про Туркестан… про такую страну вы слыхали?

Офицер. Это где турки живут?

Г. Гулям. Нет, зачем же турки… Гораздо восточнее…

Офицер. Нет, не слыхал.

Г. Гулям. Ну хорошо, а про Баку вы слыхали, знаете?

Офицер. Знаю.

Г. Гулям. И про Индию знаете?

Офицер. Знаю.

Г. Гулям. Как вы думаете — между Баку и Индией есть какое-нибудь пространство?

Офицер. Вероятно, есть.

Г. Гулям. Ну вот, как раз на этом пространстве и находится Узбекистан — республика, в которой я родился и вырос. Что же, вы думали захватить и нашу республику, добраться до нас?

Офицер. Если бы приказало командование.

Г. Гулям. А что бы вы тогда сделали с нами, с нашими семьями?

Офицер. То, что приказало бы командование.

Г. Гулям (раздражаясь). Вот вы завоевали Бельгию, Голландию, другие страны: скажите, вам оттуда присылают по восемьдесят вагонов подарков, как вот мы привезли на фронт своим солдатам?

Офицер. Если бы приказало командование, привезли бы.

Г. Гулям (вконец раздраженный). И с такими ослами они надеются выиграть войну! (Плюнул и ушел.)

И отступлю еще на двадцать с лишним лет назад. Мне попалось как-то в архивах старое заявление, его энергия и поэзия пленили меня:

1 мая 1919           От кр-ца 251 этапа

РСФСР                 Тита Семочкина

          ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, кр-ц просился у своего комиссара добровольцем на туркестанский фронт. Но комиссар меня не отпустил.

И я к вам обращаюсь, рабоче-крестьянская инспекция, что можно или нет идти добровольцем. Я на фронте знаю, за что погибну — за свободную грамоту всех народов. А здесь в этапе погибаю от одних вшей и скуки. А на фронте, на туркестанском, степей раздолье, весело будет идти против жужжанья пуль. Вся моя отрада — винтовка и граната. И буду и буду биться до тех пор, пока расплавится моя винтовка или свалится головка.

Кр-ц Семочкин Тит.

И надпись на письме, сложенном треугольником: «Прошу товарища почтальона, как родного брата, передать в рабоче-крестьяскую инспекцию».

Романтическое было время. На первомайских демонстрациях в Ташкенте в начале двадцатых годов на транспарантах, что несли над головами, можно было прочесть: «У мастера в руках и снег горит!», или «Правда светлее солнца»: кто что придумает, то и писали. Советские воины, безвестные Титы Семочкины, с первого дня революции знали, за что сражались: на туркестанском фронте «за свободную грамоту всех народов».

В праздник хочется, чтобы не омрачало ничто. И все же тень омраченности коснулась меня в тот миг, когда над городом понеслись праздничные самолеты. Вспомнил одну из самых грустных историй, свидетелем которой был здесь.