Глава 21 Маршальский полк

Глава 21

Маршальский полк

«Маршальский» полк истребителей, сопровождавший Жукова в полетах по горячим точкам от Балтики до Черного моря, редко вступал в бой. Задача у него была иная, чем у обычных истребителей. А летчики отбирались в него первоклассные, чаще молодые, жаждущие заслонить собой тяжелый бомбардировщик с маршалом на борту. Некоторые годами вынашивали мечту встретиться в бою с хвалеными «мессершмиттами», томясь незамысловатой работой по охране высокой персоны, совершающей полеты вдали от фронта. В момент же нахождения правительственного лица на командном пункте армии, дивизии или фронта, летчики защищали участок от налета вражеской авиации и часто вступали в бой с превосходящими силами.

Желанный час настоящей работы для полка настал тогда, когда Жуков взял на себя командование Первым Белорусским фронтом. С этого момента полк особого подчинения постоянно находился в боевой готовности.

Подвижка Рокоссовского на второстепенное направление вызвала частичную перетасовку командиров на отдельных участках численно разросшейся группировки войск. Новая метла мела по-своему не только в области стратегии и тактики, но и в кадровой перестановке ключевых фигур войсковых соединений и подразделений. Командир полка особого подчинения ушел на повышение в должности, и на его место стали подыскивать другого человека. Учитывая недовольство командира дивизии своим заместителем, командующий воздушной армией предложил на почетный и, в общем-то, интересный пост полковника Федорова, надеясь таким образом с одной стороны удовлетворить его желание — отличиться в бою под занавес битвы народов, а с другой — избавиться от личной ответственности за безопасность легкомысленного гения воздушной акробатики, оберегаемого видными людьми. Сам Федоров, постоянно испытывая ограничения на боевые вылеты, не против был показать себя в новой ипостаси на фоне горящего Берлина. Он понимал, что другого случая засветиться в небе над столицей фашистов может и не представиться.

Естественно, не только он один горел желанием показать себя на завершающей стадии войны. Многие летчики были заряжены инстинктом мщения, считали благороднейшим делом, светлейшим порывом души сбить самолет или сбросить бомбу над центром «тысячелетнего рейха», перешедшего к этому времени от панацеи единой Европы в проклятие народов всего мира.

Летчики Люфтваффе, бесспорно, охотились за маршалом Жуковым, и потому на подступах к его командному пункту или штабу предугадывались интересные стычки в воздухе. Поэтому Федоров был не прочь принять такое активное подразделение под свою ответственность, лишь бы оказаться в гуще воздушных сражений.

Он прилетел на место базирования маршальского полка под Кюстрин, чтобы ознакомиться с положением дел в этом элитном подразделении, а потом уж дать согласие… на очередное понижение в должности. Не успел он свой Як-3 поставить в сторонку, как прозвучала тревога. Первая эскадрилья поднялась навстречу «фоккевульфам» последней модификации с литерной буквой «Д», означавшей, что тяжелый истребитель с четырьмя пушками является одновременно и штурмовиком с определенным запасом бомб. На когда-то подаренной ему «Доре» он на практике изучил ее тактические возможности в бою. Тяжеловесная степенная «Дора» превосходила «Яка» в скорости и вооружении, но уступала в подвижности, вертлявости. Особенно легчайшему в весе — Як-3, на котором любил выделывать он воздушные кренделя. Не удержавшись показать преимущество «Яка» над «Дорой» в маневренном бою, он без ведомого, без подстраховщика поднялся в воздух в роли свободного охотника на немецкого кабана.

К действиям эскадрильи он не стал приспосабливаться, а вознамерился сверху, кружась над клубком стальных птиц, наброситься на первый же отбившийся в сторону «фоккер». Наблюдая с высоты за боем, он поразился мастерству своих потенциальных подчиненных, храбро встретивших превосходящего противника как численно (шесть «яков» против десяти «фоккеров») так и в огневой мощи. Особенно его зачаровал удар, который нанес врагу «25-й», разогнавший самолет в пикировании сверху и клюнувший «фоккера» по-соколиному, снизу, на крутом вираже.

Приземлившись на аэродром, видавший виды ас воздушных потасовок подозвал к себе пилота «25-го» и поздравил с блестящей победой. Молодой человек, смущенно представший перед полковником в шлемофоне, отрапортовал:

— Старший лейтенант Крамаренко.

— Поздравляю с победой, — протянул руку, как равному, представительный полковник, прибывший в полк с неизвестной миссией. — Ваш неотразимый удар снизу заслуживает высшей оценки. Так держать. Как звать?

— Сергей. Сергей Макарович, товарищ полковник, — совсем стушевался старший лейтенант, чувствуя неуместность самовозвеличивающего ответа. — Есть, так держать, — поправился летчик, вытягиваясь по стойке «смирно».

— Давно воюешь? У кого учился бить фашиста по-сталински? — вглядываясь в юное лицо, полюбопытствовал полковник.

— Я-то что? — польщенный вниманием полковника, улыбнулся молодой человек. — Просто техника одержала верх над вооружением. А вот мой ведущий капитан Куманичкин завалил двух «фоккеров». Представляете? Это все равно, как боксер в легком весе, а посылает в нокаут мастодонта тяжелее себя в два раза. Да еще на встречном курсе. Не каждый на такое пойдет. Для такого дела нужна сноровка, выдержка, нервы и черт знает что в придачу к смелости.

— Вот именно: черт знает что. Твой ведущий, наверное, красивый психолог. Сразу уловил неопытность или чрезмерную наглость боша. Вот и поплатились фрицы. Запомни, Серега: всему голова — техника пилотирования. А смелость… тоже нужна. Да, ведь на одной храбрости далеко не улетишь. Сколько вас, отважных, погибло за войну из-за плохой подготовки, знаешь?

— Много. А вы, случайно, не к нам? Старшим инспектором пли начальником каким?

— Пока нет. А-а… стоп. Вижу: по мою душу соскучились.

Не дают оттянуться ни в воздухе, ни на земле. Извини, желаю удачи, — заторопился полковник, завидев адъютанта командира дивизии, примчавшегося на аэродром на американском «иллисе».

Николай Эрастович, выскочивший наружу по воздушной тревоге, не мог оторвать глаз от неба, завороженный динамикой боя. Шестерка «яков» разыграла с десяткой «фоккеров» воздушный спектакль с печальным концом для немцев. Повернувшись к помощнику, он продиктовал телеграмму: «По мастерству, красоте, спаянности этот бой является триумфом нашей авиации. Поражен мастерством и отвагой летчиков. Берзарин».

Как всегда, на войне, на фронте, в армии ежедневно, ежечасно образуются дыры, которые необходимо срочно затыкать, заделывать, чтобы не сбиться с рабочего ритма, удержать «на плаву» вверенный тебе корабль. Такая дыра показалась командующему армией — отсутствие толкового специалиста по приему новой партии истребителей американского производства. Это мог сделать только Федоров.

Скрипя зубами, что ему опять уготована участь военного чиновника, а не счастье одаренного летуна, не состоявшийся командир полка нехотя принял из рук вестового радиограмму по экстренной, не терпящей отлагательства приемке «мустангов» и неизбежном в таком случае переучивании пилотов по обузданию новой техники. Не в характере его было, привыкшего десять лет безоговорочно подчиняться, постоять за себя, за свои интересы, позаботиться о присвоении очередного воинского звания или оформлении очередной победы над врагом, как об этом пеклись сплошь и рядом елдыкины. Воспитанный в духе преданности партии большевиков и вождю, он с молодых лет без оглядки полагался на своих учителей и священные принципы, заложенные в призыве прорабов коммунистического общества: «Если партия скажет — надо, комсомол ответит — есть». К тому же он недооценивал свой творческий потенциал, хотя интуитивно верил, что выкрутится из любого положения, связанного с пилотированием, потому что любил технику, предназначенную ему судьбой, и обращался с ней как с невестой, которая должна платить ему тем же: любовью и преданностью. Одним словом, маршальский полк ему улыбнулся. Но и только.