Иван Уханов ШТУРМ ГАЗОВОГО ВАЛА
Иван Уханов
ШТУРМ ГАЗОВОГО ВАЛА
Рис. В. Пястолова
Ветреным ноябрьским днем 1966 года бригада Степана Дмитриевича Иванова несла предпраздничную трудовую вахту. Ее разведочная скважина № 13 находилась в степной равнине, в пятидесяти километрах к юго-западу от Оренбурга, на левом берегу Урала.
— Ребята, сюда! — радостно позвал Иванов своих помощников Юрия Стукалова и Василия Саблина. — Носом и сердцем чую: газ тут богатый. Вот понюхайте…
С радостью к бурильщикам пришла и тревога: что за газ они поймали? Опасно было далее бурить «втемную». Однако Иванов сказал:
— Пойдем осторожно, потихоньку…
И вновь загудели мощные дизели. Глубже и глубже уходила в землю стальная игла буровой…
— Помню, шестого ноября, когда город был в праздничном убранстве, мы с начальником оренбургского геологического управления Ильей Абрамовичем Шпильманом срочно выехали на буровую, — поделился воспоминаниями о памятном дне Алексей Михайлович Воронов, второй секретарь Оренбургского обкома партии. — Бурильщик открыл задвижку, и ровный мощный гул газовой струи заглушил голоса людей. Когда газ зажгли, в небо взметнулся огненный факел. И задрожала под ногами земля. Давление газа достигало 200 атмосфер… Удачная попалась скважина…
А мне вдруг вспомнилось чье-то хорошее изречение, что счастливая случайность выпадает лишь на долю подготовленных умов. Заглядывать, «внюхиваться» в недра оренбургской земли геологи начали лет сорок назад. Мнения специалистов, правда, были противоречивы, но все они оценивали южную часть территории области как геологически очень сложную: мощная толща солей «маскировала» здесь характер залегания более глубоких подсолевых пластов. Не случайно почти все геолого-геофизические работы были сосредоточены в северо-западных, более перспективных районах области. Еще до войны возле Бугуруслана геологи обнаружили богатые запасы промышленной нефти. Вместе с башкирским месторождением они и составили огромную Волго-Уральскую нефтегазоносную провинцию, названную «Вторым Баку».
Зато без должного внимания оставались южные районы области до 1960 года, пока не было создано Оренбургское территориальное геологическое управление.
Сейсморазведка упрямо настаивала: газ должен быть где-то рядом!
Около двух тысяч газоразведчиков пробурили десятки скважин (в том числе и несчастливую № 13) и застолбили контуры «Оренбургского газового вала».
Он вытянулся вдоль реки Урал овальной полосой 100 на 200 километров в осях и толщиной продуктивного пласта в 500 метров. Гигантский газгольдер вмещал в себя миллиарды куб. метров газа!
В настоящее время, как уверяют сейсмологи и геофизики, эта цифра начинает стареть. Не так давно вскинулся огненный столб из скважины № 17, показав, что и на глубине 2200 метров есть мощная залежь газа. А ведь до недавних пор дном оренбургского газового резервуара считалась отметка 1750 метров.
Теперь, когда смотришь назад, все представляется простым и понятным, и уже не видятся героями те, кто, споря с собственными неудачами, ломая сопротивление ученых-скептиков и самой земли, проникали в ее сокровенные тайники. Главный геофизик Оренбургского геологического управления Юрий Артемьевич Гличев, начальник этого управления, лауреат Государственной премии Илья Абрамович Шпильман, главный геолог по нефти и газу Анатолий Васильевич Овчаренко, начальник геологического отдела треста «Оренбургнефтегазразведка» Николай Семенович Можаев, главный геолог этого треста Андрей Артемьевич Воробьев… Их знакомство с оренбургским газом шло не только через лабораторные пробы и анализы, не только по картам сейсмических профилей, но и, как говорится, с глазу на глаз. Иногда газ проявлял непредвиденное коварство.
Однажды осенним днем жители Оренбурга и прилегающих к нему поселков услышали страшный гул, будто ухнула где-то гигантская пушка. Солнце вскоре село, скользнуло за горизонт, но багровый закат на юго-западе от Оренбурга не стирался с неба всю ночь. Люди выходили на балконы домов, с тревогой разглядывая огромное, как бы в темноте ночи пляшущее зарево.
Вот что случилось. Из скважины произошел небывалый по мощи выброс газа. Давление было таково, что огненный смерч с ревом вскинулся до самых облаков. Земля вокруг напоминала раскаленную плиту. Ни подойти, ни подъехать.
Пылающая скважина, казалось, ждала, когда устанут с ней бороться. Но люди не отступали. Газовый факел вскоре был взят «за горлышко и задушен». Укрощением огненной стихии руководил главный инженер управления Иван Васильевич Чумаков и главный инженер Предуральской экспедиции Вадим Константинович Макаров. Авария обошлась без жертв, хотя рабочие под прикрытием водяного зонта прорывались почти к самому подножию факела. Тракторист Павел Егоров и крановщик Виктор Зикунов, едва не поджарившись в кабинах, после шутили: «На фронте под пулями было легче…»
Да, газ требует от человека всех его знаний, полной отдачи внимания, труда, таланта, воли, высокой бдительности. Даже к плененному, загнанному в кухонные конфорки газу человек подходит в сопровождении многих и многих строжайших инструкций.
Стоит тут пояснить. Оренбургский газ агрессивен, в нем много сероводорода. Нужны особая сталь, оборудование, не поддающиеся его воздействию. В отечественной практике еще не доводилось осваивать газ с таким высоким содержанием сероводорода. Вместе с тем сероводород — замечательное сырье для получения дефицитной серы. Подсчитано, что себестоимость оренбургской серы в два раза ниже самородной.
* * *
Издали газзавод похож на огромный оранжевый корабль.
На строительстве объектов комплекса занято было тридцать крупных организаций девяти министерств. Все они подчинялись управлению строительства «Оренбургэнергострой».
Секретарь парткома управления — Владимир Корнеевич Максименко. Лет пятнадцать назад тогда еще Володя Максименко на ударной стройке домны № 2 Орско-Халиловского металлургического комбината возглавлял ее комсомольский штаб. Жаркие были деньки. Но домну комсомольцы сдали в срок.
А Максименко ждала новая стройка. Ириклинская ГРЭС. Всесоюзная. Комсомольская…
И снова костры, палатки, вагончики, бездорожье целинной степи…
Осень 1971 года. В степи под Оренбургом разворачивается строительство комплекса газзаводов. И тут Максименко — вожак коммунистов Всесоюзной, ударной…
Глубже залегли на лбу морщинки, засеребрились виски. Говорят, ранние сединки украшают мужчину. А я смотрю на Владимира Корнеевича и думаю, что ему бы выспаться хорошенько… Он с улыбкой махнул рукой:
— Сейчас как-то и сон не в сон. Готовится к пуску вторая очередь газзавода. Утрясаем последние неувязки, недоделки. В последний момент их всегда оказывается много.
Окинув меня приветливым взглядом, добавил:
— Хорошо, что приехали… Для начала можете побывать у нас на планерке.
Очередная планерка в кабинете секретаря парткома стройки проходила шумно.
— Тише, давайте по порядку, — то и дело напоминал Максименко, легонько постукивая карандашом о графин.
Рапорты сыпались.
Вчера исчезла вдруг вода в поселках, столовые не работали, люди уехали на объекты без горячего завтрака… В женском общежитии какие-то хулиганы выбили стекла, влезли в окна… Со стройки ушло, уволилось шестнадцать человек.
Максименко, хмуро сдвинув брови, заносил что-то в толстенькую записную книжку. По ходу разговора отдавал распоряжения, информировал:
— Авария устранена. Столовые работают. Обед будет горячим… Хулиганы пока не арестованы, но фамилии их уже установлены. Сегодня разберемся.
Из многотиражки докладывали: поступила заметка «Иней на чайнике». Монтажник весь день работает на студеной высоте, а приходит домой — ему согреться негде. В комнате общежития холод. И другое письмо:
«Чем заняты приехавшие на стройку студенты? Толкутся, пылят, лишь бы день провести…»
А вот еще письмо:
«Студенты Оренбургского пединститута носилками таскали песок и гравий и посыпали дорожки возле здания КИП. Но уже через два дня на этом месте экскаватор проложил две глубинные траншеи, и от дорожек не осталось и помина».
О бесхозяйственности говорили многие. Только проложат наземные коммуникации и тут же на этом месте начинают прокладывать подземные, тянут трубопроводы, канализацию, кабели. Огромное здание КИП едва не развалили, подрывая его со всех сторон бульдозерами и экскаваторами.
Бульдозер таранным ударом снес высокую кирпичную кладку — вчерашний труд целой бригады каменщиков. Схватили друг друга за грудки два бригадира. Но разве по их вине эти трудности?
— Нет, — сказал Владимир Корнеевич, — не трудности это, а заурядная бесхозяйственность. Мускульный энтузиазм сейчас смешон.
Руководители, отдав все силы строительству завода, забыли о «тыле» — о планомерном строительстве жилья, объектов соцкультбыта. Завод в ближайшие недели будет пущен, прибыли кадры эксплуатационников, но многим из них негде будет жить…
Первая очередь газопромышленного комплекса, — продолжал Максименко, — вступила в строй, дала газ. Миллиарды кубометров дешевейшего оренбургского газа хлынули в города и села Урала, Среднего Поволжья, Московско-Горьковской зоны и в другие районы страны. Мы прокладываем последние метры сложных коммуникаций…
Максименко вмиг посуровел, называя фамилию одного «отличившегося» руководителя. Потом ткнул себя в грудь.
— Можете заодно и меня прочесать. Поделом. Мягковат я… Все хочу, хочу построже, но…
Был конец рабочей смены. Я смотрел в окно. На площадку валил широкий поток строителей. Невольно ожидаешь толкотни… Как всех разом-то увезти?
Ан нет. Один за другим аккуратно подкатывают автобусы, забирают людей и вытягиваются на шоссе маршевой колонной.
До города полчаса езды, до прилегающих к стройке поселков и того меньше. Часть строителей живет в утепленных вагончиках. А часть — в пятиэтажных домах. На стройке девять столовых, шашлычная, десять магазинов, два клуба, две средних школы, поликлиника, четыре медпункта, два детсада, две библиотеки с читальным залом каждая, три бани.
Кончилась планерка. Мы остались один на один с Максименко.
Взглянув на часы, он сказал с сожалением:
— Мне сейчас на бюро… А то бы мы поездили, посмотрели стройку… Давайте завтра?
По личному опыту я знал: когда сопровождающий тебя начальник машет бригадиру и тот, нехотя отцепив страховой пояс, по сплетениям труб спускается с десятиметровой высоты, когда он, как-то обеспокоенно улыбаясь задубелым на морозе лицом, подходит к тебе и неловко протягивает руку, ты перед ним вдруг чувствуешь себя праздным и виноватым.
— Хорошо, согласен. А пока пристроили бы вы меня на недельку в чью-нибудь бригаду, — попросил я Максименко.
— А что? Это идея, — подумав, согласился Владимир Корнеевич.
— Есть у нас бригада водителей «КРАЗов». Всегда на колесах…
* * *
Короткий час обеда на исходе. Покуривая, машинист ловко взбирается в кабину. Один за другим к экскаватору подъезжают зеленые длиннотелые «КРАЗы».
Вскоре и Юрий Андреевич Власов подрулил. Не знаю почему, я безошибочно угадал в нем бригадира. В движениях легок, быстр, собран. Ему лет тридцать пять. Он жестко тряхнул мою руку и пригласил в кабину.
— У вас не кабина, а целый кабинет! — усаживаясь на широкое новое сиденье, заметил я.
— Да, машина у меня большая, работящая. Двенадцать тонн враз берет на спину…
Машина то и дело вздрагивает, покачивается и как бы оседает от тупых толчков. Это экскаватор опрокидывает в кузов тяжелые ковши грунта. И вот кузов полон. Взревев, «КРАЗ» медленно ползет от котлована.
Со встречными машинами разъезжаемся борт к борту, впритирку. Посторониться некуда: слева — глубокая траншея, справа — насыпь, лес бетонных опор эстакады. С утра подмороженная грязь теперь растаяла, густо наслаивается на колеса. Но «КРАЗ» идет уверенно, без пробуксовок. Он тяжел, колеса его достают до бетонки, которую тут проложили еще в начале строительства.
— Когда боец в атаке, он не смотрит, начищены ли у него сапоги. Возьмем высоту, тогда и сапожки начистим, — шутливо высказывается Юрий Андреевич, как бы оправдывая неприглядный вид дороги. — Конечно, по асфальту лучше ездить. Только стройка не на асфальте, а из земли вырастает.
Впереди нас толчея людей. Это только на первый взгляд кажется, что смешались в сплошную толкотню. А приглядись, у каждого свое дело, спешное и необходимое.
— Давайте немного посторонимся, — Власов с добродушной улыбкой смотрит через ветровое стекло кабины на встречного «КРАЗа» и плотно прижимает свою машину к насыпи. Кабина резко кренится, я повисаю над Юрием Андреевичем. В тот же миг он энергичным кивком приветствует промелькнувшего мимо водителя.
— Это наш парень, из моей бригады. Дмитрий Парчагин, — ловко выравнивая машину, с гордецой говорит Власов. — Старый друг. Мы с ним еще Чиркейскую ГРЭС в Дагестане строили.
— Большая у вас бригада?
— Десять человек… Шесть водителей «КРАЗов», два машиниста экскаватора и два их помощника. Комплексная, механизированная, землеройная — так называют нашу бригаду.
— Хорошие ребята?
— Да, у всех водителей первый класс. Машинисты тоже высококлассные… Мне иногда даже завидуют: «Ох, Власов, везет же тебе. И экскаватор в бригаде четырехкубовый, и машинисты подобрались самые лучшие в министерстве». В бригаде и вправду одно время трудились два отличных машиниста Алпатов и Колядинцев. Они еще на Волго-Доне и Асуанской плотине прославились. Настоящие асы своего дела. Но их уже давно вместе с четырехкубовым перевели на другую стройку. А дела в бригаде не ухудшились. Во всяком случае мы редко кому позволяем себя обогнать.
— Значит, дело не в асах, не в случайном везении?
— Вот именно! — кивнул Власов. — Счастье не автомобиль, не везет по ровной дороге. И то сказать: с неба, что ли, свалились в бригаду первоклассные ребята? В бригаде они выросли, силенок набрались.
Власов быстро завертел баранку вправо: мы чуть не столкнулись с выскочившим из-за угла самосвалом. Я решил не отвлекать Юрия Андреевича от дороги. Лучше молча посиживать и, сопереживая, следить, как он ловко лавирует среди опор эстакад, будочек, траншей и встречных машин, как эта нелегкая дорога отражается на нем, то и дело изменяет выражение его лица, глаз и даже голоса. Тесна, ох, тесна дорога!
— В нашей бригаде, знаете, нет бегунов-шатунов, — прервал молчание Власов. — Состав давний, крепкий. Я уверен в своих ребятах, как в себе. С Потаповым Иваном, например, мы еще Абакан — Тайшет строили. Вот были деньки! На всю жизнь намерзлись, с тех пор морозоустойчивыми стали. Да, да… Что оренбургские морозы в сравнении с теми! Тайга, на градуснике сорок пять. Пока машину заведешь — два часа уйдет. Привезут на стройку кирпичи. А их половину на печки люди растащат. Вот как было. Эта стройка полегче. Все под рукой: и горячая вода, и ремонтная мастерская, и теплое жилье, и город…
— Вы о «шатунах» сказали… Это о сезонниках, так?
— То-то и оно, что сезонник. Норов у него петушиный: мое дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай, — Юрий Андреевич глубоко вздохнул и нехотя, словно о чем-то неловком продолжал: — Был у нас такой… Вот и присматривает, где б повыгоднее сработать, сливки с наряда снять. Есть личная выгода, значит, нажмет, попотеет. Нет расчета — сматывает удочки и поехал, полетел искать, где слаще… Пробовали его урезонить, посовестить. Куда там! У шатуна своя «карманная» философия. Это, говорит, только курица да экскаватор старой марки от себя гребут, а у людей руки с рожденья ухватом наставлены… Не прижился он в нашей бригаде, некуда ему было корни свои пустить.
Юрий Андреевич помолчал, сосредоточенно вглядываясь во встречный поток транспорта. Впереди на дороге создалась «пробка». Забуксовал «МАЗ», нагруженный огромными катушками голубого кабеля. На выручку ему заспешил бульдозер.
— Давайте-ка еще закурим, — приглушив мотор, предложил Юрий Андреевич и вынул папиросы. Он нервничал (ну и дорога!), но всячески старался скрыть это, занять меня и себя разговором: — Приходили в бригады и такие, что ехали «за мечтами, за туманом и за запахом тайги». Но стройка — это всегда трудно и серьезно… Романтики тут не так уж много, особенно для тех, кто не так как надо для себя ее уясняет. Вот видите: сейчас тут хлябь, грязюка. Все перекопано, поизрыто… Но главное зато есть — завод. Вот он! Гляньте: до облаков трубами достает — 180-метровые. А весной тут и дороги расчистят, и тротуары намостят, будут и газоны, и бордюрчики, и цветы. Даже глазам своим не веришь: неужто все это с товарищами своими ты отгрохал?!
Юрий Власов на стройку приехал в самый нужный момент: развертывались землеройные работы. Комплексную бригаду Власова послали на рытье котлована — огромной водозаборной емкости. За верхним слоем чернозема пошла глина. Это была особая каргалинская глина. Подсыхая, она превращалась в тяжелую въедливую пыль. Достаточно было даже небольшого ветра, чтобы она заволокла весь котлован и подъезды к нему.
Эти и другие непредвиденные трудности не учитывались при оценке объема работ. Учитывались лишь кубометры и тонно-километры. А ведь их можно было быстрее и легче «набрать» на более удобных объектах. Однажды кто-то из шоферов намекнул бригадиру:
— Послушай, Андреич. Не двужильные мы. Поработали, понюхали пыльцы вволю, теперь пусть и другие попробуют…
— Давайте, ребята, сразу ответим себе: зачем мы сюда приехали — пенки снимать или работать? — спокойно сказал Власов. — Работа только начинается, и от того, как мы настроим себя, будет зависеть не только ее успех, но и наши личные, и производственные дела.
…Когда речь заходила о бригаде Власова, часто упоминалось слово «опыт». Но ни в автотранспортном участке № 4, где работает бригада, ни в редакции многотиражки «Ударная стройка», ни в парткоме я так и не уяснил толком, что же это за опыт.
Мне нравилось доброе мужественное лицо Власова с небольшой глянцевой бляшкой ожога на подбородке, его чистая синева глаз, нравилось, как он, спокойно поглядывая в зеркальце, виртуозно пятит огромный неуклюжий «КРАЗ» к самой кромке глубокого котлована, каждый раз рискуя сорваться вниз…
«Вот он, его опыт, — думал я. — Высокий класс мастерства и любовь к машине, которая, как костюм хороший, ему по плечу».
Но ведь высокая классность и любовь к профессии — это есть хороший шофер. Выходит, у Власова и его товарищей должны быть свои какие-то секреты. Ведь даже в дни осенней распутицы, в самую неприятную для землеройщиков пору бригада выполняет месячные задания на 195—200 процентов. За счет чего?
— Прежде наши водители работали по раздельным нарядам, то есть каждый за свои тонно-километры отвечал. Теперь наряд у бригады общий. Простой одного сразу же отразится на работе всех. Как-то у Володи Петина сразу два колеса прокололо. Один бы он пару часов провозился. А тут навалились миром: кто домкрат тащит, кто камеру-запаску… Вскоре машина была уже на ходу.
Власов нажал на педаль акселератора, и рев двигателя заглушил его голос. Мы опять поползли вперед.
— Бригада у нас комплексная, — продолжал он. — Тут важно суметь сделать точный расчет, сколько ходок потребуется машине на весь объем разрабатываемого грунта и определить конкретные задания экипажам на каждую смену. И еще. Мы всегда стараемся определить наиболее экономный по времени порядок движения машины на трассах. Стройка большая, плотно насыщена транспортом, надо уметь выбрать «короткие» дороги для перевозок.
Юрий Андреевич взглянул на часы и сказал:
— Ровно пять. Через час движение здесь поутихнет, дороги освободятся.
— Но ведь и вы в шесть закончите работу?
— Нет. Бригада еще поработает. Мы сместили, переставили начало и конец рабочего дня. Летом, например, выезжали на стройплощадку не в восемь утра, как все, а в пять. Тишина, дороги еще не загромождены. И пока стройка проснется, мы уж половину дневного задания выполним…
Снова подъезжаем к экскаватору. Власов не выходит из кабины, знает, что не успеешь закурить, как уж отъезжать пора.
— У нас секретов нет. Что-то хорошее придумаем, с другими делимся. Не против и у соседа позаимствовать. Есть в нашем управлении комплексная землеройная бригада Бориса Щербинина. Смекалистый человек, и ребята в его бригаде как на подбор. Помню такой случай… Возводили плотину. Самосвалы выезжали из карьера на главную дорогу, загруженную встречным транспортом, и шли со скоростью 20—25 километров в час. Щербинин пешком прошел всю трассу, учел, что с обеих сторон ее, вдоль лесополос, бегут две грунтовые дороги. Правда, узкие, все в колдобинах, но мы проутюжили их бульдозером. И уже через два дня вдоль одной стороны лесополосы пошли груженые «КРАЗы», вдоль другой — порожние. В итоге — освободилась основная трасса. А, главное, техническая скорость наших самосвалов повысилась до 40—45 километров в час…
В кабину залетел крик. Власов притормозил. На обочине в колдобине сидел самосвал. Его водитель, рыжеватый паренек, умоляюще махал нам руками. А минут через пять он, улыбаясь, высунулся из кабины и по-ротфронтовски потряс кулаком, благодаря Власова за помощь. Забегая вперед скажу, что в тот день Юрий Андреевич отбуксировал, выручил еще четыре «МАЗа». Я спросил:
— А кто вам это время учтет?
— О, на этом не сэкономишь. Помощь товарищу — прежде всего в нашем деле. — И в этих словах проглянула его строгая мужская шоферская душа. — Например, во время пересмен я ставлю машину и пишу записку: «Володя, все в порядке, можешь ехать». Мой сменщик не тратит время на осмотр машины. Залил воду, сел и поехал.
Я знал, что бригада Юрия Власова заключила договор на соревнование с бригадой Юрия Афанасьева из «Куйбышевгидростроя». Как идут дела у соперников?
— Сильная бригада, — с симпатией отозвался Власов. — Но это даже лучше. Недавно я встретился с Афанасьевичем, он приезжал к нам. Рады были поделиться всем, чем могли. И он не таил секретов. Хороший бескорыстный человек. Понимает: дело не в том, чья бригада первенство займет, а в другом, более важном…
К вечеру в воздухе закружились снежинки, подул ветер. Снег и сумерки заставили включить свет фар.
— Андрейка, сынишка мой, истосковался по большому снегу. Лыжи давно приготовил. — Юрий Андреевич задумчиво улыбнулся.
— Два сына у нас. А недавно, в ноябре, дочка родилась. Таней назвали. Поездили мы по многим стройкам. Теперь думаю здесь навсегда закрепиться. Работы впереди много. И вообще, тут город рядом. Детям удобно: школа, институты, техникумы — все под рукой. Пусть учатся. Мне самому-то много учиться не пришлось. На фронте отца убили. После восьмилетки я на шофера выучился, потом служба в армии, затем стройки, стройки…
Опрокинув в траншею многотонную ношу, наш «КРАЗ» облегченно откатывается в сторонку, уступает место следующим.
* * *
Мы с Юрием Власовым едем к вожаку бригады монтажников Анатолию Мордовченко. Ребята только что закончили гидроиспытания трубопровода на эстакаде. Несмотря на скверную погоду, настроение у них было бодрое.
— Ветер лихачит, прямо-таки хулиганит ветер. А это большая нам помеха, — покуривая, пожаловался Анатолий Мордовченко. — Однако унывать нам нельзя, да и по долгу службы не положено. С плохим настроением на земле дело не клеится, а на высоте — и подавно…
Анатолий взглянул на часы и сказал:
— Пойдемте к нам в поселок. Сегодня у нас концерт.
Возле дверей клуба «Молодость» афиша. Она приглашает на вечер-концерт «Огонек» и танцы. Играет эстрадный оркестр «Голубой факел».
…Где-то там, за стеной, морозный ветер свистит в бетонных стволах эстакады, где-то там, в лучах прожекторов, заснули, подпирая низкое ночное небо, долговязые краны. А тут светло, тепло, многолюдно. В открытые двери клуба валит молодой народ — балагуристые девчата и ребята. Строители. И уже заняты все места, детвора усыпала пол до самой сцены.
Звучит незнакомая песня:
…Скоро здесь с оренбургской орбиты
Старты возьмет голубой огонек.
— Это, кажется, про вас, газовиков? — я тихонько толкаю под локоть Анатолия Мордовченко.
— А разве не знаете? Эта песня называется «С оренбургской орбиты». Дядя Петя, наш мастер из стройуправления, слова написал.
Видно, дорога для Петра Ивановича Шевцова стройка, коль стихи о ней пишет.
Я слышу со сцены голоса монтажников, участников художественной самодеятельности. Им все подвластно — и высота, и песни. И вертятся в голове слова Анатолия:
«Работа у нас, конечно, не из легких: строить крыши для людей! Но нет дороже того дома, который возвел своими руками. Тогда ты знаешь и вес цемента, и вес арматуры, и вообще вес всего в жизни».