ВЫШЕ ГОЛОВЫ
ВЫШЕ ГОЛОВЫ
Голодные, изнуренные, пробирались бойцы по гребню гор Стара-Планины. Лил, не переставая, осенний нудный дождь, горы и леса окутала белесая пелена. Крутые тропы, по которым шел отступавший отряд, стали скользкими, опасными. Пал конь, не выдержав осыпающегося каменистого пути, и люди взяли на себя его груз. Идти сквозь колючий кустарник стало еще тяжелей.
Западная часть Стара-Планины, там, где проходит болгаро-сербская граница, была занята повстанцами. Переход через границу был обеспечен. И все же, когда подошли к последней пяди родной земли, бойцы остановились: что-то ждет там впереди? Взгляды всех обратились к Димитрову и Коларову, как бы ища ответа. Димитров за эти дни похудел, глаза ввалились.
Снизу от подножья гор вился дымок, слышался собачий лай, громкий людской говор. Значит, там небольшое сербское село, где можно заночевать. А спать так хочется! Стоило бойцу присесть, как мгновенно его одолевал сон.
— В этот вечер нам предстоит сдаться сербским властям, — сказал Димитров.
— Безусловно, — ответил Коларов и, поглядев на спящих, добавил: — Как они измучены! Но надо будить.
Димитров отдал команду:
— Пойдем, товарищи!
Через несколько минут бойцы по козьей тропе стали спускаться в долину, где стояло селеньице, погружавшееся в вечерние сумерки.
— Подтянитесь, товарищи, — сказал Димитров, — пусть сербы видят, что идут революционеры… Бодрее шаг!
Бойцы отряхнули пыль с одежды, подтянулись, поправили растрепавшиеся волосы, построились в колонну.
Когда вошли в село, оно уже засыпало. Только кое-где у плетня видны были хлопцы и девушки да слышались веселые голоса. Колонна шла по каменистой улочке медленно и молчаливо. Димитров посматривал, кого бы спросить, где дом кмета. Глаз поймал крестьянского парня.
— Где дом кмета, хлопец?
— Кмета нет в селе, секретарь здесь. А вам зачем? Кто вы?
— Болгары, повстанцы…
Парень отшатнулся. Болгары! Повстанцы! Интересно и страшно.
— Зови тогда секретаря, — сказал Димитров.
Парень мигом исчез в глубине темной улочки.
Болгары присели, молчаливо ждали. Прошло немного времени, как блеснул фонарь, послышалась сербская речь. Бойцы поднялись и вновь построились в колонну. Показалось несколько человек в белых крестьянских домотканых бурках. Впереди — невысокий плотный человек с фонарем и возле него уже знакомый хлопец.
— Это они? — спросил человек с фонарем.
— Да!
— Кто у них главный?
— Я главный, — ответил Димитров и подошел к сербам.
Секретарь поглядел строго и буркнул:
— Что, разбили вас?
Никто ему не ответил. Секретарь поднял фонарь и вгляделся в лица нежданных гостей. Десятки глаз безмерно утомленных людей впились в него.
— Господин секретарь, — обратился Димитров, — мы политические эмигранты и пришли к вам просить защиты и покровительства.
— Не имею ничего против, — ответил секретарь, — но лучше бы вы остались в своих домах как победители. Сколько вас?
— Около пятидесяти человек.
— Да у нас в селе столько и домов-то не найдется. Куда же вас поместить?.. — секретарь задумался, а потом обратился к одному из сельчан: — Не поместить ли их в училище?
— А почему бы и нет…
— Хорошо, пошли! — секретарь кивнул болгарам, и те последовали за ним.
Болгар привели в небольшое школьное здание, и лишь открыли им комнаты, как они повалились спать.
Секретарь оказался очень любезным человеком. Наутро он прибыл со своими людьми, которые принесли четыре больших мешка, полных хлеба, сыра и сушеных плодов. Открыв двери, он спросил:
— Ну, как спали, братья?
— Хорошо, господин секретарь, отоспались, — ответило сразу несколько бодрых голосов.
— Хорош ли отель?
— Отличный! — ответил Димитров.
— Э, всяко в жизни бывает… Поешьте пока, а потом увидим, что дальше с вами делать… То ли повесим вас, то ли заколем… — ответил, улыбаясь, секретарь и, подмигнув пришедшим с ним крестьянам, добавил: — А ну, развязывайте свои мешки, угощайте людей! Чтоб не ругали нас, когда вернутся в Болгарию.
— Об этом и речи быть не может, — возразил Димитров. — Всегда будем вспоминать вас с благодарностью…
— Кто знает… — продолжил секретарь. — Я бывал в Болгарии…
— Когда?
— В Балканскую войну военнопленным. Хорошо вы тогда угостили нас, но и мы не были добрее. Что делать — война!
— Мучили вас там?.. — спросил Димитров.
— Мучить не мучили, но голодно было, — и секретарь вновь обратился к крестьянам: — Да чего же вы ждете, приглашайте людей. А вы, братья, садитесь, отведайте нашего сыра. Не бог весть какой, но лучшего не имеем. Садитесь, не стесняйтесь. Я сам был солдатом, понимаю в этих делах толк…
Бойцы расселись. Секретарь умиленно глядел на изголодавшихся людей.
— Забудется и это плохое время, уйдет, будто его и не было. Чего только не испытала моя голова! Когда были в Болгарии, помню, как один заступался за нас, пленных. Депутатом он был…
— Депутатом?
— Да, депутатом от рабочей партии. Хороший был человек… Георгий Димитров звали его. Приходил к нам, пленным, расспрашивал, как живем, в чем нуждаемся, подбадривал нас. Такие люди редко встречаются…
Болгары затихли, некоторые и есть перестали, уставились на серба.
— А вы лично видели этого Димитрова? — спросил Коларов.
— Я-то? Понятно, видел. И даже разговаривал с ним.
— А если теперь его увидите — узнаете?
— Как не узнать! Это был видный человек, носил длинную черную бороду. Красивый, стройный. Обязательно узнаю, как можно не узнать… Такие люди не забываются.
Все усмехнулись.
— Чему смеетесь! Мне не верите? Думаете, я лгу!
Тогда Димитров поднялся, подошел к сербу и, положив ему руки на плечи, сказал:
— Нет, брат, ты не лжешь!
Серб пристально поглядел ему в лицо, пытаясь припомнить что-то давным-давно минувшее.
— Рабочий депутат, о котором вы только что говорили, стоит перед вами… Вот он, тот самый Георгий Димитров, — сказал Коларов.
— Бог мой! Да неужто правда?
Он еще раз вгляделся в Димитрова и воскликнул:
— Брат Георгий, и я мог тебя не узнать! Прости, если можешь… — и, обняв Димитрова за широкие его плечи, поспешил высказать радость свою. — Как ты изменился, брат Георгий! Где же твоя борода?
— Сбрил.
— И хорошо сделал. Помолодел на десять лет…
Болгары сочувственно смотрели на разволновавшегося человека. А он все говорил:
— Вот, товарищи, гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся… Когда же это было, когда было…
Перенесясь в ту далекую пору, серб увлеченно рассказывал о своих впечатлениях от Балканской войны, о жизни в Болгарии.
В гостеприимном сербском селе болгары пробыли только один день, а затем через Пирот и Ниш направились в Белград.
Открывался полный неизвестности путь эмиграции. Каждому было ясно, что о скором возвращении на родину и думать нечего. Димитрову и Коларову предстояла еще тяжелая борьба с сербскими властями в защиту многих тысяч болгарских эмигрантов.
По всем более или менее большим городам разбрелись отряды разбитой повстанческой армии. Сначала сербские власти приняли их как пленных, а затем как политических эмигрантов, несмотря на протесты болгарского правительства.
Уладив положение перешедших в Сербию революционных отрядов, Димитров и Коларов отбыли в Вену. Отсюда они послали свое знаменитое открытое письмо болгарскому народу:
«Дорогие товарищи!
После крупных революционных боев, которые пока закончились для народных масс безуспешно, мы были вынуждены вместе со многими другими борцами оставить вашу среду, чтобы продолжать служить великому делу своего народа. Хотя мы временно и находимся далеко от вас, роль, выпавшая на нашу долю в этой борьбе, обязывает нас обратиться к вам с этим открытым письмом. И первыми словами, с которыми мы к вам обращаемся, являются:
«Выше головы! Кровавой местью дрожащему за свою власть белогвардейскому сброду не удастся сломить боевой дух трудовой Болгарии! Поражение научит нас побеждать! Вопреки всему рабоче-крестьянское правительство будет установлено в Болгарии!»
Они объясняли причины, которые заставили народ подняться на восстание:
«Коммунистическая партия, хотя и сознавала все трудности борьбы и недостатки организации, будучи партией трудового народа, не могла поступить иначе, кроме как поддержать дело народа и в самых трудных условиях вместе с Земледельческим союзом дать пароль к общему действию по всей стране на 23 сентября.
Каков был этот пароль? Весь народ знает, что это было свержение нынешнего узурпаторского, путчистского и насильнического правительства и замена его рабоче-крестьянским правительством».
Дальше Димитров и Коларов писали:
«Дорогие товарищи! Мы вместе с вами боролись за великое народное дело. Ныне мы разбиты. Но борьба не закончена, и окончательная победа ближе, чем думают враги…
Исполненные глубокой веры в наше дело, которое является священным делом народа, мы, все трудящиеся, мужественно перенесем боль и страдания поражения и с еще большей энергией и воодушевлением отдадим себя снова на службу делу народа и не успокоимся до тех пор, пока не победим.
Мы снова соберем и сплотим наши расстроенные и поредевшие ряды. Мы быстро приступим к залечиванию нанесенных нам ран.
Общими усилиями и жертвами мы поможем оставшимся вдовам и сиротам, бедствующим семьям и изгнанным на чужбину товарищам.
Мы не будем распылять свои силы на отдельные террористические действия, помня хорошо, что мы победим только организованной борьбой трудового народа и что самой жестокой местью палачам народа будет свержение белогвардейского правительства и окончательная победа рабоче-крестьянской власти.
Мы в особенности будем хранить и укреплять союз всех трудящихся города и деревни, который в сентябрьских боях был скреплен совместно пролитой кровью тысяч борцов, павших за общее народное дело.
Никакого уныния, никакого отчаяния, никакого малодушия!
Выше головы, славные борцы!
Да здравствует рабоче-крестьянское правительство!
Да здравствует Болгария трудящихся!»
Письмо дошло до Болгарии. Оно прошло из города в город, из села в село, от хижины к хижине, из поселка в поселок. Его читали, переписывали, распространяли. Оно снимало уныние, и люди говорили друг другу:
— Выше головы, славные борцы!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.