Глава 8 Всё выше, и выше, и выше
Глава 8
Всё выше, и выше, и выше
Штаб Киевского военного округа направил Ивана Федорова в запасной полк авиабригады, где проверялись боевые машины, поступающие на вооружение армии. Вначале ему доверили «Фокер-Д7» германского производства. Уже при первых его полетах командир полка Ментузов отметил уверенность, с какой Иван управлялся с тяжеловесной машиной, поверил в его мастерство и не побоялся назначить летчика командиром звена. А вскоре досрочно представил к очередному званию. Ободренный продвижением по службе, Иван все свободное время (благо, что Аня оставалась в Луганске) посвятил физкультуре. С удовольствием занялся мотоциклетным спортом и уже через несколько месяцев продемонстрировал свое искусство на первомайском параде в Киеве — прокатил по Крещатику мимо правительственной трибуны «живую» спортивную пирамиду в виде пятиконечной звезды из ребят, затянутых в золотистые сверкающие ткани.
Командующий округом удивился тому, что за рулем сидел летчик, тут же отдал распоряжение комбригу Гуздееву закрепить трехколесный «Пежо» за умелым водителем. За такой короткий срок никто из летчиков бригады не заслуживал столь необычного внимания от высокого начальства.
К осени Федоров полностью освоил истребитель И-15, прозванный им «тупорылым», о котором вдохновенно пел в небе Луганска во время приезда туда Ворошилова. Тогда он узнал об этом самолете от Чкалова. Теперь, после серии полетов, он не считал его верхом совершенства. За несколько дней полетов он выжал из него все, что мог дать мотор, но полного удовлетворения не получил. На истребитель И-16 он пересел уже в качестве командира звена. Маленький выносливый «ишачок» очень пришелся по душе. Но что-то мешало ему достигнуть той виртуозности и легкости, при которых душа поет, а сердце бьется в упоении. И тогда он снял бронированные плиты, прикрывающие пилота сзади и с боков от вражеских пуль и снарядов. Машина сразу обрела воздушную невесомость и послушность руля. На ней он выделывал такие коленца, какие даже опытным летунам не снились.
Слухи о его акробатических номерах в воздухе дошли до ушей самого Поликарпова, генерального конструктора истребительной авиации. Ивану предложили внести в конструкцию свои рационализаторские предложения. Так началась его карьера внештатного летчика-испытателя.
Чтобы досконально изучить все недостатки и возможности самолета при выполнении фигур высшего пилотажа, Федоров поочередно снимал и вновь устанавливал тяжелые плиты, пока не добился ясности для своих выводов по улучшению полетной характеристики истребителя.
— От легкого к тяжелому, от простого к сложному — вот путь познания всякой вещи, — менторским тоном наставлял молодых пилотов мастер воздушной акробатики.
Его работа по испытанию самолетов в полевых условиях получила признание у ведущего конструктора страны Поликарпова. А однажды командир вызвал вечером:
— Готовься! Есть информация, что пригласят на парад в Тушино. Глядишь, перед Самим будешь показывать и пике, и бочку, и петли!
— Ого-о! — обрадовался Иван. — Кажется, дело пошло!
И правда, после парада в Тушино ему доверили показательный полет над Красной площадью в Москве.
Как-то раз, во время осенних маневров войск двух соседних военных округов, Федорову поручили доставить срочное донесение на наблюдательный пункт командующего армиями, где находился Клим Ворошилов. Ориентир: две скирды соломы на краю оврага. Он посадил связной самолет У-2 между скирдами. Вылез чистеньким, подтянутым и доложил как положено: кратко, внятно.
Ворошилов узнал земляка и, чтобы как-то скрасить время в ожидании приглашенных командиров, с напускной суровостью набросился на элегантного связного:
— А это что у тебя в карманчике?
Со смешанным чувством удивления и страха Иван взглянул на верхний нагрудный карман куртки: — Ручка.
— Кому она больше подходит? Народному комиссару или боевому летчику?
— Народному комиссару, — подавленно ответил Ваня, готовясь к худшему. Жаль было выбрасывать самодельную ручку.
— Так вот, спрячь эту оглоблю за голенище. Там ей место. Ты же — не штабной писарь.
— Так точно! Есть спрятать, товарищ народный комиссар! — облегченно выпалил повеселевший владелец штабного орудия, засовывая металлическую ручку за голенище.
Между тем прибытие вызванных на совещание командиров задерживалось. Погода стояла отвратительная. Моросил дождик. Нарком нервничал, не зная, на ком сорвать злость.
Командир корпуса Демидов, верный своим барским замашкам, выехал к месту сбора на белоснежной «Эмке». Но машина завязла в грязи на промокшем поле в нескольких километрах от командного пункта. Кругом — ни души. Пришлось пассажирам, выбиваясь из сил, толкать автомобиль, пока машина окончательно не загрузла в вязком черноземе колхозного поля. А время клонилось к вечеру. С наблюдательной вышки в бинокль еле угадывались силуэты людей на краю лесочка. Командующий войсками «синих» предложил послать в разведку самолет. Иван резонно заметил, что на самолете вряд ли можно взлететь по намокшей земле, а тем более оказать помощь пострадавшим.
— Давайте я слетаю на мотоцикле, — заявил летчик.
Командующий выразительно посмотрел на Климента Ефремовича: «Откуда, мол, и что это за летчик такой, летающий на мотоцикле?»
Ворошилов неопределенно пожал плечами. Обронил: — Пусть летит.
Иван вскочил на штабной мотоцикл, раза два газанул для порядка на месте, круто развернулся и поколесил, выбирая твердые прогалины в поле, к темнеющему лесочку.
Через полчаса к наблюдательной вышке подкатил чистенький, несмотря на царившую вокруг слякоть и грязь, мотоцикл с командиром корпуса, заляпанным с головы до ног глиной. Лицо наркома исказилось гримасой:
— Что это за командиры, по уши замызганные глиной? На кого вы похожи? Вам не на машине ездить, а на колхозной колымаге! Посмотрите на этого мотоциклиста. Хоть сейчас на парад! Отдайте ему машину, а сами ходите пешком. Чище будете.
— Он летчик, а не мотоциклист, — взял на себя смелость напомнить наркому — кто есть кто — адъютант.
— А комкор что? Не летчик? Хвосты заносит самолетам? Позор! — выкрикнул вошедший в раж главнокомандующий и повернулся к окаменевшему командарму. — Приступим к совещанию пока… без доблестной авиации. Пусть хоть умоется, бедолага, — сменил гнев на милость хозяин тактических учений.
Позднее, когда маневры закончились, Демидов вызвал Федорова к себе:
— Принимай машину. Проследи, чтобы все было «на большой».
— А куда мне ее, товарищ комкор? Пусть остается у вас. Авось обойдется. Мало ли что может сказать человек сгоряча, — сделал попытку отказаться от автомобиля обескураженный летун.
— Нельзя! Слово такого человека для меня — закон, — уперся командир корпуса. — Впрочем, пока документально не подтвердим, пусть будет по-вашему, — согласился командир. — В любой момент можете пользоваться машиной без стеснений. Стоит только предупредить заранее адъютанта.
На том и расстались. По-доброму, по-мирному. Как и подобает высокому начальству с еще выше обласканным подчиненным. Но за все метеором пролетевшие зимние месяцы бедному командиру звена так и не выпал удобный момент воспользоваться богатым подарком судьбы. И лишь весной, когда его назначили командиром запасной эскадрильи новых экспериментальных истребителей И-153, он отважился обратиться к командиру полка с просьбой съездить на родину и забрать к себе Аню, изнывающую от разлуки.
Весна и теплые солнечные лучи надоумили его обрадовать родных и близких своим появлением не на самолете, а на персональном авто. Правда, фактически принадлежащем другой персоне. Хотя формально, по выправленным в конце концов бумагам, светлая «Эмка» благородных кровей считалась теперь собственностью преуспевающего летчика простой породы.
Комкор Демидов, наследник железоделательных заводов на Урале, искренне увлекался авиацией, благоволил талантливым летчикам и с уважением относился к Ивану. Для пилота, спящего и видящего во сне небо, жаждущего подняться к звездам, открылись, благодаря двойному покровительству, новые границы воздушного океана, зовущие к новым победам, к новым высотам счастья прижизненной славы.