Глава 3 Прокрустово ложе испытателя

Глава 3

Прокрустово ложе испытателя

В Москве Иван Федоров в первую очередь засвидетельствовал свое почтение начальнику НИИ аэронавтики, от которого получил вызов, а потом уже встретился со своим наставником в летно-испытательной практике Валерием Чкаловым.

Комната испытателей на Ходынском поле всегда ходила ходуном от жарких споров посетителей, зажигательных высказываний учителей пилотажа, хохота любителей анекдотной «клубнички» и мало располагала к серьезному обмену опытом полетов. Несмотря на это, Чкалову удалось урывками рассказать о создающемся на заводе новом самолете конструкции Поликарпова И-180, «который придет на смену «Чайке» и заткнет за пояс многие истребители мира».

— Перебирайся в Москву. Мне дали приличную квартиру у Курского вокзала на Садовой, а ты занимай мою хавиру.

— Спасибо. Это как скажет Аннушка. А когда выведут на прямую вашего иноходца?

— Иноходца? Сейчас он больше смахивает на лошадь Пржевальского. Думаю — в ноябре. Все спешат, торопятся. Все — давай, давай! Пятилетку — за четыре года. Немцы уже вывели на простор своего «Мессершмитта-Е». Мы должны превзойти его в скорости и мощности огня. Иначе — зачем мы здесь? Только небо коптить? Так, что ли, сокол? Из какой там стаи, говоришь? Чанкайшийской?

— Сталинской.

— Сталинской так сталинской. Пусть будет по-твоему. Переходи под крыло Николая Николаевича. Он и крышу даст, — весело, с каким-то легким озорством просвещал великий Испытатель своего птенца из гнезда Поликарпова.

Иван спрятался под крышу комбрига Чкалова в студеную ночь двадцать первой годовщины Октября, когда разгулявшиеся чекисты Ежова нагло оклеветали и расстреляли Блюхера за то, что маршал не согласился дать на своих сослуживцев заведомо ложные показания.

В холодное декабрьское утро опытный образец нового истребителя вытянули из заводского корпуса на заледеневшую дорожку центрального полигона. Полюбоваться первенцем и оценить его достоинства съехалось столько разного рода проверяющих, опекающих, запрещающих и прочих чиновников, что Иван постеснялся прорываться к своему кумиру, чтобы пожать ему руку. Особенно нервничал генеральный конструктор. А главный инженер моторного завода даже не мог вразумительно объяснить недостатки двигателя.

Недовольный сбивчивой характеристикой самолета, Валерий Павлович все же забрался в кабину и завел мотор. Прокатился взад-вперед по хорошо укатанному полю. Вырулил на стартовую площадку. Что-то удерживало его от пробного взлета. Подошел главный конструктор с инженером-мотористом, спросил робко:

— Как мустанг, не брыкается?

— Как будто нет. Но водит, не слушается поводочка на повороте. Надо бы взнуздать, затянуть удила покрепче, — прокричал летчик, перекрывая шум мотора.

— Земля — не воздух! Пору ли, покружи, — показал руками главный строитель.

Чкалов кивнул головой, надел шлемофон и на форсаже еле-еле оторвался от земли в самом конце взлетной полосы. Через несколько минут он передал по радио, что не может запустить мотор после планирования с выключенным двигателем. Идя на посадку с выключенным мотором, самолет не дотянул до аэродрома буквально какие-то десятки метров и врезался в склад бревен на глазах у ахнувшей публики.

Судя по всему, мотор оказался не приспособленным к переохлаждению, к полетам зимой. Тем не менее конструкторы перспективного истребителя под нажимом сверху в срочном порядке приступили к сборке сразу четырех экземпляров в расчете на то, что один из них уцелеет. Из трех летчиков-испытателей один все-таки уцелел. Правда, не полностью. Покалечился. А самолеты, все три, разбились. Четвертый самолет зачехлили, законсервировали до лучших времен. Поликарпов так остро переживал гибель выдающихся испытателей, что даже слег в больницу, а в правительстве стали поговаривать о том, что его хозяйство лучше передать другому конструктору. Так что Ивану Евграфовичу, находившемуся в резерве, летать на них в ту пору не довелось.