«Новый порядок» в Великих Луках

«Новый порядок» в Великих Луках

Утром узнаем, что в центре города ликвидированы еще несколько немецких опорных пунктов. Вся борьба сосредоточена в двух противоположных концах — в крепости и у железной дороги.

Правда, шальные снаряды, посланные с внешнего кольца неприятельской группировки, еще порою рвутся на улицах, и Клюге, выполняя свое обещание, активизировал атакующие кольцо дивизии. Но все это имеет больше моральное, нежели действительно военное, значение.

В газетенке Горского, комплект которой мы нашли, прочли мы передовую, озаглавленную «Благотворный новый порядок в Великих Луках». Новый порядок, установленный гитлеровцами. Теперь вот мы получили возможность посмотреть, что же это такое, «новый порядок». Увидеть это собственными глазами. Эта статья помогает понять, что грозило нашим селам, городам, всей нашей земле, если бы гитлеровская затея удалась.

Вчера на ночь я сделал себе в блокнот выписки из книги профессора А. Н. Вершинского «Города Калининской области». Судя по этой книге весьма серьезного автора, до войны Великие Луки были бурно отстраивающимся окружным центром. Каждый год город обогащался новыми предприятиями, культурно-бытовыми учреждениями. К моменту оккупации у него было девятнадцать школ, шесть из них средние, три техникума, восемь библиотек, шесть клубов, три больницы, восемь детских учреждений, музей, театр с постоянной труппой и Дом Красной Армии, какому мог бы позавидовать и областной центр.

Медленно идем по городу. Где все это?

Разрушенные дома, занесенные снегом до оконниц. Таблички вывешены на двух языках. Крупно — на немецком, помельче, внизу, — на русском. «Городская управа»… «Комиссионный магазин»… «Ломбард»… «Антикварный магазин»… «Скупка старых бытовых вещей»… «Полицейское управление»… «Гражданский комендант»… «Районный комендант»… «Полицейский участок»… И снова «Полицейский участок»… Наконец, «Ресторан». Это крупно. Написано на русском, а внизу маленькая табличка по-русски и по-немецки: «Только для германцев». И опять «Полицейский участок».

На весь город только, кажется, одна школа, да и ту потом закрыли: здание потребовалось под госпиталь. Для граждан оставались лишь те девятнадцать коек в подвале больницы. Не было ни одного настоящего магазина, ни одного бытового или культурного заведения.

На заборах и стенах домов во множестве вариаций повторялись красивые, многокрасочные плакаты: «Германская армия несет свободу, счастье и процветание народам Европы». Это по-русски. Для нас предназначалось. На плакатах цветные фотографии. Румяные старички, читающие немецкие газеты на садовой скамейке на фоне Эйфелевой башни… Группа плечистых красавцев в гитлеровской офицерской форме кормит курчавых босоногих мальчишек возле величественных развалин Парфенона… Немецкий врач, похожий на фокусника, протягивает склянку с лекарством оборванной и босой польской крестьянке… Румяные немецкие солдаты отплясывают возле церкви с девушками в старинных чешских костюмах. Эти плакаты так и лезут в глаза со стен, афишных тумб, телеграфных столбов.

Зато в паршивенькой типографии, где издавались «Великолуцкiе известия», среди опрокинутых касс, рассыпанных шрифтов майор Николаев нашел засунутый за реал сверток корректур приказов городской комендатуры и градской думы. Сами приказы, по-видимому, насколько это оказалось возможным, были собраны и сожжены. Но вот корректуры уничтожить забыли. Николаев дал мне ознакомиться с этими корректурами. Вот выписки из них:

«…В связи с временным сокращением светового дня срок хождения гражданских лиц установить до 16 часов по берлинскому времени… За нарушение кара вплоть до расстрела».

«Каждый, кому по личной надобности возникнет необходимость выйти за пределы городской черты, обязан подать предварительное заявление районному коменданту и получить на сие особое, печатью удостоверенное разрешение… Нарушивший сие распоряжение и появившийся за чертой города без разрешения, скрепленного соответствующей печатью, будет наказан по законам военного времени…»

«Гг. обыватели Города Великих Лук обязаны зарегистрировать в градской думе всех наличествующих у них домашних животных, а также птиц и других зверей, в виде собак, кошек на предмет получения соответствующего разрешения на владение ими и уплаты установленного думой налога… Лица, уклонившиеся от сего, будут рассмотрены как умышленно нарушившие приказы и покараны по законам военного времени…»

«Комендатура сим объявляет регистрацию лиц как мужеского, так и женского пола от восемнадцати до тридцати лет включительно на предмет вербовки на работы в Германии и западные области России. Лица, игнорирующие этот приказ, подлежат привлечению к ответственности, как саботажники, чинящие препятствия немецкой армии со всеми последствиями, из сего вытекающими…»

«…В случае обнаружения эпидемического заболевания в семье глава семьи, коим является старший мужчина, а за отсутствием такового старшая женщина, обязан сообщить об этом в соответствующий отдел городской управы. Невыполнение оного будет рассматриваться как умышленное распространение эпидемии и помощь партизанам, вследствие чего глава семьи, определенный выше, будет предан военно-полевому суду…»

«…Участились случаи, когда покойники остаются в доме, не преданными земле. В случае обнаружения таковых фактов домовладелец или домовый человек, а также самый близкий из родственников покойного будут рассматриваться как саботажники-провокаторы и будут предаваться суду в соответствии с законами военного времени…»

— А посмотрите вот это. — Майор Николаев, который привел нас в эту типографию, достал из подсумка листы объявлений, топорщащиеся от сухого клейстера.

Это он снял, по-видимому, со стен. На одном из них красным карандашом были очерчены строки: «…В ответ на гнусное убийство из-за угла военнослужащего Вермахта мною приказано расстрелять 25 заложников. Предупреждаю гг. обывателей, что в случае нового покушения на военнослужащих количество подлежащих к расстрелу будет удвоено.

Начальник гарнизона Великие Луки фон Засс, подполковник Вермахта. Дано на фронте…»

— Это в его дело, — говорит Николаев, аккуратно складывая объявление.

— Как? Начальник гарнизона сдался?

— Нет еще. Но мы знаем, где он находится, и никуда он от нас не уйдет. Разве что на тот свет. Но то, что мы о нем знаем, говорит, пожалуй, о том, что туда он не стремится.