Илья Миксон ТАНК УХОДИТ В БЕССМЕРТИЕ
Илья Миксон
ТАНК УХОДИТ В БЕССМЕРТИЕ
Рис. Н. Кудричева
Память войны срабатывает, как мины замедленного действия.
Когда на штурманском столе появился очередной лист карты с надписью «Северное море. Подходы к Эльбе и Везеру», я сначала прочел не «подходы», а «подступы». Мысленно, затем и вслух. Третий помощник капитана поправил меня: не подступы, а подходы.
Мы подходим к Бремерхафену с грузом австралийской шерсти для Федеративной Республики Германии.
Я был впервые здесь, но все казалось ужасно знакомым. Так же выглядели на подступах Инстербург, Кенигсберг и прочие германские города, которые мы штурмовали в последний год Великой Отечественной войны.
…В город отправились на другой день. В состав группы вошли судовой врач Скачков, электрик Горелов, матрос Яковлев и я.
Горелов хотел купить джинсы. На одной из боковых улочек отыскался магазин спорттоваров, небольшое помещение, тесно набитое туристским снаряжением, палатками, спортивной одеждой, складной мебелью и американскими джинсами. Продавец, высокий сухопарый мужчина в очках, услышав русскую речь, оживился. А когда выяснилось, что мы — ленинградцы, даже обрадовался. Ведь он отлично знает наш прекрасный город, жил и работал в Ленинграде. В последний раз он любовался красавцем на Неве совсем недавно, когда отдыхал на курорте у Ладоги. Нынешним летом, в августе, опять собирается в Россию. Теперь — с женой и сыновьями, на машине — к Черному морю. Через Ленинград, Москву, Великие Луки.
В месячный переход из Австралии в Европу мы с доктором усиленно штудировали книгу «Учись говорить по-немецки»… Восполняя пробелы в знаниях жестами и мимикой, говорили о жизни, о войне и мире, о политике. И — чудо! — понимали друг друга!
Кстати, почему туристический маршрут Ганса, — так звали продавца джинсов, — крюк (выразительный жест), в Великие Луки? Как же иначе? Он и в прошлый раз «завернуль в Великие Луки», переночевал там, провел целый день. Ведь он служил в Великих Луках. 83-ю пехотную дивизию перебросили туда из Франции. В Париже воевать можно было!.. В Великих Луках дивизия погибла. Из двадцати тысяч уцелело около сотни…
Я изучал историю оккупации и освобождения Великих Лук, собирал материалы о подвиге одного танкового экипажа. Ганс, возможно, слышал о боях за старую крепость?
Слышал! Вовек ее не забудет! Старая крепость, на холме за Ловатью. Все, что пришлось пережить тогда…
— Третьего января сорок третьего года в крепость ворвался наш тяжелый танк…
— «КВ»! — подхватывает Ганс. — Да, да-да. Колоссаль!
Он продолжает по-немецки: «Один, без пехоты! Они там много натворили… Пока не загорелись».
— Пока их не подожгли, — жестко поправил я.
— Да, панцер захорелся. Да, они не сдались.
Впервые о подвиге экипажа «КВ» я узнал из письма офицера запаса Г. И. Петрова. Отложив все дела, я тотчас вылетел в Великие Луки, затем — в Москву, на Житомирщину, в Гродно.
Я узнал почти все. По документам Центрального архива Министерства обороны СССР, где хранятся Журнал боевых действий и История 13-го Гвардейского тяжелотанкового полка, по трем папкам с материалами, которые год собирал директор Великолукского архива Константин Тимофеевич Карпов. Знал из рассказов Ивана Трофимовича Слободяна и полковника Дмитрия Ильича Дивина, прочел в большом письме Василия Семеновича Кострецова…
После ожесточенных боев наши войска окружили город 30 ноября. В ночь под новый, 1943 год в руках противника лишь остались район железнодорожного узла и старая крепость. Гитлеровцы готовили их к долговременной обороне двенадцать месяцев.
Вместо сбежавшего Шерера начальником гарнизона стал фон Засс. Он поддерживал прямую связь со ставкой. Фюрер лично шесть раз отдал приказ держаться до последнего солдата, требовал любой ценой отвоевать стратегический плацдарм.
Все гуманные предложения советского командования о капитуляции фон Засс отвергал. Специальный самолет доставил ему железный крест и полковничьи погоны. Гитлер клятвенно обещал переименовать Великие Луки в Зассбург.
Советские войска освободили древний русский город в первый день 1943 года. Но бои за железнодорожный узел и крепость продолжались еще шестнадцать ночей и пятнадцать дней.
1188-й полк 357-й стрелковой дивизии блокировал крепость. Для штурма ему придали два тяжелых танка «КВ».
Они воевали вместе давно, третью неделю — танкисты старший лейтенант Слободян, младший лейтенант Шеметов и командир стрелкового батальона Кострецов.
Они лежали на черном снегу и смотрели на крепость. Снизу казалось, будто в ночное небо вонзилась острием обледенелая пирамида, и видна только нижняя часть ее. Обойти крепость на безопасном расстоянии и разглядеть, какая она на самом деле, — возможности не было. Пулеметы крепости простреливали город во всех направлениях.
Кострецов вполголоса наставлял танкистов:
— Как ворветесь, держитесь поближе к тюрьме и церкви. Это у немцев главные опорные пункты. В первую очередь блокируйте! Артиллеристы пролом в воротах сделают, вам только расчистить, ну и баррикаду сдвинуть. Ворота как тоннель, через весь земляной вал. А он в подошве метров двадцать пять будет и в высоту все шестнадцать. Скаты двойной крутизны, 50—60 градусов. И коркой льда покрыты. Водой, гады, поливают! Где они воду достают — черт их знает!
Кострецов не знал, что в крепости есть озеро, не большое, но глубокое. Оно почти вплотную подходило к валу, а внутри вала по всему километровому периметру тянулся тоннель, который связывал в единую систему доты, капониры, бронеколпаки, траншеи, окопы на гребне вала.
В тот час Кострецов не знал ни об озере, ни о тоннеле, как не знал, что в решающем штурме его тяжело ранят в рукопашной, и командование батальоном примет старший лейтенант Дивин.
— Прилаживаем к валенкам колючую проволоку, а все равно скользко! Только и спасение — воронки от снарядов и мин. И термитно-фосфорные гранаты помогают. У немцев их навалом, не жалеют. Полушубки, сапоги — все насквозь прожигают треклятые! Зато где упадет такая штуковина, лед до грунта выплавляется, упор потом хороший. Кстати, учтите: у них и ампулы с зажигательной смесью есть!
— Знаю, — сказал Слободян. — Мне генерал советовал задраить люки асбестовыми прокладками.
— Но моторные щели, или — как их там? — жалюзи не законопатишь! Впрочем, я в вашей технике не очень… Так вот, начало штурма в 15.00. Химики дыму напустят, как ночью будет.
Слободян и Шеметов с батальоном Кострецова штурмовали школу, бились за центр города. Комбат отдавал предпочтение ночному бою.
— Твое любимое времечко, — скупо улыбнувшись, отметил Шеметов.
— А что? Ночью меня ни бог, ни черт не берет! Ранен дважды и оба раза днем. Вот тебя, Павел, когда ранили?
— Утром, — сказал Шеметов.
— Утром! А тебя, Ваня?
— И днем, и ночью, — неохотно отозвался Слободян. Мысли его были заняты другим. — Генерал мне раз десять сказал: «В осиное гнездо пойдете».
— Надо, значит пойдем, — спокойно произнес Шеметов. — Сигналы — ракетами?
— О сигналах договоримся, время еще есть, — ответил Кострецов. — Гареев, замполит мой, придет к вам. Да вы его знаете!
— Знаем, — подтвердил Слободян и близко к глазам поднес часы.
— Сколько? — поинтересовался Кострецов. — Ого! Рассвет скоро, надо выбираться отсюда. Солдаты этот лог «Долиной смерти» прозвали.
Сверху дробно ударил крупнокалиберный пулемет. Над головами пронеслась огненная трасса.
— Из северного выступа, — определил Кострецов. — Вал там самый крутой, но зато и мертвая зона большая. Оттуда и наступать будем.
…Могучие пятидесятитонные машины тараном расширили брешь в воротах и, ведя огонь из пулеметов и пушек, ворвались в крепость. Свинцовый ливень с флангов сразу отсек пехоту, и танки остались одни. Кострецов предупреждал: «Если заляжем, посмотрите, как там, и — назад». «Посмотреть» — означало выяснить огневую систему врага внутри крепости.
В поле зрения перископов и триплексов плясали серые стены тюрьмы, приземистая старинная церковь; в откосах вала зияли черные дыры капониров. Густые облака дыма заволокли гребень вала. Откуда-то сверху и справа били немецкие противотанковые орудия.
По броне барабанили пули. От косых попаданий снарядов высекались снопы багровых искр. Один снаряд ударил по башне командирского танка, внутри откололись мелкие осколки брони.
Шестнадцать таких «окалок» и поныне сидят в теле подполковника запаса Ивана Трофимовича Слободяна. Тогда он не думал о них.
Машина стояла на разрушенной баррикаде с осевым перекосом, задрав лобовую часть. Могло обнажиться слабо защищенное днище. Слободян решил перевалить через баррикаду и пройти вперед, но в ведущий каток врезался снаряд, гусеница провисла, и танк сполз назад. Слободян сообщил по рации Шеметову о случившемся и велел отходить.
…Кострецов пришел на исходную позицию с начальником штаба старшим лейтенантом Дивиным. Оба хмурые и озабоченные.
— Разведку боем сделали, — сказал Кострецов. — Через три часа опять на штурм. Или опять на разведку боем — называй, как хочешь.
Слободян забеспокоился:
— Мою машину починить не успеем.
— Откладывать не могу, — отрубил Кострецов и повернулся к Шеметову. — Придется тебе в одиночку, Павел.
В голосе комбата звучала просьба, а не приказ. Он понимал, что значит идти тяжелому танку одному, без пехоты, в огневой мешок крепости.
— Хорошо, — сказал Шеметов. — Не подведите только.
— Не подведите! — вспыхнул Кострецов. — Головы поднять не дают! Сами видели! В батальоне людей раз-два и обчелся.
Шеметов слушал с таким спокойствием, что Кострецов скоро утих.
— Дивин, повтори приказ командира дивизии, — устало закончил он.
— «К исходу третьего первого сорок третьего крепость должна быть взята. Доносить мне о ходе боя каждый час», — наизусть прочел Дивин.
— Буду ждать в крепости, — сказал Шеметов.
Это прозвучало так, словно речь шла об обычном свидании, и на какой-то миг все забыли, что в крепости еще немцы.
— Жди.
Экипаж подбитого танка менял траки, ставил новый каток, а командир, старший лейтенант Слободян ходил следом за Шеметовым.
— До ворот не стреляй. Экономь боеприпасы, там пригодятся. В осиное гнездо идешь. Я с места огнем поддержу. До ворот. Дальше ничего не видно. И связь держи. Все время на приеме буду. Слышишь?
— Хорошо.
— Проклятый каток!..
— Не последний бой, Ваня.
Подошел старшина Гуков.
— Письмишко бы отправить, — попросил он Слободяна.
— Опять, наверное, страниц тридцать накатал, — усмехнулся Шеметов.
— Сколько надо, столько и накатал, — без обиды отозвался Гуков.
Старшина Гуков написал все, что нужно в трех строчках.
«Маня, я жив. Пишу письмо в танке. Шура и Женя, слушайте маму. Ждите второго письма».
Вдова солдата Мария Ивановна Гукова почти треть века читает последнее письмо мужа по памяти. Каждый день. Всего три строчки.
В предвечернее морозное небо взметнулись ракеты. Белый танк с цифрой «33» на башне рывком стронулся с места, тяжело покачиваясь, спустился по крутому откосу в лог, выбрался на исковерканное шоссе и помчался в гору к крепостным воротам. У самых ворот он приостановился, выбросил из длинного ствола рваное пламя и ринулся под каменную арку.
— «Петя»! Я — «Коля»! Как у тебя?
«Пошел!» — услышал в ответ Слободян. И связь оборвалась.
— «Петя»! «Петя»! Чего молчишь?
«Антенну, видимо, сшибли», — предположил радист.
Слободян сразу позабыл кодированные позывные.
— Паша! Чего молчишь? Паша! — все кричал и кричал он, и кругляки лярингофона вжимались в горло.
…Крепость взяли спустя тринадцать суток.
Обгорелые развалины тюрьмы и казарм, церковь с обрушенным куполом. Беспорядочное нагромождение техники, покореженной, раздавленной, расстрелянной.
Озеро в полыньях, пробитых бомбами и снарядами. Над черным льдом белый пар.
Танка «КВ» № 33 не было.
Дивин пожимал плечами.
— Не могли же они в карман его спрятать!
Замполит капитан Гареев велел допросить пленных. Рассказы немцев совпадали слово в слово. Но тому, что услышали, поверить было трудно.
Ребята Слободяна притащили к озеру противотанковую мину и подорвали лед на том месте, которое указывали немцы.
На темной воде расплылись нефтяные разводы. Значит, правда…
— Хлопцы, достаньте их… Похороните. — Слободян натянул шлем. Надо было догонять свой полк, 13-й Отдельный тяжелотанковый полк. В списках безвозвратных потерь его уже значились пятеро, экипаж танка № 33. Против каждой фамилии стояло: «погиб 3/I—43 г. — сгорел в танке — крепость г. Великие Луки».
Командир дивизии полковник Кроник выделил Дивину саперов. Танк нащупали металлическими стержнями на середине озера. Вытащить его не успели, ушли дальше на Запад.
Я знал почти все. И вдруг — еще один свидетель Ганс К.
Немец, бывший обер-ефрейтор, бывший военнопленный, продавец джинсов.
Изредка входили и выходили покупатели. Ганс не обращал на них внимания. Он рассказывал нам о том, что пережил в осажденной крепости. И часто повторял, как рефрен: «Молодые должны знать правду. Всю правду! Такое не должно повториться!»
Меня интересовал танк. Что было с танком? Как это было?
Танк возник неожиданно. Грозный, могучий в облаке кирпичной пыли и щебня. Бело-розовый и страшный, как привидение, как божья кара. Все забились в подземелье. Противотанковая пушка у тюремной стены не успела выстрелить, танк со скрежетом вдавил ее в землю и двинулся дальше в глубь крепости.
Он расстреливал пулеметные гнезда, таранил, разрушал капониры, уничтожал зенитки, утюжил ходы сообщений. Носился вокруг тюремной стены и церкви, вдоль вала, откуда должны были появиться пехотинцы Кострецова. Он ждал их.
Танк непрерывно действовал огнем, гусеницами, тараном, парализуя главные опорные пункты крепости. Он бил и отбивался. Его пытались подорвать, зажечь, остановить. Танк сметал на пути своем все преграды.
«Огонь!» — кричали офицеры, но уничтожить русский танк не удавалось. Бронированный дьявол хозяйничал в крепости, бесстрашный и дерзновенный.
Он ждал своих. А свои, семьдесят бойцов, безуспешно пытались пробиться сквозь свинцовый ливень и гранатный град. И срывались, один за другим, по ледяной крутизне. Вниз, к замерзшей Ловати. Мертвые и раненые. Штурм не удался.
Немцы обрушили все силы и весь огонь на одинокую русскую машину. Танкисты могли вырваться из петли: минеры не сразу перекрыли выход из крепости подвижными фугасами. Но экипаж танка продолжал сражаться. Еще оставались снаряды и диски с патронами.
Враги наседали. Пришлось отойти на открытое место, куда не добросить гранату, не дошвырнуть ампулу. Танк устремился в западную горловину крепости. В последний момент танкисты увидели впереди по курсу озеро и успели отвернуть вправо, к кирпичной казарме, почти впритык к земляному валу, где сидели в норах и траншеях немцы…
Стекло со звоном разбилось о броню. Жидкий огонь облил башню, потек по корме к моторному отсеку.
Откинуть люки, выскочить из пламени, спастись!
…Танк выпустил последний снаряд.
…Опустели пулеметные диски.
И тогда — охваченная пламенем машина круто развернулась и ушла… в озеро. Пятеро остались на боевых местах.
Никто не знает и не узнает уже никогда, о чем думали, о чем говорили они в горящем танке. И я не посмею сочинять ни предсмертной песни, ни прощальных слов героев. Точно установлено одно: танкисты не сдались. Ни живыми, ни мертвыми.
Когда фон Засса под конвоем вывели из бункера, его и остатки великолукского немецкого командования, он обвел взглядом подчиненных и процедил, кивнув на советских солдат:
— Русские сражались лучше нас.
Мы сражались лучше. Ведь мы сражались не за кресты, не за звания, не за фамильные замки.
Экипаж Павла Шеметова не рассчитывал ни на награды, ни на бессмертие.
Война была такой долгой, горькой и героической, что затеряться в людской памяти было проще простого. Народная молва превратила быль в легенду, в героическую балладу о пяти неизвестных танкистах. Городские власти не один раз пытались найти в озере танк и отдать последние почести героям. В сорок шестом, в начале пятидесятых, в пятьдесят седьмом… В июне 1964 года озеро выкачивали пожарные машины. Танк исчез. И люди стали говорить, что все это было, но где-то в другом городе…
Официальная комиссия установила: танк «КВ» извлечен из крепостного озера в мае сорок третьего года специальной воинской частью, СПАМ-65; машину отремонтировали и возвратили в строй, останки экипажа захоронили на берегу озера.
Потом, прах героев-гвардейцев перенесли на братское военное кладбище. Там на белокаменной плите высечены их звания, фамилии и должности.
Командир танка гвардии младший лейтенант Шеметов Павел Иванович, шофер из Магнитогорска;
Старший механик-водитель гвардии техник-лейтенант Ребриков Петр Георгиевич, москвич, выпускник автотехникума;
Старший радиотелеграфист гвардии старший сержант Прияткин Михаил Федорович, учитель из Ивановской области;
Командир орудия гвардии старшина Гуков Семен Алексеевич, колхозник из Грузии;
Младший механик-водитель гвардии старший сержант Касаткин Андрей Ефимович, тракторист с Алтая.
И есть в Великих Луках улица Пяти танкистов.